Громоотводчики

Из какого ты теста? И где твоё место? Только тебе известно. Оставаться здесь бесполезно, Осёдлан твой конь И где-то внутри горит огонь. В груди, за маленькой дверцей, Храброе сердце, Тёртое солью с перцем. Наполняет ветер ладонь, И мчится твой конь, И где-то внутри горит огонь. Северный Флот, "Странник".

      Судить о том, насколько Ал устал, можно было по тому, что после обморока он неожиданно почувствовал себя отдохнувшим и даже какое-то время вставать не хотел.       Всего несколько секунд, правда. До тех самых пор, пока не понял, что его удобное ложе — мощёная улица, волосы ерошит ветер, а головная боль вовсе не унялась, а всего лишь перестала донимать, отступив перед беспамятством. Мгновение ушло на то, чтобы мысленно посмеяться: «Третий раз за год сознание теряю. Ещё не хватало картинно хлопнуться в обморок прямо на ЕГЭ». А потом всё закружилось, завертелось, ужалило в сознание пряной волной воспоминаний и боли, заставило спешно подскочить и оглядеться.       Подскочить, конечно, это громко сказано. Ал лишь едва отодрал голову от вполне себе уютной поверхности земли, устремился в небо в попытке от этой поверхности всё же оторваться… Но сто раз прав был тот, кто сказал про «рождённого ползать». Бесконечные голубые дали не пожелали дать ему крыльев или хотя бы сил принять вертикальное положение. С уже знакомым полувздохом-полустоном Ал рухнул на место и отчуждённо подумал, что здесь не так уж и плохо. По крайней мере голова не так сильно болит.       — Очнулся? — поинтересовалась внезапно возникшая перед глазами обувь.       Ален с усилием проморгался и попытался повернуть голову так, чтобы можно было покоситься на того, кому обувь всё-таки принадлежала. Голова поворачиваться не хотела, гудела и трещала так, что хоть вой.       — Очнулся. — Голос был до противного жизнерадостный. Так и хотелось огрызнуться в ответ, потому что нервы порядочно сдавали. Но общая слабость довольно быстро убедила Ала, что глубокомысленное молчание подойдёт ему куда больше. — А ты крепкий. Первый раз попал в портал и отделался лёгким обмороком! Меня после такого чуть ли не по частям собирали.       Будь у него хоть малейшая возможность ворочать языком, Ал ответил бы, что он тоже вполне себе «по частям». Если стыков не видно, это не значило, что их совсем нет.       Под нос ткнулась открытая ладонь. Какое-то время Ал мрачно изучал её и даже отчуждённо пытался найти линию жизни. Затем сработал условный рефлекс, и он сумел вытянуть собственную руку из-под тела. Успел подумать: «Так себе момент для рукопожатия», как вдруг его с неожиданной силой вздёрнуло вверх. Прямо-таки нечеловечески сильно, Ал уже мысленно приготовился одержать убедительную победу над гравитацией. Голова в очередной раз взорвалась болью, и Ал, только поднявшись на ноги, тут же попытался вернуться в прежнее положение, пошатнувшись и сделав несколько нетвёрдых шагов назад.       — Тебе там больше нравится? — дипломатично поинтересовался Рей, за запястье возвращая его в стоячее положение.       Ален кивнул настолько осторожно, что голова даже заболеть не успела. И в целом усиливающих ощущения факторов было не так уж и много. Вокруг царила изумительная тишина, как на диком пляже. Солнце не пекло в макушку, гул машин не закладывал уши, и говорить его никто не заставлял. Красота!       Только через несколько секунд Ал понял, что в чём-то сильно ошибся. Гул автомобильного потока, который в час пик должен был находиться в критической точке, каким-то немыслимым образом обратился в ноль, и это в центре города! Ал осторожно покосился за плечо Рея, туда, где пролегала дорога. И вместо относительно целого асфальта увидел, несомненно, красивую, но совершенно непрактичную выложенную плиткой широкую дорогу. А в центре неё вместо «линейки» какой-то непроходимый дурак огромную клумбу устроил.       Рей глядел всё так же, молча, терпеливо, словно признавая право Алена озираться и задавать вопросы. Насмешки в его глазах теперь не было, только задумчивая собранность. Так смотрел отец Ала, когда пытался вспомнить, какие же удивительно важные бумажки он ещё не составил для отправления «наверх».       От нового приступа боли Ал выдернул руку из чужих пальцев, судорожно сдавил виски и отшатнулся так, что ударился лопатками о стенку. Перед глазами поплыли малиновые круги, и Ал понял, что сейчас попросту опять упадёт, демонстрируя иностранцу занимательные особенности русской игрушки-неваляшки. Точнее, в данном случае «невставашки» с полярными свойствами.       — Ну что ты делаешь? — в голосе Рея впервые прорезалась усталость. Интонации были прямо как у воспитателя в детском саду. Он подошёл и задумчиво отстранил руки Ала, уже самолично осторожно ощупывая вспухшие вены на висках. Затем тяжело вздохнул, и в его тоне мелькнула смутная тревога. — Я так себе со всеми этими блоками, так что может быть больно и поможет ненадолго.       Говорил он о чём-то за пределами понимания Ала. Но тут снова глубоко внутри заворочалась интуиция, вгрызаясь в воспалённое сознание тонким ручейком здравого смысла. Ал искренне гордился тем, что смог не только членораздельно ответить, но даже натянуть на лицо усмешку.       — А говорил, можешь вылечить боль.       — Тут нужно не совсем лечить, — задумчиво поправил Рей, вглядываясь во что-то, ему одному и ведомое. — Не синяк ведь.       Точно не синяк.       —…И специализация не моя. Чтобы совсем убрать причину и последствия, нужно время. Сейчас попробую притупить ощущения.       Ал собирался было переспросить, но тут Рей переместил левую руку ему за затылок и что-то неслышно выдохнул себе под нос. Если там и были слова, то они сорвались с губ вместе с дыханием и растворились в нём так, что и звука не услышишь. А чужие пальцы, и без того, кстати, горячие, казалось, просто прожгли дыры в черепной коробке. Ал зажмурился, чувствуя, как голова разрывается надвое, как боль льнёт к этим пальцам, устремляясь к затылку и правому виску. Затем Рей, не отрывая рук от его головы, чуть переместил ладони по кругу, и боль, подчиняясь этому движению, потекла по часовой стрелке внутри черепа, словно она была жидкостью, и сейчас её взяли и перемешали, чтобы к посудине ничего не прилипало.       Глаза почти слезились от боли, в ушах стоял противный гул, а в голове, казалось, весело нарезает круги золотоискатель с киркой. То туда острый край всадит, то сюда. И так происходило бы, либо пока он не найдет золото, либо пока Ал попросту не скопытится от этих ощущений.       А потом волна улеглась. По пальцам пробежало приятное тепло, и голова, давно и уверенно гудящая, внезапно стала такой лёгкой, что, казалось, могла бы запросто оторвать своего хозяина от земли и унести подальше из этого сумасшедшего дома.       Рей убрал руки и отступил на шаг, сияя уже знакомой вежливой улыбкой.       — Не знаю, как долго будет работать. Пару часов точно. Фонит от тебя, парень, так, что и самому обжечься можно.       Теперь уже Ал глядел на него молча, но не с вежливым любопытством, а мрачно, исподлобья. Этот взгляд с натяжкой, но признавал право Рея говорить, но только коротко и по делу и, желательно, чтобы это была последняя их встреча. Дураком Рей не был. Он вздохнул, машинально растрепал пятернёй и без того нечёсаные волосы, затем скрестил руки на груди и привалился к стене, видимо, пребывая в полной уверенности, что они тут застряли надолго. От этих молчаливых деловитых приготовлений Ал почувствовал мимолётный укор совести (он даже рта не раскрыл, но всё равно умудрился сморозить какую-то глупость, или должен был сморозить, и добрый Рей заранее давал ему индульгенцию), но тут же затолкал стыд поглубже и заговорил:       — И что? Ты даже не начнёшь держать речь про какую-нибудь магию, миссию, избранных? Не станешь убеждать в том, что я не сошёл с ума? Ничего не будешь доказывать?       Рей сдержанно улыбнулся.       — Нет.       — Не по сценарию.       — И пусть, — он пожал плечами и с явным наслаждением подставил лицо солнцу, зажмурившись так, будто был на прогулке или валялся на траве в каком-нибудь чистеньком парке. — Ты не ребёнок, сам всё понял. И принял тоже сам. Нет, ты, конечно, можешь ещё немного поартачиться, самого себя объявить ненормальным, и меня заодно, сказать, что тебя разыграли или подставили. Но на деле-то ты давно всё проанализировал…       Хуже и представить нельзя.       —…Сделал выводы…       Ещё бы!       —…И смирился.       — Часто имеешь с таким дело, да? — мрачно буркнул Ал и, чтобы создать видимость какой-то деятельности, стал подтягивать лямки рюкзака.       — Я говорил, что обычно всё проходит несколько не так, — легко отозвался Рей и краем глаза покосился на него. — В твоём случае что-то распрямляло спирали, и я никак не мог настроить переброску вовремя. Иначе бы мы улетели ещё до нападения на тебя и поговорили уже здесь. Не знаю, что за аномалия так помешала…       — Магнитная, — машинально буркнул Ал, не отрываясь от лямки рюкзака.       Рей вопросительно вскинул брови.       — Что?       — Курская магнитная аномалия. Компасы не работают.       — Возможно. Если точка входа изначально была искривлённой, задержка для создания портала могла возникнуть… — Казалось, Рей всерьёз задумался и подкинул на ладони амулет, словно так проще было найти какой-то единственно-правильный ответ. Затем он снова замер на мгновение и глянул на Ала уже знакомо, оценивающе, так, что стало почти ощутимо зябко. — Спорить, значит, не будешь. Прекрасно. Знаешь, у нас не так уж много времени. Говорить на ходу неудобно, да и подслушать могут. А тут после телепортации помехи будут ещё минут десять. Поэтому я хочу, чтобы ты задал те вопросы, которые тебя действительно волнуют. Всё остальное я расскажу в безопасном месте.       — Ты пытаешься купить меня любопытством и безопасностью? — обречённо поинтересовался Ален.       Рей тут же кивнул.       — А ещё ужином и возможностью отоспаться.       Нет, Рей был совсем не дурак. Ал почему-то подумал, что, даже вздумай он отказаться, этот человек всё равно умудрился бы обставить дело в выгодном для себя свете и получить желаемое. В такой ситуации не возникало ровно никакого желания оттягивать неизбежное, да и упоминание еды и сна в одном предложении составили вокруг этой своеобразной сделки весьма приятный ореол.       — Ты случайно не политикой занимаешься? — буркнул Ал и, надо сказать, сильно удивился, когда Рей внезапно поморщился и неопределённо передёрнул плечами.       — Я бы называл это не так. Итак, я тебя слушаю.       Хотелось, конечно, назло этому совершенно спокойному и уверенному тону делать всё наперекор. Но это попахивало таким ребячеством, которого Ален попросту не мог себе позволить.       Стенка холодила лопатки. В голове царила удивительная лёгкость. Привкус крови исчез, будто его и не было.       — Ладно. Поправь, если ошибаюсь, — наконец выдохнул он и обвёл взглядом незнакомый переулок. — Я так понимаю, мы сейчас где-то у чёрта на куличиках, и, разумеется, вернуться обратно не получится.       — Сам видел, как тяжело настраиваются порталы в эту твою аномалию, — извиняющимся тоном отозвался Рей, однако поправлять ничего не стал.       — Вот-вот. И, наверное, чтобы этот самый портал настроить, нужна твоя помощь.       Рей только улыбнулся.       — Но помогать ты не будешь. — Сдержанный кивок. Прекрасно. — Отобрать у тебя эту штуку и открыть проход самому тоже не получится. Но ты наверняка считаешь, что мне назад и не нужно, потому что…       —…Потому что тебя там прикончат, — подсказал Рей с такой безмятежной улыбкой, что ей целиком и полностью сгладил эффект от собственных слов.       «Знал бы ты, насколько прав», — мрачно подумал Ал, представив, что его ждёт дома, если он действительно сдастся, пойдёт за этим «иностранцем» и не появится дома целые сутки. Или больше? Ведь Рей ни слова не сказал о возвращении, а обещал только «рассказать всё подробнее».       — И сколько, по-твоему, мне нужно тут торчать? — безумная надежда на то, что он переместился куда-то в абстрактное «сюда» ненадолго, всё же пробилась и зазвучала в нарочито-спокойной интонации, сводя на нет все попытки справиться с голосом.       Рей тяжело вздохнул и посмотрел с таким сочувствием, что надежда жалобно пискнула и умерла.       — Никак не меньше четырёх месяцев, ты уж прости. В худшем случае — дольше. Удерживать тебя здесь против воли никто не станет, но я бы не советовал цепляться за нижнюю планку обучения. От того, как ты научишься обороняться, зависит, не убьют ли тебя дома.       — Дома меня убьют в любом случае, — поморщился Ал и уже собрался было спросить, на какое-такое обучение он нарвался, как подал голос явно удивлённый Рей.       — В каком смысле? Тебе что, угрожали? Кто?       — Министерство образования. — Брови Рея настолько выразительно поползли вверх, что это стало почти смешно. — Не бери в голову. Всё это очень не вовремя. У меня экзамены начинаются через три месяца.       На мгновение повисла напряженная тишина. Рей глядел задумчиво, и Алу внезапно показалось, что он просто не имеет права перебивать его мысли.       — Знаешь, Ал, — наконец осторожно начал он, явно с трудом подбирая слова. — Не я выбирал, когда именно сдёрнуть тебя с места. Но, думаю, смерть станет точно такой же преградой для сдачи экзамена, как и твоё отсутствие. Только, в отличие от последнего, гибель исправить тяжело.       Тяжело? Что значит «тяжело»? А, впрочем, Ал внезапно понял, что ответа на этот вопрос он знать не хотел.       Привычная и родная система окончательно прогнулась под чужую и почти без боя отдала своего последователя. Сопротивление угасало, подавленное чужим ледяным спокойствием и непоколебимой уверенностью.       — Это всё, что тебя волнует? Я думал, ты начнёшь беспокоиться о том, почему тебя хотели убить, а не об экзаменах.       Ален с трудом подавил усмешку.       — Ладно. Рассказывай, что посчитаешь нужным.       Столь очевидное недоумение отразилось в глазах Рея, что Ал понял: он в очередной раз выпал из много раз проверенной и надёжной схемы, по которой, видимо, действовал Рей ровно до сегодняшнего дня. Спасибо хоть интуиция не подсказывала, что он ляпнул очередную глупость. Ал невольно задумался о том, что подумают дома о его исчезновении и внезапно почувствовал, как по спине пробежали мурашки. С утра он бился в лихорадке и не мог без чужой помощи сидеть, а потом попросту взял и сбежал через окно, чтобы пропасть на… четыре месяца?       Хуже и представить ничего нельзя.       — Подойди сюда, — негромко попросил Рей и внезапно сделал руками такое движение, словно пытался набрать воды из реки: ладони сомкнуты плотным ковшом и чуть подрагивали от старания не пролить ни капли.       Ал тяжело вздохнул и, чувствуя себя отвратительно, как перед серьезным выговором, перестал терзать лямку рюкзака. Мысль о том, что ему не стоит доверять человеку, который выдернул его из привычной жизни и швырнул в портал, перекрывая все пути отхода, мелькнула и исчезла. Интуиция молчала, совершенно спокойная и расслабленная. Ал понятия не имел, что это означает: то, что сейчас его жизнь и здоровье в безопасности, или что этот человек не причинит никакого вреда. Но, несколько успокоенный молчаливым одобрением шестого чувства, сделал несколько шагов вперёд и замер рядом с Реем.       Он не был безопасен, этот «не-иностранец». Когда он находился рядом, Ал совершенно явно улавливал исходящую от него сдерживаемую силу и что-то странное, пламенно-угрожающее. Но это пламя обжигать не спешило, и угроза предназначалась не ему. Рей был стопроцентно опасен, настолько, насколько вообще может быть опасен один-единственный человек. Но не для Ала и точно не в данный промежуток времени.       Рей осторожно, на выдохе приоткрыл ладони, и по ним потекли тёплые блики. Ал внезапно почувствовал, что не мог оторвать глаз.       В чужих ладонях парил антрацитовый космос.       В сантиметре от тела воздух собирался складками, мялся и темнел, стягиваясь в отчаянно-чёрную бесконечность. И в ней, вырванные из вечного танца тысячелетий, парили сотни искр. Не живые, но дарящие жизнь. Не тёплые, но льнущие к коже, подобно ласковым зверькам. Перед глазами скользили серебристые туманности. Где-то в глубине закручивались в спирали галактики и скользили крошечные быстрые метеоры.       Этот космос вечно изменялся и при этом оставался неодушевлённым.       Ал внезапно понял, в очередной раз просто узнал, что, если чёрная бесконечность соприкоснётся с кожей Рея, то она действительно оживёт и задышит, срастётся с плотью, сольётся с кожей, впитается в подкорку и неуловимо изменится, перенимая черты характера, мысли и желания. Напитается тем огнём, что жил под кожей, и сама вспыхнет белым пламенем, способным и согреть, и испепелить так, что золы не останется.       Но этого не происходило. Рей попросту поймал частицу чего-то обособленного, самостоятельного, способного слиться с любым человеком по собственному выбору. Бесконечность могла перенять любой цвет и стремилась к этому, тянулась к телу, как к единственному источнику живого тепла.       В ладонях Рея парил антрацитовый космос.       И Ал почувствовал сильнейшее желание к этому космосу прикоснуться. Просто чтобы увидеть, как вспыхнут, радуясь встрече, ласковые искры, и цвет бесконечности неуловимо изменится, перенимая что-то незримое, понятное только ему самому — и этим едва заметно пульсирующим сгусткам силы.       Пульсирующим?       Глядя на то, как частичка космоса начала мерцать, отчаянно, безнадёжно, пытаясь найти поддержку и не погаснуть, Ал внезапно понял, что его и самого терзала почти физическая боль. Словно умирало что-то бесконечно-родное. После очередной вспышки, уже почти не дававшей света, сила провалилась в самое себя, не оставив ни следа.       — Меркнет. — Голос Рея был нейтрален до невозможного. Казалось, ни одно живое существо не могло остаться равнодушным, когда прямо в твоих ладонях антрацитовым сердцебиением пульсирует что-то живое, родное и тёплое. Но этот человек лишь пожал плечами и говорил так, будто в очередной — сотый? Тысячный? — раз убедился в чём-то. И только когда Рей порывистом движением развёл руки, словно внезапно потеряв стимул удерживать «воду», стало понятно, что и его это всё же трогало. — Наше магическое солнце меркнет. Сила всегда была относительно бесконечным ресурсом. Относительно — потому что не могло на нашей планете появиться столько людей, чтобы его исчерпать. Сила была в переизбытке. Её хватало, чтобы каждого живущего сделать магом, и сильным. А потом что-то случилось, и наш ценнейший ресурс как будто сам себя изничтожил. Каждое новое поколение было слабее предыдущего. Около ста оборотов назад впервые стали рождаться те, кто вообще не был Носителем и не мог принимать силу. Тогда дефицит стал очевиден. Сами собой вырастали совершенно дикие конфликты. Ситуация несколько выравнивалась вместе с демографическими спадами, но с течением времени вновь становилась критической. Экстренные ситуации рождают экстренные меры. Нашлись те, кто слетелся на падаль. Появились… — Ал почти видел, как он проглотил что-то крайне по местным меркам нецензурное, — активисты. Одни начали выдвигать теории о каких-то карах, грехах и концах света. Другие накинулись на демографический взрыв и заявили, что если Носителей станет меньше, то и силы хватит на всех. В стороне оказались те, кто выдвинул теории «проточности и свежести силы». Они сравнили её с человеческой кровью и решили, что сила так же нуждается в обновлении. Если люди начнут вступать в кровные браки, через некоторое количество поколений семья выродится и изживёт сама себя. Наша сила, как говорили они, находится в изолированном состоянии, не может слиться с аналогичной, и потому самоуничтожается. Если дать определённый толчок, «разряд», как говорили они, обеспечить приток силы со стороны, то фон нашей планеты восстановится сам собой. Если сторонники первой идеи были несколько несдержаны, второй — откровенно радикальны, то третьей — милы и тихи. Они пытались отыскать пути решения проблемы через организацию путей сообщения между насыщенными силой мирами. Большие проблемы начались, когда на руинах древней великой Азатонской Империи нашли артефакты, которые действительно оказались способны на создание межпространственных порталов. Тогда несколько новых мыслителей объединили последователей всех трёх течений. Они выяснили, что сила, наполняющая разные миры, по сути являет собой одну и ту же материю, а значит, слияние действительно возможно. Но оно займёт столетия, да и будет сильно осложняться вечно растущей численностью населения. И не только этим. Есть у нас здесь семьи, которые всегда имели куда больше силы, чем все остальные. У вас бы такие назвали знатью. И были бы правы — эти семьи на самом деле держали в своих руках власть, наследственные способности… да те же деньги. Сила любила их и даже в условиях кризиса одаривала довольно щедро. Появилось подозрение, что такая «знать» стягивает излишки силы для себя и, если ничего не сделать, она постарается отсрочить исцеление магического фона планеты. Ведь это так приятно — быть сильнее, не прикладывая никаких усилий.       Ал никогда не считал себя талантливым физиономистом, а Рей явно был хорош в актёрской игре. Лицо у него было настолько бесстрастным, словно он рассказывал непослушному ребёнку уже осточертевшую сказку. В сотый, наверное, раз, так что она уже не вызывала ничего, кроме лёгкой скуки. И в то же время за ледяной коркой спокойствия (ледяной? Лёд не подходил этому человеку, внезапно уверенно заявила интуиция) скрывалась такая едкая ирония, что она могла прожечь насквозь титановый блок.       — Поэтому знать нужно было убрать и назначить новую. В процессе этого увлекательного занятия Молнии нашли способ забирать магический резерв своих жертв. Сам подумай, какой удобный способ подняться надо всеми в условиях дефицита! И как просто искусственно создать новую знать, которая будет даже сильнее прежней, — Рей улыбнулся, но как-то так, что остро захотелось поёжиться. — Убивать своих последователей было просто, но нерентабельно. Во-первых, это создавало сомнительную рекламу. Кто встанет под знамёна тех, кто убивает своих же людей? А во-вторых, кризис совсем ослабил нас. С такими темпами силу для одного сильного мага пришлось бы собирать годами: из одного убитого мага другой получал совсем крохотный запас сил, а знати во все времена было не так уж и много. Тогда этими «активистами» стали совершаться вылазки с целью найти иномирных Носителей. В нескольких мирах-двойниках было обнаружено пресыщение силой, примерно как в вашем. У вас настолько мизерное количество людей способны стать Носителями, что не имеющая выхода сила стремится наполнить резерв каждого до краёв. Я бы сказал, что любой маг вашего мира стоит двадцатки среднестатистических наших. Есть и другие миры, но там наши встречают определённое сопротивление. Только вы, при таких-то мощных Носителях, совершенно не умеете обращаться с силой, и оттого беспомощные, как котята. Вас можно брать голыми руками, просто-таки охапками хватать и отправлять сюда. Если бы, конечно, были они, эти самые охапки. Впрочем, ваша малочисленность опять-таки на руку. Когда сила пробуждается в ком-то из вас, вы фоните так сильно, что засечь и поймать не составляет никакого труда. Правда, некоторые всё-таки пытаются сбежать или бороться, как делал ты — я, признаться, удивился, когда ты вывалял ту парочку. Получилось изящно, но бороться с магами руками — идея изначально плохая. Может прилететь ударное заклятье, например. Плечо наверняка очень болело и мешало двигаться, а если бы такие отметины были по всему телу?       — Хочешь сказать, те два гопника магами были? — искренне развеселился Ал. А вот Рей, кажется, даже сконфузился.       — Не самые лучшие, конечно, представители. Но в целом — да, и задумка у них была выигрышная. Обставить всё как несчастный случай, поймать, переправить, убить. Всё чинно, бесследно. Значит, даже если в вашем мире есть опытные маги, то они, проанализировав этот случай, не обнаружат ничего, кроме уличной поножовщины, и не станут принимать мер для своей защиты.       — Ты всё видел.       Это не было вопросом. Ален не стал даже удивляться. Только понимал: если ему всё это рассказывают лишь затем, чтобы потом убить, то всякое сопротивление будет более чем бесполезно. Не Рей, так кто-нибудь другой его найдёт. И тогда Ал, конечно, отмажется от ЕГЭ, но слишком уж дорогой ценой.       Дом и родной город словно бы скрылись за поворотом. Назад вернуться не получится, как ни крути.       — Я вижу всё, что мне нужно. — На этот раз улыбка у Рея вышла теплее на несколько градусов. И — он мысли читал, что ли? — Ты, между прочим, напуганным не выглядишь. Скажу тебе, остальные обычно примерно в этом месте начинают волноваться, хочу ли я их убить.       Уставший мозг иногда работал удивительно хорошо. Да и интуиция заводилась с пол-оборота, подсказывая, что собеседник блефует.       — Не хочешь.       — Вот как? — Рей широко улыбнулся, и в его глазах зажегся неподдельный интерес. — Ты можешь это обосновать?       — Ты противопоставляешь себя им. В твоей речи несколько раз мелькали отсылки к «они». Значит, есть ещё и «не они», то есть «я» или «мы». — Ал столько чувствовал себя в глазах Рея дураком, что сейчас наблюдать за его удивлением было исключительно приятно. — Тебе нужно что-то другое.       — Попробуешь предположить? — Рей улыбался, но глядел при этом цепко, внимательно. Он тоже делал для себя какие-то выводы, и, казалось, они ему по душе.       Предполагать Ал умел хорошо и безо всяких шестых чувств.       — А давай. — Это напоминало игру, и Ален, кажется, понял немудрёные правила. — У любой системы есть сторонники и противники. Если ты себя ей противопоставляешь и, более того, мешаешь, значит, ты противник. — Надо же, как улыбается. Рей уже открыл было рот, но Ал быстро перебил его. — Я бы сказал, что ты из старой знати. По крайней мере, не давая забирать магию «иномирцев», ты действуешь в её интересах. И, раз ты пошёл за мной один, значит, уверен в своих силах, что при дефиците позволено не каждому.       Рей задумчиво склонил голову вбок. Он был всё тем же ледяным изваянием, что, впрочем, не мешало понимать, насколько он удивлён.       — А ты мне нравишься. Ни разу ещё на моей памяти…       — Хочешь сдать экзамен по истории и литературе — и не до такого додумаешься, — тяжело вздохнул Ал, и в глазах его собеседника отчётливо проскользнули смешинки.       — Ладно. Хорошо. Ты действительно угадал. Истребить всех у них не получилось. Я и несколько моих друзей сбежали быстрее, чем до нас дошла очередь. И теперь мы делаем, что можем. Предупреждаем об опасности. Отражаем рейды. Наблюдаем. Ждём. Для нас опаснее всего усиление всей той братии, которая хочет набраться магии за чужой счёт. Поэтому мы тоже выслеживаем фонящих Носителей в мирах-двойниках, уводим из-под удара и учим их себя защищать.       — Партизаните.       — А что ещё делать? У них действительно очень много последователей, прекрасно налаженная система разведки и молниеносных нападений. Все, кто открыто к ним не присоединился, якобы заслуживают смерти. Две недели назад они просто стёрли с лица планеты город, потому что узнали, что там собирается оппозиция. Конечно, официально они — террористическая организация и находятся по ту сторону закона. Но ведь это не означает, что против них выступают открыто. Всех «храбрых» уже перебили. Те, кто не согласен и у кого есть хоть немного мозгов, давно ушёл в подполье. Это было единственным правильным решением, можешь мне поверить. В руках Молний стратегические пункты: медицинские учреждения, транспортные пути, центры торговли и даже те школы, которые ещё не закрылись. Они перебили знать, в руках которой была власть и оборонные системы. Если бы мы открыто объявили войну, нас бы уничтожили тоже, — Рей пожал плечами, а затем от тепла, зазвучавшего в его голосе, как будто отогрелись озябшие кончики пальцев. — Мои люди слишком ценны, чтобы вот так взять и выбросить их жизни на ветер. Потому мы столько времени играем в фантомов, партизаним, как ты изволил выразиться, отбиваем города, помогаем иномирцам.       — И пополняете за их счёт свои ряды.       Рей выглядел глубоко оскорблённым.       — Мы не вербуем сторонников. Иномирцы обучаются в нашем штабе, никуда не выходят и вообще пребывают в такой безопасности, что единственная серьёзная угроза — чаем за завтраком обжечься! — Ал с трудом подавил усмешку. Так его задело за живое?       — Только не говори мне, что вы все из себя альтруисты.       — Не скажу. Мы не даём усиливаться сопернику. В нашем мире всё просто — если ты не становишься сильнее, ты регрессируешь. На занятиях с иномирцами мы тренируем и своих собственных людей. Да, в конце концов, те, кто сам хочет пойти за нами, действительно остаются — а это сильные и уже обученные маги. Те, кто отправляются по домам, уже могут за себя постоять и в случае нападения на них прикончат одного-двух дураков. Ты, конечно, прав, — Рей тяжело вздохнул, в очередной раз взлохматив волосы. — В фактически военных условиях это выглядит детским лепетом. Но на большее мы не можем зариться — а отмахиваться от мелочей не имеем права.       — И надолго тогда это затянется? Мелочи, едва заметные партизанские укусы?       — Надолго. Я знаю. Ты думаешь, мы не понимаем, насколько уязвимы? Несколько козырей в рукаве чашу весов даже с места сдвинуть не могут. Заметь, я откровенен с тобой, и говорю не о силах, а о слабостях. Ты беседуешь с представителем проигрывающей стороны. Но что я могу тебе обещать и дать — это защиту и ускоренное обучение, после которого ты вернешься домой… А там уже всё будет зависеть от тебя. Не скажу, что будет просто. Не скажу даже, что не травмоопасно: наилучших результатов достигают в условиях, искусственно приближенных к боевым. Не скажу, что после прохождения обучения ты будешь стоить армии — если за твоей силой отправят десять, двадцать, тридцать человек, то наилучшим выходом будет убегать, ровно как и до обучения. Но это даст тебе шанс выжить. А нам — верить, что твоя сила не обернётся против нас. Шанс — это мало. Но за него многие отдали бы всё, что имели. Знаешь… Нет. У нас нет времени. Ты пойдёшь со мной? Потому что сам я так или иначе убираюсь отсюда.       Он сбежал через окно, чтобы исчезнуть из жизни своей семьи на целых четыре месяца.       Он сбежал за три месяца до начала экзаменов, чтобы учиться чему-то малопонятному и к тому же опасному.       Он сбежал по чужой воле и никак не мог попасть домой, потому что эта же воля встала поперёк дороги.       Какой дурак вернётся туда, откуда сбежал, прежней дорогой?       Рей глядел спокойно. Мимолётная пламенная вспышка, охватившая его в одно мгновение и так же быстро погасшая, улеглась, не оставив следа. Он стоял в устойчивой позе фехтовальщика, которого так сложно сбить с ног, и выглядел так же, как и полчаса, и день назад. Уверенный в себе и непоколебимый до удивления, и в то же время готовый в любой миг сорваться с места: куда-то идти, кого-то спасать, возможно, кого-то убить…       Ему было всё равно, что скажет случайный иномирный знакомец.       Одно решение было относительно выгодно, другое — напротив. Но всё это были такие мелочи, не способные вывести его из равновесия и уж тем более недостойные того, чтобы из-за них переживать. Или он пытался создать видимость подобного отношения.       Если бы не внезапные тёплые блики в его глазах, так неожиданно загоревшиеся, когда Рей начал говорить о «своих людях», Ал в жизни бы не поверил ему.       — Знаешь, шанс — это звучит неплохо. Не менее абстрактно чем то, что нам обещает Министерство Образования. Кстати, у вас часом ЕГЭ по какой-нибудь теории магии не сдают?       Уверенным Рей напоминал ледяную глыбу. Растерянным смахивал на птенца, разве что побольше и не такой вертлявый.       — Кого?..       — Вот и прекрасно! Пошли?       Ален искренне надеялся, что он не делает самую большую ошибку в жизни.