Громоотводчики

Никакой транспорт не будет попутным, если не знаешь, куда идти. Эдгар Аллан По

      Ему уже было всё равно, кто или что подсказывало, что нужно делать, куда идти и как смотреть. Вчерашний кошмар с кровавой спиралью повторился ярче и образнее. На этот раз не было никаких тригонометрических формул, иксов и функций. Кровь хлестала из чьего-то разорванного горла, яркими ягодами выступала прямо из-под кожи, капала с пальцев смутных силуэтов, тёмных и бесконечно-знакомых. Она пылала бело-синим огнём, в её горячих потоках бились две жар-птицы или, может, два феникса, и в силуэтах разлетающихся брызг на долю мгновения отражались вымощенные телами мостовые незнакомых, нездешних городов. И такой же нездешний голос, в котором с большим трудом угадывались реевские интонации, увлечённо говорил что-то о жизни и смерти. И этот голос тоже сочился кровью и пылал огнём, то сгорая, то вспыхивая вновь, вгрызаясь в уши с удивительной силой. Так же, как вгрызался в уши его собственный голос, голос Ала, холодный и отчуждённый, обращающийся, кажется, к нему самому.       Ал чувствовал, что ещё немного, и он сойдёт с ума. Проснулся он от собственного крика с температурой под тридцать девять, в четыре утра пил дрожащими руками протянутые антибиотики («Ал, маленький мой, у тебя же нет времени болеть сейчас, ты понимаешь? Давай я отзвонюсь твоим учителям, отменим дополнительные занятия? Как сдашь, так сдашь, ты только не болей и не нервничай зря!»), в шесть без сна встречал рассвет, в семь, беззвучно одевшись и схватив портфель, выбрался из окна и понёсся к школе.       Он просто знал, что Рей будет там. В здании находились только несколько охранников и техничек, и двери были для учеников заперты. Но новенький тоже находился на территории, должно быть, сидел где-то в тени садика, окрещенного детьми «скотские-деревья-опять-их-белить-чтоб-вас-спилили», ждал начала уроков — или не их?       Воспалённое сознание отказывалось адекватно воспринимать действительность. Что так упорно нашептывало ему, что случится уже через секунду? А какая разница? Вчера новенький назвал его по имени, этого самого имени не зная. Исчез с тела здоровенный кровоподтёк, появившийся от удара, который относительно опытный борец Ален даже заметить не успел. Он узнал, что в карманах гопников ножи, не видя их, и предугадал момент удара так, что смог его избежать. Две ночи подряд ему снились одинаковые кошмары, и после каждого из них головная боль становилась сильнее.       Право, после всего этого несмолкающие позывы проснувшейся впервые за семнадцать лет интуиции казались совершенно невинными. Почти обыденными.       — Ты как это сделал?! — крикнул он, издали заметив золотисто-рыжую копну нечёсаных волос.       Рей не ответил и головы не повернул. Ал скрипнул зубами (голова ответила протестующим треском) и подошел, шумно бросив на скамейку свой рюкзак.       Новенький явно намекал, что на расстоянии он говорить не станет — ещё чего, голос повышать! Нужно было тут же послать его лесом, полем и ковыльной степью и, возможно, добавить ещё пару адресов, отправиться куда человек приличный явно постеснялся бы. Но снова это странное чувство безотчётного уважения младшего к старшему и опытнейшему заставило подойти, а потом начать вновь, тише, с меньшей претензией в голосе и более конкретно:       — Ты знал, как меня зовут.       — Другие обращались к тебе «Ал».       Когда это?       Снова в серых глазах была эта странная, едва уловимая и незлая насмешка. Ален ответил воинственным взглядом.       — Ты очень хорошо говоришь по-русски.       — Да.       — Ты жил в России раньше?       — Нет.       — Ты вообще когда-то учил этот язык?       — Нет.       Улыбка Рея чуть изменилась. Она была такой же иронично-приглашающей, как жест директрисы вчера. Давай, мол, думай. Предполагай. Это будет забавно.       Ал выдохнул сквозь сжатые зубы. Новенький явно не врал — он это снова знал, как данность. И потому пытался найти нужный вопрос, который хоть немного прольет свет на ситуацию.       — Кровоподтёк, кстати, исчез.       — Я знаю.       Ал прикусил губу. Что значит «знаю»?       — Но не должен был.       На это Рей никак не ответил, только улыбнулся одобрительно. Улыбчивый он сегодня, просто жуть. И всё ещё чего-то ждал. Явно не того, когда Ал наконец-то додумается до чего-то, что этому новенькому казалось очевидным и никак иначе. И не начала уроков точно. Ал прикусил губу сильнее.       А чего тогда он ждал?       — Кровоподтёки так быстро не рассасываются. А тут — ни следа не осталось. Как ты это сделал?       — Не я, а мазь, — мягко поправил Рей и в очередной раз глянул на часы над главным входом в школу.       — Мазь, — мрачно повторил Ал.       Он издевается?       — Мазь ведь ты дал. Ты точно знал, что она поможет, ничего не спросил про кровоподтёк, и вообще… — впервые в жизни Ал понял, что означает «задохнуться негодованием». Слова были, так много, что они кружились где-то глубоко внутри и, казалось, прыгали прямо на диафрагме, отчего воздух не доходил до неё и выходил наружу свистом, но не связными предложениями. Потребовалось почти две минуты, чтобы успокоиться и закончить. — Мазь — средство. Никто не говорит, что аппендицит вырезает скальпель. Это делает врач. Так и кровоподтёк ты залечил.       — Я и твои головные боли вылечить могу.       Он сказал это так просто и небрежно, что Ал чуть не задохнулся воздухом второй раз.       — Я не говорил тебе…       — Ну разумеется, — легко отмахнулся Рей и в очередной раз покосился на часы. Стало неуютно. — Но ведь сути это не меняет. Головные боли так или иначе должны были проявиться. Как и всегда.       Всегда. Ал внезапно почувствовал происходящее элементом какой-то системы, о которой он сам понятия не имел, а этот новенький, выходит, прекрасно знал. Знал, потому что и сам был её частью и действовал так, как было заложено в него инструкцией. Ал тоже жил по системе: он сначала ходил в садик, потом в школу, теперь вот готовился к экзаменам, чтобы получить хорошее образование, диплом и устроиться на работу. Его инструкцией было старание, этикет, мораль, законы, правила. А система Рея, видимо, предписывала ему появляться из ниоткуда, всё про всё знать, лечить так, будто Гиппократ приходился ему сыном, и ждать чего-то важного.       Разумеется, важного. Так цепко следили за секундной стрелкой только те, кто ожидали чего-то головокружительного, сверхъестественно-ценного… Или те, кто чего-то опасались.       Ал ухмыльнулся через силу, с трудом искривил губы так, что вышла не улыбка, а болезненный оскал. Его ощутимо морозило.       — От кошмаров тоже исцеляешь, златокудрая Изольда?*       Рей вопросительно вскинул брови, явно не поняв иронии, и переспросил совершенно серьезно:       — Кошмаров?       — А что, так не «всегда»? — Ал попытался вложить в слова как можно больше яду. Куда там отравленным копьям и драконьему дыханию!       Казалось, Рей просто обязан был упасть замертво, но он лишь терпеливо отозвался:       — Вторичные симптомы вариативны. Но кошмары — это интересно.       Ал потёр лоб, чувствуя, как к горлу подступила лёгкая тошнота. Наверняка так же себя чувствовали при сотрясении. Потому что Ален прямо ощущал, как всё вокруг него сотрясалось и рассыпалось на составные части. А может, не рассыпалось, а просто проминалось под эту самую чужую систему, куда Ала пытались утянуть чьей-то волей.       Боль находила волнами. После очередной Ал пошатнулся, нашарил рукой скамейку и тяжело опустился на нее. Правая рука по привычке полезла за анальгином. Нужно было выпить как минимум две таблетки. А лучше — четыре. А ещё лучше — снова обратиться к врачу, потому что мир вокруг уже плыл, смазываясь и задорно расфокусируясь.       — Не подействует, — совершенно спокойно заметил Рей, наблюдая за тем, как Ал пытался вскрыть бумажную упаковку. Холодные пальцы нездорово подрагивали, решительно не желая слушаться. — Тебе нужна помощь.       В ответ удалось издать что-то, одновременно похожее и на фырканье, и на бульканье, и сунуть ему упаковку.       — Я не это имел в виду, — спокойно подметил он и аккуратно надорвал упаковку, протягивая обратно её и извлечённую таблетку. — Ты можешь их сотнями есть, какая разница, если воздействуешь не на то?       — Что тебе надо? — рыкнул Ал. В смысле, попытался, потому как вышло жалобно.       — Мне лично от тебя ничего не нужно, — улыбнулся Рей и, кинув взгляд на часы, тяжело вздохнул. — Обычно я вообще начинаю этот разговор не так.       — Обычно? — А вот иронию получилось передать вполне доступно.       — Да. Я не совсем понимаю, почему вышла такая задержка, спирали словно что-то распрямляет, или, может, сбивает координаты, — задумчиво кивнул Рей. Ал не сомневался, что обращаются не к нему. Новенький озвучивал собственное неумение, понятное и нужное лишь ему. Новенький?.. Ален прикусил губу, чувствуя себя так, словно это он попал в новую компанию, и сейчас его посвятят в её обычаи. Он поморщился и поднёс анальгин ко рту. — До сих пор говорить приходилось уже на мес… Да сгорите вы!       Таблетка, разок перевернувшись в воздухе, упала и затерялась в по-весеннему сочной траве. Ал почувствовал толчок в плечо, слишком сильный и выверенный, чтобы была хоть какая-то надежда усидеть на скамейке. Прямо пред носом беспомощно свалился рюкзак.       — Вставай, — резко бросил Рей, и что-то в его голосе Ала буквально подбросило, не оставляя ни секунды для вопросов и возражений.       Скамейка, на которой они сидели, маслянисто поблескивала на свету сонного утреннего солнышка. Словно кто-то окатил её бензином и теперь надо только…       — Ал, — голос Рея прозвучал настолько напряженно, что Алену сразу стало не по себе. Новенький смотрел куда-то на пустой дворик, не отводя глаз, судорожно всматриваясь в световые блики и клубящуюся в воздухе пыль. — Ты задашь все вопросы потом. А сейчас медленно отойди мне за спину и делай, что скажут.       Голову вновь прострелило болью, руки, подхватившие рюкзак, дрожали. И всё же Ал каким-то чудом смог выпрямиться и шагнуть за спину Рея, вновь замершего в позе борца. Интуиция твердила об опасности громко, почти перекрывая дальний шум машин и гул просыпающегося города. Предчувствие не волновалось так, когда на Ала кинулись два идиота с ножами — что же происходило сейчас, раз даже шестое чувство вне себя от ужаса?       — Убирайтесь, — отрывисто бросил Рей, всё так же глядя туда, где ветер гонял по кругу пыль.       Ветер? Какой ветер? И почему по кругу? Снова так ровно, что хоть бери и переноси его в ЕГЭ-шные задания!       — Разойдёмся с миром. Или вам так нравится на меня скалиться? — На этот раз в голосе Рея была самая настоящая насмешка, злая, колкая. Ал и сам почувствовал, что против этого человека он бы выходить не стал ни за что на свете. — Так зубы недостаточно острые. Рискуете обжечься.       Ветер свистнул, хмыкнул зло, взметнул пыль выше, раскручивая широким смерчем и бросая в лицо, как перчатку. Поток воздуха взметнул лёгкие ветки деревьев, поиграл листьями, скользнул пальцами в волосы, хлестнул по лицу и захохотал вновь, с откровенной угрозой.       Рей медленно поднял открытую ладонь.       — Как угодно.       И ветер, разбиваясь о его ладонь, разорвался надвое, распался, лопнул, открывая взгляду остро сверкнувшую вспышку. Ал и разглядеть её не успел, как Рей уже, поджав губы, резким и быстрым ударом предплечья отбросил её назад, навстречу ветру.       Звук был такой, будто хлопнул вырвавшийся из рук парус. Ветер безвольно скользнул вниз, как кожура с апельсина в низкокачественных мультиках, открывая взгляду несколько силуэтов. Ал снова ничего не успел разглядеть.       Голову прострелило болью, рюкзак показался ужасно тяжелым, а выложенная серой галькой дорожка внезапно опасно накренилась. Рей стремительно обернулся, поймал его за плечо и встряхнул, не давая повалиться на землю.       — Не время Ал, совсем не время. — Ал чувствовал, как чужие пальцы впиваются в плечо, но боли почти не ощущал. Слова и даже тактильные ощущения пробивались к разуму с трудом, словно он укутался в тёплое ватное одеяло. — Давай потом, ладно?       Да я бы с радостью, хотел сказать Ал. С превеликим удовольствием вообще бы никогда этого не чувствовал. Но вместо слов изо рта вырывалось хриплое дыхание, а мир в очередной раз скакнул вверх-вниз. Цветные, неестественно-яркие пятна всплыли перед глазами, отнимая ещё и зрение. Или это всё же не галлюцинации?       — Рей, — хрипло выдохнул Ал, и кто бы знал, каким усилий ему стоило это короткое слово!       Рей быстро глянул на пятна: синие и зелёные кляксы, хватающиеся за воздух и быстро распухающие, щерящиеся отростками во все стороны. Отростки шевелились хаотично, слепо молотили по воздуху.       Ал снова просто знал, что, нащупай такая мерзость их, будет плохо.       Очередной толчок чуть было его не опрокинул. Тело было совершенно ватным, но как-то, отлетев по инерции на два шага, всё же доказало могущество силы сопротивления поверхности и замерло. Рей снова оказался рядом, что-то зашипел — разобрать Ал уже не смог, — и чуть ли не пинком направил Ала в примыкающий к школе проулок. По нему часто сбегали с физкультуры или субботника. Ал и сам знал эту дорогу очень хорошо, но теперь, когда верх и низ слились воедино, никак не мог сориентироваться.       Рей замешкался где-то позади. На дорогу впереди упал алый отсвет, на миг, казалось, затопив асфальт кровью. Ал с усилием сделал шаг, другой, третий, попытался чуть прибавить скорости, а затем почти сорвался на бег, с трудом удерживаясь на ногах, но не позволяя себе остановиться. Потому что, раз остановившись, он точно упал бы и уже не поднялся.       Рей выскочил сбоку, без труда догоняя и стирая со щеки капли крови. На бледной коже они выглядели жутко и, казалось, вырастали сами, вылезали из-под кожи, потому что ран не наблюдалось.       Как яркие ягоды, просачиваясь сквозь кожу.       Чтобы потом хлынуть рекой, слиться с другими бурными потоками и вместе хлынуть в бесконечность, закручиваясь в кровавую спираль.       Чужие пальцы вновь сжались на плече, вынуждая свернуть в очередной переулок, и затем удержали, не давая впечататься в стенку. При этом глаза у Рея остались спокойными. Он даже не запыхался после пробежки. И только по редким судорожным движениям было заметно, что и он спешит, нервничает и, кажется, даже ошибается, нервничая из-за этого ещё больше.       Ал тяжело опёрся о стенку. Она показалась настолько холодной, что почти обожгла пальцы. К такой только пылающим лбом прижаться, зажмуриться, а там будь что будет. Хоть пропасть, хоть под землю провалиться, хоть в эту самую стенку впитаться. Даже интуиция замолкла, сморённая, примятая под боль. Теперь пульсировала не только голова, электрические разряды стягивали сетью всё тело, ломая, выкручивая конечности, скользя сталью по коже, ввинчивая раскалённые прутья в органы. Ален в очередной раз почувствовал во рту привкус крови и понял, что прокушенная губа тут ни при чём.       Из кармана Рея первой показалась цепочка из чёрного металла, длинная и тонкая, с надёжным якорным плетением. А затем вслед за ней на свет непогожего утра вынырнула и подвеска, если это можно было назвать так. Из странного минерала, похожего на застывший в бесконечном движении огонь; из алой густой крови, медленно и тягуче изливающейся куда-то в антрацитовую бесконечность. Неподвижная красная спираль, которая, казалось, неуловимо шевелилась под пальцами и в то же время формы не меняла. Несущая запах крови, пламени и терпкого вина.       Ал запоздало почувствовал, как горло стискивает безотчётным ужасом.       Сознание на миг прояснилось, ровно настолько, чтобы увидеть, как Рей с отчаянной надеждой в глазах прижал спираль к кирпичной стене, царапая камень, но не амулет.       — Ну давай, — таким тоном, что разжалобилась бы даже гранитная скала. — Давай! Да что же это за аномалия-то такая!       Окрик заставил его вздрогнуть и сильнее вжать голову в плечи. Напряженная рука с амулетом чуть отдалилась и снова ударила спираль о камень.       — Убегаешь? — рявкнуло за спиной так, что даже Ал, который вообще не разбирался в ситуации, понял, что как раз-таки «бежать» — это лучший вариант.       — Давай, — снова умоляюще прошептал одними губами Рей.       И тут же спираль плеснула кровяными брызгами и закружилась так быстро, словно была прикреплена к шуруповёрту. Между пальцами скользнула чёрная цепочка, словно впитываясь в амулет, и Рей, бледный, как покойник, шагнул назад, выпуская его из пальцев.       А спираль не упала. Наоборот, она продолжала бесконечное вращение, вгрызаясь в стену так, что Ал удивился, как это каменная крошка во все стороны не летела. А ещё она росла, увеличилась, наливалась цветом, заливала кровью, огнём и вином штукатурку. Проваливалась в кипящую смолой бесконечность.       Ал до боли закусил губу, чувствуя, как понемногу пробуждается сознание. Интуиция молчала, не давая подсказки. Звуки слились в один сплошной гул и бульканье, стена под руками холодела, хотя уже, казалось бы, некуда.       В голове росло и крепло желание идти куда угодно, лишь бы оказаться подальше от этой спирали, от стены, которой она касалась, и крови, которой она полнилась. Но ноги подвели, Ал едва не упал и снова почувствовал, что его придержали за плечо.       Придержали и в очередной раз толкнули, но не в сторону, как обычно, а вперёд, навстречу спирали.       И снова под кожей скользнула тугая бесконечность, алое забилось в глазницы, а солёное, терпкое, горячее — кровь, вино и огонь, — хлынуло в рот и нос, отрезая путь воздуху.