Громоотводчики

Колу Винсенту наконец удалось отодрать свой язык от нёба. — Джек. — Голос его звучал как из подземелья. — Его глаза. — Что с его глазами? — Да, что с моими глазами? — полюбопытствовал Эдди. Кол поглядел на него. Солнце уже зашло, оставив после себя только слабые отблески света, но всё же этого было достаточно, чтобы Кол разглядел, что глаза у Эдди опять стали карими. Если они вообще меняли цвет. Стивен Кинг, «Извлечение троих»

      — Мне вот просто интересно, ты сегодня вообще поднимешь задницу с кровати? Или будешь лежать, пока не научишься вместе с ней левитировать?       Ал не просто открыл глаза, он подскочил, раскидав подушки по всей кровати. И испуганно, заполошно заколотилось сердце, словно говоря: «Нет, товарищ, ещё один кошмар, и я просто разорвусь, веришь? Вот прямо тут и разорвусь, тогда что хочешь делай!» Но кошмаров вокруг почему-то не было.       Если, конечно, не считать кошмаром хорошее настроение у Марка с утра пораньше.       — Что ты здесь… — начал было экстрасенс и затих, хотя никто его не прерывал.       Марк смотрел с насмешливым вызовом, который мог обозначать только одно: «И чего это мы такие храбрые, а, Ал, чтобы со мной в таком тоне разговаривать?» Утро пахло теплом, жизнью, магией и сочной травой. Одно из окон в спальне оказалось распахнуто, но ветра не было, и тяжёлые алые шторы застыли в неподвижности. Солнечные зайчики карабкались по ним, золотили ткань, путались в её ворсинках и казались отблесками ласкового огня.       Яркий лучик пересёк комнату и попал Алу в глаз, поцеловав теплом. Вполне дружелюбный жест природы, который людям, по традиции, очень не нравился. Но Ал даже не поморщился, с восторгом ощущая самое главное: мир вдруг стал тёплым.       Вокруг не было ни одного морозного узора. И казалось, что холода не осталось и внутри. На Миноне царило только-только проснувшееся, не успевшее продрать глаза лето. Марк, скептически наблюдавший за тем, как Ал зашуганно озирался, глядел шкодно, а улыбался ещё и пакостно, той самой улыбкой, что намекала: их энергетик в очередной раз позволил себе ненадолго забыть о хитросплетениях своих планов, чтобы просто порадоваться жизни и сделать кому-то развесёлую гадость.       Если это был сон, то Ал не хотел просыпаться.       Всё выглядело до боли знакомым. Словно вернулись те дни, когда Рей, Марк и Энди — «Громоотвод», — казались нерушимыми святынями, опорами двух миров, на которые следовало смотреть с восхищением; когда Минон ещё не показал скрытые за цветной мишурой острые углы, когда сам Ал, не поломанный, не утонувший в своём (не своём) похоронном «Я», был совсем другим человеком, искренне радовался каждому дню (пусть и не спешил их встречать, предпочитая отоспаться) и не лез в неприглядные глубины чужих душ, как вор под покровом ночи. Экстрасенс прекрасно понимал, что всего этого быть не могло — много воды утекло с тех лёгких и беззаботных дней, в которые Ала волновала только одна проблема: как бы случайно не уронить на людей что-нибудь телекинезом. Минон изменился, обстоятельства изменились — даже он сам изменился! И ничто не в силах было вернуть это счастливое, только-только начавшееся лето.       Ал даже не надеялся на то, что время повернулось вспять.       Как и не надеялся, что весь пережитый им кошмар со смертью Рея и рождением криокинеза был болезненной галлюцинацией, которая наконец-то развеялась.       Ален уже не верил в такие чудеса. Единственным, на что ещё хватало сил надеяться, была мысль о том, что всё, окружающее его сейчас: и солнечное утро, и улыбчивый по-прежнему Марк, и восхитительное живое тепло — сон, мираж, видение, но не начало нового кошмара. Ал просто не готов был увидеть, как это доброе сновидение, начавшееся так уютно и хорошо, превратилось бы в гнилой плод его больного сознания, в кровавое видение, после которого только вскакивать в холодном поту.       — Вставай, говорю, — небрежно, словно потеряв к Алу всякий интерес, бросил Марк и распахнул шторы, ещё больше заливая комнату сочным светом. — Тебя всё-таки ждут. А я и так дал тебе поспать подольше. Уже, между прочим, Час Льда — теперь хоть понимаешь, сколько дрых?       Ал, уже потянувшийся было за аккуратно сложенной на стуле одеждой, выронил рубашку. Пальцы задрожали.       — Час Льда?       — Ну вот и я о чём! — активно закивал Марк и закрыл окно, только заметив, что начал подниматься ветер. — Не Час Крови, когда я тебя обычно бужу, так что будь благодарен, что я сегодня добрый и дал тебе выспаться. А теперь взял шмот и шугнулся отсюда! А то опять как завалишься спать, едва уйду, и скажешь, что так и было. Знаю я тебя.       — Знает он. Я и сам не уверен, что себя знаю, а тут он… — проворчал Ал, хаотично одеваясь и вопреки ожиданиям не находя внутри себя привычного раздражения. И его экстрасенсорика, и он сам были так спокойны, что сразу возникало чувство нереальности происходящего. Ал, уже отвыкший от подобного, почти с изумлением отмечал, как, оказывается, приятно ощущать себя человеком с нерасшатанными нервами.       Он бы испугался, но и страх куда-то испарился.       — Чего сказал? — оглянувшись через плечо, подозрительно поинтересовался Марк.       — Ничего. Говорю, сейчас оденусь.       Марк глянул на него пристально с выражением лица человека, что ближнему не верил ни на каплю и потому перепроверял всё, что недостаточно правдоподобно звучало или выглядело. Ал, заметив этот подозрительный взгляд, показательно стал застёгивать пуговицы на рубашке.       — Ладно, собирайся. — Как он, интересно, умудрился произнести эту фразу как: «Ну допустим. Но я за тобой слежу, скотина!»? Ал насмешливо хмыкнул, и Марк, словно уловив сигнал, бодро пошёл на выход. Только, уже вываливаясь в коридор, он легко бросил через плечо. — И не забудь закрыть дверь.       Реальность рухнула.       — Дверь?       В этом поместье никогда не закрывались двери. Маленький огненный мирок на стыке трёх других, больших, спрятавшийся и от общества, и от войны, он весь был нараспашку. Это было символом той абсолютной свободы, которую так старательно культивировал Рей. Каждый феникс мог свободно ходить по чужим комнатам. По сути, ходить можно даже при закрытых дверях, ведь такие мелочи, как деревянная доска, перекрывающая вход в комнату, остановить настоящего мага не могли. Вот никто и не тратил драгоценные секунды яркой, праздничной жизни на поиск вечно теряющихся ключей и закрывание этих абсурдных, ненужных дверей. Тот же Ал, пусть и злился, когда Марк приходил будить его с рассветом, всё же ни разу даже не пытался закрываться в комнате.       В этом действии не было смысла.       Но сейчас Марк говорил с такой спокойной уверенностью, словно он и подумать не мог, что распоряжение не будет выполнено. То были несвойственные ему слова и поведение. Что бы Ал ни наблюдал сейчас, с реальным миром связь этого видения была скорее номинальной. Такой же номинальной, как двери в этом огненном поместье.       — Да, А-а-а-ал, дверь, — неожиданно протянул Марк и гибко развернулся. И привычная насмешливая улыбка заиграла на тонких губах. — Закрой её. Найди ключ и закрой. Ты должен её закрыть.       До боли хотелось стиснуть голову руками и, как в глупых фильмах, с показательным страданием на лице развеять иллюзию. Силой мысли, волевым напряжением, искренним желанием, с незримой поддержкой друзей — в фильмах эти моменты обосновывали по-разному. Но на деле это так не работало.       У Ала вообще в последнее время ничего не работало.       Он был слабее видения.       Он был слабее криокинеза.       И он понятия не имел, как вернуться в холодную, жёсткую, жестокую, но всё же реальность.       — Как я тебя ненавижу, — шёпотом произнёс в пространство Ал, и Марк чуть склонил голову вбок, словно прислушиваясь. Но экстрасенс обращался не к нему. Он, отступив на шаг, вскинул взгляд к потолку и повысил голос, рявкнув с тем яростным отчаянием, что всегда сопровождало загнанного в ловушку зверя. — Я же вижу, что это снова иллюзия! Тебя разгадали. Какого чёрта прячешься? Хочешь и дальше меня бесить? Давай, вперёд! Выходи и начинай прямо сейчас!       Пальцы — тёплые, чуть покалывающие от живой силы, сжали его запястья. И Ал замер, только медленно перевёл взгляд на неожиданно оказавшегося рядом с ним Марка. Тот стоял, снова похожий и не похожий на себя — то ли осколок реальности в мастерской иллюзии, то ли иллюзия в ледяной реальности. Ал не знал, какой смысл нёс в себе этот образ, что ему с таким упорством показывало подсознание, но угрозой он не казался.       Подумать только! Из всех и вся, что только ни окружало Ала, именно Марк — колючий, едкий, опасный, про́клятый маг! — был тем единственным, что поддерживало, а не тянуло в пропасть. Его слова и жесты, привычный снисходительно-ироничный взгляд и пальцы, хранящие живое тепло — всё это не несло опасности. И в руки Ала он впился не оттого, что хотел причинить боль или схватить покрепче. Он всего лишь привлекал внимание.       — Не нужно «выходить», — медленно выговорил Марк, и насмешка исчезла из его взгляда совсем. Но это больше не пугало. — Ты должен перекрыть и вход, и выход. Закрой дверь, Ал.       Как это бывает во сне, пространство смешалось. Алу казалось, что он только на мгновение прикрыл глаза, а когда распахнул их, уже обнаружил себя полностью одетым, протянувшим пальцы к ручке двери, похожей на язычок пламени.       Ручка манила. Казалось, дотронься до неё, потяни на себя, заблокируй, чтобы отрезать тот поток мутного дыма, что струился из коридора, и все проблемы решатся сами собой. Ал, как никогда ясно, осознавал, что там, в коридоре, скрывается что-то ужасное. Что-то, что разорвёт его на куски окончательно, убьёт и собственноручно положит в могилу.       Единственное, чего он так и не понял — так это того, почему он никак не мог собраться, сделать последнее усилие и захлопнуть, наконец, этот портал в смерть. Впрочем, нет, как раз это он понимал. Если этот сон был создан его двойником, то не опасно ли было выполнять полученные здесь распоряжения? Рука зависла в воздухе, а затем безвольно опустилась вдоль туловища.       Дверь казалась разочарованной. Тихо скрипнув, она неожиданно подалась вперёд, вглубь стены, выломалась из проёма и исчезла в бесконечной чёрной дали.       Сон наполнялся плохим сюром.       Разозлённый, порядком напуганный и отчаянно храбрящийся Ал медленно огляделся, как можно чётче выговорив:       — Покажись уже. И скажи сам, чего ты от меня хочешь.       Паника отступала, словно она была рисунком на песке, который постепенно смазывала, а затем и вовсе смывала океанская волна. Явно начарованное ощущение спокойствия окутывало, отрезая здравый смысл. Ал, несмотря ни на что, чувствовал себя счастливым. Почти как в то время, когда он ещё не напялил на себя явно проклятый кулон «Громоотвода», когда все они были живы, свободны и чувствовали себя не приговорёнными, а детьми. То время… Если чёртов двойник действительно погрузил его в то время, то здесь…       Кто-то, подошедший подозрительно беззвучно, от души хлопнул экстрасенса по плечу.       — Ты так озираешься, как будто потерялся. А это было бы как минимум странно.       Сердце, кажется, забыло, что надо биться.       — Рей. — Дроссвел прошёл мимо него, тепло улыбнувшись. И от этой улыбки на душе стало ещё гаже. Ал горько усмехнулся. — Знаешь, если бы я не сошёл с ума ещё раньше, точно сделал бы это сейчас.       Рей хохотнул и привычно растрепал пальцами медовые волосы.       — Да? Давно мои ученики с катушек не слетали.       — Давно? — Ал моргнул. — В каком смысле… Давно?       Он снова тревожно оглянулся, ожидая, что окружающее его тепло снова подёрнется изморозью, и мороз начнёт подбираться все ближе. Повернув голову, неожиданно наткнулся на взгляд Рея.       И понял, что холода не будет.       Потому что он стоял в одной комнате с огненный Белым Фениксом. Пусть с иллюзией, воспоминанием, мороком, не важно. Его силы хватало, чтобы растопить любой лёд.       — Ну, — усмехнулся Рей и отвёл взгляд. — Мне всегда казалось, что Марк слегка поехавший. Как думаешь?       — Смотря с кем сравнивать, — буркнул Ал, потирая левый глаз. — Я бы сказал, что он ещё вполне нормальный.       — А я бы сказал, что меня слегка пугают твои критерии нормальности.       Ал против воли улыбнулся и вслед за Реем нырнул в знакомый до последнего уголка зал. С тех пор, как Дроссвел погиб, Ален ни разу не заходил сюда. Тренировался на первом или, чуть реже, на третьем. Но никогда — здесь. Не в месте, что впитало в себя теперь кажущиеся глупыми мечты о звании хорошего мага и громоотводчика. В этой огромной комнате всё напоминало о Рее, о его однообразных и, что страннее, помогающих советах и постоянном…       — А ты, я гляжу, колдовать без рук так и не научился, — проворчал Дроссвел, когда Ал привычно телекинезом отодвинул несколько мишеней к дальней стене, чтобы не путались под ногами. От знакомого вопроса и скрытой в нём привычной иронии хотелось развернуться, зажать уши руками и убежать — проснуться. Взгляд Рея неожиданно смягчился. — Хотя у тебя сейчас и без этого много проблем, да?       — Одна. Но большая.       — И решаемая. Поверь мне, я знаю, о чём говорю. Каждый четвёртый новичок с Земли так или иначе испытывает похожие трудности. И десять из десяти с ними справляются. Ты всегда был тяжёлым на подъём, но талантливым — неужели думаешь, что не справишься?       — Как ты можешь всё знать? — почти в отчаянии выдохнул Ал, сжимая кулаки. — Ведь ты же…       И, как назло, Рей даже не удивился, лишь смешливо вскинул брови и переспросил:       — Что?       — Умер, — едва слышно отозвался Ал. Так тихо, словно он и сам не хотел слышать собственных слов.       Реальность вздохнула горько, прерывисто.       Рей расхохотался.       — И что? — спросил он таким тоном, что экстрасенс и сам невольно задумался. — Смерть — далеко не конец. Тем более для нашей семьи. Ведь Дин говорил это тебе? Если бы ты попросил его совета, он сказал бы, что сумасшествие — не предел тоже. Выдохни и прекрати себя накручивать. Попроси у парней помощи. Закрой, наконец, эту проклятую дверь.       — Почему? — не выдержал Ал. Рей смешливо вскинул брови, но молчал. Давал высказаться. Какая реалистичная иллюзия. — Почему её нужно закрыть? Что это за дверь? Та, из-за которой я выпустил двойника? Или…       — Та или другая — что за странные вопросы? — Рей нахмурился. — Погасни моё Пламя, ты слишком нервничаешь! Выдохни, говорю.       Кажется, у Ала выработался условный рефлекс.       Он прикрыл глаза и выдохнул, судорожно цепляясь за тепло. И в голове прояснилось.       Рей наблюдал за ним и уже не улыбался. Солнечные лучи играли в красном золоте его встрёпанных волос.       — Я хочу тебе помочь. Но я мало что могу. Только дать совет — закрой дверь. Неважно, какой ценой. Возможно… Нет, даже скорее всего ради этого придётся отказаться от чего-то важного. Оторвать это от себя. — Стальные глаза резали. Смотрели в упор, пригвоздили к стене — и у Ала, как всегда, не было сил отвести взгляда. — Сделай это, Ал. Ты ведь и сам понимаешь, что так больше продолжаться не может. То, что происходит, угробит тебя. Это как болезнь, в которую ты вляпался — но можешь и выбраться из неё. Только найди способ. Только закрой дверь. А которую из… Это ты уже должен сам почувствовать.       Внезапное ощущение, будто за спиной кто-то был, заставило резко развернуться, вскинуть руки…       Вот только вместо лыбящегося двойника, довольного своим очередным реалистичным кошмаром, Ал увидел того, кого меньше всего ожидал встретить… да не только здесь, а вообще где бы то ни было. Вил смотрел на него и грустно, сочувствующе улыбался.       — Тихо. Когда ты так вздрагиваешь, твоё безумие можно не только почувствовать, но и увидеть.       То, что видел Ал, тоже было форменным безумием.       — Парад мертвецов какой-то, — проворчал он, опуская руки. — Тоже будешь советовать мне закрыть дверь?       — Из тебя вышел бы препоганый прорицатель, землянин, — хмыкнул Вил, пожимая плечами. Сейчас, без своих нитей, без электрической маски и кричащих чёрных одежд он абсолютно не выглядел опасным. Ведь не может быть опасна тень человека, что не в силах даже прикоснуться к тебе. Не сведи их эта войнушка в кровавой драке, Ал никогда бы не сказал, что этот экстрасенс может быть угрозой. — Хотя иногда ты всё-таки поразительно похож на нас.       Ал усмехнулся.       — Тоже постоянно пророчу гадости?       — Поверь, ты и представить не можешь, что такое — пророчить постоянно, — доброжелательно заметил Вил и, оглядевшись, поманил Ала за собой.       Есть множество людей, за которыми Ал бы ни за что не пошёл, даже будь они сотни раз иллюзиями внутри сна. Но тут он только пожал плечами и последовал за Ористаллом. Это странно, но экстрасенс вызывал невольное доверие.       Сон видоизменялся, приобретал новые очертания. Как призраки несбывшегося, вокруг экстрасенсов вырастали серые острые скалы. Ал шёл за Вилом по узкой горной тропе. Молодой свободный ветер играл с отросшими волосами, то и дело бросал их в лицо, как будто стремясь скрыть от Ала красоту долины, что расстилалась далеко внизу.       — Когда знаешь слишком много, в один момент встаёт вопрос — а что со всеми этими знаниями делать? — Вил ласково провёл пальцами по нависающей над тропой скале и обернулся, посмотрел на Ала. — Плохо, когда ты знаешь сотни исходов одного и того же дела и должен решать, к какому двигаться. Хуже, когда ты оказываешься не в силах убедить близких в своём знании и вынужден драться за лучшее будущее в одиночку. И гаже всего — когда ты понимаешь, что альтернативных исходов нет вообще. Тогда сразу начинаешь чувствовать себя… бесполезным. Ты видишь, к чему всё идёт, знаешь, чем всё закончится, и понимаешь, что ничего, абсолютно ничего не можешь с этим сделать. Сразу начинаешь задаваться вопросом — а зачем тогда вообще нужно такое знание? К чему оно, если ты никому не можешь помочь — даже себе? Может, лучше было бы вообще ничего этого не знать, не видеть, как на тебя летит меч? Всё равно исход не изменится, лезвие перерубит твою шею. Но, не зная этого, ты хотя бы не омрачишь оставшиеся дни. — Вил тяжело вздохнул и посмотрел на долину в окружении скал. Ветер танцевал по ней, выписывал невидимые па, кружил вокруг гибких травинок — и шептал, шептал сотнями голосов то, что слышать не хотелось. — Я не знаю, что такого ты увидел в грядущем. Чью-то смерть? Ваш проигрыш? Тот мир, что возникнет, если вы всё-таки победите? Или реки крови, в которых вы нас всех утопите? Должно быть, это и правда что-то страшное, раз ты так рьяно защищаешься от этого знания.       — Хочешь сказать, что всё то, что со мной происходит — всего лишь моя же попытка уйти от лишних знаний, а не то, что из-за меня убили друга? — Ал машинально покрутил в пальцах попавшийся ему на глаза обломок горной породы. Вздохнул, подкинул его на ладони — и, не глядя, кинул вниз.       В пропасть.       Камень кувыркнулся — и завис в воздухе, а затем, как домашний любимец, прыгнул Ористаллу прямо в руки. Вил покачал головой.       — Я бы не стал выделять только одну причину. То, что с тобой происходит — это мощная защита от прошлого, настоящего и будущего сразу. Ты пытаешься перекладывать ответственность за свои поступки на кого-то другого. Больше не хочешь чувствовать, что это ты чего-то не смог, не сделал, не предрёк. Хочешь стать сильнее — и при этом не меняться, не потерять себя. Тебе проще, если все проблемы за тебя решает кто-то изначально другой, кто-то, кто не ты. Но то, что происходит сейчас с тобой, не только защита от всего тревожащего и болезненного. — Блондин коротко размахнулся и метким мощным броском метнул камень вниз. И гора задрожала, зарокотала, как голодное чудовище. Ал поспешно отвернулся, чтобы не видеть, как медленно поползшие вниз камни сотрут с лица планеты зелёную красивую долину. — Оно же может стать последним камнем, что вызовет обвал и раздавит тебя… Впрочем, именно этот камень может и спасти с тем же успехом. Я совсем не твой друг, скорее наоборот. У тебя нет повода доверять мне. Поэтому я не буду даже пытаться советовать что-то конкретное. Только попрошу: когда найдёшь свою дверь, подумай хорошенько. Подумай, с чем именно тебе и правда надо бороться. Закрывай двери и жги мосты только когда будешь уверен, что не ошибся с выбором. Иначе можешь лишиться чего-то важного.       Ал смотрел на этого странного, так глупо погибшего парня, слышал, как тяжело и грозно рокотали внизу камни, а сам чувствовал только сонную, липкую усталость. И, пожалуй, благодарность. Да, точно. Именно её.       — Спасибо, — искренне сказал Ал, и Вил улыбнулся.       Всё-таки жаль, что судьба занесла их всех под разные знамёна.       Ветер подхватил обрывки мысли, перемешал их с солнечными брызгами и швырнул в лицо. Ал зажмурился, прекрасно зная, что, когда он откроет глаза, ни павшего Ористалла, ни прекрасной долины уже не будет. И только где-то глубоко внутри всё ещё предупреждающе гремело ворчание сдвинувшихся с места многотонных камней. Это было напоминанием.       Впрочем, Ал о своей проблеме и сам прекрасно помнил. И чётко видел её корень — тот самый кривой, болезненный излом, тот, что не давал ране срастись правильно, а самому Алу — оправиться и идти по жизни дальше.       Его двойник был нужен, когда у самого Ала не хватало сил, чтобы спасти себя. Он пригодился раз. Возможно, ещё раз. Ладно, пусть даже трижды — но теперь он только мешал, нарывал, отравлял существование. Он был ядовитым шипом, который требовалось выдернуть. Если бы не его постоянное давление, не его кошмары, что не давали спать, не его постоянное, отвлекающее присутствие и попытки помешать, Ал бы уже с горем пополам, но перенёс всё, что с ним случилось. Не забыл — такое не забывают. Но он бы смог вправить этот ментальный вывих, переждать боль — и успокоиться.       Двойник был и причиной проблемы, и её результатом, и тем, что привлекало новые беды. Где уж тут ошибиться-то с выбором двери!       Ал увидел её, стоило только закрыть глаза.       Дверь парила в темноте, всё такая же мощная и надёжная, как и раньше. В её силах было сдержать любых чудовищ, запереть в глубине подсознания живой кошмар. Тяжёлая ручка, громоздкая, старомодная замочная скважина, гладкое толстое дерево так и манили прикоснуться, напрячься — и захлопнуть эту махину. Замуровать, наконец, то, что он так слепо и неосторожно выпустил в мир.       Ему всего лишь нужно было закрыть дверь.       Дрожащая рука потянулась к ней…       И знакомые бледные пальцы перехватили запястье Ала, сдавливая до боли, удерживая на месте, как ледяная могила. И изничтожилось всё тепло в мире, растворённое его морозным, мертвенным дыханием.       Ал почувствовал, как постепенно начала разгораться в нём паника.       — Некоторые двери и правда лучше не открывать, — мурлыкнул этот невозможный, похожий на влажный хруст подтаявшего льда, голос, и запястье Ала сдавили сильнее. — Вот только, если они уже распахнуты, закрыть их не получится.

***

      Когда Алу предстояло какое-нибудь жутко нудное и затяжное дело, садиться за которое ну никак не хотелось, мама всегда говорила одну и ту же фразу: «Может, всё-таки начнёшь работать? Всё равно больше делать нечего. Не в стену же будешь сидеть и смотреть до вечера! Сам ведь не выдержишь такого безделья».       Сейчас Ал мог авторитетно заявить: он бы выдержал.       Он подскочил с кровати в Час Льда, когда за окном ещё разливались чернильные реки всё растущей ночи. До рассвета оставалось больше пяти часов, а Ал уже знал, что больше он уснуть не сможет. Сил хватило на то, чтобы одеться, перебраться в кресло и замереть там.       Он провожал взглядом тьму, что, подхваченная утренним отливом, уходила от окон. Встречал первые солнечные лучи, что огладили шторы и затопили комнату.       Это не было ни сном, ни бодрствованием. Ал погрузился в какое-то странное, медитативное состояние, когда реальность никак не отличалась от грёзы и почти не воспринималась измученным, истерзанным сознанием. Ощущение полной беспомощности, возникшее после неприятного пробуждения, затопило с головой, залило комнату, и, быть может, убило. Ведь Ал впервые не хотел даже выныривать.       Двойника рядом не было — впрочем, если бы он и появился, Ал, скорее всего, не обратил на него внимания. Он и Марка заметил лишь когда тот выругался и отскочил, свалив тумбочку.       — Твою мать! Ты какого чёрта тут сидишь?! А вскочил в такую рань зачем?       «Кажется, уже утро», — отстранённо отметил Ал и перевёл взгляд на энергетика.       Марк, шипя что-то малоцензурное, приводил в порядок завалившуюся на бок тумбочку. Выглядел он вполне бодро, но это показателем не считалось. Марку, чтобы выспаться, хватало четырёх часов, к несчастью. Куда показательнее было то, что энергетик не вопил от возмущения, а, напротив, явно старался говорить потише, как будто не хотел перебудить всё поместье.       Взгляд упал на часы. И правда, рань несусветная. Часов шесть утра, если по привычке перевести это на земные реалии.       — Что-то случилось? Ты обычно позже приходишь.       Казалось, Марк смутился.       — Ну, эм, да. Дин ведёт себя странно. Я хотел попросить, чтобы ты поговорил с ним, пока он чего-нибудь не натворил. Но ты, кажется, и сам… — Энергетик снова вопросительно посмотрел на Ала. — У тебя усталый вид. Ты спал вообще? Может, попросить Меллу…       — Не стоит. — Ал рывком поднялся с кресла, машинально проверил, при нём ли его колода, и как можно естественнее улыбнулся. — Так что там с Дином?       В конце концов, его проблемы могли и подождать. Да и вряд ли кто-то мог помочь Алу справиться с самим собой.

***

      С Дином и правда творилось что-то неладное. На это яснее ясного указывало то, как неестественно упорно он делал вид, что всё нормально.       Марк, который приволок Ала в зал, усиленно сигнализировал глазами и руками, явно надеясь, что экстрасенс одним своим присутствием решит все проблемы. Энди провожал его мрачным взглядом из угла, но с советами не лез. Что же, он тоже ждал немедленных действий.       А Ал… Ал слишком хорошо знал своего побратима, чтобы подскочить с радостным: «Дин, ты какой-то смурной. Это из-за того убитого Ористалла, да?» Не хотелось добавлять Дину ещё поводов для «погрустить над убиенным товарищем». Поэтому на рожон он лезть не стал. Напротив, устало улыбнулся и крикнул:       — Порадуй меня, скажи, что ты свободен!       Дин отложил тренировочный меч и удивлённо вскинул брови. Глянул на Марка. На Энди. Нахмурился, поняв всё и сразу.       — А что, хочешь серьёзный разговор? Тогда занят. Обратись к Марку, он уже знает, куда вам всем идти с вашей гиперопекой.       Настроение у стихийника препаршивейшее. Сложно будет.       — Какой разговор? — Внутренний радар подсказывал, что дурачком он прикинулся довольно естественно. Или, может, то никакой не радар, а просто Марк слишком заметно удивился?.. — Ты вроде как собирался меня учить стихийным фишечкам. Или то была разовая акция? Ты только учти, лёд меня как не слушался, так и не слушается, и на твоём месте я бы не рисковал бросать обучение.       Шаблон Дина не просто разорвали, по нему ещё и потоптались для верности.       — Учить фишечкам? — с подозрением переспросил Дроссвел и отложил меч. — И всё?       — А что, можешь ещё какой-нибудь мастер-класс предложить?       — Я-то могу, но…       — Здорово! Тогда договорились?       Дин всё ещё не мог понять, где подвох. И Марк тоже не мог понять, где подвох. Только Энди, который подвоха от людей ждал просто всегда, преспокойно лежал в животном облике в своём углу и, кажется, дремал.       — Хочешь сказать, ты даже мозги мои клевать не будешь? — снова недоверчиво уточнил Дин.       — Кто бы говорил про «клевать», птица счастья, — устало улыбнулся Ал. Его клонило в сон, но теперь даже мысль о нём вызывала страх, почти ужас. Сейчас экстрасенс и сам хотел размяться, и как можно активнее, надеясь, что хотя бы это разгонит слабость от недосыпания. И плевать, что мир вокруг так и шатался, кренился, как корабль в шторм, и грозился вот-вот встать с ног на голову. — Нет, если тебе так нужно немного попсиховать, я могу помочь, но…       Что же, первый раунд был за ним. Дин поверил и улыбнулся с облегчением и благодарностью. Было немного неловко так его обманывать, но Ал старался об этом не думать. В конце концов, Дин сам виноват, что снова резко поставил блок на их связь побратимов, причём даже мощнее всех предыдущих. Не надо было рубить с плеча, если без этой самой связи Дроссвел не мог отличить правду от вранья.       — Ладненько, давай с самого начала, — воодушевлённо предложил Дин, потирая руки. — Как там с призывом льда по своей воле?       Ал подумал о том, как ему хотелось, чтобы всё это поскорее закончилось. Чтобы каждый день перестал быть картинкой в кровавой рамке. Чтобы никто из его друзей не последовал вслед за Реем — видит Бог, дорожка это не лучшая. Чтобы всё было хорошо.       Дин уже говорил ему — да, негативные эмоции считаются более искренними. Они, в отличие от позитивных, долговременны и могут подпитывать столько, сколько захочет маг. Но и светлые, добрые чувства способны «кормить» стихийную магию, придавая ей необычные, почти сказочные формы. И если маг был принципиальным до жути («Хотя второго такого же принципиального, как ты, в трёх мирах не найти, Ал») и позарез не хотел использовать свою силу во зло, он вполне мог подпитываться позитивными эмоциями и никому не вредить.       Право слово, Ал мог бы найти в себе и злобу, и презрение — любой негатив как по заказу. Но сейчас самым искренним чувством в нём была усталая, отчаянная надежда на лучшее.       Ледяной кристалл, что, словно цветок, поднялся к Алу от пола, был тонким и изящным, как гибкая лиана плюща. Красивый и стремящийся ввысь — что же, стихийная магия и правда улавливала состояние Носителя лучше всяких эмпатов. Интересно, использовалась ли эта особенность, скажем, при допросе стихийников? Или они скрывали свою патологическую магическую честность, как экстрасенсы скрывали большинство секретов магии разума?       Ал не успел всерьёз задуматься о судопроизводстве на Миноне: Дин улыбнулся и довольным тоном объявил:       — То, что ты не так безнадёжен, как я опасался — лучшая новость за последнее время!       — Кто-то что-то сказал о безнадёжности?       Ал аж шарахнулся в сторону от беспечно лыбящегося двойника.       «Для того, кто беспокоится о сохранности моей жизни, ты что-то слишком часто пытаешься довести меня до сердечного приступа!»       — Ал? Что такое? — У Дина как будто режим переключило. Теперь стихийник не улыбался, только смотрел напряжённо, как будто в любой момент ожидал нового чудачества.       Энди тоже подобрался, словно готовясь кинуться. Чёрные когти неприятно царапнули деревянные половицы, оставляя борозды на слое лака. И только Марк, кажется, ничего особо тревожащего не заметил, погрузившись в какую-то пыльную книгу — или уже привык списывать странное поведение Ала на его постоянные панические атаки и прочие чудачества.       — Как трогательно. — Двойник заинтересованно глянул на ледяную «скульптурку» у ног Ала. – Вот и объясни мне, какой смысл оставаться с людьми, которые тебе так «доверяют»? Ты гляди, оборотень скоро яму выроет!       С радостью Ал бы объяснил ему… Конечно, не то, какой смысл ему оставаться, а почему нельзя так пугать. Но сейчас времени не было. На него уже поглядывали… Да как обычно.       Словно он вот только-только был выпущен из комнаты с мягкими стенами под честное слово — и тут же снова начал чудить.       — Ничего, — он улыбнулся как можно естественнее. — Просто показалось, что я контроль потерял. А потом понял, что это я просто колдовать прекратил. Бывает же, а!       Ну, допустим, обманул он только Дина. Марк вообще не прислушивался, а для Энди требовались отмазки помощнее. Возможно, с применением внушения. Но всё-таки оборотень к нему не лез, старательно сохранял нейтралитет и вообще ограничивался ролью наблюдателя. Ала это устраивало, двойника — тем более, так что не стоило и прилагать усилий, чтобы убедить его.       — Про небезнадёжного беру слова назад, — почти естественно улыбнулся Дин. А вот ему вообще никто не поверил. Даже Марк. — Ладно. В бою у тебя отлично получилось, но мне что-то кажется, что твой успех с криокинезом был всего лишь выбросом адреналина. — Хорошо, что Дин и близко не представлял, какой-такой адреналин спас им жизни. — Сейчас проверим. Попробуешь ударить?       У двойника очень нехорошо загорелись глаза-льдинки.       — Я в деле.       Это расколотое отражение, это порождение дурного сна только улыбалось многообещающе. Ал представил, как он сейчас зальёт весь зал кровью, и быстро переспросил:       — А может, обойдёмся теорией? Как-то я чувствую себя не слишком… уверенным. И я очень не хочу, чтобы кто-то пострадал. Вдруг я по тебе всё-таки попаду?       Дин нахмурился.       — Во-первых, я не беспомощный и с ледяной иголкой уж как-нибудь справлюсь. Я со стихийниками дерусь побольше тебя, землянин. И знаю не только как их усилить, но и как обезвредить тоже. А во-вторых… — Дроссвел трагическим жестом указал куда-то в угол комнаты. — Кто вообще говорил про стрельбу в людей? Мишень, Ал! Мишень!       Ал даже не знал, обрадовался он больше или смутился. Даже Энди, который теперь не прикидывался спящим и поглядывал на них одним глазом, вряд ли разобрался бы в переплетении эмоций.       Уже привычно Ал пригляделся к себе, пытаясь углядеть в арканах силы холодный шип, ту грань его расколотого «я», что заставляла чистую силу на выходе из тела превращаться в лёд. Мысленно взялся за этот шип двумя руками, стараясь не вырвать из тела — всё равно бесполезно, — а обнажить ещё сильнее, сделать инструментом достижения цели. Прямо как тогда, в драке с Вилом.       Разве что промахиваться так же убого Ал не собирался, а то до сих пор стыдно.       В пальцах смёрзся ледяной кристалл. Длинный, заострённый с одной стороны, он весил примерно как нож Марка и размерами почти не отличался — Ал решил, что так будет проще. Может, хоть сила привычки поможет. Потому что тот же двойник, например, только мешал.       «Зачем ты вообще появился сейчас?!» — наконец не выдержал Ал. Из-за внезапной вспышки гнева лёд рассыпался в пальцах. Экстрасенс ругнулся и снова попытался повторить свой успех.       Двойник же улыбался. И улыбка была определённо презрительной.       — Ну как же? Ты собрался пользоваться моей силой, а мне остаться в стороне?       «Это моя сила».       Ледяной кристалл задрожал. Раньше Ал не касался его пальцами, усилием воли удерживал в воздухе — теперь же оглушающе холодные острые грани то и дело скользили по коже, оставляя тоненькие царапинки. Ал видел, как одна крохотная капелька крови скользнула по чёрному льду, оставляя яркий след, и упала на пол, чтобы разбиться замёрзшими крошками.       — Ал, всё в порядке? — Голос Дина долетал как будто из-под толстого слоя воды.       Или это Ал был под водой?       Тонул, как когда-то уходил на глубину Рей?       — Твоя сила? — Лёд ширился, обхватывал ладонь, как плотная перчатка. Жёг холодом, сковывал движения. Ал боялся лишний раз вдохнуть. А двойник скалился, кружил вокруг, как хищная птица. Даже не шёл, а снова скользил, как на коньках, и пол покрывался кружевом изморози. — А кто так много и скучно говорил, что не желает иметь к ней никакого отношения? Кто заявлял, что лёд ему не нужен? Ты всегда воспринимал и меня, и мой лёд как агрессию лично против себя! А тут, надо же, почувствовал её полезность и сразу решил, что она твоя! — С каждым его словом Ал чувствовал, как сложнее становилось удерживать контроль. Лёд резал пальцы, рвался из рук, и близко не желая слушаться, как бы Ал ни пытался сделать хоть что-нибудь со своенравным элементом. Двойник оскалился. — Лицемер чёртов.       Мышцы рвануло. Ал и сам не понял, почему, по чьей воле он двигался. Кто, он или двойник, запустил в полёт осколок льда, до крови изрезавший руку. Он увидел только, как кристалл, меняя форму в полёте, на дикой скорости прорезал воздух — и мишень. Щепки прыснули во все стороны. Лёд пробил древесину и застрял в ней, как копьё.       А ведь это мог быть человек.       Живой человек.       Ну, точнее, после такого уже мёртвый.       Двойник внезапно появился напротив, словно телепортировавшись. Голубые глаза горели угрозой.       — Ни чтобы напасть, ни чтобы защититься — ты никогда не сможешь сделать так же без меня. Будешь всё таким же беспомощным, как в прошлый раз.       Ал вспомнил о том, как в душе нарастала паника оттого, что по Вилу не прошёл ни один удар. Ни от кого из них четверых. Вспомнил и мысленно огрызнулся:       «В тот раз ты едва нас всех не угробил!»       — Я вас всех спас. Это так называется.       «Да я тебя десять минут уговаривал перестать ржать и помочь!»       — Просто было неожиданно. То ты такой весь из себя принципиальный, то кидаешься под удар, чтобы отрубиться и поговорить со мной без свидетелей.       «Не только для этого».       — Ну да, помню-помню. Ещё ты надеялся, что Вил перестанет читать твоё будущее, когда ты без сознания, и подставится.       «Это сработало».       — Ну слава Богу, хоть одна из твоих идей... Но всё-таки, на будущее, захочешь поговорить — делай это обычным способом, зачем нам крайние меры? Заклятье могло оказаться смертельным.       «Не могло. И не собираюсь я «обычным способом» с невидимым тобой болтать! Я не хочу, чтобы на меня смотрели, как на психа».       — На тебя уже смотрят как на психа, смирись.       Ал вздрогнул и быстро посмотрел на напарников.       Что же, хотя бы внимание Марка он привлёк. Достижение это было сомнительным — всё-таки Ал ничего такого не планировал. Всё, если так можно выразиться, произошло случайно, «за компанию». Так же «случайно», по принципу «ну блин, а почему бы и нет, если само в руки даётся?», по мнению Ала, нацисты когда-то захватили Люксембург — просто проходили мимо, двигаясь на Роттердам, а когда пересекли его, оказалось, что страна уже их. Ну, а как ещё можно объяснить то, что целое государство пало за один день? Вот так и с Марком. Ал всего лишь планировал кинуть льдинкой по мишеньке, ничего криминального и уж тем более — интересного. А получилось так, что он проморозил целую немаленькую комнату, пробил дурацкую мишень насквозь, успел поссориться с собственным раздвоением, заставил Энди подорваться с места, а Дина, судя по выражению лица, вспомнить какую-то местную молитву и номер ближайшей психушки, ещё и сам же начал язвить от нервов. Ничего необычного, право слово. А, ну и бонусом заставил Марка отвлечься от книги.       Потрясающе.       Да ещё и молчание затягивалось.       — Ну что?! — с отчаянием выпалил Ал. Двойник только скалился довольно.       Ал не знал, чего больше хотелось этой твари: чтобы друзья его испугались и изолировали, или чтобы сам Ал разочаровался в них и улетел домой — но у него явно получалось достигнуть цели. На него уже смотрели как на опасного сумасшедшего. Как далеко при таком развитии событий этап, когда его безопаснее всего будет закрыть в пустой комнате и отпаивать успокоительными?       — Ничего. Хороший бросок. — Дин смотрел настороженно и тяжело — наверное, поэтому дружелюбный тон в его исполнении прозвучал так странно. — Знаешь, в таком напряжении стихийники не колдуют. Давай лучше на какое-то время забудем про лёд и просто разомнёмся?       — Ты гляди какой понимающий! — ухмыльнулся двойник.       Ал изумлённо уставился на Дроссвела, но тот уже не обращал на него внимания. Даже повернулся спиной, как будто совсем его не боялся. Как будто не чувствовал отголосков безумия.       И кто бы знал, как Ал был ему благодарен за это молчаливое доверие!       — Марк?       Энергетик, не отрываясь от книги, левой рукой вытащил из ножен сначала один, а затем другой нож, и кинул на пол. Ал подхватил оружие телекинезом буквально в последний момент.       — И почему всегда «Марк»? Тут горы оружия! Почему не можете выбрать себе что-нибудь по вкусу и отстать от моих ножей?       — Качество. И они на стихийную магию не реагируют.       — Лень им себе что-то искать. И зачаровывать, — ухмыльнулся Энди, потягиваясь откровенно по-волчьи.       Все упорно делали вид, что с Алом ничего не произошло. Экстрасенс друзей за это обожал, двойник — ненавидел (невелико, конечно, достижение, он ненавидел весь мир). А ещё — прямо сейчас было до безумия стыдно, что Ал никак не мог отплатить Дину за это великодушное понимание тем же.       Он поудобнее перехватил ножи и встал в позицию. Стихийник, в мгновение ока оценив стойку, переместился в центр зала, выбрал себе какой-то местный короткий меч и улыбнулся.       — У меня дежавю.       Сам же дал повод! Ал выдавил из себя улыбку.       — Не то слово. Только теперь у тебя нет маски на лице.       — Закрыли тему, — тут же уловив, откуда подул ветер, оборвал его Дин.       — Уве… — Сию секунду в него прилетела шаровая молния, и Ал вынужден был спешно уворачиваться. Дин был слишком хорошим бойцом, чтобы в спарринге с ним трепаться о чём-то постороннем.       Чтобы вообще о чём-то трепаться. Ну, по крайней мере, пока Ал не обеспечил себе преимущество. На войне, как и в садоводстве, действовало простое правило: поле твоё — делай, что хочешь.       Меч у Дина был одноручным и держался, разумеется, в левой. Правую руку Дин отводил чуть назад, как будто готовясь швырнуть перед собой заклинание или выстроить защиту. Так стихийник безнадёжно делал вид, что с этой рукой было всё в порядке.       Ал знал его, пожалуй, слишком хорошо. Знал он и то, что в бою Дин подспудно ожидал ото всех вокруг подлости. Каждую минуту, каждую секунду он был готов к тому, что кто-нибудь особо беспринципный и находчивый начнёт наседать слева, чтобы бить по слабым местам стихийника, по его травмированному запястью. Из расчёта на таких подлецов Дин выбирал стойки и стили. Мало кто знал, как ловко Дин обводил противников вокруг пальца, иногда специально демонстрируя повреждённую правую руку, чтобы быстро и легко уложить их на лопатки несколькими отработанными комбинациями.       Когда человек так уверен, что на него будут нападать справа, нужно было всего лишь в один прекрасный момент уйти влево и наслаждаться его беспомощностью.       Ал провернул это настолько без усилий, что и сам себе удивился. Всего-то и потребовалось разминуться с очередным заклинанием, парировать удар затупленным мечом, а затем, попросту выбросив один нож, перехватить левую руку Дина и провести захват.       — Что, когда не читаешь моих мыслей, уже не так просто? — хмыкнул Ал, щекоча вторым ножом шею Дина.       — Что, когда знаешь все мои слабые места и привычки, победить не сложно? Ну правильно, это же не против кого-нибудь из Молний драться, — не остался в долгу Дроссвел, ничуть не раздосадованный. Алу даже казалось, что стихийник радовался такому развитию событий.       Как метко заметил как-то Марк, для мага лучший способ сбежать от проблем — колдовать до посинения, а в идеале — ещё и бить кого-то. Куда интереснее, если этот кто-то ещё и оказывает достойное сопротивление и даже одерживает верх. Это будило азарт.       Дин был азартен как чёрт.       Захват был удобным — один из любимых Ала, он запросто трансформировался в позицию для броска. Вряд ли Дин вообще успел заметить, как Ал сменил позу — на полу он оказался куда быстрее.       — Ты прав, я слишком мало общался с Молниями, чтобы изучить привычки хоть кого-нибудь из них, — дружелюбно заметил Ал, отступая на шаг и снова приманивая к себе нож. Марк подобрался, словно почувствовав изменения в температуре беседы. — А вот ты — другой случай. Тот экстрасенс… Как его? Вил? Он вёл себя так, будто знал тебя ну очень хорошо. Вы были знакомы?       Дин, который до сих пор выглядел вполне расслабленно, подорвался так стремительно, будто дощатые половицы жгли ему спину. В серебряных глазах так и светился укор.       — Я видел этого мага третий раз в жизни.       И он с шагом вперёд послал в Ала гудящий жаром огненный шар. Надо же, разозлился.       — У, какие мы нежные, ты только погляди, — умилился двойник и прижал ладони к сердцу, наверняка нарочно перепутав сторону. — И врать совсем не умеет. Просто прелесть. А мы будем выводить Дроссвела на чистую воду?       Интересный вопрос. Вроде как двойник слышал все мысли Ала — в конце концов, они же были одним существом! А тут — интересовался так, словно понятия не имел о намерениях экстрасенса.       Что происходит?       «Будем, — послал ему мысль Ал, а потом, движимый наитием, скрыл мысли и сказал как бы самому себе. — А потом — тебя, чёртово ты раздвоение».       Двойник воодушевлённо кивнул, как будто ответ его полностью устраивал.       Интересно. Но сначала — Дин.       — Я и не говорил, что ты его знаешь, — мягко поправил Ал и уже с трудом ушёл в сторону — электрическая плеть Дина была не слишком приятной компанией. А ещё — она намекала, что Дин был зол и настроен весьма серьёзно. — Но сам он явно с тобой прекрасно знаком. Обращался по имени…       — Моё имя — не тайна!       — Не дури. Будто сам не слышал, как он к тебе обращался. Как к лучшему другу, которого давно не видел. — Ал подался вперёд, но плеть плюнула искрами у самого лица. — Он знал, как драться против тебя. Все твои приёмы. Все возможности. Он и Феникса твоего не испугался. Да и его фраза, что он предлагал тебе остаться с Молниями…       Выругавшись, Дин рванул вперёд с высокого старта. Ал успел заметить, как растёкся лужицей металла меч стихийника. Как печально знакомые стальные перчатки покрыли его руки, чтобы усилить удар.       — Заткнёшься ты сегодня, нет?!       Ал медленно выдохнул. Он считал шаги, постепенно принимая всё более низкую стойку. Права нога, выставленная вперёд, постепенно сгибалась в колене, и сводило напряжением тренированные мышцы.       Ближе.       Ещё шаг.       Ал резко распрямился, почти прыгая вперёд, уходя с траектории удара широким шагом. А затем, не раздумывая, экстрасенс снова перекинул неустойчивого Дина через себя. На этот раз стихийник упал на живот, едва успев кое-как сгруппироваться. Ал тут же приставил нож к его загривку, а самого Дина придавил к полу коленом.       — Как давно к тебе вернулась память? — рыкнул он, пока Дин ещё не надумал рвануться. — В середине драки? После неё? Когда ты убивал того парня, ты прекрасно знал, кто он. И я сейчас не об имени! Только не ври. При телепате и эмпате-то — просто не надо.       — Не вру, — огрызнулся Дин. Ал чувствовал, как напряглись мышцы его спины, и мысленно приготовился к тому, что ему сейчас снова сломают ногу. — Я не собираюсь об этом говорить. Это не твоё дело, мальчик для гаданий.       Ну приехали.       Так Дин его не называл уже давно. И пусть Дин, когда злился, мог заменить имя Ала на насмешливое «землянин», но чтобы прямо так…       — Мальчик для гаданий — это твой Вил. — Ал чуть надавил на нож. Не режа, разумеется, он не совсем без мозгов. Только царапая, чтобы дать почувствовать лезвие. Как правило, конечно, Дин такие мелочи игнорировал, но ведь раз на раз не приходится. — Он ведь пророк? Я прав? Он был пророком и твоим другом.       Это было броском вслепую. Не было никаких оснований предполагать, что Виллиан Ористалл, так странно почивший, при жизни был пророком. Всё же стиль его боя почти целиком строился на великолепном владении телекинезом. И только странный сегодняшний сон, в котором Ал общался с иллюзией этого экстрасенса, говорил, что сила Вила была именно в его умении читать будущее. Можно ли было доверять этому сну? Лично Ал считал, что нет. Если верить каждому кошмару, можно свихнуться. Напротив, Ален был готов ошибиться. Тогда бы Дин его поправил, заявил, что направление Вила совсем другое, и вот тут-то его и можно было подловить на излишне исчерпывающих знаниях. Но…       Дин рванулся.       — Я не хочу об этом говорить.       Что? Ал попытался не выказывать удивления. Неужели в точку?       — А придётся.       — Слезь с меня, придурок.       — Если это твой друг, почему ты решил его добить?       На этот раз Дроссвел дёрнулся так, словно его било током. Благо, Ал, хоть в родео и никогда не участвовал, всё-таки был к чему-то подобному готов и позицию принял устойчивую. Да и обе руки Дина блокировал.       — Я не собираюсь об этом говорить!       — Дин, мы помочь хотим.       — Я не собираюсь об этом… Мы?! Так и знал, что тебя подослали, чудовище ты лицемерное. — Двойник сочувствующе улыбнулся, а Ала как будто раскалённой иглой кольнуло.       В его честности сомневались редко. Очень. Теперь же его фактически назвали двуличным дважды за десять минут.       — Сам-то так упорно врал, что ничего не помнишь и никак не переживаешь… Дин. То, что тебе больно, видно из Балентэрда. Давай поговорим нормально.       — Я не собираюсь об этом говорить.       — Идиот упёртый.       — Целеустремлённый.       — Твоя цель — отгородиться ото всех друзей и погибнуть вслед за Реем? — не выдержал Ал.       Дин замер.       Каковы шансы, что одной ногой он не отделался бы?       Экстрасенс неловко чуть сместился, и в эту же секунду Дин скинул его с себя и взвился на ноги. Злость определённо прибавляла ему сил.       — Прости. Но может всё-таки обсу…       — Кто-нибудь, киньте на него новое заклятье Понимания! Кажется, до него не доходит, что я говорю!       — До него много чего не доходит, — вздохнул двойник. Но сейчас Алу на него было плевать.       Потому что Дин разозлился. Не так, как обычно, когда Алу грозило всего лишь выпасть из окна или убить несколько часов, под присмотром Меллы сводя ожоги. Сейчас Дроссвел выглядел так, что мысли как-то сами собой сворачивали в сторону возвращения на Землю.       Человека всегда пугало новое. Неизведанное. Манило тоже, но больше, конечно, пугало. Энтузиастов, которые рвались по дороге непознанного и делали важнейшие открытия в истории, как правило рождалось очень мало. Да и те оканчивали жизненный путь весьма печально.       Прямо сейчас Дин выглядел как-то по-новому. Опасно. И Ал не был до конца уверен, что ему хотелось лезть в эту неизвестность. Хотя, если подумать, дороги назад не было тоже. Пятки лизали волны Рубикона.       — Слушай, мы хотели просто…       Дин криво усмехнулся. Воздух вокруг него нагревался и обжигал слизистую.       — О, я знаю, чего вы хотели. — Дроссвел издевательски поклонился подскочившему Марку — что же, он явно понял, кто привёл «тяжёлую артиллерию» в лице Ала. — А ещё я обещал вам не врать, спасибо, что напомнил.       Прямо сейчас Алу было стыдно почти за каждое слово, что он сказал. В конце концов, обвинять во вранье Дина по меньшей мере… лицемерно, да.       Энди подошёл неслышно, но навязчиво. Как будто он готовился разнимать драку. И отправить в нокаут Дина, если тот перешёл бы черту. Стихийник обвёл их троих странным взглядом и развёл руками в издевательском жесте.       — Наш Ал, как всегда, прав, когда не надо. — Снова ощущение, словно в тело впивались серебряные стрелы. Ал поморщился. — Да, Вил был мне другом. И да, память села обратно как влитая. Так смешно, знаете — понимать, что раньше было лучше. — Даже двойник молчал. Как будто ему было какое-то дело до того, как ощутимо мучился Дин, как он почти кричал, как горел. — Я ненавижу всё, что мы делаем. И клянусь вам: если бы память вернулась раньше, я бы всё это закончил. В ту же секунду. Я бы пошёл к Деенору заключать гадские мирные договоры, и Марка бы отправил туда же — договариваться. Отправил бы землян — на Землю, и стал бы по мере сил помогать Молниям устранять то, что натворила моя семья во время своих заигрываний с Силой. Вот чего я бы и правда хотел, а не вот это вот всё.       — Склонился бы? — тихо переспросил Марк. Он не улыбался и не насмешничал.       Никто из них не улыбался.       — Я — не Рей. — Невидимый ореол жара и силы вокруг Дроссвела погас. Ал с наслаждением вдохнул прохладный воздух, с удивлением отмечая, что всё это время он почти не дышал, то ли из-за боязни обжечься, то ли снова заворожённый откровением их стихийника. — Я умею признавать ошибки. И умею… А, чего теперь говорить! — Дин оскалился. — Деенор — не подонок. Он никогда не планировал нас перебить. Скорее, наоборот, долго верил, что можно разобраться без лишней крови. Но есть вещи, которые он никогда не простит. То, что мир ещё не трясётся и не раскалывается, означает только, что Дей ещё не знает, что Вил…       Алу казалось, что он слушал одну и ту же историю от разных людей — всё замкнулось в кольцо. Вот только Рею в своё время хватило силы духа, чтобы не кинуться сразу же мстить за младшего брата, а продолжить методично и точно идти к своей цели. Да и, как выяснилось, Дин всё это время был жив, пусть и в руках Молний. С Вилом же…       Если они шли по кольцу, если повторяли ошибки, свои и чужие, то экстрасенсу даже думать не хотелось, кто мог стать следующей жертвой этой цикличности.       — Если ты так хочешь, чтобы всё закончилось, почему убил его? — тихо спросил Ал.       Дин перестал скалиться.       — Потому что должен был. Останься Вил на поле, и исход этой дурацкой, глупой войнушки бы не приблизился. Да и вряд ли у нас остался бы хотя бы шанс на победу. Вы не знаете, насколько он опасная фигура и насколько сильный козырь. Никто из вас не знает.       Как давно он начал видеть в магах сильные фигуры? Как давно начал рассуждать так, словно давний ветеран с огромным и страшным жизненным опытом?       Нет.       Ал смотрел в непривычно холодные серебряные глаза и понимал, что вопрос был изначально неправильным. Скорее уж так: сколько лет добавила Дину вернувшаяся память о гипнозе и плене? Этот Дроссвел, в отличие от старшего, всегда оставался золотым солнечным ребёнком. С недавних пор — ребёнком, что влез на чужое место, впутался во взрослые обязанности и задыхался там, как бы он ни пытался со всем справиться.       Кем он стал сейчас, Ал не знал.       Но он боялся того человека, что заматерел и преисполнился жёлчи под крылышком у Молний.       — Так чего ты тогда хочешь? — Боялся, но не настолько, чтобы не спросить. Никто больше не хотел идти за огненным силуэтом, сотканным из дыма (того, что запорашивал глаза) и вранья. Правда, в отличие от Рея, который мог соткать огромную паутину лжи, Дин всегда говорил чистую, хлёсткую правду. Нужно было только спросить. — Мира? Или всё-таки победы?       — Не имеет значения, чего я хочу.       — Ты — лидер.       — Я — лидер, которого не любят, только терпят. Против которого выйдут его же люди, стоит только сделать ещё одну глупость, вроде предложения мира. — Дин глянул в окно и поджал губы. Красная звезда над крышей одинокой башни тихо пульсировала в такт сердцебиению. — К тому же я обещал, что либо смогу победить, либо сдохну, пытаясь. И плевать, что я не верю в то, за что дерусь. Тем более плевать, что, в случае победы, буду делать то, что собирался делать Дей. Мира не будет. По крайней мере, пока Молнии всё ещё на ногах.       Вот так. Идти до самого конца, даже если там стена. Пробивать её лбом, оставляя на кирпичах кожу и кровь. Ползти хоть с поломанными руками. Всё это было про Дина. В конце концов, ведь это был человек, что до последнего не давал гипнозу покорить себя, даже если это было безнадёжно. Прирождённый победитель. Вот только…       — Если твёрдо намерен побеждать, то что ты здесь делаешь? Почему маешься тут с мечом, предлагаешь спарринги? Разве не нужно сейчас полететь в какой-нибудь город и…       — Спасибо за комментарии, Ал. — Дин улыбнулся. — Но я как-нибудь справлюсь без твоего мнения. Я знаю, что нужно делать. Даже чуть больше: всё, что хотел, я сделал ещё утром.       Чувство было такое, будто Ал дал какой-то дурацкий совет Рею и теперь не знал, куда деваться от стыда. Дин же, не глядя на него, принялся загибать пальцы:       — Всё утро мотался по городам, чтобы перенести всех наших в поместье. Оно неприступно — или неприступно пока что. Так или иначе, здесь куда как безопаснее. Я отправил всех малолетних иномирцев по домам — то, что здесь скоро начнётся, не лучшая среда для детей. Я оставил сообщения «Дуне», «Сфере» и «Остриям морока», что хочу с ними связаться. Нам понадобится любая помощь. А помощь организаций, что сумели продержаться в этой войне почти четыре года, будет полезна вдвойне. Я отдал главам наших городов-союзников активировать защитные купола — теперь кроме нас туда никто не зайдёт — и никто не выйдет… И ещё кое-что. По мелочи. Теперь всё, что осталось, это дождаться, пока Деенор поймёт, что случилось с Вилом, и обезумеет. Пока он не сделает следующий ход, мы с места не двинемся.       — Думаешь, он ещё не понял? Это же насколько нужно быть идиотом, чтобы по трупу не определить… — начал было Марк.       И Дин напрягся.       Едва уловимо. Ал бы вообще не заметил этого (защита, которой Дроссвел ограничил их связь побратимов, была подозрительно близка к идеальной и не пропускала даже отголоска эмоций), если бы руки Дина не дрогнули. Кажется, тема того экстрасенса действительно была болезненной для него.       — Вы думаете, жителям города настолько наплевать, что они оставили тело лежать посреди улицы? Тем более — тело кого-то из Молний? Я бы на их месте постарался его спрятать, чтобы Молнии не начали мстить. — Дин поморщился и отвёл взгляд. — Хотя итог всё равно один. У Ористаллов есть предостаточно способов связи друг с другом. Когда Вил по понятным причинам не отзовётся ни на что, его семья всё поймёт. Можете мне поверить, дураков там нет. Самое позднее — через пару дней Деенор уже будет в курсе всего, что случилось, и постарается по мере сил ответить. Вот только наших людей в городах уже нет, а барьер вокруг поместья он не снесёт. То есть я на это надеюсь. Надо подождать, посмотреть, что он придумает и как будет действовать, и уже от этого отталкиваться.       Выждать, заставить врага ошибиться и ударить так, чтобы у него подкосились ноги — знакомая тактика. Прямо сейчас, в эту секунду, холодный и собранный, облитый янтарным светом холодеющего осеннего солнца, Дин больше, чем когда-либо, походил на своего старшего брата.       И за ним так же хотелось идти.       Правда, Дину было наплевать, сколько человек им вдохновилось. Он стоял непривычно устойчиво, расставив ноги, словно пытаясь удержаться в этом враждебном, беснующемся мире. И неважно, шла за ним армия — или он один вышагивал по грязи и крови вообще без знамени. Ничто из этого не влияло на упорство, с которым молодой Дроссвел прорывался вперёд.       — Думаю, ночь будет шумной, — тихо заметил Дин, всё ещё глядя на свою башню. И казалось, что обращался он именно к ней, тонкой и беспомощной — самой важной из всего, что у него осталось. — И дни после неё. Так что я бы посоветовал вам всем разобраться со своими проблемами. Когда всё закрутится, у нас не будет времени их решать. Это относится прежде всего к тебе, Ал. Если у тебя продолжатся припадки, я не выпущу тебя в поле, даже если именно от твоего присутствия будет зависеть успех всей вылазки. Вопросы?       — Один, — проворчал Марк. Дин вопросительно вскинул брови. — Какого чёрта ты летал по городам без нас? Как?       — Ты не единственный пространственник в поместье, Марк. Взял с собой парочку магов, и всё прошло на «ура».       — Вот именно, что парочку. Мои порталы лучше! Зачем тебе надо было…       — Так, свободны, — не выдержал Дин… И его послушались.       Если бы Марк так же беспрекословно выполнял приказы Рея, может, Дроссвел бы сохранил куда больше нервных клеток. Всё-таки бессмысленные вопросы Марка порой и правда раздражали. Неудивительно, что Дин не взял его с собой. Куда проще работать в компании тех, кто молча выполняет приказы, а не тех, кто предпочтёт каждую минуту спрашивать: а что ты делаешь? а зачем? а долго мы ещё?       Хотя, конечно, не будь это Дин, Ал бы решил, что истинную цель этого одинокого рейда по городам от них скрывали.       — А только представь, что действительно скрывает, — воодушевился двойник, которого сама идея всемирного заговора, кажется, радовала до неприличия. — А сам уже завёл контакт с Деенором. Или…       «Вот скажи, — проворчал мысленно Ал, и его зеркальное отражение умолкло, слегка удивлённое и очень внимательное. Не так уж часто Ал обращался к нему с просьбами, ещё реже — с вопросами. В конце концов, это было всего лишь воплощение части его подсознания — оно не могло сообщить ничего, чего не знал сам Ал. Только озвучить то, о чём он догадывался или о чём не хотел говорить. Задавать ему вопросы означало отказаться от этого знания и признать его отдельным живым существом. Перестать сражаться. Хотя, видит бог, Ал уже смертельно устал от той бесконечной драки, в которую превратилась его жизнь. — То ты влезаешь куда надо и не надо, насылаешь кошмары и комментируешь каждую фразу в разговоре, то вообще себя пай-мальчиком ведёшь и из-за моей спины не выходишь. Это что, у тебя завелась тактичность?»       Двойник смешливо фыркнул, как будто развеселившись. Он уже давно реагировал на происходящее довольно живо, играл мимикой и даже стал как будто более взбалмошным, чем Ал. Этого, конечно, быть не могло — по идее, как и новых мыслей, новых черт у его-то двойника появляться не могло. Он ведь даже не был живым. И не был цельным — осколок, отделённый случайно и криво, когда сосуд упал на пол.       Но он вёл себя, как живой.       Всё чаще и чаще.       Ал смотрел на него и ловил себя на мысли, что сам он никогда не был таким смешливым. Он никогда не любил чёрный юмор, да и понимал его, честно сказать, со скрипом. Проведя двенадцать лет в клубе айкидо, пропитавшись духом гуманизма и идеями Уэсибы, он старался относиться к людям с пониманием. И обидчивым не был. Двойник же… Он словно менял плюс на минус. Или даже не так. Они с Алом были похожи, как близнецы, внешне — внутренне же, как и у всех людей, у них было разве что определённое сходство.       Что делать с этим знанием, Ал не знал и надеялся только, что эти метаморфозы не принесут им ещё больше проблем.       — Ну, говорить по миллиону раз на дню, что ты олень, надоело на вторые сутки. Тем более что меньшим оленем тебя это не делает. Да и Дина хотелось послушать. Как думаешь, что он натворил? — Смешливость, ироничность, обидчивость… Любопытство? Насколько вообще нормально для альтер-это интересоваться чем-то столь живо?.. А потом двойник словно запнулся. — Стой, кошмаров? А ты не много на себя берёшь?       «Отличный вопрос от тебя. Просто… Браво!»       — Я никогда не насылал на тебя кошмаров.       «Издеваешься?»       — Перманентно, но не то чтобы прямо сейчас. А ты? Зачем мне это нужно? Вообще-то моя цель — тебя максимально обезопасить. Желательно — на Земле. Оно мне надо, чтобы ты не высыпался и в таком состоянии на поле боя лез?       Ал хотел было возмутиться, заявить, что его поступки вообще-то довольно часто были лишены всякой логики, но не успел. Двойник заозирался, словно испугавшись чего-то, затем странно выдохнул, как от боли, сложился пополам и исчез в осколках чёрного льда. Экстрасенс круто развернулся, не понимая, что вообще могло случиться в этом огненном доме, что его двойника так покорёжило. Но не успел — его буквально зашвырнули в какую-то комнату.       Ал услышал щелчок закрываемой двери и с изумлением уставился на Энди.       — Ты с ума сошёл?!       — А ты?       Приехали.       Ал напряжённо хохотнул и развёл руками.       — Ну, всё зависит от того, что считать нормальностью.       — Я считаю нормальностью, — медленно и бархатисто начал Энди. Ал ожидал от него постоянных пауз и рубленых фраз, но оборотень внезапно начал говорить складно и текуче, словно ему вообще не требовалось дышать, — беспроблемный сон, уверенность в том, что ты никого не убьёшь в амоке, возможность обещать и выполнять обещание, безопасность для окружающих, отсутствие панических атак и, главное, расколотых сознаний. Насколько это для тебя понятная формулировка? Нет намерений ещё поиграть словами? Если есть, то, пожалуйста, развлекай этим Дина: у меня уже нет никакого желания и дальше смотреть на твою клоунаду.       У Ала было желание выскочить в окно.       А ещё, кажется, когнитивный диссонанс.       — Э… Вау. — Получилось не очень интеллектуально, но это были все мысли, что крутились у Ала в голове. А вот оборотня такая реакция явно позабавила. То, как он знакомо усмехался, ненавязчиво демонстрируя клыки, было единственным, что осталось от того оборотня, что обычно молчал, отзывался односложно и уж никак не мог отбрить Ала словами. — Что с тобой случилось?       — А с тобой?.. Впрочем, это я знаю. Садись.       Ал машинально уставился на кресло, расположенное подозрительно далеко и от выхода, и от окна, на которое указывал ему Энди. Никакого желания уходить туда не было. Нет, понятное дело, Ал и со своего теперешнего места сбежать от Энди бы не смог: его скорость порядком превышала человеческую. Но так у экстрасенса были хоть какие-то шансы. Одна десятая процента, но это всё равно не полный ноль.       — Ты изменился настолько, что предпочитаешь вести светскую беседу сидя? — попытался обратить всё в шутку Ал.       Оборотень тяжело вздохнул и напомнил:       — Я не менялся. И я всё ещё могу сломать тебе руку движением пальцев. — Ал молча сел в кресло. — Правильный выбор.       Без ощущения присутствия двойника за плечом Ал чувствовал себя слегка беспомощным. За последнее время он привык, что ему всегда, даже когда не нужно, есть с кем посоветоваться. Что рядом витает нечто, у кого достаёт силы и смелости решить все вопросы и разобраться с проблемами. Двойник реагировал на любую угрозу с молниеносной скоростью — прямо сейчас, когда Ал был максимально огорошен, ему остро не хватало совета своего альтер-эго. Дожили.       — Что тебе нужно?       Энди поморщился.       — Я тебе вообще-то не враг.       — Знаю.       — Вот и не надо разговаривать со мной как с врагом. Хотя, если угодно… — Ал моргнул. Такие выражения… Он бы сказал, что это сон, но вряд ли ему могло присниться что-то настолько бредовое, как их Энди, выражающийся, словно выпускница какого-нибудь института благородных девиц. — Мне нужно, чтобы ты не подставлял наш отряд изнутри. Мне нужно, чтобы не приходилось постоянно оглядываться, чтобы проверить, не убьёшь ли ты кого-нибудь из нас, просто поймав очередной триггер. Мне нужно, чтобы история не повторялась, в конце-то концов.       Интересно, а от недосыпания бывали галлюцинации?       — История? Повторялась? — Рассуждая, где и когда именно он приложился головой, Ал не сразу вник в речь оборотня.       Энди оперся локтями о второе кресло и пристально глянул на Ала. Как-то по-новому. Будто Ал вот-вот должен был догадаться о чём-то жутко забавном.       — А твоя болезнь очень влияет на умственные способности.       «Я за трое суток спал в лучшем случае пять часов. Что вообще такое умственные способности?» — иронично подумал Ал и сам не понял, это он так огрызнулся или всё же уколол самого себя. Впрочем…       — Не то слово. Я слишком устал, Энди. И не верю, что говорю это тебе, но… Если хочешь что-то сказать, делай это прямо. И без тебя я сон от реальности не отличаю.       Оборотень лукаво прищурился.       — Хорошо. Либо ты перестаёшь валять дурака и справляешься со своей болезнью, либо в один «прекрасный» момент она справляется с тобой и поглощает твою личность полностью.       — …ладно. Действительно, прямее просто некуда. — Ал потёр виски. Комната и оборотень перед ним слегка покачивались на волнах его усталости, расплывались, как нечёткие контуры облаков на летнем небе. Ал, как ни старался, не мог сфокусировать взгляд на чём-то одном. Только ему казалось, что лицо Энди выступило из морока, как и оно тут же осыпалось песчинками, до боли начинало резать глаза, и Ал отворачивался. — Я тебя сильно удивлю, если скажу, что догадываюсь обо всём этом?       — Нет.       — О, наконец-то знакомая манера говорить! — Это должно было прозвучать радостно. На самом деле слова вылетали изо рта едва слышно — единственный плюс ситуации был в том, что со слухом у Энди было всё в порядке.       Оборотень окинул его ещё одним внимательным взглядом и вздохнул.       — М-да. Ещё не хватало рассыпаться прямо тут. Дину придётся слишком многое объяснять. — Ал нахмурился, не понимая, при чём тут Дин и когда это Энди боялся объяснений с ним. — О, и чувство юмора уже благополучно сдохло. Ложись-ка ты спать.       Одно это предложение уже выдернуло Ала из рассыпчатого марева. Он встрепенулся и попытался как можно естественнее улыбнуться.       — Нет, всё не настолько плохо. Я всё понимаю. Да. Всё. Спать сейчас нельзя.       А перед глазами так и вставали насмешливая улыбка двойника, острые грани чёрного льда, разрывающие кожу, как крючья, ощущение тоски и ноющей боли в груди оттого, что кислород уже не добирался до лёгких — и слова, постоянные слова, непрерывно атакующие мозг, будоражащие старые раны. Если бы кто-то сказал Алу в прошлом, что он будет настолько бояться ночных кошмаров, что предпочтёт вообще не спать, он бы долго смеялся. Сейчас было не смешно.       Сейчас хотелось захлопнуть дверь в чёрную пропасть, куда Ал уже провалился — и в которой захлебнулся ядом. И плевать, даже если эта дверь отрежет его самого от реального мира. Главное — больше не тревожиться. Больше не чувствовать этого.       Больше не чувствовать ничего.       Энди тяжело вздохнул.       — Сейчас сам тебя вырублю.       Подорваться «резко» не удалось. И сделать это хотя бы немного аккуратно — тоже. Ал запнулся о то же кресло, на котором сидел, и чуть не свалился обратно. Да и в этом его заслуги не было: устоять на ногах экстрасенсу помог Энди, вовремя подавший руку.       — Давай без крайних мер? — едва слышно попросил Ал, силясь удержаться на ногах. После долгого сидения и того, что он позволил себе расслабиться, это казалось очень сложным. — Я и правда отлично тебя понимаю. А спать… Ну нельзя сейчас. Хуже будет. Правда.       Оборотень раздражённо рыкнул и чуть встряхнул его.       — Слушай меня. — Ал поднял голову. — Всё будет хорошо. Ты уже под заклятьем, если не заметил. Оно отключило часть подсознания. Сам видишь, как трудно тебе совершать даже базовые действия.       Ал, который до этого непривычно задумывался, как поставить ногу, чтобы устоять на словно бы качающемся полу, возмутился:       — А предупредить?! Я уже решил, что тело подводит!       — И оно поводит. Смысл в том, что ни твоё альтер-эго, ни дурные сны до тебя не доберутся. Можешь мне верить.       — Стой. — Энди-то как раз стоял, причём, в отличие от Ала, без посторонней помощи. И замолчал он сразу, кажется, ещё до прозвучавшей просьбы. А Ал ещё секунд двадцать собирал мысли в кучу. — То есть ты хочешь сказать, что такое заклятье вообще могло решить все мои проблемы? И со сном, и с… альтер-эго? Нужно было только обратиться за помощью?       Кажется, оборотень смутился.       — Да… Нет. Не все это заклятье знают, оно в очень специфических случаях используется. Да и болтали бы… — Он тряхнул головой. — Так, просто ложись и спи. Поговорим, когда у тебя будут чуть более осмысленные глаза.       Он почти силой усадил Ала на кровать. Впрочем, даже вздумай Ал сопротивляться, он бы всего лишь схлопотал пару переломов, но успеха бы не добился всё равно.       А потом навалилась усталость, тяжёлая и душная, как пуховое одеяло, и глаза закрылись сами собой.

***

      — Оцени свою адекватность по шкале от одного до десяти.       — У меня расстройство психики, в смысле — адекватность?       — О, снова здравомыслящий реалист. С возвращением, Ал.       Энди удовлетворённо ухмыльнулся. Клыки знакомо царапали нижнюю губу, блондинистые волосы оказались в лёгком беспорядке — как и всё в этой комнате. Ал видел раскрытый походный набор первой помощи на тумбочке. Замочек его был сломан, и теперь лекарства являли миру круглые бока небьющихся баночек. В комнате приятно пахло какими-то травами. Несколько пучков Ал видел на подоконнике. Солнце роняло рассыпчатые лучи прямо на них, и запах от этого, кажется, только усиливался. Невероятно приятно снова было видеть и воспринимать детали этого мира.       И, хм, кажется, он ни разу до этого не был в комнате Энди.       — Не подумай, что я тебе не благодарен или что-то вроде того, — медленно начал Ал, болтая в круглой чашке какую-то настойку. Не хотелось даже спрашивать, что это был за напиток — травить бы его Энди точно не стал. — Просто пытаюсь разобраться. Как ты догадался, что со мной происходит? Я себя чем-то выдал? — Экстрасенс сделал ещё глоток и поправил сам себя. — Хотя маловероятно. Ты как будто с самого начала знал, что нужно делать. Я это и раньше замечал. Просто думал, что ты не станешь вмешиваться, как всегда. Хотя ты сказал что-то о повторении истории. У нас в «Фениксе» уже были такие случаи, как мой?       — Допустим.       — Давно?       — Порядочно. Только… старожилы помнят. Те, кто в «Фениксе» буквально с самого начала.       Ал потёр переносицу и задумчиво глянул за окно. Лес неторопливо переодевался в цвета Дроссвелов, и красное золото торжествовало в этом страшном холодном мире, пытаясь отогреть. Казалось, будто само будущее разворачивало знамя огненного дома над этим миром. Ал только надеялся, что это было предзнаменованием их победы, а не прощанием Минона с огненными идиотами.       По крайней мере, теперь он чувствовал себя лучше. Гораздо. Энди в упор отказывался сказать, как долго Ал отсыпался. И даже часы он из комнаты убрал — если, конечно, они вообще когда-нибудь тут были. Ал уже привык беспокоиться о времени. Боялся потерять его. Здесь, в полутёмной комнате, почти в полной тишине, из которой не вырывалось даже намёка на движение, Алу казалось, что проходили долгие годы. Проходили без него.       И было так спокойно, что экстрасенса снова начинало клонить в сон.       Закрыть глаза — и пусть текут года, эпохи. Может, его прибило бы к одной из них волнами времени. А если нет… Может, и это к лучшему?       Правда, даже когда останавливались часы, голова работала лучше любого механизма.       — Я помню, ты говорил мне, что у всех есть свои тайны, — устало улыбнулся Ал, и оборотень едва заметно кивнул. — У каждого. И каждый будет за них грызться насмерть, неважно, насколько остры зубы. Не думай, что я не запомнил или не принял к сведению, просто… Ты всегда казался исключением.       — Думаешь?       — Не только я. Марк — тот ещё параноик, но даже он говорил… Как же там… В общем, что-то вроде: «Максимум, что Энди может хранить в тайне — свою любовь грызть тапочки. Для всего остального он слишком прям».       — Марк слишком много болтает.       Ал встрепенулся.       — Стой, ты что, правда…       — Нет.       Они переглянулись, а потом рассмеялись вместе. Снова внушительные резцы Энди, больше похожие на звериные клыки, косвенно грозили разодрать горло. Ал уже знал: опасности в этом не было. По крайней мере, для него. Энди ведь действительно не был ему врагом. Уж сейчас экстрасенс был достаточно вменяем, чтобы это признать.       Никто из «Громоотвода» не был ему врагом, что бы там ни говорила его сила.       — А если за тайны каждый будет грызться, зачем ты мне это всё говоришь?       Энди сощурился.       — А какой смысл её хранить? Всё шатается. Всё ломается. Всё распадается на куски. И прежним уже ничего не станет. Может, Дин в чём-то прав? Может, идти в новое можно, только избавившись от старого?       Знал бы Дин, что его слова уже заставляли людей и оборотней двигаться вперёд!       Впрочем, почему-то Алу казалось, что именно сейчас Дроссвелу было бы наплевать.       — Мне нравятся твои слова. — Ал улыбнулся. — Тогда рассказывай. Хотя вряд ли что-то может удивить меня ещё сильнее твоей речи.       Энди вернул ему усмешку. Такая улыбчивость тоже была непривычна для их оборотня. Впрочем, он был прав. Старое ломалось и летело в пропасть, полную мрака и огня. Новое неспешно тянуло ростки к осеннему небу, прорастало на выгоревшей земле и обломках империй. И, право, мимика оборотня была не самым странным из всего, что породила эта изуродованная, ядовитая почва.       — Я не Марк и не Рей. Невообразимого и страшного в моей истории нет. Наоборот. — Чёрные загнутые когти по-кошачьи выскальзывали из подушечек пальцев и прятались там. Царапали алую обивку, скользили в ворсинках мягкой ткани… гипнотизировали. — Всё так просто и обычно, что ты вряд ли заинтересуешься. В конце концов, ты привык к уникальному.       Они все привыкли. И…       — Тем ценнее кажется простое и понятное.       Интересно, думал ли Рей именно так? Тот, чьи воплощения, все до единого, жили в уникальное время, общались с уникальными людьми? Наверняка дороги этого Дроссвела были яркими и интересными. Короткими, правда. Потому что жить так, как жил он, можно разве что недолго.       Мир спасала простота, а никак не попытки сделать всё, лишь бы угробить понятную реальность.       Оборотень улыбнулся.       — Ты как Рей. — Значит, думал. — Ты знаешь, я землянин. Правда в том, что почему-то маги с такими силами, как у меня, чаще всего приходят именно в наш мир. Может, это как-то связано с местными верованиями. Или с особенностями Силы на Земле. Я и думать об этом не хочу. И вообще Землю помню плохо. Могу сказать наверняка, что был не один такой в семье. Это было… не то чтобы наследной способностью, но в моей семье почему-то иногда рождались маги тела. Мы не жили стаей. Но делали всё, чтобы найти других таких же. И иногда, как ни странно, находили. Так получилось, что в какой-то момент мы все поселились в одном месте и стали держаться обособленно. В основном домом была армада трейлеров или родная Талса. Иногда мы останавливались в других городах, но ненадолго. Чёртовы земные поверья делали нас непойми кем. Сам подумай, Ал. Вспомни, что ты знал об оборотнях, когда жил у себя на планете. Проклятые? Дикие? Вышедшие прямо из леса, чтобы отомстить родичам? Я знал семью, члены которой и правда верили, что они прокляты. Они никогда не боролись, поставили себя на какой-то автопилот. Механически обращались в полнолуние, отключали сознание. Даже не пытались исправить положение, просто позволяли Силе делать с ними всё, что угодно. Они верили: стоит перетерпеть одну ночь, возможно, в подвале, возможно, в цепях — и целый месяц можно будет жить спокойно. Это было сумасшествие какое-то, они боялись своей силы. Чтобы обратиться, они действительно ломали себе кости, а потом новый скелет собирался из обломков. Им ведь и в голову не приходило, что обращение можно контролировать, можно выучить его законы и сделать смену ипостаси полностью безболезненной. Они издевались над собственной силой, ненавидели её. Сила не то что отвечала тем же — всё-таки живой она никогда не была. Это энергия, и энергия, в большинстве случаев послушная хозяину. Сила старалась соответствовать представлениям Носителя о себе, чтобы не травмировать его ещё больше. Уверовать в проклятье для той семьи почему-то оказалось проще, чем принять, что они просто другие.       Как во сне, Ал видел образ, воссозданный то ли его собственным воображением, то ли собранный из десятков просмотренных фильмов. И перед мысленным взором захлёбывался криком человек, разрывающий собственную кожу, чтобы выпустить шерсть, выгибающийся — и ломающий кость за костью, хватающийся за голову, чтобы вытянуть череп, и выплёвывающий зубы, чтобы дать дорогу звериным клыкам.       Какая ирония, что магов тела было так много именно за Земле, которая медленно, но верно убивала в них людей.       — Я не скажу, что мне повезло гораздо больше. — Энди пожал плечами, но в этом движении чудилось напряжение. — Моя семья считала оборотней выходцами иной расы. Не избранными, конечно, но очень далёкими от людей. Теми, кому нужно сохранить чистоту крови, чтобы пороки человечества не угробили в нас животное начало. Обращение преподносилось искусством. Я почти не помню семью, но знаю, что каждого из нас заставляли долго и упорно изучать биологию и медицину. Мы управляли своим телом, потому что люди так не могли. И могли превращаться, потому что якобы являли собой соединение человеческого и животного. Попытайся представить. Когда ты превращаешься, у тебя полностью меняется восприятие. Всё в чёрно-белой гамме. Можно разобрать любые звуки, картинка чёткая, запахи бьют прямо в мозг. Даже сознание меняется, становится как бы… чужим. Совсем не людским. В таком случае понять, где ты, и что тебя ведёт, запахи, разум или инстинкты, не так-то просто. Это нездорово. Это неправильно. Это снова разграничивает силу и человека, делает их почти антиподами. А такое разделение никогда не доводило до добра.       Ал мысленно тронул лёд где-то глубоко внутри себя, и сила отозвалась чистым глубоким звуком.       Он не мог бы сказать наверняка, стоило ли бояться этой способности. Умом он понимал, что со сложившейся ситуацией нужно было что-то делать. Понимал он и то, что Энди собирался говорить ему прописные истины, давать бесполезные очевидные советы и надеяться, что всё это как-то поможет. Понимал всё. И не находил в себе сил снова бороться с этим миром и с собственной силой. Он вымотался. И одного здорового сна было мало, чтобы вытравить из ума и костей эту стылую усталость.       Хотя если выяснится, что самому Энди помогли как раз все эти общие слова и нечёткие советы, можно будет смеяться. Долго.       — Не помню, как именно мы попали сюда, — продолжал оборотень как ни в чём ни бывало, словно явный скепсис на лице Ала только добавлял ему сил. Или, что вероятнее, не казался Энди чем-то существенным, на что нужно обращать внимание. И в самом деле. Какова цена скепсису сумасшедшего? — Память вообще восстановилась не до конца. Много времени прошло. Хотя о проблемах с вспоминанием ты сейчас побольше моего рассказать можешь. — Оборотень клыкасто ухмыльнулся.       Ал поёжился.       Кругами на воде от неосторожно брошенной фразы всплывали в памяти ощущение слабости и беспомощности, сведённые мышцы, адских холод, ужас оттого, что путеводный свет, всесогревающий огонь погас… Экстрасенс помотал головой и прикрыл глаза.       — Всё никак в толк не возьму, ты пытаешься поиздеваться? Общение с Марком поломало даже тебя?       — Ты не хочешь говорить о себе. Когда тебе пытаются указать на проблемы, воспринимаешь это издёвкой. Боишься вспоминать всё, что видел. Надеешься, что проблема решится сама, но при этом ты даже не уверен, что тебе оно нужно, это решение. Боишься, что всё изменится, и ситуация станет ещё хуже. Ал, ты сам себя утопишь.       — Скажи мне то, чего я не знаю.       Оборотень чуть прищурился. Ал видел, как изменились его зрачки — словно перед выходом на поле, когда Энди знал, что человеческого зрения будет недостаточно, чтобы выследить врага.       — Меня самого едва вытащили из такого же состояния, как у тебя. Я знаю, о чём говорю.       Ощущение тепла на плече.       Память о мягком успокаивающем голосе, что всегда поддерживал и точно знал, как не дать спрятавшимся у него под крылом птенцам упасть.       — Рей?       Энди пожал плечами.       — Рей. А кому ещё? Не люблю, когда вы начинаете говорить о том, что он постоянно врал и вёл людей так, чтобы как можно больше их устранить. Тот, кому изначально плевать на подопечных, ни за что не станет тратить на них столько сил и времени. Тем более если этот человек знает, что лет ему осталось совсем немного и каждое мгновение нужно беречь. — Энди устало улыбнулся, а Ал подумал, смог бы он сам рассказывать о таком даже много лет спустя? Казалось, будто рассказ оборотня не просто утомил, а порядком измучил. Ни оборотням, ни людям не нравилось трогать старые раны, даже если они никогда уже не заболят. — Я почти ничего не помню. Знаю, что на Миноне я едва ли десяток лет, но точнее сказать не смогу. Знаю, что жил по лесам. Не помню и вспоминать не хочу, что всё это время творил. Иногда бывали моменты просветлений. Я встретил Рея в одно из таких. И он меня вытащил. Не сразу, конечно. Много времени ушло. Хуже всего — не для меня, мне было всё равно, — оказалось то, что Рей только-только начинал наращивать влияние. Его ещё и лидером-то официальным не признали. Вокруг него были препротивнейшие и гордые аристократы, которые ещё не поняли, что их влияние осталось только в воспоминаниях. Рей не мог позволить себе притаскивать в поместье сумасшедших из леса и уделять им почти всё своё время. Пришлось в рекордные сроки учиться определять, что у меня приближалось помутнение, и запирать в комнате, а всё остальное время составлять мне такой образ, что отпугивал бы любопытных.       Ал присмотрелся к оборотню внимательнее. С его внешностью пещерного человека и комплекцией мамонта вряд ли отпугивание людей было делом сложным. Всё-таки Энди для того, чтобы не сойти за добродушного здоровяка, достаточно было всего лишь смотреть как…       Ну да. Так, как он обычно и смотрел на людей.       В памяти сам собой вырос эпизод, когда Ал был уверен, что Энди оторвёт ему голову. Тот единственный раз, когда оборотень так сорвался на Ала, что действительно кинулся с когтями наперевес, произошёл в самом начале обучения. Ал едва-едва проявил эманацию, спасибо подначкам всё того же Энди, чувствовал себя слегка разбережённым и заметно рассерженным на весь магический мир. Да ещё и сила, к которой он впервые протянул руку, давила на мозг. Неудивительно, что Ал попытался спровоцировать конфликт.       Удивительно, что Энди спровоцировался. Всё же в «Громоотводе» он и правда оказался самым уравновешенным. Этот оборотень был в силах игнорировать даже Марка, лишь изредка огрызаясь, когда ему самому хотелось поцапаться. После Ал ни разу не видел, чтобы Энди срывался на новичков. Или вообще на кого-нибудь, кто не Марк. Тот эпизод, единичный и оттого ещё более странным, всегда казался Алу подозрительным, но он к Энди с вопросами предпочитал не лезть. Всё-таки он действительно неразговорчив, и нарываться экстрасенсу не хотелось. Вот и приходилось обдумывать эти странности в одиночку, пытаясь отыскать подвох без посторонней помощи.       А тут, надо же. Образ?       Ал прищурился и прицельно метнул в Энди воспоминание: пенящиеся молодой весной коридоры поместья, лёгкая усталость после первой в жизни почти тренировки с Реем — и чужие пальцы на горле, что в любой момент могли перекрыть кислород.       Вопреки ожиданиям, Энди лишь рассмеялся бархатно и низко. Казалось, будто сдвинулись тысячелетние глыбы в древней пещере, что была первым приютом человека на этой планете.       — Да, примерно такой образ, — растянул губы в улыбке оборотень. У него даже клыки чуть уменьшились. Видимо, Ал порядком поднял ему настроение. — Ко мне не лезли. Правду знали Рей да Ортонн, который мог приглушить мою злость. Потом, как Рей добрался до студентов-медиков, ещё Мелла. Остальные видели то, что должны были видеть, и предпочитали держаться подальше. Потом мне стало легче. Уже не нужно было эмоционально иссушать меня по нескольку раз на дню, чтобы я никого в горячке не убил. Болезнь ушла, а образ остался. Рей только набирался сил и влияния. Тогда ещё не все его слова считались абсолютной истиной, не все действия — правильными. Если бы Рей сказал, что помог мне обрести себя, это бы считалось добрым поступком, несомненно. Но он сделал это втайне, соврав всем вокруг, а, оставляя меня поблизости, подвергал опасности подчинённых — это не прибавило бы ему авторитета. Рей спросил, сложно ли мне будет поддержать образ клыкастого нелюдимца ещё недолго. Изначально планировалось, что я начну якобы сходиться с людьми, стану терпимее, а потом окончательно «оттаю» и смогу жить так, как нравится. А мне понравилось то, что было. Никто ко мне особенно не лез. На тот момент я уже осознавал, что разницы между людьми и оборотнями нет — и уж тем более понятно было то, что вокруг полным-полно идиотов и просто неприятных личностей, с которыми неохота обменяться и парой слов. И я не обменивался, имидж же позволял. Образ прирос, Рей сохранил репутацию — он представлял меня как давнего друга, преданного лично ему и недолюбливающего остальных. Меня всё устраивало, его — тем более. Мной можно было, например, припугнуть новичков, для которых нужны ежедневные встряски, чтобы Сила постоянно была в напряжении и охотнее откликалась на стресс.       В одном Энди был прав: на начале обучения стресса в жизни Ала было предостаточно. Почти столько же, сколько и сейчас. И всё потому, что диковатый оборотень воспылал к нему «смертельной обидой», причём за дело, и мог в любой момент открутить голову. Ал нервно хохотнул:       — То есть, хочешь сказать, что тогда Рей просто сказал тебе меня напугать?!       Энди пожал плечами.       — Скорее сделал знак, что это необходимо. Он вообще редко отдавал такие приказы вслух. С тобой получилось… забавно.       Если бы Ал мог представить, что когда-нибудь Энди станет, расхаживая перед ним по комнате, многословно и складно вещать, рассказывая, что всё это время он изображал дикое животное по просьбе Рея и «потому что забавно», он бы сошёл с ума ещё раньше. Впрочем, если подумать, то Ал не мог представить вообще ничего из того, что наполнило его быт с тех пор, как он попал в портал.       Абсурд.       Он жил в абсурдном сне и никак больше не мог контролировать его течение.       — Эй, Ал. — Экстрасенс поднял глаза и обнаружил, что оборотень каким-то невообразимым образом оказался рядом, не воспроизведя ни единого звука. Его шаги глушил не только лесной ковёр, обыкновенный тоже сгодился. Теперь зеленющие, «нехорошие» глаза Энди оказались на одном уровне с его. — Я могу помочь. Да, я плохо помню, что Рей говорил мне и как заставлял цепляться за реальность. Будь он здесь, он бы вытащил и тебя тоже. Или вообще не позволил бы сорваться, как не позволял всё то время, что ты был в «Громоотводе» вместе с ним. Да и даже одинаковые болезни у магов тела и разума могут принимать абсолютно разные формы. Но всё равно — могу. Ты никого не убьёшь. И ты не навредишь сам себе. Я не позволю. Можно попробовать подавлять твоё раздвоение заклятьями и лекарствами, но я бы не советовал. Это поможет какое-то время спустя, но полноценным магом тебе уже не быть: это слишком грубый и топорный способ. Не хотелось бы, чтобы какая-то зачарованная дрянь отсекала от твоей личности ещё куски. Твоё сознание и так с этим прекрасно справляется.       Ал укоризненно покосился на оборотня.       Хорошо, конечно, что у него отыскалось чувство юмора, но в такой ситуации подшучивать было попросту низко. Двойник бы оценил, конечно.       — Я знаю, как это звучит, но постарайся примириться с тем, что тебя терзает.       Ал машинально представил своё моментальное возвращение на Землю в ту же секунду и скривился. Были вещи, с которыми мириться нельзя. Экстрасенс устал. Очень устал. Ему казалось, что каждая секунда, когда ему приходилось делить тело с двойником, обращалась эпохой, и теперь все они наслаивались и давили на спину, заставляя опускаться на колени. В любой момент его могло засыпать, как вымершие древние города. Укутать пылью и песком так, чтобы археологам будущего пришлось снимать многотонную тяжесть с него слой за слоем много дней и ночей подряд.       Экстрасенс устал. Но он, как и раньше, не мог позволить, чтобы кто-то принимал решения за него.       И уж тем более Ал не мог позволить, чтобы то чудовище, которое он по дурости освободил, залило всё вокруг кровью. Минон и без того был страшным, жестоким миром — ни к чему было проливать на него ещё алых красок.       — Я не знаю, кого ты создал себе в помощники, — осторожно, подбирая слова, продолжил Энди, обжигая ядовитой зеленью. — Это не имеет значения. Ты должен понимать, что Сила никогда не навредит Носителю. Всё, что с тобой происходит, создаёшь ты сам. Переставай бояться собственных сил. Переставай создавать себе врагов. Твоё раздвоение — всего лишь осколок твоей личности. Набор черт, возведённый в абсолют. Эти черты спасли тебя, когда было нужно, и не вернулись на место. Ты отколол кусок собственной личности и теперь борешься с ним, мечтаешь от него избавиться, тогда как нужно всего лишь зарастить слом.       Хотелось сказать, что Энди было категорически неправ. Что экстрасенс уже пытался, и не раз, разобраться с двойником. Загнать его на месте, закрыть дверь, сделать что угодно, но тот лишь становился злее. Что странные советы оборотня никак помочь не могли.       А вместо этого удалось только едва слышно пожаловаться:       — Я бы и сам хотел перестать воевать. Но он совсем меня не слушается.       — Как не слушается лошадь неуверенного седока. — Ал невольно усмехнулся от очередного сравнения с животным. Энди пожал плечами. — А ты знал, что даже собаки не выполняют те команды, в которые не верит тот, кто командует? Телепатия не слушалась тебя тоже, когда ты не желал иметь с этой силой ничего общего и боялся её. И ты не мог с первого раза проявить эманацию, ведь опасался, что над тобой посмеются. Страх — то, что не даёт тебе двигаться вперёд, Ал. Когда Носитель боится, Сила решает за него. Обычно в таких случаях возникают вспышки непроизвольной волшбы. Но ты же создал себе второе сознание! Теперь, когда ты сам боишься и не можешь принять решение, оно берёт всё в свои руки. Ты сам отдаёшь и право выбора, и ответственность за него, а потом удивляешься, что тебя не слушаются.       Ал вспомнил, каким измотанным он был, когда всё-таки удавалось вернуть себе контроль, бесцеремонно отобранный двойником. Как ломило мышцы, словно от невероятной физической нагрузки. Какая противная накатывала слабость, которую потом не удавалось даже развеять, ведь со здоровым сном Алу пришлось попрощаться…       — Даже если я стараюсь не бояться и драться, всё равно вернуть себя получается через раз.       Он уже даже не жаловался: слишком устал для этого. Просто отмечал факты. Ставил Энди в известность. А что уж там дальше, его и не интересовало. Почти.       Оборотень чуть склонил голову вбок, потянул носом воздух. Поморщился, словно уловив то, чего не хотел, и сказал чуть громче, словно пытаясь Ала встряхнуть:       — Помнишь, тогда, в самом начале, ты сказал мне, что контроль силы похож для тебя на натягивание поводьев? — Ал слабо кивнул. — Приходиться упираться, думать, как приручить магию… Потом ты привык к такой нагрузке и перестал её замечать. Теперь тебе приходится соревноваться с другой личностью за главенство. Ты ведь дал своему двойнику подобие разума и самостоятельности. Может, даже личности. Вот ему и хочется перехватить контроль. Но Сила — это Сила. Она может жить только по своим законам. Что бы ни случилось, поводья всё равно остаются у тебя. Думаю, поначалу ты будешь кожу с мясом о них обрывать, пока не привыкнешь и не наработаешь мозолей. А потом найдёшь контакт со своим раздвоением. Может, уговоришь его не врываться в твою жизнь, и оно уступит само. Вы, маги разума, кого угодно заболтать можете. — Ал устало улыбнулся, и Энди тут же клыкасто оскалился в ответ. Интересно, как сильно было его альтер-эго, если существовало оно внутри Энди много лет?.. — Ты справишься. А если нет… Есть ещё способ тебе помочь. Кто бы мог подумать, что, даже усталый, Ал сможет так встрепенуться? Оборотень хмыкнул. — Слишком не радуйся. Это — крайняя мера, и на неё мы пойдём, только если всё будет совсем плохо и времени не останется.       Если бы двойник всё ещё мог читать мысли Ала, он бы ни за что не стал выспрашивать подробности. Мало ли, что двойник бы придумал, лишь бы нарушить все планы? Но в последнее время, как Ал стал замечать, у его доппельгангера были серьёзные проблемы с телепатией, как будто они всё больше отдалялись друг от друга — слом рос и углублялся. У Ала был шанс сохранить новую информацию в секрете. И он всё-таки спросил, стараясь не выдать свой острейший интерес:       — А в чём способ-то заключается?       — В полном запечатывании части силы. — Энди нахмурился. — Ты очеловечил только одну свою способность. Блокировать её, и твоё раздвоение окажется заперто тоже. Если сделать это достаточно надёжно, то ты больше никогда не сможешь ни криокинез вернуть, ни другие Первоосновы освоить.       На мгновение показалось, что это наилучший вариант. Ал раньше вообще без магии жил. И он никак не просил себе этих странных, малопонятных стихийных способностей. Ему вполне хватало родной, понятной мрачной экстрасенсорики. Но Энди, словно почувствовав его настроение, обрубил:       — Оставим этот вариант на крайний случай.       — Почему?       — Потому что в твоём случае окончательно заблокирована будет не только сила, но и часть твоей личности. Ты можешь потерять кусок воспоминаний, навыков — а, может, даже какие-то черты характера. Всё, что тебе дала экстрасенсорика Всё, что забрало себе раздвоение. Решительность. Способность моментально делать выбор. Хладнокровие. Подозрительность… Уж прости, но ты слишком наивный даже сейчас, когда двойник просто спит. А что будет, если запечатать его? Способность читать лица людей ты тоже забудешь. И это только начало списка. Последствий будет слишком много. Сейчас твоя личность — как треснувшая тарелка. Слом произошёл, но половинки посуды всё ещё скрепляет полоска фарфора. Запечатать силу — всё равно что доломать тебя. Что может вырасти на основе этого нового слома, я даже думать не хочу. Лучше всего будет, если ты забудешь об этом варианте и постараешься сделать так, как я посоветовал. Изучай свою силу и своё раздвоение. Подружись сам с собой, если потребуется. Сделай что угодно, но поводья снова должны быть в твоих руках. Ты справишься.       Усталый вздох вырвался у Ала сам собой.       — Будем надеяться.       Энди замолк. Подозрительно глянул на него, а затем закатил глаза и поднялся на ноги.       — Ну да. Веру в себя при запечатывании ты потеряешь тоже.       — Это не вопрос веры в себя. Просто… опасения.       — Опасения у человека, что раньше громко и уверенно заявлял, что какая-то там магия никогда его не изменит?       Ал горько усмехнулся.       — Если я правильно помню, вы, все трое, посмеивались, когда я говорил это. Вы же не верили — и не верите! — в то, что такое возможно.       — Теперь верю. Ты был убедителен, пока не сломался. И можешь снова стать таким же. Можешь, я знаю. А теперь поднимайся. — Энди подал Алу руку и добродушно усмехнулся. — Попросим у Меллы что-нибудь, что поможет тебе спать без снов.       Последнее предложение понравилось Алу куда больше хотя бы тем, что оно решало часть его проблем легко и безболезненно, тогда как остальные… От них веяло рассыпчатой неопределённостью будущего, того будущего, вокруг которого лихо отплясывали двуцветные тени.       У двери в это будущее стоял Дин. Стоял, не двигаясь, опустив голову, словно вслушиваясь в команды грядущего, и сам решал, перед кем распахнуть свои заветные врата. Это видение, старое, нечёткое, было одним из самых первых образов, что являлись к Алу в моменты прозрений. Тёмное и неразборчивое, оно оставляло слишком много вопросов и разночтений. Чего ждать от этого то ли пророчества, то ли мо́рока, Ал не знал.       Но он был уверен: у того Дина, заматеревшего и торжественного, было такое же лицо, как сегодня утром: отрешённое и грустное, но решительное.

***

      Он вернулся, как северный ветер. Проскользнул в открытое окно — или, скорее, в открытую дверь, смешал всё, заставил насторожиться. Ал знал, что он появится сейчас. Понял, когда лёгкий озноб стал пощипывать загрубевшую кожу.       И правда. Со звуком, словно что-то изнутри взломало лёд на реке, двойник возник посреди комнаты в той же позе, в которой он исчезал. Согнувшийся пополам, прижавший руки к животу, словно переживая приступ острой боли, он мог бы вызвать жалость… Ладно, ладно. Вызывал жалость. Ал помнил советы Энди про «примириться и подружиться». И экстрасенс собирался им следовать. Всё-таки этот оборотень сумел замотивировать.       Энди. Замотивировать. Кому сказать — не поверят.       Двойник вскинул голову, исчез и снова появился у стола.       — Что произошло?!       В голубых морозных глазах плескалась арктическая ярость. И… что-то ещё.       Облегчение. Как будто проклятый доппельгангер был уверен: за время, что его не было, Ал успел убиться целую сотню раз самыми изощрёнными способами. И ещё сотню — самыми дурацкими.       Ал не мог сказать, что он больше не боялся этого ментального чудовища, эту магическую раковую опухоль, пожиравшую его мозг. Не мог убеждать самого себя, что Энди заронил в нём уверенность в успехе. Экстрасенс даже не позволял себе верить, что сможет найти человека в глубине этого ледяного монстра и примириться с ним.       Но в одном оборотень был прав. Сдаваться он тоже не привык.       Ал отставил снотворное на тумбочку и как можно естественнее улыбнулся:       — Странно. Мне казалось, ты сам испарился. Тебе же так не понравилась тема твоих насылаемых кошмаров…       — Ничего я на тебя не насылал.       По крайней мере, он больше не вёл себя агрессивно. А что до вранья — у Ала вроде как было время с ним разобраться.       Игра продолжалась. Хотя на горизонте, над лесом, уже начали медленно собираться тучи.