— Вас удивляет, что я, зная о грозящей мне опасности, не хочу отсрочить билля. Вы будете ещё более удивлены, если я вам скажу, что не ведаю опасности. Я просто не могу её себе представить. Обычно у людей страх смерти возникает от желания проникнуть в тайны потустороннего мира. У меня этого желания нет. — Вы абсолютно правы, сэр, — ничего не понял сыщик. Эдгар Уоллес, «Власть четырёх»
Дин Дроссвел выступил вперёд и прицельно плюнул сарказмом: — Хотите анекдот? Собрались как-то неуравновешенный оборотень, мелкая язва, которая бесит свой же отряд, их лживый лидер — и давай думать, что же им такого сделать, чтобы их провальная партизанская войнушка достигла хоть какого-то успеха. Думали-думали, и приняли единственно верное решение: по граблям ходить. Браво! Надо же, как их всех перекосило. Видимо, попал. — Ну что, повторим наш спор? — протянул Дин, улыбаясь под маской. А затем склонился в церемониальном поклоне. — Дуэль на тех же условиях? Правда, на сей раз вмешиваться я никому не позволю. Судя по выражению лица, Реюшка чего-то такого ожидал. То есть, морда у него была как всегда, неподвижно-отстранённая с претензией на безэмоциональность, глаза глядели прямо и холодно, руки напряжены, но понять, для боя или от нервов, не представлялось возможным. Вот только Дин знал этого гордого идиота лучше и дольше всех. И он видел то, о чём другие могли только догадываться. Реюшка был напуган. «Правильно, бойся. Бойся, делай ошибки, подставляйся. Дай мне убить тебя. Лучше я, чем они, правильно? Я по крайней мере сделаю это быстро и унижаться не заставлю. Для тебя это важнее, я знаю. Мы оба это знаем. Так давай, подойди и проиграй мне один раз. Всего один за шестнадцать лет — что я, многого прошу? Или дай проиграть мне и убей побыстрее. Потому что это уже невыносимо». — Что, снова? — настороженно спросил Рей, не делая попытки склониться в ответ. Принимать вызов, когда так явственно сквозит подвох, братец не рисковал. «Прости». — А ты ещё не восстановился после того раза? Я, конечно, знал, что хорош, но чтобы настолько… А потом всё пошло наперекосяк. Незнакомый парнишка, который до их пор скрывался за спинами более высоких Рея и Энди, неожиданно шагнул вперёд. А затем быстро повторил церемониальный поклон и звонко объявил: — Вызов принят. На мгновение Дин замешкался, пытаясь понять, что происходит. А затем его стало потихоньку настигать осознание. Он бросил вызов — его приняли. Правда, совсем не тот человек, на которого Дин рассчитывал. Ведь он не назвал имени того, кому адресовал приглашение на дуэль. Посчитал, что громоотводчикам хватит инстинкта самосохранения не переходить дорогу Рею. И правда, этим двоим ума хватило. Но проклятый новенький... Стихийника затопила паника. Он понимал: драться придётся. Дин так надеялся, что всё окончится сегодня. Но стена, эта проклятая извечная стена перед ним, напротив, стала только неприступнее и ощерилась стальными иглами, вспыхнула обжигающим лазуревым пламенем, скрыла за собой горизонт. Исхода не было. Убрать выскочку — три минуты. А что затем? Когда убивали его людей, Рей зверел, дурачьё. Наверняка бы кинулся в драку, перебив отряд Дина, но упустив его самого: поди попробуй удержать того, кто тебя знает, как облупленного. А потом Дин вернулся бы в штаб, чтобы рассказать о позорной гибели отряда и собственной беспомощности. Затем — крики, истерики, угрозы, попытка запереть в штабе, в окружении осточертевших стен… После этой драки наверняка бы исчез призрачный шанс ещё раз вызвать Рея на дуэль и либо убить, либо умереть. Только не это. «Отговорите его, идиоты. Фениксы вы или кто? Вы никогда не бросали своих! Что вам, по силам отвернуться и наблюдать, как угрохают новичка? Ведь нет же. Так отговорите, отговорите дурака! Пожалуйста». Парни не подвели. Марк уже отвесил выскочке приличную затрещину и теперь читал лекцию, что-то об инстинкте самосохранения — оказывается, он знал, что это такое. Но отговаривал как-то неуверенно. Очевидно, ожидал поддержки от остального «Громоотвода». Энди, как обычно, молчал, только фыркал с неодобрением. Этого попробуй разговори. Рей же глядел внимательно, тревожно… И тоже молчал. «Во имя Пламени, Рей, что же ты делаешь? Ведь я же убью ни в чём не повинного новичка. Ты этого хочешь? Правда хочешь? Или ты ждал такого исхода? Предусмотрел варианты? И понял, что отговаривать бесполезно? Или о чём ты там вообще думаешь?» Вот о чём фениксы говорили, было слышно прекрасно. Марк орал так, что не слышали его разве что на Трилаге. Что же, за полгода он так и не научился сдерживать собственную болтливость. — Вы не можете не дать мне хотя бы попробовать, — убеждал выскочка куда тише, но всё равно различимо. Судя по всему, парнишка хорошо знал правила дуэли. Запретить ему драться или перебить уже принятый вызов никто не мог. Единственное, что оставалось — отговорить дуэлянтов, пока ни одного удара не было нанесено. Дин смотрел и не понимал, почему этой миротворческой деятельностью занимался только Марк. — А по голове тебе не дать?! Рей, скажи ему! — Он знает, что я прав. — Самому Рею в этом отряде, как видно, слова не давали. Да что они себе позволяли? — Разве не очевидно? Он знает каждого из вас, а Рея чуть не убил в прошлый раз. Из нас всех незнаком ему только я. Как давно вы начали отказываться от преимущества? А ведь к пареньку стоило присмотреться. Он явно знал, о чём говорил. Очередной интеллектуал в команде Реюшки? Братишка всегда любил башковитых и непредсказуемых… Интересно, гибель этого выскочки заставила бы его сделать глупость? Новенький громоотводчик выглядел мрачным пятном в яркой триаде. На вид ему было лет восемнадцать. Парниша был чуть ниже самого Дина, но заметно выше Марка, и сложён прекрасно. Опытным взглядом Дин отметил уверенную походку, прямую спину и устойчивую, хоть и странную, позу. Парень стоял так, словно у него болела нога, и он чуть отставлял её вперёд, слегка сгибая в колене. Казалось бы, в такой стойке центр тяжести должен был смещаться, но парень явно без труда распределял вес на обе ноги и поворачивался чуть боком, расслабив руки. Поза казалась слегка нелепой и почти вальяжной, но Дин неожиданно понял, что он понятия не имел, как при таких условиях сбить соперника с ног: сложно было предугадать, куда парень сместится в следующую же секунду, да и заметное напряжение явно тренированного тела сразу превращало вальяжность в предбоевую готовность. Новенький ещё не вышел на дуэльное поле, но уже подобрался. Должно быть, потому, что он и сейчас вёл словесный бой с Марком. И не намерен был, чтобы его опрокинули. Дин неожиданно понял, что лёгкой победы ему не дадут. — Да не будешь ты против него выходить! Марк позорно паниковал, и его реакция о многом говорила. Он действительно казался встревоженным. Если учитывать, что именно Марк своим энергетическим чутьём лучше всех оценивал возможности противников и союзников, то можно было сделать вывод: уровень нахального новенького был достаточным, чтобы постоять за спинами «Громоотвода» в роли массовки, но слишком низким, чтобы выходить с кем-нибудь на двубой. В этой ситуации пресвятой Реюшка тоже должен бы хлопотать над «загулявшим деточкой», уговаривая его обрести утраченный разум и не высовываться. Тогда Дин мог бы окончательно расслабиться. Да, Рей волновался всегда и за всех, чаще — беспричинно. Но Дин знал своего брата достаточно, чтобы беспочвенную тревогу отличить от закономерного страха за жизнь недоученного новенького. Самым страшным было, что Рей улыбался. Погасни же вечное Пламя, он улыбался, как озорной ребёнок, который придумал очередную очень весёлую пакость! Дин очень давно не видел у брата такой улыбки. И не видел бы ещё лет сто. Каждый раз, как Рей начинал улыбаться так, дома разворачивался закономерный скандал, и Дину приходилось носиться со знаменем миротворца. И ему совсем не улыбалось вызывать кого-то на дуэль, когда у Рея, судя по лицу, проснулась его детская развесёлая подлость. — Что, хотите скормить мне лишних? — игриво поинтересовался Дин, разгибаясь. Марк заткнулся и обжёг презрительным взглядом. Ему явно хотелось выговориться. А неожиданный чернявый противник только чуть сощурился. То ли стальные нервы были у паренька, то ли наглость беспримерная, то ли глупость повышенная. — Это даже не смешно. Он обращался к Рею и только к нему. В какой-то отчаянной надежде ждал, что брат сейчас встряхнётся, поймёт, что происходит, и решительно запретит новичку лезть к тем, кто сильнее. — Я вызываю тебя на магическую дуэль, — чуть повысил голос новенький, и Дин перевёл на него недоумевающий взгляд. Шутка затянулась и давно перестала быть смешной. Если она вообще была таковой. — Ни одна из сторон не имеет права вмешиваться в её ход. При этом мои друзья не могут нападать на тебя и твоих людей, и твои люди не должны намеренно или ненамеренно причинять вред моим друзьям или мне. Дуэль продолжается до гибели, капитуляции или полной небоеспособности одного из нас. Если выигрываю я, ты снимаешь с Рея проклятье и прекращаешь выдачу информации своей стороне. Они что, обговаривали условия? Слишком складно. Хотя нет, не похоже. Рей выглядел ошарашенным. Всего секунду, затем он взял себя в руки, но Дину этого хватило. Видно, парнишка действовал наобум, но просто непозволительно удачно. В случае его победы фениксы получили бы заметное послабление… Какой победы? О чём он вообще думал, во имя Пламени? Победы этого выскочки Дин допустить не мог. Хотя жаль, конечно. Парнишка казался неглупым, и Рей явно за него волновался. Любимым хобби Реюшки было раз в полгода-год находить себе талантливого и мозговитого протеже и протаскивать его по дебрям магической науки, чтобы в результате вырастить под крылышком этакого монстра, идеал колдо-бойца. Такими были и сам Дин, и огневица Детта, которую в своё время Дроссвелы гоняли по тренировочному залу вдвоём, и Марк, а теперь, видимо, вот этот паренёк. Даже обидно было лишать Реюшки любимой и, как видно, не до конца обученной игрушки. — В случае моей победы я заберу жизнь, — вплёлся Дин в церемониальные слова. И Рей напрягся. Наконец-то. — Твою или того, кто решит выйти за тебя. «И не смотри так, Реюшка. Мы оба знаем, что никто другой не предложит себя вместо этого чересчур самоуверенного парнишки. Может, так даже проще?» — Устраивает, — игнорируя шипение энергетического мага, согласился новенький, но к центру зала не пошёл. Просто протянул руку, и Марк, отчаянно ругаясь, сунул ему быстро снятый пояс с ножнами. Вот тут-то Дин и растерялся. На кой парнишке были ножи? Неужели контактник? Реюшка взял в команду третьего ближника? Это было так нелепо, что Дин сразу же насторожился. Вряд ли Рей стал бы делать что-то без причины. Значило ли это, что новенький был настолько хорошим контактником, что ради него Рей пошёл против здравого смысла и оставил Марка единственным дистантным магом, прикрытием для троих товарищей? Глупый и беспечный поступок, но как ещё объяснить происходящее, Дин не знал. Его неожиданный противник, между тем, закрепил пояс с ножами, проверил, легко ли выскальзывало оружие из ножен. Движения были чёткими и выверенными — у парнишки явно имелся опыт в обращении с холодным оружием. А Рей наблюдал за происходящим слегка растерянно и с живейшим интересом. Последняя надежда на то, что это маленькое представление было блефом, развеялось, как дым. С Дином действительно собирались драться. Причём, похоже, на ножах. Обхохочешься. Осторожно отцепив от своего плеча руку Марка, который всё пытался «пустоголового идиота» растормошить (неужели надеялся, что от встряски мозги встанут на место?), чернявый широкими шагами пошёл к центру зала. Быстро — полы смоляного балахона тревожно заполоскались, словно бы в насмешку демонстрируя скрытые под ними ножи. Краем сознания Дин отметил, что его сегодняшний противник напуганным или сомневающимся не выглядел. Это обещало оказаться интересным. Драться с контактниками всегда было интересно. Давно остались в прошлом времена, когда контактных магов принижали и не желали брать даже на воинскую службу. Сейчас на Миноне царило утопическое номинальное равноправие, и контактный маг мог без особого труда найти работу, отслужить, завести семью, словом, сделать всё, что взбредёт в голову, и неудобная сила ни в коей мере не стала бы ограничителем. Всем давным-давно склеило этикой рты, и вслух контактников не задевали. Правда, того факта, что они и в самом деле были слабыми, по большей части сложнообучаемыми, а как работники — ещё и нерентабельными, никто не отменял. Дин всегда давал контактным магам шанс. Не поддавался и не стремился кому-то что-то доказать. Просто всегда позволял подойти к себе на расстояние прикосновения. Его самого это не ограничивало никак. Даже напротив, приятно было обыгрывать ворожеев на их же территории. Этим шансом всегда пользовались, пусть и не понимали, с чего это Дин якобы лишал себя преимущества. Он и сам, по сути, не понимал. Или, наоборот, понимал слишком хорошо? Рею никто и никогда не давал шансов, когда они были ему действительно нужны. Пролетели дни и годы, всё, что нужно, Рей научился брать сам. А Дин до сих пор помнил его взгляд, в котором смешивались злоба и отчаяние, и странную позу неполоманной гордости: стиснутые кулаки, опущенную голову и прямую спину — позу побитого на расстоянии зверя, который собирался отлежаться, зализать раны и снова выбраться из норы. Дин помнил — и давал шансы. Словно каждый контактник, у которого на несколько минут дуэли неожиданно развязывались руки, был Реем, у которого мало-помалу исчезали из глаз и злоба, и отчаяние, оставляя только стальное упрямство. Вокруг царила тишина. Парнишка не двигался, разве что изредка чуть отклоняясь в сторону. Казалось, что он планировал сделать шаг, но, засекая молниеносную реакцию Дина, снова возвращался в исходное положение. А сам Дин почувствовал, как вспенилось внутри противное, как попавший в рот пепел, раздражение. Если происходящее было таким вот хитровыделанным способом его прощупать, то на сколько же это могло растянуться? Обстоятельные дуэлянты Дина всегда бесили до безумия. Сначала они долго раскачивались и двадцать минут не могли решить, кому же атаковать первым, а потом неожиданно и вовсе отменяли двубой. Попадался ему как-то такой умный. Дин тогда так взбесился, что настучал нахалу цветочным горшком. Не в рамках дуэли, а просто так, когда поймал. За матушкин цветочный горшок его отругали, за побитого придурка — нет. — Мне начинать? — в точности скопировав реюшкину флегматичную рожу и надоедливую манеру чуть растягивать слова, поинтересовался Дин и на мгновение опустил взгляд, чтобы увидеть, как в левой ладони вспухла синяя шаровая молния. — Ну почему? Прозвучало это откровенно насмешливо, да ещё и над самым ухом. Дин, и не заметивший, как чернявый шагнул к нему, шарахнулся назад и вскинул руку с заклинанием. А потом случилось что-то необъяснимое. Паренёк текуче отклонился. Казалось, он шагал, и не один раз, но слитное движение получилось до того плавным, что Дин попросту не поверил, что возможно было так сгладить всё лишнее. Уже через минуту он пытался объяснить самому себе, что же произошло, но не особенно в этом преуспел. Зрение зафиксировало сам факт движения. Казалось, чернявый как-то странно нырнул, словно попав в воздушную яму, мягко разворачиваясь и умудряясь при этом ещё и ударить Дина по сгибу запястья. Удар вышел неприятно болезненным, заставил выронить недоплетённое заклятье. Правда, дуэлянтом Дин был опытным и момент не проворонил. Пользуясь тем, что чернявый сам так неосторожно сунулся, он попытался чужую руку перехватить и пустить ток напрямую. Условия были идеальными, поза — устойчивой, сила — нерастраченной и жаждущей действия. А получилось так, что это чужая рука перехватила его, плотно зафиксировав. Вторая легла ниже локтя. И устойчивая стойка Дина буквально рассыпалась. Он и сам не понял, что случилось и почему тело так подвело. Он вообще ничего не понял. Собрался только после того, как его даже как-то осторожно опрокинули на пол. Это было не просто обидно, это было унизительно. Дин буквально взвился на ноги, краем глаза отмечая, как живописно приоткрылись рты у всех троих громоотводчиков. А этот чернявый нахалёнок стоял буквально в двух шагах в той же странной позе и смотрел так, будто это не он только что Дина уронил, и вообще всем сердцем желал ему помочь. Дин без раздумий записал наглеца в личные враги. Сила снова хлынула к пальцам, сначала, по застарелой привычке, к правой руке, отдалась болью в пясти и мгновенно перетекла к левой. Дин взвился на ноги, посылая заклятье на развороте. Электричество было для него сложным элементом, до умопомрачения хотелось вспыхнуть и сжечь тут всё так, чтобы и золы не осталось. Но его пламя, слишком характерное, тут же сломало бы любой намёк на маскировку. Огонь Дину воспрещался в любом виде. Хотя сейчас с ним наверняка было бы проще. Чернявый наглец легко и как будто даже не торопясь разминулся с метнувшимся к нему дуговым разрядом, снова нырнул, оказываясь почти вплотную к Дину. Мелькнул чрезвычайно быстро выхваченный ножик. Это уже было привычнее. Какие бы там стили не использовал этот странный парень, драка с оружием — это драка с оружием, то, чем братья Дроссвелы развлекались с детства. Удар ножом Дин заблокировал, даже не оборачиваясь — противник как-то умудрился зайти ему за спину. То была не абсолютная удача, от захвата самого Дина тоже ускользнули. Жалобно хрустнул наэлектризованный воздух, и взметнувшиеся синие искры заставили чернявого отойти на шаг. Правда, он и на этот раз умудрился то ли толкнуть, то ли ударить, то ли просто потянуть в сторону, да так, что Дин снова чуть не растянулся на полу, только в последний момент успев найти точку опоры и выпрямиться. — Давно на ковёр не выходил, — с неудовольствием заметил чернявый, прицокнув языком, словно то, что он не смог опрокинуть соперника, его как-то задевало. А потом смоляные глаза глянули с явной иронией. — Совсем отвык. Дашь мне фору? — А ты наха-а-ал, я погляжу, — насмешливо протянул Дин и демонстративно покатал на ладони шаровую молнию. Подумал и чуть уменьшил разряд: ему нужна была капитуляция, а не смерть. Убивать лишних, а потом снова гоняться за Реем — слишком трудоёмкое удовольствие. — Ну что ты, — хохотнули в ответ. Про себя Дин отметил, что нож парниша вернул на место. Черта довольно характерная — значит, ему нужны были две свободные руки. Учтём. — И как к тебе обращаться, смертник? В момент, когда чернявый сделал короткий вдох, явно намереваясь ответить, Дин послал перед собой шаровую молнию и мгновением позже рванулся следом. Разряд летел чуть правее, блокируя любые попытки уйти в сторону. Сам Дин целился левее, закрывая и второй вариант отступления. Куда-то чернявый точно должен был уйти, попасть под один удар, чтобы не поймать собой сразу два. И тут уж вопрос был, что он предпочитал — живого противника или неодушевлённый, но от этого не менее жестокий разряд. Сам Дин кинулся бы к человеку, рассчитывая на то, что открытой ладонью и даже кулаком смертельно не ударишь. И это было бы ошибкой: по требованию Рея Дин почти два года убил, чтобы научиться бить незаметно. Вот и сейчас в кончиках пальцев плясали крохотные ломаные высоковольтные молнии, невидимые даже для своего хозяина, чего уж говорить о противнике? А тот снова удивил. Не стал кидаться в сторону, а шагнул вперёд, навстречу, круговым движением миновал разряд, легко перехватил Дина под локоть, перетёк за спину, второй рукой вроде бы несильно сжал плечо… И мало того, что ведущая рука словно сама собой направилась в потолок, подальше от людей, так её ещё и вывернуло с такой болью, что оставалось только зубы стискивать. С очередным ударом его отшвырнуло вперёд, вынудив-таки рухнуть на пол. Спасибо, что хоть рефлексы не подвели, заставили вскинуть руки, не давая отбить всё остальное. Именно этот момент нахалёнок и выбрал, чтобы представиться: — Ал. — И глядел такими честными-честными глазами, как будто действительно не понимал, почему Дин медленно достигал температуры кипения. — Сам встанешь? Он ещё и издевался! А потом Ал глянул ему в глаза, и Дин с усилием проглотил невырвавшееся оскорбление. Чувство было такое, словно ему с силой вогнали длинный зазубренный шип между глаз. Дин почти физически ощущал, как что-то невидимое впивалось в мозг, до боли, до стона, выворачивая внутренности наизнанку. Ломающе-сильный незримый удар с оттяжкой врезал по какой-то стене в голове. Должно быть, несущей, потому что мир затапливало кровью и осознанием: что бы это ни было, ещё один такой удар Дина бы просто убил. Он осторожно, не отводя глаз от гипнотизирующего взгляда, поднял руку к лицу и почти вздрогнул, когда крупный сгусток крови упал на ладонь. Что вообще происходило? Судя по выражениям на лицах, остальные громоотводчики тоже не особенно это осознавали. Марк выглядел так, будто его неожиданно ударили по голове, и он все ещё слышал звон. Энди совершенно неэтично ухмылялся. Вряд ли оборотень осознавал, что именно происходило, но вполне способен был уловить, кто выигрывал проклятущую дуэль. И был донельзя результатом доволен. А вот Рей казался растерянным. Уж это-то наверняка заметил все нюансы и теперь пытался сделать какие-то выводы. Впервые за всё время двубоя на бесстрастном лице появилось что-то наподобие страха, причём, на взгляд Дина, совершенно беспричинного. Потому что для их новичка всё складывалось прекрасно. Дин не особенно верил в то, что ему удастся подняться с пола. С потревоженной несущей стенки подсознания от удара отпадала штукатурка, из получившихся трещин вяло стекала кровь. Правда, боль постепенно рассасывалась, забиралась в темноту и сидела там, оставив после себя лишь противное напоминание в виде тянущей слабости и подрагивающих рук. Дин не обманывался. Его противник мог закончить дуэль с одного удара, заблокировать который банально не было сил. Но Ал, напротив, отошёл на шаг. И тоже казался растерянным. Этот-то чего удивлялся? Или была причина? Это вообще он ударил, или само сознание Дина, например, заблокированная огненная сила сыграла злую шутку? Ал его не касался, зрительный контакт — основная форма взаимодействия у магов разума, контактникам на него наплевать. Но ведь этот парнишка был контактником. Так? Кто ещё полез бы с таким энтузиазмом в ближний бой, кто настолько хорошо в нём смотрелся? Правда, до сих пор Ал не колдовал, полагался на очень унизительные, но совершенно не опасные броски. То ли ждал момента, то ли он был даже не контактником, а, скажем, магом тела. Это объяснило бы странную ловкость и необычную манеру держаться в бою, и полное отсутствие магии — тоже. Отчего же чувство, будто он что-то упустил? А секунды сложились в минуту и другую. Вокруг стояла такая тишина, что Дин уже обеспокоился, не оглох ли. Впрочем, самой большой странностью было то, что Ал так и не шевелился. Стоял, вскинув руку с зажатым обратным хватом ножом, и ждал. А чего? Неужели момента, когда противник всё-таки поднимется? Дин осторожно, на пробу, подтянулся, выпрямляя руки. Стоящий напротив Ал так и не двинулся, словно закаменев. Это было странно и глупо, но играло на руку. Дин чуть пошатнулся, но все-таки выпрямился, чувствуя, как обжигающая злоба прокатилась вверх по позвоночнику. Ал смерил его нечитаемым взглядом и кивнул, словно приветствуя. Это был последний рубеж между принципами и прагматизмом. Ал бесцеремонно раскидал конкурентов и занял почётное первое место в списке уродов, от которых требовалось избавить мир. Контактник он там или маг тела — плевать. Никаких шансов. Иногда Дина обвиняли в том, что он бил наобум и был физически неспособен анализировать условия будущей драки. Не то чтобы это заставляло почёсываться обиженную гордость, совсем нет. Сегодня у него впервые появилось острое желание доказать всему миру его неправоту. Условия драки он продумал, и давно. Правда, рассчитывал, что таких крайних мер не потребуется. Когда он в шестнадцать лет объявил Рею, что хочет освоить ещё один элемент и стать тристихийником, Дина поддержал весь «Громоотвод» («Наконец-то ты начал обращать внимание на саморазвитие. Помочь с выбором или сам?»; «Правильно, Динка, может, хоть пользу приносить начнёшь!»; «До оборотня тебе далеко. Но упорство подкупает»). Правда, осваивать элемент пришлось на пробу и в состоянии пленника — это немного, но всё же развеивало скуку, а портить все металлические предметы в чужом доме оказалось даже приятно. Магов этой специальности, которую Дин выбрал себе в качестве третьего профиля, иногда называли «стальными», хотя, по сути, взаимодействовали они с любыми металлами. Иногда — весьма оригинально. Для Дина выдумывать зубодробительные способы волшбы было скучно, да и контроль третичного элемента оставлял желать лучшего. То была заковыристая сила с характером, для которой, к тому же, требовалось дополнительные условия. Если горячо любимый Дином огонь можно было зажечь где угодно, был бы воздух, то металлы создавать из ничего не получалось, только преобразовать уже имеющееся. Поэтому «стальные» маги были людьми скрупулёзными. Знал Дин одного такого. Тот как-то пришёл на дуэль, притарабанив в сумке солидный чугунный брусок, на двубое во что его только не превращал. После дуэли деловито собрал все фрагменты и сплавил их обратно в брусок. Дин никогда бы не забыл, как сухопарый и высокий, с грозного вида очками на носу, стальной маг стоял над раненым противником и уговаривал его отдать засевшую в теле метательную иглу, потому что, мол, «если в каждом дураке материалы оставлять, никакого чугуна не хватит». На Дина эта специальность особого влияния не оказала, не первичная и даже не вторичная всё-таки. Но и он со временем научился ценить «материал» и использовать его экономно. Сегодня, правда, экономить никто не собирался. Наверняка Реюшка голову сломал, почему его с парнями вызвали именно сюда. Городом Дин выбрал тот самый Айрэ-Китарс, где он якобы погиб. А вот над тем, чтобы подобрать подходящую площадку, сидел долго. И теперь был доволен, пусть и пытался этого не показывать. Неизвестно, что здесь хранили, когда склад оставался рабочим. Сейчас это являлось совершенно не важным. Значение имело только то, что пол в помещении был цельнометаллическим. На этот раз ток силы был обратным. Резерв тяжело рухнул к ногам и рванул дальше, из тела, поднимая силовые завихрения. Дин показушно чуть отвёл руки, словно готовясь сплести ещё один разряд. А потом быстро грохнул обутой в подкованный сапог ногой об пол. Если чернявый и почуял опасность, то сделать ничего не успел. Мгновенно потерявший форму металл рванулся вверх, вытянулся длинными острыми копьями. Дин слышал хруст чужой кости — или костей. Как и раньше, играть до смерти противника Дин не планировал, потому бил исключительно по рукам и ногам. И если несколько раз успевший шарахнуться назад Ал отделался, пусть и глубокими, но всё же царапинами, то единожды вляпался очень живописно. Левая рука оказалась полностью блокирована: одно из копий прошило руку чуть выше локтя насквозь, удерживая противника на месте. Новый электрический разряд был предельно слабым, вряд ли в нём набиралась хотя бы пара десятков вольт. Цель его была — напомнить, что металл всё-таки проводник, и от этого не уйти. Судя по тому, как Ал дёрнулся, намёк он понял, но не обрадовался. За спиной ругнулся Марк. А потом неожиданно подал голос и Рей. Логичнее всего было предположить, что он тоже растеряется, испугается, выругается в конце концов, хотя ругающийся Рей, это, конечно, нонсенс. А вместо этого он пугающе-спокойным тоном посоветовал Марку: — Не нервничай. Ещё не всё. Не нервничать. Не нервничать?! Он так сказал, да? Дин стиснул зубы и снова послал силовой импульс. И дрогнул, оплавился пол, ощериваясь лесом новых лезвий. Чужая боль удовольствия Дину не доставляла, стихийники вообще предпочитали решать дело с одного удара, так, чтобы никто не мучился. Но на этот раз он испытал удовлетворение, наблюдая, как металлические зубья впивались в тело противника, а его чёрные одеяния на вид словно замасливались от крови. Как при таком раскладе можно было наивно говорить, что ещё якобы «не всё»? Или это план такой? Дин быстро глянул на громоотводчиков через плечо, чтобы убедиться, что никакой подлости не прилетит в спину, как в прошлый раз. Но нет, вся троица стояла пай-мальчиками. И глядели они так невинно-невинно, что аж… Страх брал. Невинный взгляд в исполнении Марка стопроцентно означал неприятности. Но какого рода? Условия дуэли были честными, любое вмешательство в её ход воспрещалось. Что тогда придумали эти трое? А возможно ли вообще что-то придумать? А потом Дин снова посмотрел на своего противника. И сразу понял, какого рода неприятности ему с большим энтузиазмом сулили. На перебаламученный, истерзанный пол уже натекла приличная лужица крови. Алые капельки срывались с острых вершин начарованных «зубьев» и звонко ударялись при падении о металл. Вот только кроме крови и металла там больше ничего не было. И никого. Как Ал вообще за прошедшие несколько секунд освободился, да ещё и так тихо? — Как же ты достал, — сквозь зубы процедил Дин и небрежным взмахом руки распутал плетения — не хватало ещё тратить силы, поддерживая ставшее ненужным заклинание. Металл словно оплавился и рухнул вниз, возвращая помещению первоначальный вид. И с тихим шуршанием что-то опустилось вслед за ним. По кровавой лужице пробежались круги, будто кто-то бросил туда камень. Или рухнул рядом с ней. Дина как током ударило. Среагировал он быстрее, раньше, чем успела оформиться мысль. Очередной разряд сорвался с пальцев и рванул почти параллельно полу, чтобы с силой врезаться в невидимую преграду. Какая, по сути, разница, как Ал обманул его зрение — стандартными чарами невидимости? Иллюзиями? Чем-то маскирующим или мимикрирующим? Дин не считал, что это имело значение. Ал всё ещё был на месте, просто скрылся, заставив Дина убрать стальные зубья. Хороший ход, и его до сих пор было не видно, но… Опытному магу глаза не нужны. Пахло палёным. Кровавая лужица размазалась, словно по ней «на отцепись» провели тряпкой — видно, парня отбросило назад. Именно эта кровь Ала и выдавала. Кап. Красное пятнышко тяжело шлёпнулось на пол, оставив едва заметный след. Всего в паре метров от Дина — пытался подобраться, рассчитывая на свою невидимость, наивный? Дин хохотнул, сжал кулак и сделал такое движение, словно хотел нанести несуществующему врагу удар в солнечное сплетение. И металлический пол снова рванулся блестящей змеей, нанося удар. Раздался громкий треск разрываемой ткани. Дин запоздало подумал о том, что надо было бить чуть ниже, по ногам, а так — удар наверняка вышел смертельным. А потом одновременно случились две совершенно неожиданные вещи. Во-первых, невидимость спала, и с металлического штыря беспомощно соскользнула разодранная мантия, с края которой монотонно капала кровь. Только мантия, без хозяина. А, во-вторых, руки, казалось, само собой вывернуло назад, за спину, да так болезненно, что даже дыхание пришлось задержать: мельчайшее движение оказывалось пыткой для напряжённых перекрученных мышц. Дин чувствовал, что захват не идеален. Немыслимым образом оказавшегося у него за спиной Ала заметно колотило, и пробитое предплечье наверняка болело. Вывернуться было возможно. Не слышал Дин о таких захватах, спасения от которых не существовало. Но любая неудачная попытка почти стопроцентно закончилась бы вывихом, если не чем-нибудь похуже. А вывихи для мага, особенно в дуэли, особенно если страдали руки — почти смертный приговор. Нет, Дин попытался бы выбраться. Ему нужно было совсем немного времени, чтобы прикинуть варианты и рискнуть. Но дадут ли ему время? Впрочем, почему нет? Ал яснее ясного продемонстрировал, что такое «грубое насилие» ему не по душе, и вообще он хотел бы решить спор малой кровью. Иначе зачем он старался провернуть броски настолько аккуратно, чтобы Дин, чего доброго, не пострадал? Такой человек попросту не мог наступить своим странным принципам на горло и сознательно нанести тяжкие телесные. Значит, был не опасен. Но потянуть время стоило, чтобы не навредить себе самому. — И что дальше? — насмешливо поинтересовался Дин и спешно закусил губу, почувствовав, как волна боли протекла от запястий к плечам от движения. Но договорить было нужно. Напомнить, так сказать, доброму мальчику о его принципах. — Ты же мне ничего не сделаешь. Долго стоять будем? А потом был удар. По напряжённой спине, такой, что оставалось до крови закусить губу, чтобы не заорать. На какой-то миг показалось, что руки просто вырвали. Дин был несказанно удивлён, увидев их на месте. А себя — в очередной раз на полу, впрочем, это-то как раз было ожидаемо. Острая боль стреляла по нервам, и любое движение вывернутыми плечами, а тем более — попытка подняться, казались грубой, но эффективной пыткой. Дин с усилием перекатился на спину и тут же наткнулся на очередной взгляд чёрных глаз. Но уже не мягкий. Эти глаза словно обещали Дину медленную и невыразимо мучительную смерть. Хотелось отвести взгляд, чтобы больше не видеть их, уйти, убежать. И плевать, что их владелец тоже едва стоял, что от кровопотери его шатало, а краски схлынули с лица. Всё это было внешним и неважным. Нечеловеческая жуть жила внутри, в чёрных безднах. И эти бездны не пускали, раздирая самообладание на волокна. Неизвестно, куда подевался парень, с которым Дин начинал дуэль. Тот человек, что эту дуэль заканчивал, был другим. Убить он мог и, что важнее, хотел. Как бы он ни пугал, поддаваться панике — и просто поддаваться, — Дин был не намерен. С трудом приподняв руку, Дин попытался незаметно сплести чары. Ал не шевелился, не видя, словно удача к Дину наконец-то повернулась более приглядной стороной, чем обычно. И тут один из ножей Марка прилетел, казалось, из ниоткуда, и пригвоздил ладонь к полу, обрывая заклинание. Дин зашипел. Ал чуть повёл кистью, и свистнул второй нож, стальным зубом уставившись Дину в переносицу. Трансформировать бы его в бесполезную металлическую лужицу! Но Марк свои ножи слишком любил и зачаровал их против таких вещей уже очень давно. Дин на этот ножик мог только смотреть. Но очень неприязненно. Проклятущий летающий ножик. «В каком смысле летающий?!» Осознание полностью изничтожило всё желание сопротивляться. Парень не был контактником. Но, наверняка разузнав у Рея все подробности дуэли, понял, что Дин даст ближнебойному противнику подойти на расстояние прикосновения, что, именно прикинувшись контактным магом, можно ловко отвести от себя опасность. Ведь сила таких ворожеев ограничена до смешного, особенно разнообразных атак — и тем более ударов на расстоянии — от них никто не ждал. Совсем невинная, неожиданная в своей простоте хитрость. И Дин вляпался в неё всеми конечностями, попался, как ребёнок, из-за дурацких принципов и глупейшей традиции давать фору контактникам. Вот почему улыбался Рей. В этот короткий миг осознания Дин ненавидел себя всеми фибрами души. Но больше, гораздо больше — этого чернявого нахала, который сейчас мог без усилий его прикончить. — Сдаёшься? Издеваться Алу явно нравилось. В ответный взгляд Дин попытался вложить всю глубину своего презрения. Но глубина поглотилась чёрными глазами без следа, словно эти бездонные бездны были голодны и с радостью сожрали всё, что бы в них ни сунули. По позвоночнику прошёл липкий озноб. Левая рука мелко подрагивала и оттого резалась о нож ещё сильнее. Правая блокирована не была, но колдовать Дин больше не решался. Во-первых, у Ала был ещё нож, и пришпилить второе запястье Дина к полу было делом одной-двух секунд. Этого допускать… не хотелось. Правая рука болела и без того, раздирать старую рану ещё сильнее было бы отвратительным решением. Да и не наколдуешь много на острие ножа. Во всех смыслах этого слова. Ситуация уже не была просто «плохой». Безвыходной — это слово подходило больше. Дин улыбнулся в ответ. И пусть Ал этой улыбки не видел из-за маски. Он всё равно улыбался, назло, в лицо. Пусть глупость, пусть ребячество, на это стихийнику было наплевать. Если ситуация безвыходная, если он ничего не мог сделать, значит, это самый настоящий подарок судьбы. Конечно, обидно, что убьёт его не Рей. Впрочем, Дин уже слишком привык к плохому, чтобы кривиться, что путь к избавлению оказался не совсем таким, каким он его напредставлял. — Нет. Ал, казалось, не удивился. — И как ты собираешься продолжать дуэль? «Правильно думаешь, чернявый. Никак. Сдаться я отказываюсь. Хочешь выиграть — прикончи побыстрее. Ведь ты это можешь? Даже если не можешь… Условия ведь ясно говорят… Условия… Погодите-ка!» Осознание обожгло во второй раз, сильнее и постыднее. Дуэль продолжается до гибели, капитуляции или полной небоеспособности одного из нас. До сих пор Дин воспринимал последнее условие как удачу для себя. Стань Ал небоеспособным, можно было заявить о своей победе и забрать жизнь. Жизнь Рея, который наверняка со свойственным ему идеалистическим героизмом кинулся бы предлагать себя вместо друга. Кто бы знал, что именно это «удачное» условие загонит Дина в такой непроходимый тупик? Нет-нет-нет, такой вариант не подходил Дину категорически! Только не так! — Ненавижу, — шикнул Дин, попытался рвануться, но ощущения вышли настолько болезненными, что он едва не потерял сознание. А ведь его болевой порог всегда называли очень высоким! — Не тяни, скотина! Ал тонко улыбнулся, подошёл ближе на шаг и другой. Дин моментально воспрянул духом, понадеявшись на лучшее. Но нет: проклятущий гад наклонился, хмыкнул насмешливо и, сжав в пальцах воротник Дина, чуть приподнял его так, чтобы их глаза оказались на одном уровне. От этого жеста левую руку прострелило болью, нож вошёл глубже, прорезая плоть. Дин до крови закусил губу и попытался найти взглядом хоть что-нибудь, любую мелочь, за которую можно было зацепиться. Но чёрные глаза раз за разом притягивали внимание обратно, как жуткие магниты. И глядели прямо в душу. Снова что-то ударило по опорной стене сознания. Дин судорожно глотнул воздуха. Лёгкие закололо, словно оттуда выжали весь кислород, и понял, что на этот раз странный ментальный удар оказался мягче. Словно Ал не разрушал стенку, за которую ему было не пробиться, а нашёл какой-то обходной путь. Но легче от этого было едва ли. Бездна затапливала разум. Дин внезапно ощутил себя вляпавшимся в смолу, вязкую, липкую. Её чернота сковывала движения, не давала лишний раз рыпнуться. Медленно засасывала. Последней связной мыслью перед тем, как смола облепила лицо, перекрывая доступ воздуха, и погребла под собой, была мысль о том, что парень, кажется, экстрасенс, и чёрная эманация совершенно неожиданно оказалась ему к лицу. А потом мир исчез.***
Очнулся Дин, по ощущениям, спустя столетие лежания на камнях. Всё тело болело, ножа уже не было. Как и Ала. И склада. На лице лежал просочившийся сквозь шторы солнечный лучик. Мысли текли лениво, припадая на обе ноги, словно их побили тоже. Комната была хорошо знакома: здесь он жил больше полугода. И всё это время его называли «дорогим гостем», откровенно издеваясь. Весь размах этой насмешки становился виден, когда Дин смотрел на эту самую комнату, огромную, просторную, светлую, обставленную богаче и пафоснее, чем даже его предыдущие «апартаменты» в поместье Дроссвелов. Постороннему наблюдателю могло показаться, что Дин действительно был самым желанным гостем в этом большом доме. И только тот, кто приглядывался внимательнее, замечал, что стены, потолок и даже пол комнаты покрывала сплошная вязь охранных и ограничивающих плетений, а за окном бушевал воздушный смерч, который не дал бы взлететь даже Фениксу, вздумай Дин обратиться и выпорхнуть из клетки. Если он снова был здесь, значит, его обморок стал точкой в дуэли. Противник оказался не способен сражаться — Ал победил. И теперь у Дина забрали возможность выдавать информацию Молниям. Дин знал, как это бывало: в таких условиях даже рот раскрыть или руку к карандашу протянуть невозможно. Нужные слова просто не вырвутся, накрепко запечатанные магией. Не то чтобы он был этому не рад. Видеть, как рушилось всё, над чем Рей так упорно работал, было обидно и больно. Рушить это своими руками — обиднее и больнее в тысячу раз. Можно было даже поблагодарить Ала за такое условие дуэли… Вот только хозяин будет очень недоволен. Дин оказался способен, по сути, на две вещи: он мог раз за разом выходить против Рея на дуэли и сливать информацию Молниям. Теперь, когда он проиграл, причём дважды: Рею и новичку (землянину! Неопытному!), да ещё и лишился возможности служить источником данных, потребность в нём резко падала. Вряд ли хозяин будет так глуп, что снова выпустит его из «золотой клетки». Оставит у себя, как безмозглого и бесполезного декоративного питомца, как приз, которым можно шантажировать Рея. Надолго? Должно быть, до самого конца. До гибели или капитуляции Рея, до конца войны, до смерти самого хозяина — или Дина, который пребывание в замкнутом пространстве с детства переносил очень тяжело. Безысходность. Последний шанс, не на свободу, нет, Дин давно перестал мечтать о ней, а хотя бы на быстрое избавление от унизительной роли, утонул в чёрных омутах, захлебнулся в смоле. Тихо скрипнула, приоткрываясь, дверь. Дин мгновенно подобрался, с трудом взял себя в руки и осторожно глянул в сторону звука. И тут же облегчённо выдохнул. — Мне сказали, что ты сейчас очнёшься. Как голова? — Предчувствует неприятности, — слабо улыбнувшись, отозвался Дин, а затем демонстративно улыбнулся Ювелир: вот, мол, всё в порядке, здорово, да? Должно быть, не было среди аристократов никого, кто мог бы обмануться игрой Дина. В притворстве он был чрезвычайно плох, в отличие от того же Рея. Или от Ювелира. Бывшая леди Скаринтелл села на стул рядом с кроватью Дина и чинно сложила едва двигающиеся руки на коленях. На Дроссвела уставилась электрическая маска, изящно скрывающая изуродованное лицо. Десятки амулетов самых разных назначений, но в основном — окутанные обезболивающими чарами, мягко покачивались от дыхания Ювелира. — Тебя отправили драться с Дроссвелом, а не мелко пакостить его новичкам. О чём ты думал вообще? Дин устало прикрыл глаза. Бесконечные упрёки от тех, кто стоял хоть чуть-чуть, да повыше его, перестали трогать уже очень давно. Единственным, кто не стал бы старательно ходить по мозолям, был Виллиан. Но младший Ористалл наверняка сейчас останавливал старшего от смертоубийства и по понятным причинам прийти не мог. Обжигающая ненависть леди Скаринтелл была отвратительной заменой мягкому и искреннему участию Вила, но Дин и не думал прогонять Эррелин. Лучше быть вместе с кем угодно, чем одному в пустой клетке. Правда, такие смиренные мысли мелькали не часто. Обычно Дин, глядя на эту жестокую в своей бесконечной боли девушку, вспоминал весёлые драки и скандалы в горячо любимом «Громоотводе», где привязанность формировалась как хроническая болезнь: медленно, поражая орган за органом, убивая иммунитет. Вспоминая чернявого парнишку, — Ала, кажется? Память работала отвратительно, голова на любое мысленное усилие отзывалась противной тянущей болью, — за которого все трое громоотводчиков так волновались, Дин мог только стискивать зубы и отчаянно завидовать. Его собственные «союзники» наблюдали за происходящим с отстранённой холодностью. Наверняка именно они Дина и подобрали после дуэли, но не от большой любви: отношения с этими магами у Дроссвела всегда были не выше отметки «так себе». Свою роль он понимал прекрасно. У этого глупого, гротескного противостояния, в которое его втравили Ористаллы, было только три исхода. Первый, самый желанный для Молний, и в то же время наиболее фантастичный, был ориентирован на победу Дина. Одна-единственная выигранная им дуэль против Рея, и можно будет вынудить старшего капитулировать. Рано или поздно он бы это сделал. Да, против гипноза и внушения иммунитет у Реюшки был мощнейший. Чтобы заставить его склонить голову, нужно было действовать по-другому. К примеру, пообещать помилование всем фениксам — за своих друзей Рей публично сдался бы на раз. Второй исход, опять-таки не особенно реалистичный, тоже опирался на победу Дроссвела-младшего и упрямство — старшего. Если бы Рей стал артачиться, не соглашаясь на дуэль, основным условием которой значилась капитуляция, Дин должен был его убить. Пусть без зрителей из народа, пусть без шоу, но убить, и желательно — на глазах хотя бы у того же «Громоотвода». Реюшка то ли по недосмотру, то ли от излишней самоуверенности взвалил на себя слишком многое. Бессменный лидер, единственный хороший тактик подпольщиков, «знамя несогласных», пречистый Белый Феникс — он был душой всего сопротивления, тем креплением, на котором держалось население, организация — даже целые города, ведь защиту для них Рей строил с привязкой лично на себя. Убрать Рея — и всё это рухнуло бы, как сражённое молнией дерево. Третий исход наиболее походил на правду и одновременно с этим был… неоднозначным. Дин мог и проиграть, и тогда никто не сомневался, что Рей такую опасную (или просто неприятную?) фигуру поспешил бы убрать. Что случилось бы после того, как братишка увидел лицо Дина и осознал, кого убил, предугадать было тяжело. Деенор рассчитывал на психологическую травму, разочарование, горе и прочие жуткие вещи. Дин тоже не раз думал над этим вариантом и в упор не видел единственно реалистичного ответа. Рей был сильным, очень, и надежда на то, что «такой шок оставит на нём неизгладимый отпечаток и, может быть, доведёт до суицида», являлась более чем наивной. Слушая пространные рассуждения Деенора о психологии Рея, Дин старательно держал лицо кирпичом, а про себя хохотал до колик. Впрочем, в чём-то до смерти надоевший «хозяин» был прав. «Неизгладимый отпечаток» у и без того ранимого Рея появиться мог. Вряд ли бы, правда, братишку это поломало, вряд ли бы заставило наложить на себя руки. Но боль, о да, причинило бы. Дин, пробивной и открытый, далеко не такой чувствительный, с «на ура» работавшим клапаном для выпуска накопившегося пара, всегда сильно отличался от погружённого в самокопание и меланхолию Рея и чувствовал что-то вроде ответственности за его душевное здоровье. Во всех иных случаях Дин оставался на позиции защищаемого и ведомого, жил в своё удовольствие и никогда не забивал голову сложными глупостями, прекрасно зная, что старший брат решит все возникшие проблемы. Внешнее, насущное, сложное, «взрослое» — это являлось сферой деятельности Рея, посягать на которую было попросту смешно. Не справлялся Реюшка только с внутренним. Слишком глубоко переживающий неудачи, слишком обидчивый и не умеющий свою обиду показывать, слишком закрытый — да чего уж там, слишком умный: от излишка ума проблем всегда было больше, чем от его недостатка, — братишка нуждался в поддержке. И Дин пытался быть этой поддержкой, защищая Рея от всего, с чем у него не хватало яда и безразличия, чтобы разобраться самому. Вот яд и безразличие, которых у Дина порой было слишком много, а ещё — свойственная стихийникам манера говорить все свои мысли в лоб, не размениваясь на хитрости и этику — всё это иной раз приводило к тому, что Дин сам становился причиной реюшкиных молчаливых обиды и огорчения. В такие моменты братья ссорились до драк, скандалили до хрипа, обвиняли друг друга во всех грехах до полного обоюдного бойкота. А потом Дин покорно опускал голову и шёл извиняться. Потому что для него самого тема скандала через пару дней, если не часов, становилось смешной и нелепой, а услышанные в свой адрес оскорбления ускользали из памяти. Вот Рей — другое дело. Этот не забывал ничего, где-то в глубине души признавая полную правоту Дина. И от своего имени тоже добавлял себе ментальных пощёчин, погружался в отстранённую меланхолию и с упоением занимался саморазрушением. В такие моменты Дин чувствовал себя распоследней сволочью в мире и уже не сомневался, что из них двоих извиняться должен был именно он. Он просто до ужаса не любил быть причиной расстройств старшего брата. И сейчас, думая о том, как Реюшка бы огорчился, пройди всё по задумке Деенора, Дин не мог сдержать гнева. Правда, этот самый гнев легко и быстро выпитывался многочисленными заклятьями контроля, как, по сути, и большинство эмоций. А может, сейчас роль сыграла слабость. Так или иначе, мысленное «ненавижу» в адрес Ористаллов было натянутым и больше напоминало необходимость, чем настоящую эмоцию. — Долго я валялся? — Дин попытался приподняться на локтях. Тело попыталось протестующе вякнуть, но тут же затихло, словно поняв, что рассыпаться на куски прямо сейчас — не лучшая из идей. Ювелир пожала плечами, и сразу стало очевидно, что этот вопрос не особенно её интересовал. — С неделю. За такую прорву времени Дроссвел наверняка успел снова подготовить какую-то мерзкую ловушку, перепортить собой всё, что не успел до этого, и сломать ещё пару десятков жизней! Из всех вещей мира Эррелин, поломанную и потерявшую всё на свете, интересовали лишь две: Рейнольд Дроссвел и её артефакторика. Это был забавный феномен. Насколько Дин помнил, во времена его детства — и торжества старой знати, — Эррелин Скаринтелл не горела желанием пользоваться даром своей семьи к созданию артефактов. Как и все девушки, в должной мере влюбчивые и живущие мгновением, Эр предпочитала тратить свою молодость на то, что доставляло ей удовольствие. Леди Скаринтелл великолепно танцевала, изучала правила академической дуэли, на чём-то там музицировала, а ещё — искала ту самую «большую и чистую». Пока в один момент не случился Приём, Оборвавший Круг. Скаринтеллы не пережили его, как считалось. Дин был поражён, когда увидел Эррелин среди Молний: неузнаваемую, едва способную передвигаться, забывшую и о танцах, и о музыке, и о поисках любви, и даже о безболезненном дыхании. Считавшаяся мёртвой Эррелин не могла претендовать даже на собственный дом. От прошлой жизни у неё осталось лишь имя, и то заменённое многими на кличку «Ювелир», и мощный дар её семьи, который Эр безудержно начала развивать. Словно опасаясь, будто в её жизнь снова ворвётся кто-то и заберёт даже его. Обсуждать, какой Рей мерзавец, Дин не хотел. И он по возможности быстро сменил тему на вторую интересующую леди Скаринтелл. — Как там твой эксперимент? Получается создать стабильное поле? — Нестабильное поле — последняя проблема этого амулета, за которую я взялась, — проворчала Эррелин, но Дин по её голосу понял: леди уже обрадовалась, что кто-то заинтересовался её работой. — Плетения пространственной магии слишком противоречивые, я не знаю, как их связать в одном амулете. Ещё и так, чтобы он работал как нужно мне. — Ты просто поставила перед собой слишком сложную задачу. Попробуй, что ли, снизить требования… Ювелир с усилием, но сжала один кулак. И это было максимальной степенью выражения её ярости. — Я сделаю идеальный амулет против этой мерзкой компании, — зашипела девушка, магические украшения на ней снова зазвенели, соприкасаясь, и мягко засветились. — Я хочу, чтобы амулет был именно таким. Чтобы видеть, как Дроссвела разорвёт на куски, и он успеет всё это понять и прочувствовать. Так же, как и я. И я этого добьюсь. Просто мне нужна помощь. Мне нужен эксперт по пространственным аномалиям. Все те, кого нашёл Дей — любители, вряд ли они хотя бы одну аномалию в жизни видели. Дин молчал. Когда-то давно Рей говорил так же. Впрочем, зачем спец по аномалиям был братишке, Дин так и не разобрался. Чрезвычайная секретность «Феникса», в отличие от принципиальной прозрачности Молний, не оставляла места для сбора лишних опасных сведений. Именно поэтому Дину нечего было рассказать Деенору. Эррелин уютно и воодушевлённо рассказывала о том, что уже подобрала камень в амулет для Деенора, чтобы приглушить его болезненную ментальную активность; о том, как экспериментировала с сочетаниями минералов и металлов, а также влиянии плетения цепочек на сложность накладывания чар. Дин уже почти поверил, что его не тронут сегодня, как вдруг щёлкнула, открываясь, дверь. Стихийник распахнул глаза и с трудом подтянулся выше по кровати. Деенор, такой же синюшно-бледный, как и всегда, смерил своих генералов полубезумным взглядом. — Оставь нас, Ювелир, — тихо, но властно потребовал он. Было в этом Ористалле нечто величественно-подавляющее. Дин почти боялся его. Деенор Ористалл был сильным человеком и целеустремлённым лидером. Магом, мастерство которого восхищало. Преданным своей семье, своей идее и Сила знает чему ещё. Вот только лёгкая сумасшедшинка в глазах Дея намекала: не всё с ним было так просто. Болезнь, страшная и невидимая, которую этот маг запер сам в себе, пожирала его. Деенор сражался с ней каждую секунду, так же, как Эррелин сражалась с физической болью, а Дин — с бездонной пропастью внутри собственного создания. Вот только ни Дин, ни Эр этот путь борьбы не выбирали — кто-то выбрал за них. И сильнее они от этой ежесекундной драки не становились. Но Дей… Дей выбрал вечную войну сам, чтобы это не пришлось делать другому. Он подписал себе смертный приговор — и ускользал от него. В своей жестокой, кровавой борьбе Деенор побеждал, пусть и ценой невероятных усилий. Дин видел, как с каждой неделей увеличивался его резерв, как редели крики по ночам и как к небесным глазам Ористалла возвращалось их обычное спокойное выражение. Дин наблюдал. И он не знал, что вообще могло остановить этого человека, раз даже его внутренние демоны не смогли. Когда Ювелир покинула комнату, и чудовищное влияние Ористалла обрушилось на него одного, Дин понял, что его колотило. — Я… — Опять проиграл, — закончил Деенор, нетерпеливо дёргая головой, а затем сел в кресло. Быстро и якобы незаметно ущипнул себя за руку, проверяя, реальность это или галлюцинация. Затем кивнул сам себе и перевёл тяжёлый взгляд на Дроссвела. — И на этот раз никто из твоих людей тебе не мешал. — Я не ожидал, что кто-то решится перебить вызов Рея на себя, — как можно нейтральнее заметил Дин, стараясь вообще не поднимать головы. — Ни один из опытных громоотводчиков никогда бы себе такого не… — Так это был и не опытный, разве нет? — Тонкие губы Деенора надломила усмешка. — Новенький. Твоя замена. Ты проиграл ему уже дважды. Дин вспомнил, как ярко выделялся кулон «Громоотвода» поверх чёрной мантии, и стиснул зубы. Ну нет. Он не собирался поддаваться. Нельзя было позволить стряхнуть себя в небытие. Слишком уж дорого давались Дину моменты владения собственной волей. — Если бы ты был в состоянии выполнить простейшее задание, тебя бы не выкидывали из «Громоотвода» вот так легко, — вкрадчиво продолжил Деенор, и от его Силы, затопившей комнату, стало трудно дышать. Впрочем, Дей отвёл свои ужасные глаза, и Дин сумел выдохнуть. — С кем ты дрался? — Я не знаю, — быстро отозвался Дроссвел. — Я проиграл… Он действительно не знал. Не знал… Наверняка. Врать Деенору он не мог. Но ведь Ористалл и не просил его делиться непроверенными теориями, вроде того, что… — Ты проиграл экстрасенсу, — насмешливо прервал его Деенор. — Снова. Проклятье. — Да? Странно, почему тогда при виде него рвотный рефлекс не сработал? — не удержался Дин. Деенор прицокнул языком, как показалось, удовлетворённо. — Я так и думал. И сильный экстрасенс, раз внушил тебе уснуть так надолго. И мой контроль немного, но расшатал… Придётся принимать меры. Проклятье! Снова голубые глаза впились в самые недра сознания, будто кривые острые крючья. Сознание кровоточило. Боль избитого и кое-как подлеченного тела забылась, подмятая под другую, куда более сильную, расцветающую прямо под крышкой черепа. А потом прозвучал приказ. И стёрлись мысли, чувства. И стало всё равно. Сколько продлился сеанс гипноза на этот раз, Дин сказать не мог. Сознание заработало с задержкой, лишь после того, как хлопнула входная дверь за спиной Деенора. Ленивая слабость разливалась по телу, не давая вспомнить, на что на этот раз поставили блоки-запреты. Сосредоточиться ни на чём не выходило. И только лёгкая ягодная кислинка на языке напоминала, что он всё ещё жив, а происходящее не было бредом. Юноша прикрыл глаза и уткнулся в пахнущую сереброцветом подушку, всей позой выражая глобальное смирение и небывалую тоску. Пусть думают, что он осознал своё новое положение и окончательно отчаялся. Пусть радуются. Пусть ослабят контроль. Пусть делают, что хотят. Феникса в клетке надолго не удержать. И пусть шансов спастись на первый взгляд не было, терять надежду Дин не собирался. В крайнем случае он действительно сломает шею о прутья.