Громоотводчики

Время героев, Время Икаров, Время падений, Время тиранов. Стань уже кем-нибудь, Всем плевать, с каким даром! Хватит на зеркало молча Пялиться даром. Алексей Горшенев, «Имена»

      Крик.       Рывок.       Взгляд на часы.       Простая последовательность действий, совершаемая далеко не по одному разу каждую ночь. Иногда Алу казалось, что, выполнив её в первый раз, он попал в зачарованный круг, вырваться из которого не было ни единой возможности.       А ведь он старался! Правда старался. Но стены вокруг были слишком крепкими, а он уже успел набить шишек.       Двойник соткался из воздуха, из дыхания морозца, что доносилось с севера по ночам, заставляя траву схватываться жёсткой белой коркой изморози. В голубых глазах светилась претензия.       — У тебя хобби такое — вскакивать по ночам?       — Я сова, — устало отозвался Ал, падая обратно в подушки. Кошмар, в котором он шёл по бесконечной улице, где на каждом углу висели объявления о пропаже человека с его портретом, рассасывался, словно синяк, но всё же не исчезал бесследно. Остатки его ощущались в сознании так же чётко, как гноящийся нарыв, как холодный пот на теле и на почти содранных в метании наволочках.       Ал знал, что с его режимом дня такие ночные подъёмы были никоим образом не связаны, отбрехался просто по привычке.       — Ты не сова, а придурок, это так называется.       Ал устало прикрыл глаза. Энди предлагал вот с этим примириться. Научиться уживаться. Оборотень даже не догадывался, насколько эта злобная сущность не располагала к общению.       Ведь чёртов двойник всё, всё на свете сводил к возвращению на Землю, если не на откровенные издёвки и оскорбления!       Ал готов был терпеть это днём. Но ночь всегда была его любимым временем, часами его спокойствия. А двойник забрал её, испоганил, заставил держать удар и там. Наутро экстрасенс не высыпался, раздражался, снова чувствовал беспомощность и слабость, и вместо того, чтобы прикладывать усилия для борьбы со своей болезнью, снова отгораживался. И, разумеется, Ал тут же нарывался на нотации от оборотня.       Энди рычал на Ала, Ал рычал на Энди, ничего не менялось.       — Что снилось?       Ал снова на мгновение зажмурился, мысленно пытаясь прогнать его. Но двойник на мысленные команды клал с прибором. Открывая глаза, экстрасенс раз за разом натыкался на его любопытную физиономию с уже довольно живой мимикой, и каждый раз это было новым провалом.       — Кошмар? — Двойник явно считал Ала туповатым, и потому постоянно подсказывал, явно надеясь натолкнуть на мысль.       — Нет.       Часы насмешливо щёлкали, отсчитывая секунды так медленно-медленно, что это могло бы навевать сон. Могло бы, но Ал чувствовал, что больше не уснёт, и эти часы до рассвета снова придётся топить в страницах книг.       Двойник склонил голову на бок, явно рассматривая его в темноте. Льдистые глаза так и светились, прорезая мрак. А затем его криокинез неожиданно свалился на другой край кровати. Сел, подтянув под себя ноги и прижавшись спиной к одному из столбиков, поддерживающих балдахин. У Ала тут же возникла дурацкая ассоциация с пижамной вечеринкой.       — Зачем люди постоянно себе врут?       Ал от неожиданности слегка запутался в одеяле, а затем глянул на двойника с подозрением. Но тот глядел честными любопытными глазами человека, что желал всего лишь узнать ответ на свой вопрос. Впрочем, нет. Ала, конечно, слегка мутило от недосыпания, он не хотел присматриваться вообще ни к чему, а к этой сущности — особенно. Но он слишком привык обращать внимание на детали, и потому всё же заметил и другое. Несмотря на вроде бы искренний порыв чуть расширить кругозор, двойник вообще не верил, что ему ответят.       И правда, общаться с ним не было никакого желания. Обсуждать проблемы философии и психологии — тем более. Но потом Ал припомнил, как серьёзно Энди просил его «не выдолбываться и наладить контакт», и сдался.       — Неожиданный вопрос.       — По-моему своевременный, ты же только что…       Ал поморщился. Ладно, снился ему и правда кошмар — себе экстрасенс в этом признавался легко. Это с двойником ничего такого обсуждать не хотелось.       — Как раз себе я не врал.       — Ладно. — Нет, эта сущность действительно становилась покладистой время от времени. Ал всё пытался понять, что этот доппельгангер задумывал в такие моменты, и ждал ножа в спину. — А как тогда назвать то, что ты сделал? Ты соврал, причём очень неумело и точно зная, что я не поверю. Если ты не себя пытался убедить, то я действительно вас, людей, совсем не понимаю.       Ал скептическим взглядом окинул своего визави. Тот ещё и щёку кулаком подпёр и теперь являл собой идеальное воплощение любопытства в человеческом теле. Хотя как раз тела у него не было. Да и любопытства, если по-хорошему, быть не должно.       Очередной тоскливый взгляд на часы не принёс никакого облегчения. До утра всё ещё было несколько часов. Даже если бы Марк всё ещё ходил его будить (а он не ходил после того, как Ал наорал на него с утра пораньше), он бы всё равно заявился нескоро. У Ала не было ни единого повода отмазаться от двойника так, чтобы не развалить их хрупкий неподписанный мир.       «Энди должен мной как минимум гордиться», — мрачно подумал Ал, а затем проворчал:       — Ты же не думаешь, что я могу отчитываться за весь род человеческий?       Двойник завис. Надежда на то, что он мог бы развеяться от удивления, оказалась предсказуемо ложной: секунда, и он искривил губы в неприятной усмешке.       — Я вообще не думал, что ты будешь со мной разговаривать.       Ладно, да, хорошо, устыдил. Ещё чуть-чуть, и запылали бы щёки, а не терпение, как обычно. Ал попытался ответить побыстрее, чтобы не подставлять себя ещё и неприятной паузой.       — К чему ты это? Я спокойно с тобой разговари…       — Вот я и спрашиваю, — с издёвкой перебил его двойник. — Почему люди постоянно врут себе? Причём так часто, что и сами этого не замечают. Вы убеждаете себя, что в вас нет недостатков, и поэтому не работаете над собой. Или твердите, что вокруг нет опасностей, и получаете на орехи. Зачем? Можно же проще. Если перестать постоянно твердить: «Нет, это не так, я не такой и мир не такой»…       — Потому что мы такие и мир такой, что, если видеть всё честно и без прикрас, можно поехать крышей, — неожиданно для самого себя вздохнул Ал, поднимаясь и подходя к шкафу. В темноте нельзя было разобрать ни цвета одежды, ни того, что конкретно экстрасенс доставал. Но мрак не мешал понимать, что двойник наблюдал за Алом. Правда, молчал — и на том спасибо. Должно быть, он удивлялся, что ему всё ещё продолжали отвечать.       Ал и сам удивлялся себе. Удивлялся, но говорил, копаясь в шмотье и уничтожая идеальный порядок в шкафу, что так старательно наводили пленённые огненные твари.       — Люди ведь не какие-нибудь магические сущности, которые существуют только для выполнения задачи. — Ал старательно ощупывал рубашку, силясь отыскать рукав. — Люди могут надеяться на что-то, даже если это глупо и нерационально. Хотя ты наверняка и это считаешь самообманом: когда кто-то мечтает стать лучше, чем он есть, или верит, что у него хватит сил чего-то добиться, хотя это не так. Просто надежда — это такая вещь, которая иногда помогает гораздо лучше правды. Идти вперёд, потому что ты дурак и слабак и осознаёшь это, или потому, что ты веришь в счастливый исход — разные вещи. — Ал подхватил свою мантию. Приятная ткань так и перетекала в руках, а затем тепло обняла плечи, и Ал с нервным смешком продолжил. — А ещё люди могут бояться всей этой правды. Потому что, если не обманывать себя и смотреть на вещи здраво, можно опустить руки. И проворонить даже те малые шансы спастись, что у тебя были.       Он ожидал язвительного комментария. Или, быть может, фырканья в лучшем стиле Энди: «Люди — существа бессмысленные, бесполезные и…»       — Ты меня создал тоже потому, что боялся?       Ал замер, забыв набросить капюшон на голову. Пальцы машинально сжали ткань, и Ал выдохнул. Раз, другой, третий… Он не знал, что его так нервировало. Весь этот разговор? То, как двойник потом мог обернуть его против Ала? Или тон, которым был задан этот странный вопрос?       — Ты боялся, что не сможешь никого убить даже для спасения своей жизни, — пояснил двойник всё с той же странной интонацией. Ал не понимал, что им двигало, что заставляло говорить. И только одно слышал предельно чётко: прямо сейчас двойник над ним хотя бы не смеялся. — Что тебе не хватит сил, чтобы спастись. И ты выдумал кого-то, кому сил хватит.       Ал обернулся. Голубые глаза мерцали в темноте, не разгоняя её. Галлюцинации, какой была эта сущность, не могли воздействовать на окружающий мир. В такие моменты Ал как никогда ясно понимал: доппельгангер и правда был не реален, невзирая на всю свою силу, на твёрдость характера, которым Ал с ним… Поделился? Правда, иллюзорность его природы никак не могла объяснить, почему Ал рядом с ним чувствовал себя слабее, будто кто-то махом отделял половину его резерва.       — Я просто не понимаю, зачем остался здесь, — тихо продолжил двойник и растянулся на пустующей теперь кровати. Ткань не приминалась под несуществующим телом. — Ты так ясно даёшь понять, что я мешаю. Правду слушать не хочешь, советы не принимаешь, даже если они здравые. Я уже понял, что вы, люди, обожаете делать всё назло. Но тебе ведь даже не нужен человек, которому можно постоянно перечить — Дин у тебя и так есть. А защищаться… — Двойник неопределённо повёл рукой. Вазочка поднялась с каминной полки и рванула к Алу. Но экстрасенс был напряжён. Он ждал то ли спасения, то ли подвоха. Он был готов к любому броску со стороны двойника, даже к броску вазой. И потому легко, не глядя, отвёл руку, и та повисла в воздухе, разбрасывая по ковру лепестки сухих цветов. Двойник сухо рассмеялся. — Ты вполне способен защищаться самостоятельно.       «Нет, — неожиданно понял Ал, подходя ближе. — Нет, я очень даже понимаю эту эмоцию».       Чувство ненужности, сомнение в том, что ты на своём месте — они преследовали Ала с тех самых пор, как кулон громоотводчика, с таким трудом выбитый у Рея, оказался у него на шее. Да, конечно, позже оказалось, что можно было и не идти на такие трудности. Что Рей и сам планировал заманить его в отряд, как сильного кадра и «интересный случай». Что эта маленькая птичка, выпиленная из цельного драгоценного камня, была скорее ловушкой, билетом в один конец, а никак не тем, за что стоило так драться. Но то потом, а тогда Ал тонул и захлёбывался в собственной неуверенности. Он не ощущал себя членом семьи и даже боевой единицы. Куда бы он ни кинулся, везде его способности оказывались недораскрыты или вовсе излишни. Все варианты комбинаций, что он предлагал, отвергались Реем с весьма логичной аргументацией. Только когда появился Дин, Ал внезапно увидел, что и для него и его сил нашлось местечко под крылом Феникса. И, честное слово, это было самым большим облегчением в жизни: осознавать, что у тебя не только сбылась мечта, но и что тебя не прихлопнуло отдачей.       Двойник как будто бы шёл его путём. Ал понимал это, но не знал, как относиться к подобному. Враждебно не получалось. Во-первых, он не понимал, на что тут злиться, а во-вторых… Да, он смертельно устал враждовать.       Экстрасенс нервно пожал плечами, пустил каплю Силы в пространство, и вокруг зажглись магические огни. Чуть подумав, Ал сел за стол и придвинул к себе раскрытую практически в самом конце книгу. Посмотрел в текст. Шрифт оказался мелким, текст — закрученным и непонятным. Ал понял, что это был Фрейд.       — Ну, на самом деле я далеко не всегда могу защититься сам, — покладисто заметил экстрасенс, старательно глядя в книгу. — Ты же как минимум зачем-то возник.       — Ты просто не всегда видишь варианты. А если и видишь, то быстро от них отказываешься. Аморальные же. Или ещё по какой-нибудь дикой причине. Или видишь их слишком поздно, и из-за этого медлишь.       — Я привык эти варианты перепроверять.       — Пока ты перепроверяешь, вокруг тебя умирают друзья и появляются альтер-эго, — тихо заметил двойник, поднимаясь с кровати. Растерянность из его голоса исчезла, сменилась настороженностью. Казалось, он чего-то ждал.       Привычное раздражение всё же возникло, словно его прибило к кромке берега океанской волной. Но оно всё равно оказалось на удивление слабым, как будто из-за бессонной ночи сил на порядочную ярость не осталось. Тем не менее, Ал проворчал:       — Ну да, естественно тебе хочется, чтобы я к твоим советам обязательно прислушивался, даже если они абсолютно дурацкие и предполагают возвращение на Землю первым же пунктом.       — А тебе не обязательно со мной соглашаться, — с неожиданной для него покладистостью почти пропел двойник. Ал повторил манёвр и уставился в книгу. «Мы видим, что есть два вида бессознательного: латентное, но способное стать сознательным, и вытесненное, которое само по себе и без дальнейшего не может стать сознательным», вот. Умная мысль. Умнее того, что несла тут эта злобная сущность. Ну, ладно, сегодня вроде не злобная. — Ты можешь спокойно обманывать себя, обдумывать каждый шаг, медлить и делать глупости. Но я же действительно не человек. — Снова этот странный тон. Ал невольно поднял голову. — Я не надеюсь и не боюсь. И мне не сложно побыть твоим голосом разума, если ни для чего другого не могу пригодиться.       Снова отворачиваясь, чтобы избежать ответа (да и что он мог ответить? Радостно завопить: «О да, конечно! Перестань подкреплять свои советы попытками захвата моего тела и считай, что мы договорились!»?), Ал невольно задумался. Его впервые посетила странная мысль, что его двойника, как и его самого, могла не устраивать сложившаяся ситуация.

***

      Вокруг парили двери.       Сотни и тысячи дверей проносились мимо, обдавая Ала потоками разрываемого воздуха, пихали, швыряя из стороны в сторону, когда он оказывался на их пути, оставляя длинные ровные синяки и синяки-полумесяцы, похожие на глумливые улыбки окровавленными губами.       Одни манили, но не открывались: толстые слои чёрного льда накрепко сковывали створки дверей с их же проёмами, словно за каждым переходом скрывалась тюрьма из холода, дорога в айсберг.       То, что вырывалось из-за других, пугало, но они не закрывались: схваченные морозом, они замерли в одном положении, щедро выпуская в мир Ала то ощущение ужаса, что скрывалось за ними.       За эти двери ему не было хода. Они отбрасывали его, не замечали, и в то же время издеваясь, паря вокруг, крича на сотне несуществующих языков: смотри на нас, мы ведём в миры, которые ты не увидишь, мы скрываем счастье, которое ты не сможешь собрать из осколков, мы будем рядом, чтобы ты в любой момент мог вспомнить, что ты потерял.       И Алу казалось, что они хотели сказать что-то ещё, что-то важное, такое, что, быть может, позволило бы ему распахнуть, наконец, эти двери настежь, оценить скрытое за ними и с полным правом выбрать себе лучший путь. Но скорость вращения увеличивалась, двери летали, врезались в него всё сильнее, со многих косяков срывались капли его крови, и чёрная пульсирующая бездна затягивала его всё глубже и глубже, туда, где не существовало вообще ничего, кроме этих дверей и безвременья, из которого невозможно вернуться человеку.       А вокруг нарастал холод, словно ледяные бережные руки, чувствуя его страх и боль, закрывали экстрасенса, прятали в сплошной кокон. Они не могли уберечь Ала от того, что пряталось внутри его разума, но зато могли надёжно отгородить от внешнего мира.       И всё же, сквозь решёткой забирающий сознание лёд Ал услышал свой собственный голос:       — …всегда удивительно вовремя. Я что, на поводке?       Лёд рухнул.       По глазам ударил свет, удивительно яркий после мрачного видения в полуночных тонах.       Ал обнаружил себя сидящим посреди ледяных глыб и держащимся за голову, как после припадка. Морозные узоры змеями обвивали мебель, перекрывали алый цвет древних стен, издевательски изничтожали цвета дома Дроссвелов, меняя золото и кровь на смоль и лазурь. И всё это было затянуто тоненькой мутной плёнкой, словно Ал опять ушёл на глубину, отдавая контроль двойнику. Он погрузился достаточно, чтобы не чувствовать своего тела, и в то же время не настолько, чтобы перестать наблюдать за происходящим.       — Если бы у тебя был поводок, тебе явно проще было бы удержать контроль, — хмыкнул в ответ Энди, внимательно оглядывая его.       Как бы далеко Ал ни ушёл, сколько бы разломов не отделяло его от реальности, пристальный взгляд зелёных глаз легко забирался туда же.       «Что ты делаешь?» — устало подумал Ал, даже не пытаясь выбраться.       Двойник ответил сразу, словно он ждал чего-то подобного и уже давно прислушивался к себе. Может, даже тревожился, что экстрасенс так долго не подавал голоса:       — Стараюсь не дать тебе убиться. У тебя такой припадок был, я думал, начнёшь биться головой об пол. Я подумал, что шанс того, что мозги встанут на место, слишком маленький, скорее уж ты поотшибаешь то немногое, что ещё работает. А ещё устанавливаю дипломатические соглашения.       «Что устанавливаешь?!» — искренне изумился Ал, а затем подумал и махнул рукой. Энди выглядел слишком спокойным для человека, который выслушивал ультиматумы. Да и двойник, насколько Ал мог понять, излучал ни что иное, как полное умиротворение.       — Задумаюсь о покупке, — пообещал доппельгангер уже в реальности, отнимая руки от головы и прижимая их к сердцу. Ал тихо хмыкнул, медленно приходя к себе. — Только нужно подумать, какой именно брать. Не думаю, что в моём случае хватит простой рулетки или даже шлейки. Скорее всего, придётся приобретать цепь.       Энди окинул его ещё одним коротким взглядом и хмыкнул.       — Посади на цепь своё чувство юмора и вызови сюда Ала. Я же не ошибаюсь? Он очнулся?       — Твой выход, — неожиданно добродушно заявил двойник, приближаясь. Ал ощутил что-то вроде похлопывания по плечу и вынырнул в реальность.       Свет здесь почему-то казался не таким ярким, но вот тупая головная боль, словно кто-то пытался высверлись Алу дырку в черепе, порядком испортила ощущения от возвращения в мир.       — Опять сорвался, — отметил Энди и протянул ему руку.       Раньше Ал всегда опасался подавать ему ладонь. Судя по габаритам этой самой руки, Энди мог перетирать чужие конечности в мелкую-мелкую кровавую труху. Потом бояться Ал перестал. Страх за свои руки был по сравнению со всеми остальными совсем нелепым.       — Не помню ничего, — устало отозвался Ал, поднимаясь на ноги. Его шатнуло, Энди привычно придержал его за плечо.       — Удивительно, — проворчал он.       Ал моргнул.       Была в этом «новом Энди» проблема. Да, чёткие ровные предложения делали его речь более понятной и менее агрессивной. Правда, в каждом его слове теперь виделось что-то вроде…       — Это был сарказм? — потребовал экстрасенс недовольно, но ещё до того, как он договорил, Энди уже сделал удивлённое лицо.       — С чего ты взял?       «Проклятые эмпаты! Никакого личного пространства!»       — Действительно, это ужасно, когда кто-то лезет тебе в голову, — сочувственно покивал двойник.       У Алена появилось стойкое ощущение, что против него сговорились, и он возмущённо заявил:       — Да точно сарказм!       — Не сходи с ума. — Экстрасенс мрачно глянул на невозмутимого и даже какого-то усталого оборотня. Ал не знал, давно ли он появился, сколько длился припадок, даже как тяжело было его удержать, но догадывался, что всего этого было достаточно, дабы измотаться. Присмотр за сумасшедшими — наверняка дело утомительное. Да, экстрасенс готов был выслушать тираду о том, что Энди с ним не хватает времени и сил на сарказм, потому что их вообще ни на что не хватает с постоянными припадками, выкрутасами и вспышками агрессии одного психа. — Сарказм — всего лишь один из дефектов человеческой сущности, от которых я, к счастью, свободен, так что подозревать меня в таком — верх бестактности.       Пару секунд Ал обрабатывал информацию, лениво и медленно, как и каждый человек, что спал меньше четырёх часов в сутки, а затем услышал смешок своего альтер-эго и мгновенно разозлился.       — Энди, — протянул экстрасенс глухо, старательно сдерживая так и лезущее наружу раздражение. Психологи называли это пассивной агрессией. Да и фиг с ними. — Это тоже был сарказм!       — Да?       — Да!       Оборотень на удивление достоверно разыграл сценку «святую простоту учат плохому», но Ал не поверил. В последнее время он, помимо безграничного доверия к Энди, чувствовал ещё и странную опаску, а потому старался присматриваться к оборотню. Он столько времени оберегал самые невинные свои секреты, да так, что никто и подумать не мог, что они у оборотня вообще имелись.       С Реем когда-то всё было понятно. Он — сложная личность, гордый лидер и опытный стратег — весь его образ предполагал, что за плечами у Дроссвела такие секреты, догадаться о которых смертным не дано. Марк очень старательно разыгрывал из себя дурачка, простачка и шутника, что не в силах удержать язык за зубами, но недоигрывал в мелочах. Тому, кто знал его достаточно хорошо, очень быстро становилось очевидно: этому человеку есть что скрывать. Ну, а тайна запертой памяти Дина и вовсе прямо тыкалась в нос, зазывала подумать над ней, разгадать её, она прямо-таки провоцировала обращать на стихийника внимание, пытаться разгадать тот шифр, что представляло собой его сознание.       Энди на фоне этой колоритной троицы выглядел… Бледновато, Ал предпочитал называть вещи своими именами. Ему не хватало загадки. Чего-то, что поманило бы, позвало: «Я не так прост, как ты думаешь; во мне тоже скрыто нечто такое, что может убить или спасти нас всех, и ты наверняка хочешь узнать это!» Человек без глубины, без второго дна, понятный и понятый с первого же взгляда, с первого слова, что он ворчливо бросит тебе в лицо, как перчатку. И этот-то кадр оказался лучшим актёром в их команде, единственным, что никак себя не выдал, ни словом, ни взглядом не дал понять и у его медали была вторая сторона.       Его тайное никогда бы не стало явным без согласия на то самого Энди. Он дал Алу узнать о себе чуть больше, чем остальным, просто потому, что захотел этого. И экстрасенсу хотелось бы знать — а было ли что-то ещё? Как много мог скрывать этот простодушный, открытый, как книга, оборотень? Знали ли они его вообще? Хоть кто-нибудь? Марк, его неизменный напарник и лучший друг? Простодушный, но на удивление наблюдательный Дин? Или… Рей?       Энди видел, что Ал мучился над этим вопросом. Видел, посмеивался, но снова удерживался от намёков, не пытался раздразнить любопытство Ала — и в то же время не осаживал его. Держался подчёркнуто как обычно. И эта его обычность, его простота и невозмутимость будили интерес похлеще чем показные, вызывающие тайны остальной троицы.       Ал хотел бы понять этого человека. Узнать, как он выработал это своё стремление помогать друзьям, никогда не думая о себе, чем его привлёк Рей, почему Энди был так предан ему. Понять, в чём ошибались они все, недооценивая оборотня. Но теперь он знал: для этого нужно было приложить массу усилий. Выздороветь, пожалуй, чтобы быть уверенным хотя бы в своём сознании перед тем, как лезть в чужие. Завоевать доверие — настоящее.       Если поведение Энди снова было маленьким представлением специально для Ала, чтобы замотивировать его, то экстрасенс готов был аплодировать стоя.       Впрочем, и об этом он бы без согласия Энди никогда не узнал наверняка.       — И о чём ты говорил с моим… — Ал поморщился. Называть своё альтер-эго двойником, раздвоением или доппельгангером вслух казалось диким. Даже не так. Диким было вообще упоминать его вслух. Экстрасенс вообще не стал договаривать, но Энди, конечно, понял и улыбнулся.       — Тебя обсуждали. Твоё альтер-эго оказалось на удивление здравомыслящим, я почти завидую.       Ал машинально потряс головой, словно сбрасывая с себя так и липнущий к коже абсурд этих слов.       — Надо же хоть кому-то.       «Ты что, падок на комплименты? — мысленно хмыкнул Ал. Он чувствовал себя очень странно вот так, ведя сразу две беседы, внутри и снаружи, но к этому можно было привыкнуть. Почти как болтовня ни о чём в большой компании, что постоянно перескакивает с темы на тему, дробится на малые группы и собирается вновь. — Настолько, что даже не против, что Энди знает о тебе?»       Вслух он спросил другое:       — И к чему пришли в итоге?       — Сошлись на том, что по одному тебя из ям, в которые ты любишь прыгать, не вытащить, — отозвался Энди так просто и вместе с тем весомо, что сразу появилось ощущение, будто он говорил за двоих. Ал даже невольно задумался, а мог ли двойник телепатически общаться с оборотнем в обход самого Ала. — Так что решили объединить усилия.       Ал устало потёр переносицу.       Ему было не интересно, почему Энди вообще пришла в голову такая дикая идея: как выяснилось, то, что в голове у Энди, было большой загадкой для них всех. Экстрасенса даже не интересовало, как оборотень вообще представлял работу такого странного союза — два контрол-фрика со страстью к защите слабых и обездоленных точно могли отыскать точки, в которых их выгода и возможности пересекались. Он спросил только одно:       — Ты как это сделал?! У меня ушло несколько недель только на то, чтобы уговорить его не кидаться на всех вокруг!       А Энди только глянул на него неожиданно лукаво, усмехнулся и бархатно протянул:       — Пусть это будет очередным моим маленьким секретом. Ну что, Ал, начинаем счёт заново? Прошло ровно пять минут без срывов?       Ал в ответ лишь устало улыбнулся. Нет, Энди точно провоцировал его намеренно. И Ален охотно вёлся на провокацию. В конце концов, едва всё закончится, как он вернётся на Землю, и у него уже не будет возможности понять их оборотня. А значит, нужно было разгадать его в ближайшее время.       Странный вызов и странная цель, но они были куда лучше зыбкой пустоты, которую Ал видел перед собой до того, как появился Энди и пообещал защитить.

***

      — У меня такое чувство, будто я выпал из времени, — с неудовольствием пожаловался Ал едва слышно, рассматривая творящийся вокруг беспредел.       Беспредела он видел много. Видел, как фениксы, обнаглев после смерти Рея, не делали вообще ничего, только качали права и пробовали нового лидера на прочность. Видел, как местные старожилы бегали из поместья по ближайшим городам, потому что летом тут было чересчур жарко, скучно и попросту нестерпимо. Он имел сомнительное удовольствие наблюдать фениксовское «как обычно», когда даже вроде бы взрослые люди ведут себя как дети, устраивают дуэли, ссорятся и вообще ни капли не напоминают подпольщиков, сражающихся за высшие цели. Иногда беспредел был бескровным. Иной раз — чудом не обрамлялся жертвами.       Но такого беспредела Ал ещё никогда не видел.       Все, понимаете ли, работали.       Не покладая рук, видите ли.       Сволочи.       Обиднее всего здесь было не то, что сам Ал не мог найти себе занятие. При большом желании он мог бы ныкнуться к целительницам, благо, дело там всегда находилось. Но вот проблема — желания не было. Потому что Ала бесило никак не собственное бездействие. Он просто понятия не имел, что делали остальные.       Он не знал, почему все носились так, будто планировалась масштабнейшая вылазка. Не понимал, как Дин сделал так, чтобы у его подчинённых горели глаза. Не видел причины, по которой Дроссвел иногда исчезал из поместья вместе с Марком, Тейллу, Ортонном, Деттой или кем-нибудь ещё из числа «незаменимых приближённых». И даже не представлял, какова была цель марш-бросков из поместья в разные города, что иногда совершали мелкие отряды.       Он вообще ничего не знал.       И это беспокоило, зудело, как неприятное воспоминание, почти стёртое временем, но оттого не менее колючее. Ал не понимал, что делали остальные, не понимал, что делать ему, и уж тем более не мог уразуметь, когда он стал настолько лишним.       Нет, естественно, он мог расспросить любого из тех фениксов, что с таким рвением наводили на поместье шороху, носясь с поручениями и заполняя вены-коридоры весёлым гомоном. Но тогда ему пришлось бы выкручиваться, пытаясь объяснить, как это он, побратим Дина и главный (последний) тактик организации, оказался ни слухом ни духом о ситуации вокруг. Объяснить, как это он оказался в опале. А выкручиваться и объяснять Ал не любил.       И, естественно, он мог прижать к стенке того же Марка, который носился больше всех, и рявкнуть на него, потребовав объяснений. Но спрашивать что-то у Марка вообще чревато. Оставался Энди. Его к стенке не прижмёшь: опасно, больно, травмоопасно, и вообще, ну его. Зато на вежливые просьбы оборотень реагировал вполне адекватно. Обычно. В этот раз, например, когда Ал всё же решился подойти к нему, он лишь оскалился и потребовал «прекратить заниматься ерундой и помириться с Дином».       — Если это не знак, что тебе пора возвращаться домой, на Землю, то я даже не знаю, — рассуждал двойник, когда мимо них пронёсся Феннар с кучей карт в руках.       Ал проводил его бешеным взглядом.       — Хоть ты меня не доводи, а!       — Всего лишь советую.       — Советуй молча, — огрызнулся экстрасенс, а мгновением спустя он чуть не налетел на Детту. Двойник в последний момент предупреждающе окликнул его, и Ал отскочил ив сторону. Девушка шарахнулась в противоположную. — Ты что, на пожар опаздываешь?       Огневица заправила прядь волос за ухо и хмыкнула:       — Огневики на пожары не опаздывают никогда. В крайнем случае зажигают новый. — Девушка огляделась и вопросительно вскинула бровь. — Прости, мне казалось, ты тут с кем-то разговаривал.       На мгновение Ал завис, а потом торопливо пошёл вслед за девушкой. В общем-то, больше особо и некуда было. Он тынялся по углам поместья, как огненный дух, переделавший всю работу и не получивший приказа, что делать дальше. В последнее время — всё чаще в одиночестве, остальные ведь были до неприличия заняты. Вот, видимо, расслабился. Привык. Снова начал отвечать двойнику вслух. Тот, кстати, неподдельно веселился.       — Веди себя естественно, — деловито командовало это чудовище, вышагивая рядом. — Сделай лицо более приветливым. Ты же не сумасшедший какой-нибудь, да? И плечи расслабь.       Не только Ал никак не мог привыкнуть к их перемирию. Его криокинез тоже иногда срывался, начиная явно по привычке язвить.       — Сеанс… Телепатической связи, — с неудовольствием выдавил он, но огневица просто кивнула. Долгое общение с Реем приучило её не задавать вопросов. — И всё-таки. Куда торопилась? Молнии напали, а я не заметил?       — На полигон, — улыбнулась в ответ девушка.       Ал только скрипнул зубами. Он понятия не имел, что у них снова есть полигон. Предыдущий, спешно инициированный в саду, они с Реем ухайдокали вконец, испытывая систему оповещений. Там теперь даже сорная трава не росла. Где похожим образом развлекался Дин, не было ни малейшего представления.       С трудом выдавив из себя кривую улыбку, экстрасенс переспросил:       — Устраивать пожары?       — А? — Детта покосилась на него, затем фыркнула и рассмеялась. — Нет, всё за тем же. Экспериментируем с магическими ловушками. — Нынешний день Ал нарёк днём открытий и в своём мысленном календаре обвёл густо-чёрным. Огневица, между тем, вдохновлённо продолжала. — В последний раз очень классно плетения повернули, такой паралич наложили на область! Теперь бы ещё приучить чары реагировать только на Молний… Это ведь наверняка для Молний ловушки, да?       Ал машинально покивал, мало понимая, чего от него хотели. Естественно, для Молний, других вариантов просто не было. Если, конечно, за то время, что он был в изоляции, у них не завёлся ещё какой-нибудь враг. Но это был бы уже удар ниже пояса.       — У нас, между прочим, все гадают, что вы затеваете, — продолжала Детта, с интересом косясь на него.       Ал продолжал кивать. Ему тоже было интересно… «Вы»?!       Явно высмотрев всё, что ей было нужно, огневица резко остановилась и повернулась к нему. Глаза у девушки горели. Волосы, к счастью, только тлели. Если Ал правильно помнил, у этой девушки такое было симптомом глубочайшего интереса. Он не особенно часто общался с Деттой: как правило, стихийница ошивалась в сердце действа, там, где дрались, убивали и всячески развлекались. Но огневиков в целом Ал знал достаточно, чтобы предположить: такой яркий интерес с их стороны мог вылиться во что-то похлеще пожара.       — Давай, выкладывай, — наконец потребовала девушка, скрестив руки на груди.       — Что?       — Сейчас она подумает, что Дин тебя отстранил от дел, потому что у тебя образовалось разжижение мозгов, — флегматично подметил двойник. Ал цыкнул на него, на этот раз, правда, мысленно.       Огневица раздражённо зашипела:       — Ой, прекращай! Что вы с Дином готовите? Имей совесть! У нас люди уже не знают, то ли им завещания строчить, то ли новичков вербовать!       Ни у кого даже не возникало мысли о том, что Дин мог чудить всё это в одиночку. Что Ал сейчас, прямо за прошедшие пять минут, сделал кучу открытий. Что…       — Ты чего? — слегка подрастеряв боевой дух, поинтересовалась девушка.       Ал сжал кулаки в карманах мантии и процедил сквозь зубы:       — Пусть тайны Дина остаются при нём.       Он впервые за долгое время вспомнил о своём когда-то навязчивом желании треснуть Дроссвела головой о подоконник и даже пожалел, что когда-то не прислушался к этому настойчивому зову.

***

      Ощущение мистического, иррационального спокойствия одурманивало. Ал чувствовал лишь его отголосок, но и этого хватало, чтобы расслабиться. После нескольких недель кошмаров, беготни, нервяка и головной боли просто сидеть, сидеть не в одиночестве, и погружаться в этот мистический омут было сродни самому лучшему отдыху на дорогом курорте. И плевать даже, что прямо сейчас экстрасенс работал.       Вокруг пальцев Марка, вскинутых к потолку гневным резким жестом, так и клубилась Сила. А ещё — на самых их кончиках, почти сливаясь с кожей, легко мерцали дымчато-серые сполохи.       Ал бы порадовался за друга. Это ведь казалось успехом, хотя сам Марк, разумеется, ворчал и повторял, что всё «бездарно, уродливо и вообще, давай сначала». Ворчал Марк всегда, это обычно ничуть не мешало Алу радоваться его достижениям. Вот только в голове было пусто. Абсолютно. Колдовское спокойствие не давало пробиться и положительным эмоциям, и, боже, кто бы знал, каким это было облегчением: не чувствовать вообще ничего, разгрузиться, отрешиться от постоянной сенситивной перегрузки!       Марку это не мешало. Марк и в таком состоянии умудрялся злиться:       — Ни черта не выходит!       — А по-моему, сияние стало ярче, — невозмутимо подметил Ал.       Марку явно хотелось крови. Он обернулся со зверским выражением на лице, но, видимо, так и не углядев ни следа насмешки, лишь пробурчал недовольно:       — Ярче тут становятся только твои синяки под глазами.       — Вообще страх потерял, — раздражённо проворчал двойник. — Найти, что ли?..       «Он просто нервничает».       Энергетик и правда был вне себя от беспокойства, те, кто знали его, видели это ясно, как день. Двойник, соответственно, тоже, но что-то Ал не заметил, чтобы это его впечатляло.       — Все нервничают, — резонно заметил двойник, а затем снова глянул на Марка, обвинительно тыча пальцами в его сторону. — Но если твои друзья отчего-то считают себя самыми страдающими и верят в своё право срывать на тебе злость, может, не такие уж они и друзья?       В их взаимоотношениях наблюдались серьёзные сдвиги. Двойник больше не пытался захватить тело Ала, даже не предлагал на время передать ему управление, чтобы «порешать кое-какие проблемы». Он ограничивался советами и даже чаще — молчаливым наблюдением. Не угрожал, почти не оскорблял, хотя язвительность его порой и бесила — словом, стал вполне себе дружелюбным соседом по телу. Ал даже в какой-то мере привык мысленно обсуждать с ним события дня и возможные стратегии для полного снятия осады.       Следующим этапом экстрасенс привык считать примирение двойника с громоотводчиками. Непонятно когда и за что, но раздвоение наточило на них такой зубище, что и оборотню не снилось! Криокинезу было по-хорошему наплевать, что каждый член их отряда не раз спасал Алу жизнь и в любой момент готов был повторить это, ровно как и на то, как искренне парни старались помогать и в быту. Всё равно в них, в каждом из троицы, доппельгангер видел редкостных гадов, циничных сволочей, любителей въехать в Рай на чужом горбу и сила знает кого ещё.       Хотя один гад, Ал с этим был согласен, в отряде всё же имелся. Весьма пафосный, нахальный гад, любящий портить настроение и лезть в пекло в одиночку. Ал старался видеться с ним как можно реже. Всё равно с недавних пор «пересечься» у них с Дином означало «рассориться в пух и прах, так, чтобы огненные перья летели»… Ну да ладно.       — Здорово, что мы собрались не чтобы обсудить мой внешний вид, а чтобы ты чутка растратил излишки энергии, — флегматично отозвался Ал, с трудом удерживая своё влияние.       Марк смерил его таким взглядом, словно ненавидел Ала уже за то, что тот говорящий, а затем снова с решительным видом воздел руку к потолку, как будто надеялся достать до него кончиками пальцев. Весьма самоуверенный жест для человека, что в этой жизни мог достать только окружающих, но никак не высокие предметы. Ал осторожно предположил:       — По-моему, ты слишком резко поднимаешь руку.       — И больше его никто не видел, — флегматично возвестил двойник, наблюдая за тем, как Марк медленно стал оборачиваться к нему с лицом до того зверским, что впору было сигать в окошко, тем более, первый этаж. Но тут из коридора послышались шаги.       И Ал, как тысячи раз до этого, не задумываясь ни на секунду сплёл иллюзию, полностью скрываясь из виду.       Марк моргнул.       — Эм, ты чего? Я не собирался тебя бить, честно.       — Да кому вообще есть до тебя дело? — изумился двойник.       — Да кому… — Ал помотал головой, сбрасывая оцепенение, а затем нервно хохотнул. — Прости, привык в последнее время.       Он уже вытянул было из кармана руку, чтобы привычным жестом собрать и снять с себя плетения иллюзии, как вдруг от двери раздалось:       — О, ты пытаешься призвать дождь? Или всё-таки отрабатываешь брачные танцы?       Мысленно Ал скривился. Дин ещё порога не перешагнул, а уже поспешил высказать своё мнение, которого никто не спрашивал, не ждал, не хотел и вообще…       — А ты, видимо, много знаешь о брачных танцах, — предсказуемо не смолчал Марк, добродушно скалясь, и опустил руку. — Их ведь обязательно отплясывать перед тем, как сношаться в мозг, или я ошибаюсь?       — Это обычно происходит спонтанно. — Дин отозвался с улыбкой, но Ал намётанным взглядом отметил: фальшивая. Стихийник вообще не выглядел человеком, способным искренне веселиться. Непривычная жёсткость во взгляде, появившаяся уже давно и не особо радующая фениксов, дополнилась ярко выраженной усталостью. Она виделась в тенях, карандашными набросками перечеркнувшими лицо, не менее очевидно прорезалась и в движениях, когда Дроссвел отделился ото входа и пошёл к энергетику. — Так чем занимаешься?       Марк посмотрел на свои руки, на которых (Ал был уверен в этом) для человека с неплохим зрением отчётливо виделись следы сорвавшихся плетений. Обвёл взглядом тренировочный зал. И затем мрачно покосился на Дина.       — Ем, разве не очевидно? Какие ещё есть варианты?       — Категорически не рекомендую есть Призванное оружие, можно запросто лишиться зубов, части челюсти, гортани и жизни.       У него даже манера говорить немного, да изменилась. Ал сильно сомневался, что это считалось приятным прогрессом. Дин в последние дни походил на человека, на которого просыпалось столько ударов судьбы, что он уже привык скалить на всё зубы, не задумываясь, нужно это или нет.       Марк прищурился.       — Как понял?       — Хм? — Дин прошёл рядом с Алом. В первое мгновение экстрасенс даже решил, что побратим засёк его, или что иллюзия слетела, но на деле Дин направлялся к лежащим рядом учебным пособиям, следуя инструкциям которых Марк и пытался призвать себе что-нибудь посерьёзнее туманных сполохов. Дроссвел подцепил верхнюю книгу двумя пальцами и скептически заметил. — Да вот, экстрасенсом заделался, разве не очевидно? Какие ещё есть варианты? — Устало улыбнувшись, Дин перелистал страницы с «ценными указаниями», которые Марк материл минут пятнадцать — ровно всё то время, что читал. В серебряных глазах, в которых все вокруг уже привыкли видеть только мрачную решимость, появилось что-то вроде нежности. — Отличный учебник. Правда, объяснения сложноваты на мой взгляд. С чего вдруг ты замахнулся на Призыв?       Марк покосился на Ала. Нет, естественно энергетик его не видел, но взгляд обратил точно туда, где Ал сидел, стараясь не шевелиться. Дин проследил за его взглядом, вопросительно приподнял брови, но ничего не сказал.       — Не хочется быть беспомощным.       — Года идут, мотивация не изменяется, — скупо улыбнулся Дин, задумчиво поглаживая пальцами зеленоватые страницы. — Не хочу делать тебе комплименты, но беспомощный у нас в команде не ты.       Сволочь!       Ал до крови закусил губу, стараясь смолчать. А энергетик чуть нервно передёрнул плечами и снова покосился туда, где он прятался от мира. И никак это комментировать не стал.       — Ловко, — оценил двойник, облетая вокруг Дина круг почёта. — Кла-а-ассный способ проверить комнату на твоё присутствие.       «Ну я же не заставил Дина биться головой о стену!»       — И не надо, реакции Маркуши вполне хватит, чтобы сдать тебя со всеми потрохами. — Доппельгангер пролетел Дина насквозь, и экстрасенс невольно зажмурился. Иногда эта сущность казалась настолько реальной, что Ал каждый раз ожидал увидеть, как он столкнётся с людьми и собьёт их с ног. — Честное слово, Ал, если наш птенчик всё ещё не сделал выводы, то я разочарован.       Даже если Дин уже три сотни раз догадался, что в зале их было трое, Ал всё равно не собирался растворять свои иллюзии и выходить на свет. У него не было никакого желания говорить с этим Дроссвелом, ровно как и стремления ввязываться в новую ссору.       — А то ты не помнишь, как «много» я мог сделать, когда Дей прицепился со своими антимагами и их Призывом, — проворчал Марк, видимо, взявший себя в руки и решивший не смотреть никуда, кроме глаз Дина. Решение, как тут же подметил двойник, правильное, но несколько запоздалое. — Антимагия бьётся только антимагией. Не желаю ещё раз попасться и тупо пялиться на ножик, потому что больше ничего сделать не смогу.       Книга в руках Дина захлопнулась. Стихийник улыбнулся чуть шире.       — И как успехи? Книга всё-таки сложная. Мы с Реем, пока поняли, что тут подразумевалось, голову сломали.       Ал не сомневался, кто из них ломал голову, а кто просто сидел, болтал ножками и ждал, пока ему преподнесут готовое решение на блюдечке. Но — да, кое с чем он был согласен. Над тем текстом, что недавно зачитал ему Марк с призывом: «Помоги, тут что-то на сумасшедшем, ни слова не понимаю!», голову сломать и правда было не то чтобы сложно.       — Думаю, я всё-таки разобрался, — безразлично отозвался Марк.       Дин хмыкнул.       — Ага, не сомневаюсь.       — Что?       — Ничего. Тут есть занятное примечание, видел? — Он не глядя открыл книгу. Алу оставалось только удивлённо хлопать глазами: видимо, Дроссвелы и правда в своё время чуть ли не спали с ней в обнимку, пытаясь выкликать себе призрачное оружие. — Требуют уподобиться тому, что призываешь, иначе тебя за своего не признают.       — Лёгкая задачка, — высокомерно улыбнулся Марк, точно пародируя Ала и его речь. — Первооснова антимагии потому и противоположна остальным. Те двадцать четыре штуки нацелены на определённые эмоции, их куда проще заставить повиноваться, просто разозлившись или испугавшись, то есть подключив правильную эмоцию. А антимагия разрывает плетения и настроена на полный нейтрал. Её как бы нет — и настоящие антимаги умеют полностью обратить в ноль свой эмоциональный фон. Хочешь призвать оружие — научись успокаиваться.       Двойник веселился:       — Кто-нибудь, скажите этому идиоту, что твои рекомендации он мог бы и не пересказывать!       Вместо ответа Ал лишь прикрыл лицо ладонью. Дин, судя по взгляду, едва удержался от того же. Да, в трезвом уме и при памяти он сильно изменился. Увидел, как много на самом деле было проблем вокруг них. Настроился на серьёзность и помрачнел: что бы ни происходило с ним в плену, это порядком ожесточило этого солнечного ребёнка. Но главное осталось незыблемым. Он вырос, а не сломался, иногда это совсем не одно и то же. И это никак не влияло на то, что Дин всегда оставался смешливым, жизнерадостным человеком, мечтающим всегда и во всём помогать друзьям, и при том не отказывающимся от перспективы повеселиться вместе с ними.       Сейчас он явно старался не расхохотаться.       — Очень дельные замечания, — широко улыбаясь, подметил Дин. — Даже неожиданно от тебя.       — Идиот в нашей команде тоже не я, — осклабился Марк. — Ты чего вообще прилетел, птица счастья?       — А нельзя? К тому же, мне интересно, как ты справляешься с этой рекомендацией. — И Дин чуть подался вперёд, насмешливо прошептав. — Ходят слухи, что, если увидеть тебя спокойным, можно загадывать желание, и оно обязательно сбудется. Хотя никто в такие сказки, конечно, не верит: ты обычно спокоен только во сне… или под внушением.       Марк промолчал снова.       — Гораздо естественнее было бы, если бы он начал вопить: «Да как ты смеешь говорить, что я не умею успокаиваться, да я самый спокойный псих в нашем отряде!»       Двойник чуть не порушил Алу всю маскировку, короче. Едва сдержав смешок, экстрасенс мысленно отозвался: «Пока я сплю, ты втихаря учишь теорию актёрской игры по системе Станиславского, о великий ценитель лицедейства?»       — Пока ты спишь, можно успеть только чашку кофе выпить, и то маленькую, — в том же преувеличенно-серьёзном тоне отозвался двойник. Да, он по традиции чуть подпортил Алу настроение. И да, Ал и этой ночью почти не спал. Так, глаза прикрыл. — Времени на какие-то там системы точно не хватит.       Мысленно Ал снова послал его, но без особого задора.       Несмотря на то, что они с двойником вроде как подписали мировую, тот всё равно не оставлял поползновений на сознание Ала. Каждая ночь оборачивалась кошмаром. В них экстрасенс тонул в алой соли спиралей, захлёбывался в крови, шёл, с каждым шагом чувствуя, как трескались кости, руками пытался сдвинуть стенку из электрических разрядов, видел мёртвые глаза друзей и снова оставался один в окружении, один против толпы, только на этот раз — безо всякой надежды на помощь Рея или… да хоть кого-нибудь.       Кошмары были нечёткими. Позже они вспоминались эпизодически, или, пользуясь нелюбимым словом Дина — фрагментарно. Правду сказать, иногда, вскакивая среди ночи, Ал даже не мог вспомнить, что именно так напугало его. Что всегда легко возникало в памяти, так это привкус крови на губах, запах пыли и пота, сводящие от усталости мышцы и с каждой секундой усиливающееся удушье. То были горькие, неприятные сны, из которых почему-то до боли трудно оказывалось выбираться.       Ал помнил только один раз, когда выдрался из кошмара относительно быстро, без крика и попыток убиться одеялом. Тогда он случайно уснул с картами в руках. И, как ни странно, его проводник Силы сработал так, словно это и было его прямым назначением: спрессовывать кошмары, стирая всё лишнее и нечёткое, управлять ими, как, вообще-то, нужно было управлять пророческими видениями.       Ал злился, рычал на двойника, требовал прекратить издеваться и дать ему хоть раз выспаться. Но эта ледяная сущность лишь разводила руками, раз за разом отрицая свою причастность к сотворению кошмаров. Он, естественно, врал. И, естественно, днём издевался, всячески порицая режим сна Ала, как будто это не из-за него экстрасенс мог поспать от силы два-три часа в сутки.       Дин полюбовался Марком, не слишком талантливо изображающим страстное желание оказаться в одиночестве и приступить к тренировкам, а затем неожиданно сказал:       — Ну ладно, я и так задержался… Покажи хоть, что у тебя там выходит, и я пойду.       Надо отдать Марку должное: на этот раз он не стал никуда коситься, лишь величественно кивнул и чуть шире расставил ноги. Всё это он проделывал медленно и о-о-очень демонстративно, так явно давая себе и Алу лишние секунды, что это было попросту смешно. Дин, вон, тщательно старался сохранить серьёзность, но глумливая улыбка нет-нет да проскальзывала на его лице.       «Ал!» — испуганно завопил в голове голос Марка.       Двойник только хмыкнул, а сам экстрасенс на мгновение поймал взгляд этого паникёра, чтобы и в самом деле послать внушение. Потому что да, он тоже слышал эту поговорку о Марке и желании. А ещё слышал, что до сих пор его, это желание, никому так и не довелось загадывать. По словам Энди, Марк и во сне вёл себя диковато и чуть ли не лунатил: «Попали как-то в окружение. Три дня там сидели. Или четыре. Когда ложились спать, все подальше от Марка устраивались. Этот псих во сне может заклятьями кидаться».       Как только контроль лёг достаточно плотно, паника из глаз Марка тут же исчезла. Энергетик медленно выдохнул, а потом вскинул руку к потолку. Круговое движение запястьем не увенчалось никакими новыми успехами. Дымчато-серый туман на мгновение окутал пальцы энергетика, соприкоснулся с кожей, словно пробуя живое тело и Силу в нём на вкус, а затем распался лепестками, как погибший цветок. Энергетик досадливо поморщился.       — Слишком резко руку поднимаешь, — после короткой паузы сообщил Дин, и Ал с трудом подавил смешок.       На злобное лицо Марка страшно было смотреть.       — Там сказано — показать силу.       — Сила не всегда скрывается в каких-нибудь пафосных резких движениях и зверском лице. — Дину потребовалось всего мгновение, чтобы отработанным и до ужаса естественным движением принять нужную позу. Его левая рука взмыла к потолку. Если Марк выполнял это движение как человек, что надеялся подушечками пальцев пробить крышу, яростно и быстро, то Дин выглядел очень просто. Он был уверен в себе и своих силах. И даже при том, что его движения тоже были быстры, в них не виделось поспешности и яростного призыва. Так мог бы двигаться человек, что точно знал, что у него всё получится, и потому не желающий тратить времени зря. И да — лёгкий властный оборот кистью, и Дин с каменным лицом опустил руку с зажатым в ней мечом. — И уж тем более «показывать силу» и «доказывать, что она у тебя есть» — разные вещи. Призыватель никому ничего не доказывает, он просто знает, что может добыть себе оружие в любую секунду. — Дин помолчал, легко повёл рукой — его клинок разрезал воздух без свиста. Завихрения тумана собирались в острейшее лезвие, из которого глядела молчаливая смерть. — Рей тоже много кому хотел доказать, что он чего-то стоит. Он не мог освоить Призыв годами. Но для него это было что-то вроде вопроса чести, он отцу в лицо бросил, что выучит это заклятье. А у тебя доказывать что-то всему миру — пунктик? Постоянно ведь этим занимаешься: в бою выпендриваешься, перед Меллой… Смени тактику, Маркуш, а то у тебя что-то не получается ничего. И сомневаюсь, что получится.       И он развеял меч так же легко, как и призвал. Туман хлопьями пепла осыпался вниз, и каждый обрывок когда-то страшного оружия бесследно исчезал, едва коснувшись пола.       — Спасибо, — наконец неохотно проронил Марк, глядя на свои руки, как будто это в них, где-то между линиями Любви и Жизни, скрывалось то самое желание покрасоваться. — Никак не привыкну, что ты теперь не только впустую крыльями машешь.       Дин язвительно усмехнулся и чуть повёл плечами, явно предлагая Марку уточнить, где именно он увидел крылья. Но энергетик почему-то ничего уточнять не стал, только как-то смазано попрощался и вышел за дверь. Дин внимательно посмотрел ему вслед, а затем бледно улыбнулся и сокрушённо покачал головой:       — Эх, кажется, я обеспечил Мелле очень долгий вечер… Надеюсь, она не утопит поместье к вургулам. — Ал даже не успел злорадно подумать, что Дин уже поехал настолько, что начал болтать сам с собой. Стихийник снова огляделся и пошёл к выходу. Последние слова он проронил на ходу, даже не оборачиваясь, как будто это не стоило его внимания. — А вот что и кому ты пытаешься доказать, Ал, даже я не понимаю.       Ал никому и ничего не доказывал. Но иллюзию всё равно снял лишь после того, как за этой высокомерной сволочью захлопнулись тяжёлые двери. А двойник почему-то так это и не прокомментировал.

***

      — Ты не стараешься, — хмуро заметил Энди сегодняшним утром, едва взглянув на ещё больше налившиеся цветом синяки под глазами Ала. — Если бы старался, таких проблем со сном не было бы.       Это было до того обидно и несправедливо (наверное, потому что до боли соответствовало истине), что Ал… А, в общем-то, ничего особенного он не сделал. В последние дни он спал так мало, точнее, вообще почти не спал, что прямо сейчас его можно было бы пырнуть ножом — всё равно Ал настолько устал, что не смог бы даже отреагировать на боль.       На самом деле он старался. Очень старался! Но что делать, если двойник постоянно… И нет, он ничего особенного не делал: жил, как всегда, за счёт сломанной психики Ала, изредка то давал советы, от отвешивал ехидные комментарии, вечно маячил на периферии зрения. И его присутствие… Мешало. Криокинез привлекал к себе внимание и казался совершенно лишним на теле и в силе. Он почти чесался, как чешется свежая «вавка», трогать которую, разумеется, нельзя.       По сути, он и прямо сейчас ничего не делал. Вообще ничего. Валялся на диване, рассматривал карту Рея и нахально хрустел какими-то мелкими запечёнными и обвалянными в сахаре фруктами. Где чёртово раздвоение вообще их взяло — хороший вопрос. А ещё лучший…       — Как ты ешь? — всё же не выдержал Ал, отодвинув обвинительно зашуршавшие бумаги. — Ты же даже не материальный! И еда тебе не нужна!       Криокинез покосился на него, как на идиота. То есть, Ал ни разу не наблюдал на своём лице такого выражения, но считал, что оно стало бы похожим, вздумай он искренне сказать кому-то: «Я, конечно, догадывался, что, когда боги раздавали мозги, ты стоял в очереди за хамством, но такой идиотизм — даже для тебя слишком».       — Так они ж вкусные, — таким тоном, словно это что-то объясняло, заметил Криокинез, перевернулся на живот, чтобы видеть Ала, подпёр голову рукой, бы то закинул в рот ещё одну сладость и не слишком-то охотно пояснил. — А вообще, если говорить серьёзно, то это не я их ем, а ты. Просто ты занят, и осознавать, что ты можешь вот так отвлекаться из-за какого-то там неизменного чувства голода, было неприятно. Поэтому твоё подсознание подсуетилось, и ты видишь, что ем я. Организму-то всё равно, он один — твой, и он удовлетворяет потребность в еде. А вот твоё спокойствие в плюсе. Ты же сам себе кажешься таким прямо серьёзным, что не отвлечешься — прямо второй Рей. — Ал терпеть не мог этот снисходительно-издевательский тон.       Он осторожно опустил левую руку и стал, как слепой, водить пальцами по столу. И, в тот момент, как пальцы нащупали на нём глубокую тарелочку, идентичную той, что стояла перед Криокинезом, зрение исправилось, и Ал действительно увидел, что сладости стояли именно у него под локтем, а взбесившаяся сила лежала на совершенно пустом диване.       Ал устало потёр переносу.       — С ума сойти.       — Да куда уж больше-то? — хмыкнул Криокинез и протянул к нему руку. — Верни как было.       Ал тяжело вздохнул и коротко зажмурился, очищая сознание. И, едва только он снова открыл глаза, как тарелочка оказалась у его страшно довольного доппельгангера.       Ал уже знал: стоило ему сосредоточиться на реальности и поискать пальцами сладости, как морок спал, и он бы их увидел. Но делать этого отчего-то не хотелось. Ему вообще ничего не хотелось делать.       Можно сказать, что он просто сдался.       — Великолепное утро, — негромко выдохнул он, прекрасно зная, что уж кто-кто, а чёртов Криокинез услышал бы, даже говори он мысленным шёпотом. — Мой иллюзорный двойник ест иллюзорные сладости.       — Сам ты… Иллюзорный, — начал было тот склочным тоном, но затем, внезапно передумав, развёл руками и задумчиво изрёк. — И вообще, может, вся реальность есть иллюзия? Ты помнишь «Матрицу»?       — Слушай, я сейчас в проклятом магическом мире воюю с последователями идеи глобального геноцида, умею предсказывать будущее и, ко всему прочему, вижу галлюцинации в виде моей ожившей силы. Тебе не кажется, что, если приплести сюда ещё и «Матрицу» — совсем свихнусь? Потому что, поверь мне на слово, больше поехать всё-таки можно, пусть я и не горю желанием это тебе доказывать. Сиди и ешь свои сладости, если так хочешь.       — Ты хочешь, — негромко поправил двойник, чему-то задумчиво улыбаясь. Ал каждый раз впадал в ступор, когда видел на этом своём-не-своём лице улыбку. Не оскал, не кривую ухмылочку, говорящую: «Я ударю тебя в спину ножом, как только ты уснёшь, баюшки-баю» и даже не пародию на насмешливую лыбу Марка, а что-то настолько человеческое. Словно двойник и правда мог думать о чём-то, кроме высшей цели, заложенной в него при создании. Словно он умел грустить. — Наши желания не всегда совпадают, если ты ещё не понял.       Как бы дико это не звучало, но, когда в твоём теле проживал кто-то посторонний, ты рано или поздно замечал за ним этакие характерные мелочи. Наклон головы, взгляд, интонации. За собой ты мог такого не наблюдать, людям вообще не свойственно так заглядывать себе же в душу, но за другим воплощением тебя же — запросто.       Ал отложил карты и требовательно уставился на двойника.       — Ладно. Допустим, я понял. Чего хотел бы ты?       Льдистые голубые глаза чуть сощурились.       «Ищет подвох, — флегматично отметил Ал про себя. — Будем искать вдвоём».       — Как будто я могу чего-то хотеть. Я — чистая Сила, помноженная на твоё безумие, как ты любишь говорить, хотя я и не понимаю, что это за глупая манера переводить жизнь в арифметические действия.       Ал не обижался.       Честное слово, он не спал двое суток — он уже физически не мог обижаться на кого бы то ни было.       — Ладно, — снова повторил экстрасенс, потому что «иди на уступки, Ал, иначе оно сожрёт тебя, Ал, неужели это так сложно, Ал?» — А если представить, что можешь?       Он ожидал, что двойник снова посмеётся, мол, «как я могу что-то представлять», но он почему-то не стал. Напротив, на его обращённом к потолку бледном лице отразилась странная, чуть отрешённая задумчивость. Ал легко вообразил, как выглядел его выбор.       Ал представил человека. Обычного, среднестатистического, которому, в общем-то, ничего не нужно. Нет, прелести вроде «вечную жизнь» или «миллион долларов США» были не в счёт, этого хотели все, но в получение никто не верил, так что это желание было не слишком активным. Так вот, такого человека подвели к столу, наполненного безделушками и всякой мелочью. Ни одна из них этой абстрактной персоне не нужна; ни одна не лежала к душе. Но его попросили выбрать, и этот человек выбирал, основываясь не на чувствах, а, скорее, на трезвом анализе, что из этого хлама могло принести хоть какую-то пользу.       — Если представить… — задумчиво протянул двойник, глядя на потолок так пристально, словно он читал текст, написанный прямо на нём, в узорах, изображающих танцующие язычки пламени, — то я бы как раз предпочёл иметь такую возможность.       — Прости?       — Возможность чего-то хотеть, — флегматично пояснил двойник, не поворачивая головы. — В смысле, отдельно от тебя и моего, как бы это сказать, предназначения. Сейчас я знаю, что должен спасти тебе жизнь, и что проще всего это сделать, отправив тебя на Землю, но это… Другое. Понимаешь? Знать и хотеть.       Ал понимал. Лучше чем кто-либо. Чуть больше полугода назад Ал чётко знал, что ему нужно поступить в МГУ, и что проще всего это сделать, убиваясь у репетиторов и тупо заучивая структуру дурацких заданий формата ЕГЭ.       А вот хотел он бросить всё и нырнуть в портал в другой мир за первым встречным.       Впрочем, несмотря на то, что Ал легко ставил себя на место доппельгангера, он не мог не признать: прозвучавшее желание было странным для существа, полностью состоящего из «рацио».       — Понимаю, что ты хочешь сказать, но… Зачем тебе это?       Двойник кривовато ухмыльнулся и лениво повёл рукой. Подчиняясь движениям его пальца, устремлённого вверх, потолок покрывался ажурными узорами изморози. В этих застывших, смерзшихся картинах Ал видел тени героев, что ушли в последний бой и не вернулись, людей, что никогда не рождались и отдали весь свой свет звёздам, места, которые он не сумеет увидеть, и двери, в которые ему не войти.       — Ну, мне кажется, это круто. — В голосе раздвоения слышались почти мечтательные нотки. — Взять и поставить себе какую-то цель. Поставить потому что ты так решил, тебе захотелось, а не потому, что кто-то или что-то продиктовало тебе весь твой жизненный путь. Может, даже захотеть пойти и… — Двойник замолчал, будто такая свобода выбора, куда он мог бы захотеть пойти, его порядком напугала. А затем он, зажмурившись, выпалил. — Мир посмотреть! Или сходить… Хм, я помню, что ты не любитель кино, а значит, и я тоже, но ведь если бы я мог захотеть, то, наверное, пошёл бы, да? Захотеть заводить друзей — и заводить их, а не принять как наследство от того, в чьём теле ты паразитируешь. Нет, ты даже не представляешь, как бы мне хотелось решать, с кем общаться, а от кого держаться подальше! — Двойник хохотнул и перевернулся на живот, глядя на Ала заледеневшими глазами. — Уж прости, но ты был бы во второй категории.       Порядком ошарашенный такой отповедью Ал бледно улыбнулся.       — Спасибо за честность.       — Я не смогу соврать, даже если захочу, — чопорно заявил двойник, до безумия напомнив в этот момент его самого.       Это было почти забавно. Ал представил себя, точно с таким же лицом заявляющего, что каждый состоявшийся зрелый писатель должен рано или поздно прийти к реализму… Но так и не рассмеялся от представившейся картинки.       То, что двойник так заледенел, словно коркой холода покрыв, спрятав эмоции, означало: он сам себе напомнил, почему его желание никогда не сбудется. И этим выдал себя окончательно, показал, насколько отчаянной и безнадёжной была его мечта, вопреки всему зародившаяся в обломке души.       Раздвоение окончательно слетевшего с катушек Ала больше всего на свете хотело стать отдельным полноценным человеком. Кажется, у него тоже были не все дома.

***

      — Поздравляю. Ты никого не убил за завтраком, — ухмылялся Энди, насмешливо щуря зелёные глаза.       Ал злился, но молчал, потому что да — не убил, и да — был близок. И Энди об этом прекрасно знал.       — Целый день без эксцессов, — походя отмечал он же, шагая мимо Ала к выходу в сад.       Он вёл себя так, словно поссорившийся с кем-то Марк на улице был куда важнее проблем медленно сходящего с ума Ала, как будто это за энергетиком нужно было присматривать, как будто Энди хоть на секунду допускал мысль, что из двоих его «подопечных» не справиться мог именно Марк. И Алу льстило это невысказанное доверие, поднимало настроение куда больше всех других способов поддержки.       — Мы будем праздновать третий день без психов, по земным традициям, или четыре — по минонским? — заговорщицки подмигивал оборотень, поймав Ала на выходе из комнаты.       А Алу хотелось ответить — оба. Уверенность Энди в том, что экстрасенс не подведёт, переборет болезнь, разжигала в нём то самое пламя, что когда-то не дало Алу остаться наблюдателем, а толкнуло в «Громоотвод»: любопытство, азарт, желание доказать, что он мог, мог стать не хуже, чем его друзья.       Энди вёл такой счёт непрерывно. Ал знал: если оборотня разбудить последи ночи и попросить ответить, сколько часов назад Ал в последний раз бился в истерике, не понимая, где кончался его бред и начиналась реальность, то он бы в ту же секунду выдал точную цифру. Правда, после этого точно двинул бы — не любил он, когда его будили посреди ночи.       Энди вёл счёт. Ал прекрасно понимал, что это было провокацией, попыткой разбудить его желание конкурировать и ставить рекорды, что вообще-то ему, как магу разума, стыдно покупаться на такие трюки — но он покупался.       Один день без срывов, два, неделя.       Вслух Энди больше не отсчитывал минуты, но, Ал не сомневался, всё так же ненавидел ночные побудки и всё так же, случись чего, без запинки отозвался бы, как долго Ал сумел удержать себя в руках на сей раз. А ещё — если бы он всё же не справился, оборотень оказался бы рядом быстрее, чем двойник успел бы сказать «мы возвращаемся на Землю». Но Ал справлялся, и Энди почти перестал маячить на горизонте, демонстрируя очень убедительную иллюзию доверия.       Разумеется, он не совсем исчез из поля зрения: наверняка понимал, что Ала это бы скорее напугало. Энди возникал рядом с ним под вечер, всегда именно в тот момент, когда Ал по привычке начинал задумываться о том, чтобы пропустить ужин. Энди уверенно заворачивал экстрасенса — с удивительной властной вежливостью приглашал Ала к себе «выпить чаю». Оборотень считал, что почти полная пропажа аппетита у Ала была симптомом его расстройства, и потому пускался на хитрости. Естественно, «чаепитие» у Энди превращалось в полноценный ужин, отказаться от которого Ал физически не мог. А, может, и не хотел.       Энди всегда ассоциировался с надёжностью и поддержкой. Теперь же такой светлой ассоциацией стала и его комната. Всё в ней было физическим воплощением спокойствия: тёплый запах трав, впитавшийся в деревянные панели, очень низкая и очень тяжёлая мягкая мебель… Даже в кабинете Рея Ал не чувствовал себя так расслабленно. Даже невзирая на полное и безграничное доверие к экс-лидеру «Феникса», Ал всегда подсознательно понимал: его кабинет был логовом хищника, очень сильного и очень опасного, величественно-грациозного, такого, кому страшно посмотреть в глаза. Да, порой Рей мастерски наводил у себя ту самую атмосферу защищённости и участия, что беспроигрышно располагала к нему людей. Что же, теперь Ал догадывался, от кого он научился этому приёму.       Иногда Алу казалось, что Энди попросту самым наглым образом что-то ему подмешивал. Иного объяснения тому, что, вдыхая ароматный пар над чашкой с чаем у него в комнате, Ал расслаблялся и даже на какое-то время забывал, что вся его жизнь катится под откос.       — Какие новости сегодня? — улыбнулся Энди, на этот раз даже не продемонстрировав клыки.       Со временем Ал всё больше привыкал к его манере складно и мягко говорить, бархатными интонациями превращая любую свою короткую речь в колыбельную.       Впрочем, Ал спал так мало и так редко, что любые звуки для него теперь звучали, как колыбельная. Сразу вспоминались времена, когда Ал, забитый подготовкой к ЕГЭ, научился спать на переменах, в транспорте, на ходу и на уроках, чутко реагируя каждый раз, когда учителя поворачивались к нему лицом. Сейчас это казалось детским лепетом. Ал повзрослел, заматерел, стал сильным магом… Он, можно сказать, перешёл на другой уровень. Теперь он умудрился однажды задремать под красочную ругань Марка с Энди. Сложно сказать, кто тогда удивился больше. Кажется, парни даже помирились на этой почве: испугались за него, решили, что он сознание потерял. Двойник до сих пор называл его пандой-миротворцем.       — Как обычно, наверное, — неуверенно отозвался Ал и пригубил удивительно вкусный чай. Нет, серьёзно, не поделившись секретом своего сбора с кухней поместья, Энди совершил преступление против человечества.       Энди выразительно вскинул брови, ожидая продолжения, но Алу нечего было ему сказать. И оборотень начал говорить сам.       — То, что ты опять не спал, я вижу.       Ал подумал о том, что с такими синяками под глазами, как у него, то, что экстрасенс не спал, видели все вокруг, но сделал вид, что зачарован этим беспрецедентным наблюдением.       — Не спал.       — Почему?       Ал неопределённо повёл плечом. Если бы экстрасенс получал по капельке нормальности каждый раз, как этот разговор повторялся, то он бы исцелился уже довольно давно.       — Кошмары. — Энди, видимо, тоже помнил, по какому сценарию развивался этот диалог в прошлый и позапрошлый раз, и усиленно подсказывал Алу его реплики. — Вы всё ещё ссоритесь по вечерам?       — Нет, — устало выдохнул Ал, нехотя отрываясь от чашки. Горячий напиток где-то глубоко внутри отогревал то, что накрепко смёрзлось при смерти Рея. — Мы вообще не ссоримся. Если сравнивать меня с общежитием, то мы с соседом наконец-то запомнили, где чья полочка в холодильнике и отучились брать чужие шампуни.       — И он всё ещё насылает на тебя кошмары?       — Ну… — Ал нервно пожал плечами. — На самом деле он говорит, что ничего не насылает.       — Твой двойник приятно постоянен, — язвительно улыбнулся Энди, и Ал воочию увидел, как клыки так и полезли у него из дёсен, заостряясь наподобие кинжалов. Саблезубый тигр, не иначе. Волков наверняка вдохновился бы, увидев такую красотищу. — А самое забавное в том, что врать он не может.       Ал тяжело вздохнул. Он чётко знал, какой вопрос будет следующим.       — А твоя сила?..       — Я не знаю, — всё ещё замученно отозвался Ал и залпом допил чай. — Бунтует. С трудом фокусируется. Но я понятия не имею, из-за чего это. Я слегка устал…       — Ты измотан, это так называется, — безжалостно припечатал Энди.       Они замолчали. Энди знал, что проблемы с Силой могли быть из-за истощения. А Ал знал, что…       — Мы как будто ходим кругами, — едва слышно поделился он.       И Энди, конечно, услышал.       И, конечно, не перебил.       Весь этот диалог, повторяющийся слово в слово, надоел до дрожи, но Ал понимал, что без него никак. Он заставлял Ала сбросить налёт прошедшего дня, вспомнить, что напротив него сидел друг, который в курсе о его проблеме. Без такой «подготовки» Ал не отвечал на вопросы и зажимался, начиная опасливо озираться.       Может, ему не хотелось думать о своей проблеме.       А, может, он думал о ней слишком часто.       Энди понимал это. Энди заставлял его говорить. Рассуждать, перебирая события дня по крупицам, свыкаясь и примиряясь с ними. И Алу становилось легче — правда, лишь до тех пор, пока ночь не хватала его за плечи и не обрушивала в болезненный страшный бред, который язык не поворачивался назвать обычным сном.       — Я понимаю, что сошёл с ума, — сообщил Ал будничным тоном, ничуть не напрягаясь. С подачи Энди он и правда свыкся с этой мыслью. Научился говорить это вслух. Осознал, что не с ним одним это случилось. Это должно было стать шагом к исцелению, но почему-то не стало. — И я помню, что двойника нет. Он — часть моей личности, созданная, чтобы защищать меня от стрессовых ситуаций и не сумевшая вклиниться обратно. Я знаю, помню, понимаю, но… Он не уходит. Не становится бледнее. Он мне уже даже не нужен, но он продолжает крутиться рядом, и с каждым днём…       Ал осёкся.       Энди придвинул ему вазочку с печеньем с таким серьёзным лицом, будто Алу только сладостей и не хватало, чтобы заговорить.       — Продолжай.       — Он как будто оживает, — куда тише, чем планировалось, выдохнул экстрасенс и зажмурился. — У него интонации меняются, голос, привычки появляются. Иногда мне кажется, что у него есть свои эмоции, и они никак не связаны с тем, что испытываю я. А уже это… Это не укладывается в твою теорию, Энди. Мне нужно, чтобы он исчез, а я стал нормальным, а не чтобы у него появилась полноценная личность. Это… — Ал не верил, что одним словом можно описать творящееся вокруг безумие, но честно попытался, — неправильно. Что-то не так, я это чувствую, понимаешь?       Энди нахмурился. И снова в его глазах виделся лес, нехороший, ядовитый. Он обжигал правдой, срывал все защитные покровы и калечил, мучил до тех пор, пока в человеке не отмирало то самое желание обманывать самого себя.       — Как раз вписывается, — так же тихо, словно они внезапно стали делиться страшными тайнами бытия, сообщил оборотень, а затем подал Алу ещё одну чашку. И вместе с ароматным паром в лицо дохнуло концентрированным уютом. — Он сейчас — порождение твоего одиночества. Помирись с Дином, Ал, а то и со стенами начнёшь разговаривать. И они тоже начнут для тебя оживать.       Ал молча отставил чашку.       Он не хотел разговаривать со стенами.       Но мириться с Дином он не хотел больше.       А ещё — он знал, что что-то действительно выходило из-под контроля.

***

      Ал спрыгнул на пол и раздражённо подул на саднящие ладони. Кожу пекло, как будто он перетирал в руках стеклянную крошку.       — Раньше было лучше, — раздражённо цыкнул экстрасенс и встряхнул руками, восстанавливая кровообращение.       — Будь добр, не отбирай у восьмидесятилетних маразматиков уникальные права на эту фразу, — усмехнулся двойник.       В Ала прилетело полотенце, и он прижал тряпку ко взмокшему лбу.       — Увижу кого-нибудь из них — извинюсь. Хотя, знаешь… — Ал подпрыгнул и снова ухватился руками за металлическую скобу, неясно какими чудесами ввинченную в стену его комнаты. Древнее поместье отвергало любые разрушения и сопряжённые с ними изменения — трое магов почти неделю ломали голову, подбирая нужное заклятье, которое заставило бы стенку прекратить плеваться самодельным турником на три метра в длину. — Если нужен маразматик, думаю, и Дин подойдёт.       Тело отзывалось на непривычную нагрузку вполне охотно. В смысле, отказывало. Ал почти слышал, как ругают его последними словами мышцы рук. Кожа на ладонях права голоса уже лишилась и, предположительно, потеряла сознание.       После второго рывка Ал снова спрыгнул на пол и привычно поймал полотенце.       — И вообще, раньше действительно было лучше.       Двойник картинно закатил глаза.       — Ты же не забывай, я прекрасно тебя знаю. И я понимаю, какое-такое «раньше» ты имеешь ввиду.       Ал дёрнулся. Как можно быстрее обтерев лицо, он отбросил полотенце на диван и огрызнулся:       — То «раньше», когда тридцать подтягиваний не были для меня проблемой.       — О? — Экстрасенс сел туда же и с трудом разогнул пальцы. В горящую ладонь влетел стакан с водой. — Мне казалось, ты думал о времени, когда тебе вообще не приходилось маяться такой ерундой от безделья. И, кстати, именно тридцатка для тебя всегда была проблемой — ты же на двадцать седьмом сдыхал, остальное добивал из чистой вредности.       Ал поперхнулся.       — Неправда!       — Что именно?       Мысленно выругавшись, Ал рывком поднялся и снова пошёл к турнику. Руки уже даже не протестовали, видимо, смирившись. Протестовал двойник, которому — Ал знал это, — тоже было скучно до невозможности. Или не протестовал, а просто привлекал внимание.       — Снова?! Вот скажи, ты же уходишь подтягиваться просто потому, что не хочешь со мной говорить, и потому делаешь вид, что занят.       — Нет. Три минуты прошло, у меня последний подход. — Ал снова подпрыгнул, ухватившись за скобу.       Как же ему надоело всё это, кто бы знал.       Хотя двойник знал. И это почему-то раздражало.       — Тебе это всё вообще не нужно.       — Нужно. Я хочу, как минимум, вернуть старые результаты. — Ал пока не подтягивался, просто давал рукам привыкнуть. — Со всей этой магией нет почти никакой нагрузки на руки. На ноги — да, вечно же приходится бегать…       — От кого-нибудь. От Деенора, от «Громоотвода», от здравого смысла…       Ал с усилием оторвал одну руку от турника и хлестнул воздух кистью. Пустой стакан свистнул через комнату, прошёл двойника насквозь и разбился о стенку. Наказание Ала фыркнуло.       — Ну хоть с меткостью стало получше. Да признай ты уже, что маешься дурью и сам себе придумываешь оправдания. Какая нагрузка на руки? Вот скажи, ты чем собирался заниматься после этого твоего последнего подходя на турнике? — Ал уже открыл было рот, но двойник оказался быстрее. — Скажешь, что качать пресс — буду ржать.       Зажмурившись, Ал подтянулся и, снова расслабив руки, отозвался:       — Нет. Я буду бороться за своё спокойствие.       — А? Со мной что ли?       — Делать мне больше нечего. Тут другой кандидат на подходе. Раз, два, три… — Ал снова подтянулся. — Бум. Можно было и постучаться, Марк.       Двойник тут же подобрался и, кажется, готов был запрыгать от радости.       Ал его понимал. За сегодня он и сам ещё лица человеческого не видел, теснее всего общаясь с дурацким турником. За вчера… Эх, нет, вспоминать вчерашний унылый день не хотелось: он такого попросту не стоил.       Энергетик, который буквально секунду назад выскочил из аквамаринового портала, молчал. Наверное, оглядывал сферу деятельности Ала и пребывал в культурном шоке. Всё-таки, когда Марк помогал искать заклятье для установки турника, он называл всё это блажью и упорно повторял, что Ал «прикоснётся к нему только в том случае, если вырастет и ударится о железку макушкой». По мнению энергетического мага, ни у одного нормального феникса не хватит ни времени, ни желания, чтобы развлекать себя ещё и подтягиваниями.       Поначалу Ал был с ним согласен. Он и скобу-то попросил присобачить только ради успокоения совести: мол, я пытался. Теперь же он, во-первых, и типично нормальным человеком не был, и, во-вторых, нашёл уйму свободного времени.       Даже слишком много.       Алу не то что с головой хватало местных суток, чтобы измотать себя и злиться часами. Он начал откровенно ненавидеть «лишний» двадцать пятый час.       — Ух ты как всё запущено… — растерянно пробормотал Марк. — Хуже некуда.       Ал усмехнулся про себя и подтянулся ещё раз. Каким бы сильным ни был культурный шок Марка, надолго тот всё равно лишиться дара речи не мог.       — Не то слово, — сокрушённо покачал головой двойник. — Всё и правда ужасно. Раньше-то он запросто по тридцать подтягиваний за раз делал, а сейчас так опустился!       Ал испепелил его взглядом и оглянулся через плечо. Марк пялился на него как на душевнобольного. С жалостью, ага.       И ладно бы из-за того, что Ал спалился со своим сумасшествием, вполне бытовым и понятным! Нет же. Этот полный ужаса и жалости взгляд вызвала всего лишь попытка привести себя в форму.       — Я уже два часа не сплю, Маркуш. Если пришёл будить — можешь уходить обратно.       — Хотел проверить, жив ты ещё, нет.       Ал покосился на двойника и подтянулся снова. Тот лишь развёл нематериальными руками, частично просочившись сквозь стенку:       — Чего на меня смотришь? Я и сам насчёт тебя не уверен.       — Жив.       — Ты вообще не показываешься.       — Враньё. Вчера целый день помогал целительницам готовить лекарства и проводить инструктажи по первой помощи.       — Это было позавчера.       — Да? — Ал задумался и спрыгнул на пол. — А, точно. Вчера мы с Тейллу подбирали самые удачные варианты защиты от телекинеза. Я буквально целый день занят.       Наступившую тишину перебивало только какое-то нервное хихиканье двойника да некий подозрительный скрип. Наверное, то Марк перезагружался.       Полотенце уже было не то чтобы насквозь мокрым, но ощутимо влажным.       — Эм… Если тебе интересно, Дин неплохо справляется, — осторожно заметил Марк. Как будто и он опасался получить стаканом. Ну, или хотя бы вот этим полотенцем.       Ал с вежливым удивлением вскинул брови и переспросил, всем своим видом показывая, как ему не интересно:       — М-да?       — Честное слово. Вообще на месте не сидит. Я столько людей вокруг него никогда ещё не видел. Ну разве что когда он только вернулся от Молний. Хм. Хотя тогда и повод был… Не то чтобы сейчас его нет, но…       Ал повернулся к энергетику лицом.       — Марк, что тебе нужно? Я страшно рад, что он справляется. Если Дроссвел постоянно при деле, перестал каждый день ссориться с недовольными и вроде как освоился, то зачем ты ко мне-то пришёл? Или Дин агрессивным стал?       За прошедшее — промелькнувшее, — время Марк изменился. Не за ту неделю, что «Феникс» жил, как на иголках, и не за трое суток, что Минон горел и содрогался от боли. В принципе за всё время, что Ал знал его.       Марк стал… Спокойнее, что ли. Теперь его шутки стали всё больше напоминать острые и нервные попытки защититься от чего-то. Энергетический маг выглядел дёрганым, настороженным — это совсем не шло ему на пользу.       Ещё один поражённый изменениями, отравившийся октябрём маг.       Проигравший в гонке за вечным летом.       Даже смотреть на него было холодно.       — Знаешь, нет. — Марк выглядел озадаченным, как будто Ал затронул тему, которая и его волновала тоже. — Он спокоен до противного. Почти ничего не говорит, только слушает. И смотрит так, что не поймёшь, видит он тебя, или нет. Слушай, может, ты…       — Я уже говорил с ним, помнишь, к чему это привело? — Ал издевательски кивнул в сторону турника, хотя, видит сила, далеко не дурацкая скоба в стене была главной проблемой. — Дин сказал, что справится сам. Дин справляется сам. Я пытаюсь помогать тем, кому это нужнее. Или думаешь, надо пойти к нему, чтобы он снова вызверился и ему стало легче?       Судя по выражению лица, Марк очень хотел подробно объяснить Алу, почему он не прав, пользуясь богатейшим запасом нецензурной лексики русского языка, и, возможно, не менее богатым — раитарского. Но в таком случае Ал бы его выставил. Или попытался бы. Или просто перестал бы на него реагировать. И потому Марк, прикусил губу, попытался зайти с другой стороны:       — Дин считает, что Деенор скоро сорвётся.       — Рад за него.       — За Дина или за Деенора?       — Оставь меня в покое, Марк.       — Как же вы оба мне надоели, — зашипел энергетик, с задержкой стискивая кулаки. Знакомый жест: так Марк делал всегда, когда хотел схватиться за ножи, но сдерживался. — Ему там тяжело.       — Ну, роль руководителя — это всегда стресс и ответственность…       — Да и ты сам с ума тут сходишь.       Ал с двойником переглянулись.       — С чего ты взял?       — Ты маешься дурью.       — Видишь, мелкий тоже так считает, — таким тоном, словно он и не наделялся на успех, но не вставить пять копеек не мог, заметил двойник.       Ал тяжело вздохнул и полез в шкаф за мантией. Надо было видеть, как оживился Марк в тот момент?       — Ты пойдёшь с ним поговорить?       — Я пойду к Мелле, — отрезал экстрасенс и захлопнул дверцу шкафа. — Ты мне надоел. И ей надоешь минут за пять. Она тебя вышвырнет, и я смогу наслаждаться тишиной.       Алу очень не хватало телепортирующего амулета, что мог в любую секунду перенести его в комнату, в любой город, стоило только представить название, или просто куда подальше, лишь бы Марк поблизости не ошивался. Вздохнув, Ал вышел в коридор и напомнил себе, что везде нужно искать плюсы.       Да, амулета нет. Но зато хоть мышцы ног формы не потеряют. А то Ал бы и ходить перестал тоже, только летал туда-сюда, радуясь жизни.       Когда мир пошатнулся, Ал машинально ухватился за подоконник и хотел было пошутить, что его от перенапряжения уже штормило. Но шутка застряла в горле: Марк стоял так же, расставив для равновесия руки, словно и его тряхнуло тоже, а двойник только озирался, словно почуяв опасность.       Землетрясение?       Рей говорил, что в этом регионе их не бывало. Поместье располагалось на устойчивой тектонической плите вдали от гор.       Но ведь тряхнуло их знатно. Впрочем, почему-то только один раз.       — Ал. — Энергетик прищурился, словно пытаясь что-то разглядеть вдалеке. — Окно.       Экстрасенс внимательно глянул на улицу и почти сразу увидел то, что привлекло внимание Марка. Откуда-то издалека над лесом вытягивал ломаный позвоночник к небу столп чёрного дыма.       — Что за?.. — Ал сгрёб ладонью свой кулон и сжал его в кулаке. Нематериальное тепло грело, но тревогу отогнать не могло. — Парни, что случилось?       — Всё поместье тряхнуло, — напряжённо заметил Энди, подтверждая то, чего Ал и боялся: странный толчок ощущался из любого уголка огненного дома. И это явно не было следствием неосторожной волшбы какого-нибудь недоучки. Напряжение витало в воздухе и оседало на лица, как мелкая-мелкая пыль.       — Без понятия, что это. — Голос Марка моментально ввинтился в пространство — энергетик спешил передать по внутреннему каналу то, что чувствовал только он. Судя по тону, даже шутить не собирался. Столько собранности от Марка редко когда можно было услышать. Всё это было очень, очень дурным знаком. — Я чувствую огромный выброс чистой силы. Аж по ушам дало, зар-р-раза.       Ал повернулся к нему.       — Как тогда, в Мариинтэрде?       — Не совсем. Тогда это было как… Высвобожденная волна, у неё не было цели. А тут чувство такое, будто огромное направленное заклятье мимо пронеслось.       Происходящее нравилось Алу всё меньше и меньше. Почему-то вспоминалось, что Дин обещал им горячую ночку — и не только её.       Сила, что произошло?       И почему молчал сам Дин?       Впрочем, Алу почему-то не хотелось, чтобы Дроссвел говорил и подтверждал самое страшное. Словно в насмешку, кулон в пальцах жахнул теплом снова, и напряжённый, наточенный до бритвенной остроты голос Дина мрачно сообщил:       — А это и было заклятье. И оно не первое. Молнии взрывают огненные города. Балентэрд умер, парни.       «Город обречён и все знают это, — тепло и несколько устало прошептал в голове не стёртый временем голос Рея. Экстрасенс сжал голову руками. — Скажи мне, Ал, с чего бы людям быть счастливыми?..»

***

      — Надо было это предугадать! — Ал рассекал по коридору, как сбившийся с курса корабль. Он плутал в тумане, в головной боли, в неуверенности и даже не знал, просто ли всё это закрыло обзор, или же он уже утонул, и то, что кружилось перед глазами, было галлюцинациями из-за недостатка кислорода. — Надо было…       — Надо было Рею сразу учить тебя, что у всех, кто по направлению — не пророки, процент удачных гаданий по своей воле — около десяти. Или двенадцати.       Ален повернулся к возмутительно спокойному Марку.       — И ты вот сейчас хочешь мне сказать…       — Я сейчас хочу тебе сказать, что помочь всем нельзя. — Энергетик подкидывал нож и снова ловил его за остриё двумя пальцами, привычно и ловко, абсолютно не опасаясь хищного лезвия. Взгляд безразличный. Поза расслабленная. Выражение лица — нейтральнее некуда. Ал знал Марка достаточно, чтобы понять: он бы и сам хотел попсиховать, схватившись за голову, но почему-то не мог этого себе позволить.       Марк вообще стал сдержаннее с тех самых пор, как пообещал, что больше никогда не подведёт свой отряд. А к клятвам и обещаниям их энергетика стоило относиться серьёзно.       Рациональные мысли, анализ поведения окружающих — всё это проносилось между Ала и исчезало на глубине чёрного океана. На поверхности оставались лишь паника и тоска. Тоска по крошечному городу, в котором Ал впервые увидел Зачарованное время. По тому самому, чьи жители всегда покрывали «Феникса», догадываясь, что их штаб был где-то неподалёку. Именно там, среди начарованного дыма танцующих призраков огня, в толпе празднично одетых, но неуловимо грустных людей, Ал впервые поймал себя на мысли, что ему хотелось бы остаться на Миноне.       Там он проклял сам себя этим страшным и прекрасным миром.       Даже двойник молчал, глядя тяжело и понимающе. Как будто знал, что любое его слово привело бы к нервному срыву. А Ал уже и без того был форменным невротиком.       — Ты на семнадцатый круг пошёл, — индифферентно подметил Марк. Нож снова сверкнул и замер, выхваченный из воздуха тренированной рукой. Снова отправился в полёт…       Ал резко остановился и хлестнул воздух ладонью.       Ножик, не долетев до подставленной руки Марка, стальной молнией прорезал комнату и глубоко врезался в постамент. Энергетик прикрыл глаза, выдохнул и ухмыльнулся.       — Раньше я тебя провоцировал, а теперь ты решил силу попытать? Ладно. Слушай сюда. — Марк спрыгнул с подоконника. — Мы все знали, что город рано или поздно уничтожат. Мы ждали этого с того самого момента, как Молнии начали осаду. Потому что на тот момент они уже чётко знали, что горожане помогали нам, и был всего лишь вопрос времени, когда именно они разозлятся и ответят так, как привыкли. Мне жаль Балентэрд. Но я ничего не могу сделать. И ты — тоже. Точнее, нет. — Марк старался. Правда старался отыскать в себе куда-то далеко запрятанные хладнокровие, рассудительность и способность думать, а потом делать. Но и совсем он себя перекроить не мог. Ал почти слышал, как у энергетика с хрустом сломалось терпение, и Марк наконец рявкнул. — Ты можешь перестать истерить и пойти к Дину, чтобы помочь ему ответить так, как привыкли мы!       — Обожаю этого мелкого, — хмыкнул двойник — вот уж кто тоже не мог себя поменять. Хотя тоже вроде как старался. — Все остальные бы стали ходить вокруг да около, полчаса подводили бы тебя к мысли, что ты нервничаешь из-за ерунды, и боялись бы, что ты снова сорвёшься и попытаешься кого-нибудь убить. А этот прямо сказал, что ты истеричка, и с ним же даже поспорить не получится!       Ал устало потёр переносицу.       — Ты прав, конечно.       — А вот это ты, интересно, кому?       Марк, естественно, такого не спросил, принял сказанное на свой счёт. Усмехнулся ещё шире и помахал рукой. Ал вздохнул, напряг силу, и нож, с трудом выскользнув из древесины, как живой прыгнул в ладонь Марка.       Ну, перед этим чуть не убив случайного прохожего, конечно.       Ортонн шарахнулся назад, и нож свистнул мимо. Марк прицокнул языком.       — А говорил, поработал над меткостью.       Ал испепелил его взглядом, а потом повернулся к Ортонну. Судя по выражению лица, блондинчик переосмыслил жизнь.       — Извини. Ты слишком резко выскочил.       — Ага, прямо как прыщ посредине лба, — проворчал Марк. Ал с усилием удержал нейтральное выражение лица и поинтересовался ещё дружелюбнее:       — Куда несёшься?       Ортонн моргнул, и его взгляд стал чуть более осмысленным. А потом маг помотал головой и уставился на Ала с возмущением.       С этим, Марк прав, довольно неприятным типом всегда было так. Как бы ты ни старался сгладить конфликт, ты всё равно становился объектом чужого возмущения. Вздохнув, Ал приготовился выслушать, какой он нехороший, раз кидался ножами через весь коридор. И да, Ортонн таки раздражённо начал:       — Нет, ну вы, конечно, всегда любили дурью помаяться, но не в такие ведь ответственные моменты! Что вы вообще тут забыли? Ваш младшенький чуть ли не всенародное собрание созывает, и, я так и чую, готовится снова нести какую-то чушь, а вы здесь… — Ага, ещё надо что-нибудь о том, что легендарные громоотводчики совсем разучились целиться, и вообще они опасны для общества… Стоп, чего?       — Что Дин делает?! — страшным шёпотом переспросил он, сразу возвращаясь в реальность.       — Творит фигню, — авторитетно заявил Ортонн, и у Ала даже не было настроения, чтобы уколоть, мол, в этом Фалаттер разбирался, как никто. — Вот только не говорите, что вы снова не в курсе о том, что Дроссвел решил речь держать, меня это пугает.       — Честно, меня тоже, — пробормотал Марк.       Ал зажмурился, давя ярость, и рыкнул:       — Где это тупое… А, чёрт!       Сила вспыхнула внутри тела, добавляя черноты яме, в которую они все резво летели. Только уловив ответ чужой силы, едва слышный из-за десятков блоков, Ал рванул туда, куда пытался добраться чуть было не прирезанный Ортонн.       Туда, где был пока ещё не прирезанный Дин.       — О, то есть теперь ты хочешь с ним поговорить? Какая неожиданная неожиданность! — нагоняя его, ахнул энергетик и прижал руки к сердцу.       Вот если бы Марк ехидничал поменьше, люди тянулись бы к нему не только с кулаками.       Ал пересёк тренировочный зал, потому что огибать его по двум коридорам и лестнице было слишком долго. Правда, на удивление, в зале, который обычно не пустовал, особенно теперь, когда каждый первый готов был драться за возможность скинуть там напряжение и стресс, сейчас царили пустота и тишина. Ал не стал задумываться над этим феноменом. Он и правда спешил. Всё-таки…       — А что остаётся? Помяни моё слово, Дин наверняка готовится что-то натворить… — Экстрасенс распахнул двери большой гостиной и замер. — Ну здравствуйте.       У него возникла ассоциация. Стойкая такая, нехорошая. Ассоциация с днём, когда Дин держал речь перед фениксами и умудрился испортить отношения со всеми друзьями и подчинёнными, даже с теми, кто поначалу готов был слепо идти за ним. Тогда тоже весь «Феникс» собрался в одной комнате, и Дин сидел на возвышении, и взгляд у него был такой же: чуть усталый, очень выразительный взгляд человека, что выполнял неприятные обязанности и ничего не мог с этим поделать.       Дверь открылась без скрипа, но движение её всё равно привлекло внимание. К Алу обернулись все, каждый маг. И в каждом взгляде экстрасенс прочитал вопрос.       Дин поднял голову, но в лице не поменялся совершенно.       — А, парни. Вы что-то задержались. Проходите.       Как будто он их ждал.       Нет, как будто он сам, лично вызвал их и теперь удивлялся, почему напарники задержались! А ведь если бы не Ортонн, ни Ал, ни Марк вообще бы не узнали, что тут намечалось.       Проглотив возмущение, экстрасенс с каменным лицом двинулся сквозь комнату. Маги расступались перед ним. Без неприязни. Всё, что видел Ал на их лицах, описывалось одним-единственным словом: удивление. То самое, что Ален так старался не выказывать.       Потому что, какими бы ни были ссоры между громоотводчиками, остальным знать о них не полагалось. Ровно как и не полагалось им сомневаться в Дине. Они должны были видеть, что Дроссвел уверен в себе, и его ближайшие помощники — тоже.       Даже если «помощники» уверены только в том, что Дин окончательно двинулся.       Ал прислонился к подоконнику. Дин сидел прямо на ступеньках лестницы, ведущей на третий этаж, по-простецки, как будто намеренно уравнивая себя с фениксами и в то же время возвышаясь под ними. И невозможно было предугадать, зачем же их собрали и какими бедами им грозила новая идея, пришедшая в буйную голову стихийника. Напряжение так и ощущалось в воздухе, троекратно усиленное гробовой тишиной.       Тем неожиданнее было внезапно услышать смех.       — Знаете, когда я совсем недавно спрашивал, хочет ли кто-то уйти из «Феникса», я не пытался никого оскорбить или намекнуть, что я в каждом втором вижу потенциального предателя. — Дин устало потёр переносицу. Улыбка на его лице выглядела слегка безумно. В глубине серебряных глаз отблесками виделись боль и решимость, и Ал… Внезапно понял, что абсолютно на Дина не злился. Не сейчас, когда тот явно рубил страховочный трос и собирался прыгнуть в пропасть. — Я не буду отговариваться, что в тот момент думал о вашей же безопасности и рассуждал как-то так: «Ничего, что я лишусь людей, а мы все — надежды. Главное, чтобы мои друзья были целы». То есть, конечно, и об этом я тоже думал, но… Не только. Скорее, в тот момент мне казалось, что вы будете радоваться шансу отойти от дел. Что многим из вас надоела эта война так же, как она надоела мне.       В предплечье экстрасенса впились пальцы.       — Что он творит, Ал? — одними губами прошептал Марк.       Ал перевёл взгляд на стихийника, который порывисто поднялся с места и легко спорхнул в толпу. Люди зашевелились тревожно, нервно, словно Дроссвел был камнем, брошенным в их болотце. Ал невольно улыбнулся.        «Я не знаю», мог бы отозваться экстрасенс. Ведь он не читал мыслей стихийника, Дин не предупреждал его ни о чём подобном. Чего там: они уже столько времени не общались! Вот только, сказав так, Ал бы соврал.       Потому что они действительно были друзьями. Лучшими друзьями. Побратимами. И как бы Дин ни менялся, как бы ни рос над собой каждую секунду, Ал всё равно понимал его лучше всех живых.       — Он идёт ва-банк.       Марк явно хотел спросить что-то ещё, но голос Дина, совсем не громкий, тут же заглушил этот вопрос:       — Я уже даже не говорю о том, что мне надоело сидеть здесь и ждать, пока на наши головы упадёт наш же барьер. Вряд ли здесь есть хоть кто-то, кто ещё не привык засыпать и просыпаться с этой мыслью.       Казалось, что Дин шёл наугад, вглядываясь в каждое встречное лицо. Но Ал чувствовал его сосредоточение и почти болезненное напряжение. Чувствовал и понимал: несмотря на отличную, просто-таки безупречную игру, Дин контролировал каждый свой шаг на пути к цели. И прямо сейчас его целью внезапно стал Ратллен.       Ал плохо знал этого парня. Раньше они не общались вообще. Не так давно Рат, правда, дал ему несколько советов по обращению со стихийной силой, этим их знакомство и ограничилось.       Ратллен был одним из немногих ледовиков в «Фениксе». Его Первооснове было некомфортно в огненном доме. Наверное, именно поэтому такие маги плохо приживались здесь и старались держаться группками. И, пожалуй, были близки, несмотря на частую разницу в возрасте.       — Больше всего мне надоело получать неожиданные известия о чьей-то смерти. — Дин чуть сжал пальцами плечи мага, и казалось, что речь его была обращена к одному Ратллену. Вот только слушали её все до единого, затаив дыхание. — А потом сидеть и думать, что виноват в этой смерти. Виноват, ведь выжидал. Позволял Молниям набраться сил, что-то узнать о нас, подловить… Мне жаль Наатеру. Она была великолепным магом.       В голубых глазах — боль.       Ратллен кивнул, принимая его слова, и Дин отошёл на шаг. Чтобы тут же повернуться к Тейллу.       — А ещё страшнее думать, кто будет следующим. Кого у нас не выйдет защитить.       За окном хлестах дождь, глухо ударяясь о дутое стекло. Это там, на улице, в большом и жестоком мире небесная влага по нему пальцами вела, оставляя мокрые дорожки, пытаясь зацепить кого-то. Здесь, сейчас, в этой комнате было тепло — и золотые искры летали по воздуху, как будто тысячи светлячков залетели послушать речь Дроссвела.       И всё это: тепло, мягкий голос Дина, в котором изредка прорезалось отчаяние, ласковые, будто солнечные блики, отгоняющие подступающий с улицы мрак, — завораживало.        «Ловко он, — услышал Ал переданную ему мысль и быстро глянул в угол, туда, где стоял Энди. Оборотень смотрел пристально, и на его обычно бесстрастном лице чётко читалось восхищение. — Он сейчас заберёт себе каждого».       Ал тоже так думал.       Он видел, как смотрел на Дроссвела Тейллу — ловя каждое слово, как ту самую золотую искру, частичку чуда, что поймать в ладони и бережно хранить, как настоящее сокровище. Как внимал ему обычно отстранённый Ратллен. Как напрягались остальные, что наверняка чувствовали себя странно причастными к творящейся вокруг истории — и при этом желали, чтобы Дин обратился и к ним. И правда, ловко.       — Я знаю каждого из вас. — Дин обернулся, снова шагнул в толпу, так быстро, что перед ним не успели расступиться — и за руку вытащил в центр образовавшегося круга Детту. Огневица взгляд отводила. Ещё одна из тех, по кому слова о недавних жертвах били слишком сильно. Ал знал: ставки о том, сложится о них с Реем или нет, никогда не делали по двум причинам. Первая, конечно, авторитет самого Рея, распускать о котором слухи считалось смертным грехом. И вторая — все были уверены, что да, сложится. — Кто-то, как и я, видел самое начало нашей войны. Эти люди шли в первых рядах просто потому, что вторых рядов ещё не было. Первые герои, первые кумиры… Дорогие друзья, которых я боюсь потерять. Кто-то появился позже и не видел того страшного времени, когда гибель одного равнялась потере пятой части армии. — Дин выпустил огневицу и безошибочно глянул Аиреку в глаза и кивнул. И почему-то казалось, что каждый такой его жест значил куда больше, чем сотни слов. — Я сам был в то время ребёнком. Но я видел, как вы встали на крыло. Как каждый из вас стал тем, кем он есть сейчас: непревзойдённым магом. Мастером. Тем, кого Молнии ни за что не захотят видеть на поле боя.       Даже дыхание было слишком громким. И маги, казалось, не дышали.       Ал растерялся, когда увидел, что Дин повернулся и теперь глядел на него.       — Другие пришли к нам, когда меня самого здесь не было. Я не наблюдал ваших первых шагов по этому миру. Но я имел честь увидеть, какими ворожеями вы стали и что сделали для Рея и «Феникса». И пусть то, как именно вы стали незаменимы, прошло мимо меня, я признаю, что это свершилось. Все здесь присутствующие, все до единого — лучшие. И мне страшно думать, что однажды кто-нибудь из вас попросту не вернётся. Мне надоело этого ждать. Мне надоело этого бояться.       Ал улыбнулся. Странная манера Дина извиняться всё ещё ставила его в тупик. И, тем не менее, несмотря на всю странность, экстрасенс ясно видел: это было именно оно. Извинение за горячность. И, пожалуй, просьба о помощи. Ал был готов помогать побратиму даже без извинений, честное слово! Знать бы только, чем именно.       И ведь даже спросить у Дина, что он делал, не получалось! Заслон, который стихийник поставил на свой разум, был в разы мощнее предыдущих. Хорошо хоть сам Дроссвел понимал, что делал. Наверное.       Джокер совершал очередной безумный двуцветный танец, легко обводя вокруг пальца всех и каждого.       Внезапно он снова отвернулся. На этот раз — ото всех. Снова шагнул к своей лестнице, словно отстраняясь, подчёркивая своё одиночество.       — Знаете, на Земле говорят, что ожидание хуже смерти. Так, Марк? — Энергетик встрепенулся, как будто и его тоже убаюкал мягкий тон Дроссвела. Дин криво усмехнулся. — Пора бы уже признать, что в нашем случае они равнозначны. Да, когда-то Рей был прав. Партизанская война была наилучшим, если не единственным, выходом для нас. Теперь она — ожидание. Промедление. — Он развернулся так быстро и стремительно, словно его дёрнули за полы одежды. И один его гневный взгляд окатил людей серебром. — Все знают, в каком мы положении! Нет такого ребёнка, что не понимал бы, что мы проигрываем. Люди знают — люди идут к Молниям. Каждый день. Каждую минуту. Прямо сейчас! Пройдёт неделя — во время очередной вылазки кого-нибудь из нас всё-таки поймают. Месяц — у нас снова начнут заканчиваться лекарства. Хотя, может, и нет, потому что людей будет становиться всё меньше — может, на всех и хватит. — Злая насмешка Дина жглась, как кислота. Или не она? Ал внимательно посмотрел на золотые искры, что прямо-таки нестерпимо нагревали воздух — в буквальном смысле раскаляли обстановку. Ловкое соединение магии и ораторского искусства: когда-то Рей обожал этот приём. — К зиме, не позже, Молнии придумают, как снести защиту поместья. И мы ничего, вообще ничего не сможем с этим сделать. Сейчас у нас есть какое-никакое преимущество. Молнии пока не знают, что мы можем просто телепортироваться в любой город из поместья, делая большой круг через миры. Молнии не знают, что мы пытаемся связаться с подпольщиками «Сферы», «Дуны» и «Острия морока». Молнии не знают, что мы готовы действовать. Они не знают ещё о многих мелочах, которые легко можно превратить в элемент неожиданности прямо сейчас. Но с каждым днём этого преимущества будет становиться всё меньше. К зиме всё и правда будет кончено. И я иногда думаю… — Стихийник чуть прикрыл глаза, словно переживая приступ сомнения, а потом всё так же внимательно окинул взглядом притихшую толпу. — Так, может, лучше сразу?       — А побратим твой, в отличие от тебя, не фигнёй маялся все эти дни.       Дождаться от двойника хоть одного доброго слово в адрес его друзей — это дорогого стоило.       — Рей бы вспыхнул от гордости, — едва слышно прошептал Марк, и даже его каламбур прозвучал как-то… Уважительно, что ли.       Ал кивнул, улыбаясь про себя.       Если бы Дин с этого начал, это был бы крах. Его бы стащили и с этой лестницы, и с этой должности, и вряд ли поддержка «Громоотвода» бы что-то значила для обозлённой толпы. Потому что она, толпа, и правда хотела жить. Жить — и продолжать играть в ту игру, где каждый присутствующий был лучшим. Это была их игра.       Игра в спасителей.       Игра в героев.       Дин не просто так начал с мёртвых. Он как будто показывал, что выход есть. И он знал этот выход.       Рей умел зажигать толпу улыбкой, словом и взглядом — ими же и тушил созданный им пожар. Рей управлял чувствами всех, кто оказывался достаточно близко, кто слушал его, дышал его огнём. Тонкий психолог и великолепный оратор, он был как никто достоин роли лидера. Просто потому, что люди шли на безумства, лишь бы слушать его. Теперь к тому же эффекту уверенно двигался Дин.       Что же, король умер — да здравствует король!       — Хочешь сдаться? — тихо переспросил Шоррен.       — Я хочу закончить войну. — От того, как мягко Дин поправил менталиста, далеко не все сразу поняли, что именно он сказал. А когда поняли, на столь разных лицах столь разных магов стало проступать раздражение. Ал усмехнулся — он готов был прозакладывать свой чёрный пояс на то, что Дроссвел именно этого и добивался. И правда. Глаза Дина гневно сверкнули. — Но не такой ценой. Я потерял родителей, брата, вокруг моего дома расселись Молнии — вы правда думаете, что я отдам им ещё и победу?       Ал почти услышал, как облегчение расправило свои крылья надо всей этой разномастной толпой.       Если он сам о чём и волновался, то только о Дине. Да, пока что Дроссвел отыгрывал своё представление как по нотам. Но кто знает, как долго он мог вот так распалять, подзадоривать народ? Насколько далёк миг, когда Дин бы впервые сбился? Ал безумно хотел ему помочь, но понимал: не здесь. Не в этой ситуации.       Пожалуй, именно поэтому он сам бы не смог стать настоящим лидером. Стратеги и тактики были серыми кардиналами, королями поля боя и хитроумных схем; без них не выигрывалась ни одна война. Идеально, когда лидер и сам был умён и многое смыслил в построениях и боевых схемах. Вот только порой это было вторично.       Практика показывала, что вести за собой воинов должны были люди харизматичные, те, что, словно лучи солнца, высвечивали истинные желания и мотивы тысяч и тысяч сердец. Те, за которыми маги шли, плача и смеясь, сквозь огонь и воду.       А место гениев и экстрасенсов и правда за спиной. Зато уж они были этим лидерам самой верной тенью.       — А мы уже решили, что ты глупость сделать хочешь, — добродушно рассмеялся Тейллу. На породистом лице защитника было написано смущение, как будто он стеснялся мысли о том, что Дин мог их подвести.       Дроссвел широко ухмыльнулся.       — А я и хочу сделать глупость.       — Не пугай, мелкий. — Усмешка Ортонна была какой-то кривоватой. — Когда кто-то из вашего псих-отряда говорит «глупость», это уже повод рыть бункер.       — Только попробуйте начать копать бункер под моим домом! — Ал удивлённо вскинул брови. Послышались смешки. Только вот сам Дин всё ещё был слишком серьёзен. — К тому же глупость как раз в этом и заключается. Я больше не хочу прятаться. Всё равно у нас больше не получается.       — Ох нет, — в воцарившейся гробовой тишине тихо простонал кто-то.       Это оказалось именно тем камнем, что положил начало оползню. Вокруг мерно нарастал рокот. Не возмущённый, а, скорее, удивлённый, это было хорошо. Но интенсивный, а вот это уже плохо. Казалось, что в поместье внезапно пришло море, и тихий шорох волн забил звуковой фон. Он не перебивал человеческую речь, но и сам не утихал, раздражая слух.       — Что конкретно ты предлагаешь? — Громкий голос Ортонна на мгновение полностью перекрыл шепотки.       Ал видел: Фалаттер и сам был обеспокоен. Пожалуй, почти напуган внезапными перспективами. Но он держал слово и делал всё, чтобы помочь Дину. Ортонн был однозначно на их стороне. А он был сильным союзником. Разведчики шли только за ним и за Аллирой. И, если уж Ортонн так однозначно прислушивался к словам Дина, позой и голосом выражал готовность действовать, то и остальные затихали тоже.       Ещё одна маленькая победа.       — Промедление нас убивает. Молний — делает сильнее. Наш барьер ограничивает прежде всего нас. Продолжая сидеть в изоляции, мы не наращиваем свой потенциал, а только оставляем Молниям пространство для роста. Теперь они уничтожают огненные города, а уже это ослабляет лично меня. — Дин развёл руками, и на кончиках его пальцев словно бы звёзды зажглись. Кажется, несмотря на всю свою серьёзность, на явную долгую подготовку, Дин нервничал. И не без причины. Ведь то, что он (Ал это чувствовал) готовился предложить, не просто рушило порядки, введённые Реем. Оно могло разрушить и сам «Феникс». Убить или спасти. Дин собирался сделать ставкой всё, что у него ещё осталось, включая собственную жизнь — и жизни тех, кто слушал его сейчас. И теперь всё зависело от того, принимали ли остальные игроки эту ставку. — Так, может, пора прекратить сидеть в изоляции? У нас всегда было мало шансов на победу. Сейчас я вообще вижу только один вариант, который может стать выигрышным: выйти и навязать свою игру. Провести драку на своём поле и на своих условиях. В месте, которое контролируем мы, во время, удобное нам.       Ал прикрыл глаза.       На этот раз никто не шептался. Просто потому что от такой наглости у всех дар речи отнялся.       — А ничего, что их больше, чем нас, раз примерно в двадцать? — слабым голосом уточнил Феннар. От удивления, не иначе, он даже забыл вложить побольше претензии в интонацию.       — В пятнадцать, — не согласился с ним Ортонн.       — О да, именно это нас спасёт.       — Ну, когда речь идёт о лишней тысяче-другой магов на вражеской стороне, я всё же предпочитаю, чтобы их не было, — искренне рассмеялась Детта. И не поймёшь, тоже она поддерживала Дина, или в самом деле загорелась энтузиазмом. — Так что «в пятнадцать раз» мне точно нравится побольше.       — Я не сказал, что нам нужно перебить всех.       Все молниеносно переключили внимание на Дина. И сразу стало понятно кое-что. Всё, что они пережили, что Дин пережил: и опасливое презрение со стороны аристократии, и недоверие местных «дедов», и каждодневная борьба с собственными подчинёнными, и долгое, муторное выгрызание себе авторитета, — это стоило того. Определённо стоило, ведь теперь все замолкали, стоило только Дроссвелу подать голос.       — Мы и не сможем, откровенно-то говоря. — Дин улыбнулся, но его оптимизм предсказуемо не поддержали. Стихийник вздохнул. — Понимаю, как это звучит. Я предлагаю вам всем выйти из надёжного, безопасного места, фактически из дома, и пойти сражаться с превосходящим противником. Превосходящим настолько, что против каждого из нас, как любезно подсказал Ортонн, может быть по пятнадцать магов. И то если повезёт, если мы не ошиблись в расчётах, если Молнии не успели набрать себе ещё последователей… Вот только это наш единственный шанс. Мы должны нанести удар. Такой удар, после которого Молнии не оправятся. Устранить их главарей. Сыграть на слабых местах. На их страхах. Это сложно. Невероятно сложно, знаю. Но возможно. И это так или иначе станет концом нашей войны. Разве вы не устали от неё?       — Это звучит отлично, правда. — Ортонн даже попытался улыбнуться, но оптимизм сполз с него, как капля дождя по стеклу. — Вот только ни их слабых мест, ни их страхов, ни их главарей мы не знаем.       В этот самый момент Дин снова улыбнулся.       Ал с Марком встрепенулись разом, и даже у двойника весьма выразительно приоткрылся рот. С другой стороны зала напрягся Энди, кажется, едва удерживаясь от того, чтобы не выпустить когти. И было отчего. Когда Ал думал, что Дин рубил за собой страховочный трос, не оставляя ни единого шанса вернуться на безопасную площадку над пропастью, он и не думал, что это было так… буквально.       — А если я скажу, что вообще-то знаем? — тихо-тихо спросил Дроссвел, не отводя взгляда, гипнотизируя толпу своим фантасмагирочным спокойствием.       Снова тишина. Даже дождь как будто притих, прислушиваясь к тому, что происходило в огненном доме.       Ортонн моргнул.       — Что?..       Больше Дин не улыбался. И глаза его, холодные, стылые, излучали только решимость человека, что уже морально прыгнул в пропасть, пусть физически ещё стоял на земле.       — Полный псих! — с неподдельным восхищением пробормотал двойник, подаваясь вперёд.       И Ал был с ним согласен. Со всем. И с явной ненормальностью Дина, и с тем, что его поведение было достойно восторженного шёпота. Сам бы он так не смог.       — Я больше полугода был в плену у Молний под гипнозом одного из их лидеров. — Как в омут с головой. И пусть пока по воде ещё не бежали круги, пока люди только переваривали эту дикую новость, обрушившуюся на них, Ал знал: рано или поздно реакция начнётся. А Дин жёстко, хлёстко, почти яростно продолжил, закрепляя ошеломительный эффект от своей исповеди. — Жил среди них. Командовал отрядом. Убивал по приказу. Почти что ел с рук — поверьте, я знаю о них достаточно, чтобы воплотить свою задумку в жизнь.       — Ой-ёй.        «Согласен, про убийства он зря. Перед ним не такие дураки, как он думает», — мрачно отозвался Ал, прижимаясь спиной к стене, словно в поисках опоры.       Двойник на мгновение повернулся к нему. Блики заклятий на руках Марка заставляли его лицо отсвечивать болезненной синевой.       — А тебе не кажется, что он сказал ровно то, что планировал?       Ал быстро глянул на умиротворённое лицо Дина. Ему нужна была ярость толпы? Ненависть, направленная чётко против него? Управлять полыхающими от гнева магами сложнее, чем спокойными. Рей справлялся: огромный опыт. Дин же… Что за идеи посещали его голову с тех пор, как к нему вернулась память?       — Его сейчас на куски порвут, — напряжённо шепнул Марк, пытаясь чуть обойти толпу, но его не пустили.        «Ал! — рявкнул Энди мысленно, так, что ментальный канал аж зазвенел от напряжения. — Злоба зашкаливает!»       Экстрасенс и сам чувствовал это. Шум нарастал. Росла и температура, словно людские эмоции прогревали помещение лучше всякого огня. Казалось, ещё секунда, и в воздухе вспыхнет живое пламя.       — Так это же ты, — прозвучал тихий, невыразительный голос. Ал с Марком повернулись разом, чтобы увидеть, как почти серый от ужаса Аирек медленно отступал вглубь толпы. Но маги расступались, образовывая вокруг него чёткое кольцо. — Это ты пришёл к нам тогда, когда мы потеряли стольких… — Разведчик помотал головой, словно сбрасывая наваждение, и внезапно сорвался на крик. — Она говорила с тобой! В тот день! Мы все думали, что её одурманили, контролировали, Сила, мы даже подозревать начали, что девчонка вам информацию сливала! А на самом деле Ерыми просто узнала тебя, так? Узнала тебя в чёртовой маске, говорила с тобой как с другом, пока ты не убил её!       Вам. Он сказал «вам», как будто ненамеренно причисляя Дина к Молниям, возводя между ним и собой границу. Даже сейчас.       Фениксы отдавали слишком многое на этой войне. Они отдавали всё. Многие лишились домов, семей, любимых, образования, будущего, чтобы побороться за то, что они считали правильным. За свой привычный мир. Молнии для них, для каждого, были не просто противниками в войне, даже не идейными соперниками. Каждый здесь считал их личными врагами. Теми, кто не заслуживает жизни, теми, кто одним своим существованием заставлял вновь брать в руки оружие и выходить в поле.       Не было для фениксов Молний, что не заслуживали смерти.       И бывших Молний для них тоже не было.       «Ох, Дин, я надеюсь, ты знаешь, что делаешь!» — мысленно взмолился Ал, силясь послать эту мысль побратиму. И вот что странно — на мгновение Дин покосился на него, одновременно пытаясь и не привлекать к экстрасенсу внимания, и в то же время — намекая, что он… Может, услышал. А, может, Так Дин попросту просил приготовиться.       — Ты абсолютно прав. — Тон Дина — выгоревшая степь. Сквозь слой пепла и сажи не пробивалось к свету ни одно растение. Выражение его лица — кукольная маска, что не могла ни мускулом двинуть. Джокер снова готовился сменить масть. — У меня был приказ дать вам понять, кто я, а затем перебить часть отряда. Тебя, Аирек, я выпустил по той же причине: приказ дать кому-то из вас сбежать, чтобы вы привели ко мне Рея.       — Приказ, — всё тем же бесцветным тоном повторил Аирек. Он был так бледен, что Ал испугался, как бы ему не стало плохо.       — Чей приказ ты выполняешь сейчас, Дроссвел? — хлёстко бросил Шоррен, выступая вперёд. Опять же открыл рот без разрешения! Ал мысленно сжал кулаки. Право слово, он пацифист, но с этой тихой сволочью решил разобраться во что бы то ни стало.       Кожу начало пощипывать. Ал на мгновение подумал, что это от жары, но потом заметил характерно расширенные зрачки Марка и мысленно застонал. Его беспокоила не жара, а растущее в комнате магическое напряжение. Такое мощное, что даже экстрасенс чуял его.       — Если Динку сейчас расстреляют заклятьями, он договорить не сможет, — тихо предупредил двойник, снова шагая вперёд. — И он точно никак свою речь хитроумно не окончит. Мы будем что-нибудь с этим делать?       В другое время Ал бы порадовался, что криокинез решился с ним посоветоваться, а потом действовать. Но сейчас его куда больше беспокоило то, что Дин и правда был в опасности. Пока что он летел в пропасть на скалы, и что-то экстрасенс не замечал ничего, что могло бы ему помочь.       Он не успел среагировать. Заклятье всё-таки вспыхнуло, единичное, яркое, как отчаяние мага, что не сдержался первым. Даже не глядя, Ал знал: чары сорвались с рук Аирека. Дин не пошевелился: так и сидел на ступеньках лестницы, катая в пальцах золотистые искры. Он даже глаза, кажется, прикрыл, как будто летящее ему в лицо заклятье было лишь солнечным зайчиком, пробившимся сквозь шторы.       Марк дёрнулся, бросаясь вперёд, казалось, ещё секунда, и он распадётся, но… Первым успел всё-таки Энди, как и всегда. В звериной форме он широким прыжком вскочил на лестницу. Когти заскребли по дереву. Заклятье разбилось о бок волка и растаяло, как капля воды, брызнутая на раскалённую сковороду. Энди, конечно, не зашипел, но в его оскале чётко виделась насмешка. Ещё секунда, и он уже чуть пригнулся, выгибая спину, словно для броска на жертву.       Авторитет Энди в этих кругах без неоспорим. Первые ряды фениксов так и попятились.       — Тише. — Дин всё-таки пошевелился, чтобы положить ладонь на холку зверю. Энди мотнул головой, явно недовольный, но его приглушённое рычание, похожее на раскаты приближающегося грома, утихло. Дин вздохнул. — Я ещё много чего делал тогда. И теперь я не собираюсь извиняться за это. Не потому что остался верен Молниям или окончательно поехал крышей, а потому что был под гипнозом.       — Гипноз можно снять, — глухо напомнил Феннар.       Сколько раз Ал говорил это Дину в самом начале? Сколько раз упрекал его, что он не хотел напрячься и скинуть чужую власть, хотя имел для этого силы? Феннар повторял его же слова, не более. Ал не знал, почему он внезапно почувствовал такое неподдельное раздражение.       Этот водный ничего не понимал. Вообще ничего! Вряд ли он хоть раз попадал под чужое магическое влияние! Он не знал, как это, когда твое же сознание против тебя, когда твоим телом управляли, а ты мог только выть от отчаяния, как зверь в клетке. Он не знал, как рвался Дин, что он делал, чтобы если не освободиться, так хоть погибнуть на своих условиях, не причинив слишком много вреда. Он…       Ал внезапно заметил, что Дроссвел снова смотрел ему в глаза и улыбался.       — Можно, — солнечно улыбнулся Дин. — Конечно, его можно снять. Ал? Пожалуйста.       Неожиданно для себя самого Ал почувствовал, как на губах появилась хищная улыбка. На этот раз — не чужая. Это было отражение его собственного предвкушения. И даже двойник ощутимо напрягся, только увидев её.       — С огромным удовольствием, — искренне отозвался он как можно громче. И это сработало: маги стали поворачиваться к нему, явно не понимая, что происходило.       Ала волновал только один гетерохромный взгляд. Шоррен так неосторожно пялился на него, что «поймать» его было проще простого. Экстрасенс не торопился. Провернул всё ювелирно, но, тем не менее, медленно, давая почувствовать своё влияние, увидеть, как перед лицом захлопывалась клетка. В глазах аристократа разлилась паника, но лишь на миг. Потом в них поселилась лишь тупая покорность.       Маги тревожно оглядывались, чуя подвох, но пока не замечая его. Только Шоррен не озирался и не дёргался, а глаза его словно поволокой затянуло. Ал оскалился.       — Выйди из окна, будь любезен.       Дин смотрел как будто бы даже с интересом, явно пытаясь понять, кого Ал осчастливил своим гипнозом. Заметив, как плавно Шор повернулся к наружной стене, он коротко хмыкнул. И в этом Алу почудились отголоски веселья. Правда, на лице Дроссвела так ничего и не отразилось.       — Что вы творите?! — послышался полный возмущения голос Лиррей. Целительница пробиралась сквозь толпу, совсем не по-аристократически расталкивая людей острыми локтями.       То ли тычки были достаточно ощутимыми, то ли голос — громким, но маги зашевелились, вырываясь из изумлённого оцепенения. Кто-то даже предусмотрительно схватил Шоррена за руки. Кто-то даже самого Ала поймал за запястья. Точнее, попытался.       Ал улыбнулся ещё шире и пожал плечами. Ему не нужно было направлять загипнотизированных жестами и даже взглядом: кукловодом он был только номинально. Вся его суть, его сила заключалась в мысли. И, подчиняясь ей, Шор с непривычной для него ловкостью разминулся с чужими руками, поднырнул под парализующее заклинание, плавно обтёк пару встрепенувшихся целительниц, с каждым шагом всё увереннее приближаясь к окну.       Высота была невелика. Второй этаж поместья с его высоченными стенами был примерно там же, где на Земле обычно располагался третий. Но Ал не просто так раз за разом брал места на региональных олимпиадах по физике. Он знал: не так существенна была высота, как угол и скорость падения. И то, и другое он мог обеспечить ловкой комбинацией гипноза и телекинеза. И покажите ему того, кто мог бы его остановить!       Шоррен не мог так точно.       Дин едва заметно кивнул. Шоррен замер, вцепившись рукой в подоконник.       — Полный контроль. Абсолютная власть не над душой, но над телом. — Дин улыбался отстранённо, не глядя ни на Ала, ни на Шора. Пустой взгляд в никуда. Почти такой же пустой, как у загипнотизированного. Только пальцы путались в светлой длинной шерсти оборотня, то ли удерживая от рывка, то ли успокаивая, как нервное животное. Алу было его жалко. По его прикидкам (и судя по взгляду Энди), пальцам Дина осталось жить ох как недолго. — Он всё слышит и всё прекрасно понимает. Он даже знает, что делает, и, скорее всего, очень сильно этого не хочет. Вот только изменить уже ничего не может. Вы все можете говорить с ним, попробовать ударить его по голове, кидать развеивающие чары, вот только всё это никак не поможет. Прямо сейчас тело Шора не с нами. Если Ал действительно захочет, он прыгнет. А потом ещё и ещё. И желания самого Шора будут здесь абсолютно ни при чём.       Стараясь не улыбаться слишком уж издевательски, Ал кивнул, и Шоррен легко вскочил на подоконник.       — Давайте так. — Дин снова даже не улыбнулся, но в его голосе зазвучали шкодные нотки. — Если Шор сумеет скинуть гипноз Ала, хоть на пару секунд, хоть пальцем пошевелить без приказа, я в ту же секунду не только извинюсь за всё, что сам творил под таким же контролем. Я сниму с себя все полномочия, перестану претендовать на роль лидера и… Хм, что ещё? Отпишу поместье лично Шоррену?       Ален демонстративно скрестил руки на груди.       Ирония Дина почему-то отклика не нашла. Никто даже не улыбнулся. И никто не покосился на Шоррена. Словно ни в одну голову так и не заглянула абсурдная мысль: «А вдруг у него получится?»       — Перебить гипноз Ала? — мрачно переспросил Ортонн, но это уже была совсем не та мрачность, что вначале. Неужели?.. — Прекращай издеваться. Мы всё поняли. Хотя я сильно сомневаюсь, что даже у Молний был в наличии экстрасенс-подчинитель, равный твоему ручному землянину по силе.       Ал моргнул, чуть не выпустив из рук поводья контроля. Двойник так и вытаращился на разведчика.       — Здорово, что вы всё-таки начали его ценить. А, главное, как вовремя. — Несмотря на явную издёвку, Дин снова не улыбался. Шор, пока ещё подконтрольный, спрыгнул на пол, и только тогда Ал отпустил его. — До сих пор на мне висело как напоминание от Молний только заклятье, блокирующее часть памяти. Но буквально на днях мы нашли способ его снять. Так что всё, что Молнии желали сохранить в секрете прежде всего от меня же, теперь полностью в нашем распоряжении. Имена, базы, пароли, явки. И это ещё одно наше огромное преимущество, о котором Молнии не имеют ни малейшего понятия. Итак, мы можем вернуться к вопросу выжигания этих гадов из нашего мира, или кто-то хочет ещё чем-то в меня кинуть?       — Приказывай. — Детта одобрительно кивнула Дину, и от её собранного вида, от тона, которым мог бы говорить камикадзе перед последним полётом, люди словно бы сбрасывали и сонное оцепенение, и пережитый испуг. Дети превращались в магов на глазах. Противники — в тех, кто знамя пламенного дома понесёт под перекрёстным огнём. У Дина получилось. — Что нам нужно делать?       На мгновение, всего на одно, Дроссвел прикрыл глаза и тихо выдохнул, словно переживая приступ боли. Или внезапной радости, показывать которую было нельзя? То был единственный момент, когда Ал засёк, что побратим волновался. Больше он эмоций не выказывал.       — Вся система работы Молний построена на жестчайшей дисциплине и подчинении единому лидеру. То есть, на самом деле, лидеров двое: мужчина и женщина. Кто-нибудь один из них обязательно будет командовать такой важной операцией, как попытка убить нас всех — второй обязательно останется на базе. Кроме этого, у них в наличии имеется один из азатонских артефактов. Сильный. Свободно перемещает большие массы людей по планете. Амулет всего один, Молнии очень боятся его потерять, поэтому на поле боя его никогда не берут. Амулет находится у того из лидеров, кто остаётся на базе, в полной безопасности. Из-за того, что под началом у Молний сильные экстрасенсы, система связи у них работает мгновенно. Они могут за секунду послать бедственный сигнал, и тогда тот, кто сидит на подстраховке, откроет портал, чтобы вывести людей. Полная безопасность. Полная анонимность. Амулет нельзя потерять, ведь он не появляется на поле боя. И, главное, всегда остаётся шанс, что Молнии смогут уйти и увести своего главаря в тот самый момент, как ситуация станет критической. Они слишком цепляются за своих лидеров и ничего без них не могут. Именно поэтому нам нужны они оба. И мужчина, и женщина. Если мы выманим их, обоих, и сможем прикончить, начнётся паника.       — Или они озвереют и попытаются нас добить, пусть и без «верховного командования», — мрачно протянул Феннар.       — Это будет хаотичной попыткой сделать хоть что-нибудь, — улыбнулся Дин, даже не думая опровергать такую теорию. — И чтобы защититься от этого, я очень прошу Тейллу подтянуть вас всех по защитным заклятьям. И не только. Я ведь уже говорил, что ключевое в нашей вылазке — провести её на своей территории?       — Ты же не собираешься запустить их в поместье?       — Нет, я ещё не настолько поехал крышей, — вздохнул Дин и поднялся на ноги. — Я предлагаю обратиться к нашим старым друзьям.       Ортонн прищурился.       — Это к которым?       — У нас много друзей, — предсказуемо поддержал его Тейллу. — Но я что-то не помню таких, что согласились бы обустраивать нам площадки для боя.       — Тогда придётся снова просить помощи у тех, у кого нет выбора. Нам нужно переместиться в Артаскей.       На сей раз шум поднимался медленно и как будто даже осторожно. Ал понимал всех этих магов. Каждого. Прошло так мало времени с начала собрания, а они уже устали удивляться, пугаться и протестовать. Быть может, на каком-то внесознательном, высшем уровне фениксы уже понимали: так или иначе Дин добьётся своего. Но что-то — может, привычка, а, может, та самая индивидуальность, тщательно культивируемая Реем, — заставляло их снова и снова поднимать новое предложение на обсуждение.       — Артаскей и так на плохом счету у Молний, — слышал Ал голос Меллы из толпы. За рослыми и не очень магами целительницу было не видно, но когда она говорила, остальные замолкали. — Мы слишком часто обращались к ним. На город часто нападали, и я не сомневаюсь, что в нём полно шпионов. О том, что мы что-то затеваем, Молнии узнают сразу же, как мы прилетим в Артаскей.       — А когда они узнают, будет второй Витарин. — Ал молча покосился на мрачного Шоррена, и тот аж отскочил, спешно отворачиваясь. Послышались вялые смешки. Даже Дин улыбнулся.       — Я как раз надеюсь, что Молнии узнают о нашем сборе в Артаскее. Остается сделать так, чтобы у них рука не поднялась подорвать город. И это я беру на себя.       — Уверен, что артаскейцы согласятся? — Несмотря на то, что Ортонн явно старался придерживаться своей позиции верного помощника, в его голосе всё же явственно пробивалось сомнение. — Я бы не согласился. Они запросто могут потерять город. И жизни тоже.       — Если я не ошибаюсь, много миллионов огневиков потеряли города и жизни только за сегодня, когда Молнии запустили свою цепь подрывов, — отрезал Дин, и разговоры тут же утихли.       Ал знал этот нехитрый закон: когда огромная куча молодых людей, пылающих энергией, наркоманящих на адреналине и не видящих новых лиц оказывалась заперта в одном месте, она начинала «великий поиск». Маги искали друзей, врагов, любовь всей жизни, и всё это — в ближайших доступных точках на карте. В Балентэрд фениксы шастали как по расписанию. Там их знали в лицо. Там их любили, как любят всех доброжелательных соседей, что зачастую приходят в гости с пирогами и компотом. Разведчики Молний в этом городе не задерживались: беспокоясь за «лесных друзей», горожане методично вычищали улицы, причём как-то так, что об этом и узнавали-то не сразу.       Даже представить страшно, какая Санта-Барбара порой приключалась при таких-то взаимоотношениях этих двух мирков.       Ещё страшнее — смотреть в глаза фениксам, которые всё это потеряли.       Балентэрд был обречён. Это говорил ещё Рей. Пусть местные жители никогда не оказывали «Фениксу» поддержку открыто, пусть долгое время Молнии и не догадывались, что город связан с их врагами, вечно скрывать это было нельзя. Да и, если бы истина никогда так и не вскрылась, сам факт того, что Балентэрд был маленьким, слабо защищённым городом под протекторатом Хранителя Пламени, уже было поводом для его уничтожения. Но это не отменяло того, что сегодняшние события стали для всех фениксов неожиданностью. И ударом.       — Артаскейцы всегда были воинственными. И рисковать они привыкли. Я не сомневаюсь, что они бы сами предложили нам помощь, если бы имели хоть один шанс связаться с нами. А ещё — они наверняка, как и я, понимают одну простую вещь. — Теперь, стоя на ступеньках лестницы, весь объятый жаром, Дин возвышался над толпой, как жерло вулкана над миром, гибнущим под потоками раскалённой лавы. То был накал страстей, самый настоящий — комната прогрелась так, что впору было открывать окна, впуская холод и дождь, если, конечно, не хотелось свариться заживо в кипящем котле собственных эмоций. Кульминация как она есть — последнее мгновение перед тем, как «Феникс» откроет окна в большой мир, покажется в нём, чтобы вспыхнуть ярко-ярко… И умереть. Окончательно — или же переродившись во что-то новое. В команду победителей. Дин мрачно улыбнулся. — Лучше погибнуть, пытаясь что-то изменить, чем отдать жизни просто так, из-за того, что в нужный момент мы испугались.       — Безумно ценю людей, которые умеют сказать: «Скорее всего я убью вас всех просто потому что могу» так, чтобы окружающие радовались и шли за ним со щенячьими глазками, — проворчал Марк, отворачиваясь.       Ал не беспокоился насчёт него. Как бы там энергетик не выказывал своё искреннее — или не очень, — возмущение, он первым готов был пойти за Дином. Один раз пообещав не подвести, он подписал пожизненный контракт.       Хотя, конечно, Марк был прав. Как раз жизни они могли лишиться в кратчайшие сроки.       — Вот именно этого я и боялся, — тоном, в котором удивительным образом смешались восхищение и страх, пробормотал двойник.       Кроме него и Марка больше никто не говорил. Даже самые храбрые. Всем нужно было подумать. Всё взвесить. Положить на одну чашу весов даже не победу, а шанс на неё, а на другую — собственную жизнь. Такую, с постоянными оглядками на крепость барьера, с тревогой и навязчивыми мыслями о том, что всё было зря. Но всё же свою. Последнее что ещё можно было потерять в этой войне.       — Я понимаю, что предлагаю, — сказал Дин уже тише, возвращаясь к тому усталому, бесцветному тону, которым он говорил в самом начале, задолго до того, как начал раззадоривать толпу. — Это безумие. Форменное. И это безумие может стоить нам жизней. Я не могу гарантировать ни вашей безопасности, ни победы. Именно поэтому я не собираюсь приказывать. Но я прошу вашей помощи. Каждого, кто хочет рискнуть. Мне хочется верить, что такие здесь и правда есть.       Никто не пошевелился. Ни один человек. Ал улыбнулся про себя. Дин попал в десятку. Будь у него больше времени и не такая патовая ситуация, кто знает, каким лидером он мог бы стать?..       Прямо сейчас он был лидером, что обратил в свою веру несколько сотен человек за полчаса.       — Спросил бы лучше, есть ли здесь кто-нибудь другой, — проворчала Детта, независимо тряхнув волосами, и обвела толпу победным взглядом настоящего огневика, загоревшегося новой идеей.       Дин улыбнулся широко, солнечно. Очень-очень светло. И в этой его улыбке виделось облегчение. Казалось, Дин и сам не верил, что всё получится, что его не бросят на финишной прямой. Эта улыбка была восхищённой. Эта улыбка была комплиментом храбрости фениксам. Эта улыбка…       Была лживой насквозь. У Ала от неё настроение портилось.       — Джокер снова обвёл всех вокруг пальца, — покачал головой двойник. Ал покосился на него и тут же убедился: действительно, эта сущность видела то же самое, что и он. И делала похожие выводы. — Вот только следовало бы уже уяснить: бубенчики на его колпаке, конечно, звенят задорно и весело, но это совсем не означает, что шут ничего не затеял за спинами господ.       — Спасибо вам, — продолжал Дин, и теперь его голос звучал куда живее. Он стал несомненно хорошим актёром. Даже лучшим, чем раньше. — Спасибо всем. Теперь отдыхайте. Нам предстоит сделать очень многое. Тейллу, у тебя и у твоих защитников сутки, чтобы провести все необходимые мастер-классы и навесить на всех как можно больше долгосрочных щитов. Нам нужна максимальная защита. — Аристократ решительно кивнул, как будто ему сообщили, что он в одиночку должен взять штаб Молний, и он, чёрт возьми, собирался это сделать. — Пусть все пространственники подойдут ко мне позже. А ещё — все, кто хоть что-нибудь смыслит в фортификации и создании магических капканов. Наш город — наши правила. Я хочу, чтобы Молнии надолго запомнили сюрпризы, которые мы для них подготовим. Ортонн, отправь сообщение артаскейцам о том, что они должны ждать нас сутки спустя. Но пусть они сохранят это в тайне, нам же не нужно, чтобы город пострадал раньше времени. Аллира, вы же смогли выйти на связь с «Дуной», «Остриями морока» и «Сферой»? Сообщи им, что завтра в час Пламени я с ними свяжусь. Я по-хорошему сомневаюсь, что кто-нибудь из них захочет нам помочь, но будем надеяться на лучшее. Вместе с этими ребятами нас может стать не по одному против пятнадцати, а по одному против четырнадцати, а это уже серьёзно. — Смешки, послышавшиеся после этой реплики, казались какими-то вымученными. Дин же не терял энтузиазма. — Марк, возьми кого-нибудь в помощь и развороши наш склад силовых накопителей. Скоро нам понадобится очень много энергии, а времени на восполнение её сном и едой никто не даст. Я хочу, чтобы у нас был способ максимально быстро восстановить ресурсы, поэтому накопителя должны быть заряжены все до единого. Лиррей, проконтролируй, чтобы все наши защитные амулеты были готовы к действию. И не только они, пожалуй — вообще все амулеты, что у нас есть. Они, конечно, хранились на чёрный день, но это определённо он. Мелла, я понимаю, что это уже ни в какие рамки, но вы с девочками будете нужны нам на поле боя. Я надеюсь, что мы с артаскейцами сможем обустроить вам какие-нибудь бункеры, где вы сможете оказать помощь раненым. Точнее, в Артаскее такие нычки наверняка уже есть — зная местных ребят, они об этом позаботились. Мы придумаем, как их улучшить. А вы должны отобрать все лекарства, что могут нам понадобиться, и с помощью Тейллу окружить их всевозможными чарами: нам не нужно, чтобы все медикаменты были уничтожены шальными чарами. И да, приготовьте побольше бодрящего. Я прекрасно знаю, что это вредно и в нашем случае далеко не панацея, но бодрящее увеличивает скорость восстановления резерва, реакцию, общую скорость и отлично прочищает мозги на время — самое то, чтобы не сдохнуть в первые же часы. Нужно, чтобы этой дряни хватило на всех, и, возможно, чтобы были дополнительные дозы. Лучше потом переносить ломку и чистку крови, чем вообще не пережить этот день. Остальные — помогайте. Если можете, сами окружите себя максимальным количеством защитных чар. Подберите одежду, что-нибудь со вшитыми чарами — полный боевой формат. И, — тут Дин нервно улыбнулся, — после всего сказанного здесь это прозвучит дико, но всё же. Постарайтесь поспать хоть пару часов и не отказываться от еды. Ваше же выживание зависит от вашего состояния и наполненности резервов. И… посмотрите сами, что ещё можно сделать. Обо всех решениях доложить, но не стесняйтесь оригинальничать. Нужно быть готовыми ко всему. Идите. У нас есть сутки на подготовку, время пошло.       От того, как тихо, даже не переговариваясь, маги покидали комнату, жуть брала. А ведь Ал считал себя уже достаточно закалённым. Повидавшим… Всякое.       Опытным он точно был. Именно поэтому сразу обратил внимание на несоответствие. Обратил, но не стал показывать этого раньше времени — ни к чему было привлекать внимание этой взвинченной толпы. Лишь после того, как гостиная опустела, экстрасенс всё же решился напомнить Дроссвелу о том, что задурить голову удалось не всем.       — Почему? — тихо спросил Ал, выскальзывая из безопасной тени.       Дин глянул так, будто не ожидал его здесь увидеть. Это было действительно обидно, чего уж там.       — Почему нам нужно быть готовыми ко всему? Ну же, Ал, я думал, тебе это объяснять не придётся.       Он как будто старался уколоть Ала снова, чтобы избежать объяснений. Или ещё зачем. Вот только Ал, пусть и не радовался такому отношению, всё же не был ни истеричкой, ни обидчивым, ни обидчивым истеричкой, и потому слова Дина пропустил мимо ушей. Он хотел понять, во что их снова втягивали. Правда, только он: Энди, как и всегда, не было никакого дела до людских заморочек, Марк в последнее время в принципе старался не задавать вопросов. Ал не привык оставаться последним воином в поле, но раз уж напарники так уверенно дезертировали, других вариантов просто не оставалось.       Точнее, имелся один. Смириться с молчанием Дина, с его странностями, с его решениями. Снова позволить обводить их вокруг пальца, проворачивать махинации, обманывать в мелочах.       Неприемлемый вариант.       — Почему ты решил прикрывать Ористаллов? — медленно, как для отсталого, повторил Ал. Нельзя было оставлять Дину ни шанса отшутиться или прикинуться идиотом. — Ты не назвал их фамилии, просто упомянул о том, что у Молний якобы есть сильные экстрасенсы. Что тебе за дело до этой семьи? Одного из них ты уже убил, хотя вроде как мог бы и не делать этого. Второго Марк тебе не отдаст, сам тебе горло перегрызёт, если ты решишь сохранить Деенору жизнь. Ситуация вроде бы понятная, так откуда у меня чувство, что всё не так просто?       Лёгкий смешок Дина мог бы обмануть многих. Многих, но не Ала. Он видел игру побратима так же чётко, как неприятности, маячащие на горизонте.       — Ну что ты. — Дроссвел пожал плечами. Естественно до жути. Интересно, он вообще кого-то обманул? — Не так просто? Отвыкай везде видеть подвох, Ал. Эта информация ничего не даёт нашим рядовым. Так зачем забивать им головы? Да и… Не знаю. Мне просто показалось, что так будет правильно. Интуиция, если угодно.       Если Дин надеялся, что для экстрасенса Ала интуицией можно было объяснить любое дурацкое решение, то он очень ошибался.       Экстрасенс скрестил руки на груди.       «Надо как-нибудь его отбрить, а то страх потерял».       — Это мы можем, — обрадовался двойник, выглядывая из-за плеча Ала, и стал усиленно подсказывать.       — Твоя интуиция — это последнее, к чему я стал бы прислушиваться. Дин, ты из тех, кто будет смотреть на летящее в тебя заклятье и искренне не догадываться об опасности, так что не надо мне тут про внезапно открывшийся третий глаз. Или ты хочешь, чтобы я проникся и подарил тебе карты, чтобы погадал вместо меня?       Происходящее в мире для всех было стрессом. Только что произнесённая блестящая речь была стрессом для Дина. Вся жизнь превратилась в сплошной стресс — честное слово, Ал вообще не удивился, когда Дроссвел стал на него огрызаться:       — У тебя с гаданием тоже не особо всё гладко. А, и карты ты действительно можешь отдать.       Марк страдальчески поморщился:       — Парни, пожалуйста, только не начинайте снова! Нам вот только ваших ссор здесь не хватает.       — Вот именно. — Энди снова перекинулся беззвучно и незримо. Просто секунду назад он в звериной форме истерично поводил лобастой головой, словно пытаясь понять, как это Дину хватил смелости его трогать, и вот уже он сидел на ступенях вполне себе человеком. И только хмурился сильнее обычного. — От вас злости — на всё поместье. Так и разлита в воздухе. Вы же сейчас подерётесь.       — Не подерёмся, если он прекратит испытывать моё терпение, — процедил сквозь зубы Ал.       Марк ненавязчиво переместился ему за спину, словно готовясь поймать и удерживать, не давая двинуть Дину. Энди не двигался, да ему и не требовалось. Все знали: в случае чего первым в захвате окажется именно Дин.       — Мне и не нужно, — зло хмыкнул Дин. — Я и так знаю, что его предел в последнее время… невелик. Так что там с картами?       — Да на кой тебе мои карты?!       — Мне они не нужны. А вот если ты останешься без них, будет неплохо. — Долгий сеанс говорения плохо подействовал на Дина. Теперь он нёс бред. И бесил страшно! — А то ты с ними чересчур храбрым и упёртым становишься. Мало ли, решишь, что ты с нами в Артаскей пойдёшь.       — Правильно, так его, пусть дома сидит, — обрадовался двойник.       Ал, стараясь на него не коситься, послал так и сочащуюся недовольством мысль: «Замолчи». И криокинез, хмыкнув, умолк, всем своим видом демонстрируя, что он ничего такого не хотел, ничего не делал, и вообще, был бы примус — починил бы.       Слушался его двойник потому, что Ал научился контролю своей субличности? Быть может, это было шагом к выздоровлению? Ведь у него прекратились приступы, он больше не «выпадал» из времени, и только ночные кошмары ещё иногда тревожили, но двойник клялся и божился, что он здесь тут ни при чём. Или же криокинез выполнял его приказы и просьбы по собственной воле, в виде одолжения? Каков был шанс, что он всё равно остался самостоятельным, но больше не пытался вредить, а вёл себя скорее как покладистый приятель, что с радостью окажет услугу, стоит только попросить? Ал не знал. Он давно не слышал «нет» в ответ на свои просьбы и приказы и никак не мог проверить, с чем это было связано и могли ли его ослушаться. По ощущениям, двойник в последние дни стал самостоятельнее и самодостаточнее, чем когда-либо. И, тем не менее, врагом он больше не ощущался.       В случае чего он бы помог. Это Ал тоже знал. Как и то, что двойник больше не постарается перехватить управление.       Это не было выздоровлением, не было спасением, о котором когда-то так мечталось. Но Ал чувствовал себя гораздо увереннее и не сомневался, что в бою его сила и психика больше не будут выкидывать фортели. И что-то Алу подсказывало, что Дин его уверенности не разделял.       — К чему ты клонишь? — спросил он прямо.       Дин поменялся. Сильно. Сейчас в нём было не узнать того мальчишку-плохиша, обожающего большие компании и непредсказуемые глупости и при виде брата выпрямляющего спину, каким Ал увидел его в первый раз. Но Дин всё ещё оставался стихийником. А они на прямой вопрос всегда давали прямой ответ.       — Мне не нравится твоё состояние. — Ал моментально понял, что смотрел Дроссвел на его синяки под глазами, и скрестил руки на груди. Сегодня, между прочим, он как раз спал хоть пару часов. Или чуть меньше, Ал не был уверен. Но что он спал, знал наверняка. Вообще непонятно, что Дину не по душе. — Ал, я сказал, что нам нужен каждый человек. Но если ты за сутки не возьмёшь себя в руки, ты никуда не пойдёшь, я тебе обещаю. И теперь у тебя нет телепортирующего амулета, так что увязаться за нами ты тоже не сможешь. Будешь сидеть дома и присматривать за Мириам, она в одиночестве скучает. И я ещё подумаю, не оставить ли с вами кого-нибудь ещё, чтобы ты не навредил мелкой во время припадка. Или она тебе. Я понятно выразился?       Двойник покосился на Ала с плохо сдерживаемым интересом, но промолчал. Экстрасенс скрипнул зубами.       — Я полностью себя контролирую.       — Не очень-то похоже, — окинув его придирчивым взглядом, отметил Дин. Руки сами собой сжались в кулаки. — Но даже если с тобой в бою и не случится припадок, тут вагон других проблем. Ты засыпаешь за ходу и похудел вполовину. Тебя убьёт первое же заклятье, даже если оно лечащим будет. Я не собираюсь рисковать.       — Как думаешь, понаглеем?        «Самое время», — мысленно отозвался Ал, и двойник хлопнул его по плечу. Поддержка — то, чего так не хватало раньше, когда Ал оставался один на один со страшным сном, теперь помогла успокоиться. Должно быть, Дин не ожидал, что в ответ на его тираду Ал искренне разулыбается.       — Решение окончательное?       Марк недоверчиво покосился на него и перевёл взгляд на Энди, словно спрашивая, один ли он это слышал. Оборотень тоже выглядел удивлённым. А ещё он, судя по всему, снова считывал отголоски эмоций из воздуха, и то, что он чуял, ему нравилось. Перемены в эмоциональным фоне он наверняка уловил и оценил правильно.       Только сам Дроссвел действительно растерялся. Кажется, он ожидал на свои слова какой-то другой реакции.       И да, сто раз да, Дин изменился. Он стал холоднее и жёстче. Ядовитее пожалуй. Но и Ал пережил сначала раскол сознания, потом — прессинг со стороны субличности, и прямо сейчас никакая злость Дроссвела его не пугала в принципе. Его вообще в последнее время не пугало ничто материальное, ничто из того, чему можно дать в челюсть.       Изменения в Дине Ал заметил. И тому давно пора было поступить аналогичным образом.       — Не окончательное, — неуверенно отозвался Дроссвел, как-то потеряв задор после демонстративного ухода оборотня. Что-то он всё-таки заметил и теперь не знал, как реагировать. — У тебя есть сутки, чтобы меня убедить.       — Этого хватит, — улыбнулся Ал. Он очень старался, чтобы это не прозвучало как угроза, но, судя по вытянувшемуся лицу Дина, не очень преуспел. И ладно. Развернувшись, Ал тоже пошёл к выходу, походя кивнув Марку. — Идём. Работы куча, а мы стоим тут.       — А… — прозвучало не слишком глубокомысленно, но Марк хотя бы попытался. Дин так вообще дар речи потерял. Кажется, окончательно. И это, пожалуй, к лучшему.       — Что? — Ал обернулся через плечо. Правда, смотрел он не на Марка, а в глаза Дину. — Никто здесь не будет драться. Я, в отличие от этого неуравновешенного, себя контролирую. Не надо тут стоять у меня над душой и ждать первой крови.       — Молодец, быстро учишься, — оценил его перфоманс двойник, возбуждённо кружа вокруг. — А дальше что? У тебя есть план? Как мы будем ему доказывать, что мы нормальные?       Ал всё ещё считал, что слово «нормальность» было к ним… тьфу ты, к нему неприменимо, но он промолчал. В последнее время только двойник не пытался его взбесить и спровоцировать. Ни к чему было на него огрызаться. И ни к чему…       «Я не собираюсь ничего ему доказывать, — отрезал он, мрачно глядя прямо перед собой. — Дин немного опоздал. Время, когда я старался везде проявиться и перед всеми отчитаться, прошло. Пусть Дин сам доходит до вывода, что я ему нужен куда больше, чем мне — вся эта его задумка с большой дракой».       — Он гордый, — напомнил криокинез, улыбаясь.       Проходя в свою комнату и начиная рисовать схемы в блокноте, Ал улыбнулся тоже. И ответил уже вслух, всё равно лишь тьма слышала его:       — А ещё он не тактик. Он отлично знает Молний, Деенора, теорию и магические законы, он генерирует несравненные идеи, он даже преуспел в ораторском искусстве… Но чего нет, того нет. Именно поэтому Рей так старался заставить нас работать в команде. Дин может предложить великолепный план, но как его реализовать, он не додумается в жизни. Посмотрим, сколько пройдёт времени, прежде чем Динка сам увидит, сколько белых пятен хотя бы в его идее «выманить сестру Деенора, и не для того, чтобы посмотрела на наши трупы и порадовалась!»

***

      — …а ещё вы, люди, постоянно страдаете из-за… Как называется эта глупость? Воспитания? — Двойник задумчиво тронул пальцем люстру, такую витую-перевитую и даже на вид тяжёлую, что она вряд ли бы сдвинулась, даже если бы до неё дотронулся настоящий человек. Ал тяжело вздохнул и устало прикрыл глаза. — Ты тут уже ровно пятьдесят шесть минут как не нужен. К тебе даже не обратились за это время ни разу! А почему ты здесь сидишь? — Он не дал времени на ответ. Да и не нужен был он двойнику: он вообще довольно редко в последнее время требовал реакции на свои слова, особенно когда погружался в рассуждения о несовершенстве человеческой природы. — Да потому что тебя попросту пугает мысль о том, чтобы в середине чужой речи встать и выйти за дверь. Как они будут на тебя смотреть, ах, ах, ах!       Ал устало растёр пальцами виски, чуть надавил пальцами на веки. Его состояние было как в бородатом анекдоте: голова раскалывалась, глаза резало, кости ломило и хвост отваливался. И всё это… Ален хотел бы верить, что от усталости, но тот же двойник подсказывал куда более реалистичный вариант: от скуки.       Дину не к чему было придраться: Ал и в самом деле уйму времени убил на то, чтобы «нападать» на защитников с гипнозом и телепатией, пока они под предводительством Тейллу рассматривали все плетения этих способностей и вариативность их применения. Поначалу Ала забавляли эти ребята с их горящими глазами и трясущимися от нетерпения руками, что так громко и эмоционально спорили о каком-то обратном аркане, выясняя, был ли он основным, или на него вообще не стоило ориентироваться при построении защиты.       Потом стало скучно. Увидев всё, что им было нужно, защитники словно бы вовсе перестали его замечать, углубившись в работу. Они строили и строили новые варианты барьеров, с опорой на обратный аркан и игнорируя его, выворачивая плетения в стандартной защите от экстрасенсорики и попросту выстраивая её с нуля. И если бы от Ала хотя бы требовалось после испытывать эти барьеры, так нет же! Защитники и без подобной демонстрации прекрасно представляли, как щиты отреагируют на чужие чары, и им это не нравилось. Они с головой ушли в творческий поиск, и нужно было быть как минимум Реем, чтобы заставить их хотя бы на мгновение оторваться от работы.       У них руки тряслись уже не от азарта, а от усталости, а взгляд затянуло той самой мутной дымкой, что показывала: маг держался на чистом упрямстве, магический резерв он исчерпал, раз сил не хватало даже на то, чтобы сохранить характерную яркость взгляда ворожея.       Сложно сказать, чего Ал хотел больше: уйти самому, или чтобы свалили все вот эти вот. Впрочем, пожалуй, всё-таки второй вариант. Чтобы ушли все. Ушли отдыхать и оставили его одного. Двойник тоже. Ал даже готов был наложить на них всех гипноз и выкинуть засидевшихся творцов к чертям подальше. Точнее, даже не так. Он умел подчинять своей воле лишь одного человека, лучше всего — того, с кем экстрасенс встретился взглядами. Так вот, Ал готов был загипнотизировать каждого, по очереди, и неважно, сколько это займёт времени.       Лишь бы остаться одному.       А перед глазами всё взрывались и взрывались цветные вселенные да тупая боль стучала по вискам, била по мозгу в такт спектральным взрывам. Бам, бам — словно молотком по наковальне. Ал почти видел, как летели искры и куски черепа. А скорость и сила ударов нарастали, дробили его голову, его самого, уничтожали, вминали в это кресла, стирали с лица земли, и от ног поднималась противная, сводящая с ума слабость…       — Что ты творишь?! — внезапно гаркнули справа, и Ал с усилием открыл глаза, чтобы тут же обессилено откинуться на спинку кресла.       Голова казалась тяжёлой.       Тяжелющей.       Просто неподъёмной.       Ощущение было, как в случаях, когда ты слишком резко встал после долгого лежания. В глазах резко потемнело, и пришлось ждать несколько секунд, чтобы очертания предметов выступили из неестественно густой тьмы. А Ал ведь и не думал резко подниматься. Он не поднимался вообще.       Дышалось тяжело, а веки так и слипались, но Ал всё равно сразу же увидел, что комната опустела.       — Что случилось? — с трудом ворочая языком, спросил Ал.       Двойник так и кружился в воздухе рядом, явно волнуясь, злясь и совершенно точно не представляя, как можно помочь.       — Все просто встали с тупейшими лицами и вышли за дверь. — Напряжение в голосе двойника могло осветить целый город.       С какими лицами?       Ал нахмурился и голову снова прострелило болью. Он ведь даже не приказывал. Никому. Он и жертву не выбирал, и в глаза не смотрел. Просто хотел, чтобы все они встали и…       — Что за бред, — одними губами выдохнул Ал, снова закрывая глаза.       — Есть идеи, что это могло быть?       — Может, они сами себе надоели? — попытался улыбнуться Ал. Он и сам не знал, насколько это был правдоподобный вариант.       К горлу подступала тошнота, а голову вместе с болью таранил непростой вопрос: как он смог отдать мысленный приказ четырём взрослым магам, не глядя на них? Особенно если до этого Ал мог взять под контроль максимум одного?..       Что-то происходило с его Силой. Происходило уже давно, с того самого момента, как она раскололась на две половины. Иногда Алу казалось, что осколки этих половин превратились в шевелящиеся отростки, что двигались, изгибались, захватывали новые территории и превращались во что-то совершенно новое. Энди говорил, что это нормально. Энди говорил, что «отростки» тянулись друг к другу и видел в этом добрый знак, сигнал: личности готовы были снова собраться в единое целое, и начаться это должно было с объединения магии.       Но Ал остро чувствовал: нет, это было не так. Прислушиваясь к себе, от слышал ровный мощный гул своей Силы, постепенно меняющий тональность; он вглядывался в глубины, которые раньше старался держать закрытыми, и чувствовал, что при желании мог бы сунуть туда руки, вытащить на свет то, что всегда пугало его в черноте экстрасенсорики. И, что ещё хуже, он заранее знал: эти завихрения Силы были активны. Магия внутри была в постоянном напряжении, словно он колдовал, колдовал каждую секунду своей жизни, и потому так выматывался, не мог спать, ощущал постоянную гнетущую усталость и чувствовал нервозность, мешающую расслабиться даже в самые спокойные моменты.       Что-то происходило с его Силой. Энди не видел этого: его магическое зрение было не лучше, чем у Ала, который не сумел бы разобрать плетения, даже если бы ему ткнули ими в глаз. И это не давало ему сделать правильный вывод. И это наводило на неприятные мысли.       Оборотень в чём-то ошибался.       До сих пор такого не случалось ни разу. Он точно знал, как успокоить, как задеть, как несколькими словами разжечь в Але азарт и навести его на правильные мысли. Его прогнозы в сроках, когда двойник будет ослаблен или перестанет забирать у Ала контроль, сбывались с точностью чуть ли не до часов. А ещё Энди, как и обещал, так и не дал Алу никому навредить.       Но всё-таки он ошибался.       Происходило что-то ещё. На том самом глубоком уровне, куда оборотню попросту не было доступа. А, значит, чтобы разобраться в себе, Алу нужен был не Энди. Или, скорее, не только он. Вот только осталось чуть меньше суток до самоубийственного прыжка веры, и Ал сильно сомневался, что ему хватит этого времени, чтобы разгадать загадки разбушевавшейся Силы.

***

      Оживление, царящее в крыле целителей, больше всего напоминало панику в стане армии. Ал старался как можно ловчее лавировать между девушками, что-то бросались в кладовку за своими порошками и травами, то потрошили шкафы в поисках пустых склянок, и передавали друг другу свёрнутые бинтовые повязки с паническими возгласами: «Я уже их зачаровала на ускоренное восстановление, обеззараживание, повышенную плотность и самоочищение. А ты кинь на них что-нибудь на снятие воспалений, у тебя с этим лучше». Ал чувствовал себя то сухим листом, попавшим в бурный поток, то водоворотом, стягивающим к себе всё, что не могло выплыть.       Иногда из дальних и пустующих теперь палат кто-нибудь звал его, привычно растягивая «л», и экстрасенс на мгновение заглядывал туда, чтобы телекинезом подхватить очередную порцию лекарств. Он же бегал к дверям, чтобы ловить партии лёгких походных сумок, на которых чар было чуть ли не больше, чем на самом поместье. Сначала под чётким руководством Меллы, а затем и самостоятельно он фасовал, сортировал и распихивал лекарства по сумкам, складывал их у выхода — и снова бежал помогать кому-то и куда-то. Достать ящичек с инструментами с высокого шкафа, перенести что-нибудь тяжёлое, перетереть травы, сцедить сок с ягод лайтарника, перемыть реторты и склянки, которые какая-нибудь целительница, не выдержав напряжения, шарахнула об пол, наплевав на то, что они восстановятся вновь…       Работа в крыле целителей была всегда. Но никогда ещё Ал не видел такой беготни, никогда ещё у него не хватало времени даже на то, чтобы стереть пот со лба. И это при полном отсутствии пациентов!       Пожалуй, это было бы даже весело. Успеть везде. Пропускать мимо себе девушек, таких же, как и он, превратившихся в живые метеоры с горящими глазами. Мысленно хохотать над ехидными комментариями двойника.       Ощущать себя незаменимым.       Когда Ал в первый раз пришёл сюда, чтобы убить время и немного помочь, он и подумать не мог, как все вокруг привыкнут к его присутствию. Что целительницы, злые и почти зелёные от перенапряжения, смогут доверять ему приготовление лекарств, привыкнут полагаться на него, зная, что он выполнит каждое поручение хорошо и быстро. Работа кипела и в руках у Ала, и вокруг него.       Но весело всё равно не было. Быть может, потому, что вся эта беготня проходила в почти полной тишине. Что время от времени у кого-то сдавали нервы, и другие целительницы, резко усаживая подруг на кушетки, давали им успокоительное и снова убегали, потому что промедление могло означать чью-нибудь смерть завтрашним днём. Ал чувствовал, как в висках пульсировала головная боль, как ватными становились мышцы, а резерв начинал чуть ли не вслух просить пощады. Он почти не помнил быстрый ужин на бегу и вообще не мог вызвать в памяти ни единой ситуации, когда ему бы удалось присесть.       Беготня не закончилась, но приостановилась, когда закат застучал алыми отблесками в оконные стёкла. До этого времени дотерпели лишь самые крепкие. Большинство же целительниц уже опустились без сил кто куда. Те, кому хватило упорства устоять на ногах, вяло готовили лекарства «про запас», окончательно потроша склад крыла.       — Никогда не думала, что мне придётся готовить столько бодрящего после смерти Рея.       Ал посмотрел на то, как легко и быстро Мелла смешивала компоненты, абсолютно не глядя в рецепт, хотя вообще-то этой целительнице было свойственно проверять и перепроверять свои действия. Раскрытый рецепт обычно лежал перед девушкой всегда, что бы она ни делала — теперь же его не было. Вообще.       — Хотя не скажу, что для Рея я готовила его меньше, — нервно хохотнула Мелла, оборачиваясь через плечо.       Ал тоже был опытным. Ещё до того, как лекарша потребовала, в руку ей уже влетел нужный пузырёк. Мелла на мгновение замерла, глядя на белый рассыпчатый порошок у себя в ладони, а затем со стоном отставила флакон и схватилась за голову.       — Это… как-то дико. Я как будто собираю в дорогу смертников!       Она и собирала. Они оба это знали. В силах Меллы было сделать так, чтобы фениксы умирали не так быстро, как могли бы. Вот только, в случае поражения, они погибли бы все до единого, и никакие лекарства бы тут не помогли. Да и победа, на которую надеяться было приятно, но сложно, тоже должна была унести много жизней.       И тоже несмотря на лекарства.       Всегда нужно много душевных и физических сил, чтобы что-то сделать. Не важно, что, не важно, насколько масштабное. Порой и на то, чтобы просто встать с дивана и начать работать для себя, у человека уходила уйма ресурсов. Потому что неизвестный сомнительный результат не всегда прельщал, а чаще даже пугал. Проще было оставаться в своих знакомых рамках, не напрягаясь и не волнуясь. Одной гарантии того, что ситуация не станет хуже, уже хватало людям, чтобы не совершать над собой усилия.       Но гораздо сложнее, уже встав и начав работать, продолжить это делать, чётко зная, что у тебя ничего не получится. Сложно идти по прямой, видя перед собой стену. Сложно сохранять надежду, что, если набрать разгон, можно её снести и открыть себе путь дальше.       Когда-то Ал считал, что у него таких сил нет. Он чётко знал предел собственных возможностей и не собирался убиваться, достигая того, что не дано ему природой. Цель, стоящая перед ним, всегда должна была оставаться реальной. Поступить в МГУ? Ал знал, что мог это сделать, и потому не сдавался. Пусть было тяжело, действительно тяжело, пусть он за полгода почти забыл, как нужно жить. А вот получить, например, высший дан в айкидо он бы и пробовать не стал. Это на голову превышало то, на что он мог замахиваться, и потому о такой возможности Ал не думал даже в шутку.       Сейчас он, переглянувшись с двойником, сам подошёл к столу и продолжил смешивать компоненты бодрящего, привычно реагируя на каждый лишний комок в составе и тщательно разминая его. Потому что, конечно, всё это бессмысленно. Конечно, шанс на удачный исход был так низок, что переходил в разряд чуда. Но всё это, конечно, не было поводом сдаваться.       — Тебе просто нужно отдохнуть, — как можно мягче заметил он. Двойник щёлкнул пальцами, и стул сам собой подъехал к Мелле, навязчиво и противно скрипя ножками. — Всё не так плохо, как ты думаешь.       — О, тебе тоже кажется, что всё ещё хуже? — хмыкнул двойник, поворачиваясь к нему. Страшно подумать, насколько невыразительной раньше была его мимика и как она изменилась теперь. Сейчас Ал прекрасно видел, что его доппельгангер нервничал, хотя очень старался это скрыть, и потому рассекал по комнате, как неприкаянный призрак. У Ала от него кружилась голову, и потому он повернулся к столу. — Я о том, что у тебя от одной смерти, произошедшей у тебя на глазах, личность раскололась. А что будет завтра? В смысле, если ты, конечно, выживешь, уживаться ещё примерно с двумястами таких же, как я, наверняка будет сложно, а?       — Ай! — неожиданно послышалось сзади.       Ал поспешно оглянулся и увидел Меллу, потирающую плечо.       — Что такое?       Судя по растерянному виду двойника, экстрасенс пропустил что-то важное. Криокинез прямо-таки натурально побледнел. Ал бы даже побеспокоился о его здоровье, будь он, ну как бы, человеком. Куда больше напрягала Мелла, оглядывающаяся по сторонам в полном недоумении.       — Не знаю… Толкнуло что-то. Неожиданно.       То, как изменилось выражение лица у двойника, было не просто подозрительно. Это здорово напрягало, а Ал за последнее время порядком отвык напрягаться по его поводу. Хаотично подыскивая варианты, что он мог натворить и как это связано с Меллой, Ал неожиданно ухватил за хвост простую и оттого безумно странную мысль.       Пока двойник рассекал по комнате со скоростью плохонького бегуна, он вполне мог пересечься с Меллой. Это происходило регулярно: его криокинез никогда особенно не старался разминуться с людьми и предметами, а просто просачивался сквозь них. Его всё равно никто не чувствовал: галлюцинации, как водятся, не материальны, даже такие навязчивые.       Но сейчас Мелла так тёрла плечо и оглядывалась, словно в неё действительно врезались.       Глупая мысль. Нереальная. Двойник существовал только в его голове, он был его силой — никто не мог видеть и чувствовать его. Но что-то в его взгляде, слишком выразительном, как у живого человека, так и намекало, что Ал не ошибся. Там, в льдистой глубине, клубились удивление, ужас — и надежда.       — Может, силовая волна от какого-то заклинания? — напряжённым тоном предположил Ал, чтобы сказать хоть что-то.       Мелла нервно улыбнулась.       — Может… Ты тоже почувствовал?       Ал не почувствовал ничего, но ведь бывают узконаправленные волны! Он схватился за эту мысль как за спасательный круг. Потому что с последствиями шальных чар можно было разобраться в два заклятья. А с новой проблемой с двойником… Ала и без того напрягала его растущая с каждым днём самостоятельность.       Словно подтверждая его мысли, двойник рвано выдохнул и быстро шагнул вперёд. Быстрое движение — и Мелла с испуганным возгласом вскинула руки к голове, чтобы пригладить взъерошенные волосы. Движение руки двойника взметнуло их, как порыв ветра.       Но окна были закрыты.       И дверь.       Здесь не могло быть сквозняка.       Ал видел, как дрожали руки двойника. Отступая назад, словно испугавшись собственных возможностей, он спиной наткнулся на тумбу, куда Мелла отставила несколько книг по аптечному делу. Толчок — и они посыпались на пол, отчаянно шелестя страницами. Двойник вздрогнул, попытался подхватить их… Он успевал это сделать. Но одна из книг, не задержавшись в его руке, почему-то просто изменила траекторию полёта, словно на мгновение столкнувшись с ней.       Тишина стала звенящей. Мелла замерла, круглыми глазами глядя туда, где теперь лежали её книги, на смятые страницы и перевёрнутую тумбу. Казалось, что смотрела она и на двойника тоже. Но нет. Целительница не видела его.       Впрочем, что-то подсказывало Алу, что это ненадолго.       — Что происходит? — прошептала Мелла, отступая назад.       — Не знаю, — совершенно искренне отозвался Ал.       На мгновение двойник поднял голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Сейчас там полыхала безумная радость. Как у ребёнка, что своими глазами увидел Деда Мороза у ёлки в полночь. Его губы тронула улыбка.       — Я становлюсь материальным, — сказал он на выдохе, а после нервно уставился на собственные ладони, как будто они начали действовать по собственной воле, или отрастили по шестому пальцу, словом, сделали что-то, выбившее его из колеи. А затем двойник вскинул глаза и повторил уже громче. — Я становлюсь материальным!       Он словно бы предлагал порадоваться вместе с ним. Порадоваться мечте, которая начала исполняться так неожиданно и чудесно, невзирая на то, что это было невозможно.       Ал так и не смог выдавить из себя улыбку.       Медленно, спиной вперёд отступая назад, он думал о том, что сейчас происходило худшее из всего возможного. Да, он сумел найти общий язык с двойником, да, тот вроде как не выказывал враждебности, но всё же, всё же… Как живое существо он появился на свет так недавно. У него не было многолетнего процесса социализации, никто не убивал годы, объясняя ему разницу между добром и злом. У него отсутствовали принципы. Это создание мыслило категориями пользы и бесполезности, оно могло пойти на всё, что сулило выгоду. Когда они были единым разумом, это всё должно было обернуться на руку Алу. Оберегая его, он мог убивать и калечить судьбы, и его не волновали последствия. Всё же он был силой, той самой, для которой не существовало хорошего и плохого. Задачей двойника было хранить Ала любой ценой. Задачей Ала было его контролировать.       Что он мог натворить, став самостоятельным?       Существо без принципов и жизненного опыта, которое нельзя проконтролировать, сотканное из стереотипных черт характера чистого экстрасенса — вот что отделялось от Ала. Вот что он выпускал в мир.       Чудовище.       Такие люди разрушали миры. Создавали на крови империи. Изменяли ход истории под себя.       Ал не имел права давать такой сущности волю.       — Ал? — растерянно позвала Мелла.       — Это сквозняк! — Невпопад рявкнул он, и целительница вздрогнула. — Всё нормально!       Он вылетел из крыла, как пробка из бутылки, игнорируя и взгляды лекарш, и оклики растерянного двойника. Игнорируя вообще всё, что могло хоть как-то остановить его.       Видит сила, он пытался. Он правда пытался что-то изменить, как-то ужиться с этой сущностью внутри себя. И у него получалось. Но привыкнуть к проблеме не означало её решить.       Должно быть, так суждено. Ал получил эту силу случайно. Неправильно. Его судьбой было остаться хорошим тактиком и средним магом. Появление криокинеза было ошибкой. Нужно было решить её уже давно, а он всё откладывал, всё пытался заигрывать с инвариантным будущим. Надеялся на чудо.       Теперь он не мог позволить этой ошибке принять масштабы стихийного бедствия. Это было правильно.       Вернуть всё на места. Дать будущему спокойно течь, не запинаясь об упёртость Ала, как о камень в русле реки. Вот то, что нужно было сделать уже давно. То, что Ал собирался сделать сейчас.       — Да что ты творишь?! — беспомощно пытался дозваться до него ничего не понимающий двойник, а Ал только стискивал зубы.       Он уже не мог заглянуть в сознание и мысли Ала и узнать всё самому. Нужно было понять, что происходит, уже по этому «симптому». У них было два разных сознания, на которые они больше не могли взаимно влиять. Это ли не было признаком того, что разделение происходило, и происходило слишком быстро, чтобы пустить всё на самотёк?       Сейчас двойник был полностью самостоятелен. Со своим характером, со своими взглядами на мир… Запечатать его было всё равно что убить человека. Но теперь, столько раз сломавшись, столько раз прогнувшись, полностью изменив свою жизнь, Ал уже готов был пойти на это вполне осознанно и без лишних раздумий.       Это нужно было сделать. Жизненно необходимо. И не о чём тут думать.       Он буквально налетел на Энди. Оборотень от неожиданности постарался уступить ему дорогу, но Ал затормозил прямо перед ним и с силой послал вперёд мысль: «Мне нужно его запечатать! Прямо сейчас! Сию секунду!»       Энди глядел на него внимательно, как врач, отмечающий ухудшение состояния больного. Наверняка он снова считывал информацию с эмоционального фона Ала, как всегда проверяя, насколько плохо дело. А оно было плохо. Ал тонул в отчаянии, кипучем и бессильном, том самом, что толкало на любые глупости.       Если бы Энди не помог ему, он бы начал действовать сам. Потребовал бы у Меллы аналог земных нейролептиков, что могли с ним самим сотворить что угодно, но главное — они бы поломали и эту сущность, что рвалась из него в мир. Он бы…       — Иди ко мне и сиди там, — наконец с явной неохотой приказал Энди, отводя взгляд. — Я сейчас приду. Разберёмся.       — С чем разберёмся? Зачем разберёмся? — тревожные вопросы двойника так и сыпались вокруг, давя на мозг.       Ал молчал. Ответить ему хоть раз означало передумать. А этого он себе точно не мог позволить.       Быть может, в другое время, в другой, не такой безвыходной, ситуации Ал бы мог позволить себе поиграться с альтернативными методами лечения, что так упорно продвигал Энди. Может, он бы даже попытался вылепить из двойника человека — в том самом, абстрактном смысле. Такого, которого не страшно было выпустить в мир, не боясь, что он этот самый мир разнесёт по кирпичикам. Может…       То была очередная упущенная возможность. Тот вариант будущего, что не наступил бы никогда. Тот, о котором у них не было времени жалеть. У Ала было времени до рассвета, чтобы запечатать свою силу — думать нужно было только об этом. А там уже можно идти в любой бой, не бояться за сохранность сознания… Отвечать, наконец, за свои действия. Ал мечтал об этом слишком долго, чтобы начать слушать нервничающего двойника, пожалеть его нерождённое самостоятельное сознание и отступиться.       В комнате Энди, как всегда, успокаивающе пахло травами. Даже в крыле целителей было не так. Там в нос лезли аромат лечащих чар и лёгкий флёр духов. Порошки, целебные растения и готовые микстуры терялись на их фоне и человеком с обычным, не усиленным магией обонянием, совсем не ощущались. Зато здесь, в этой комнате, стойкий аромат свежего травяного сбора царствовал безраздельно. Он успокаивал. А Алу прямо сейчас только это было и нужно.       Он сел в ближайшее кресло и прикрыл глаза, стараясь вообще не шевелиться и не меняться в лице. Он не сомневался: если двойник поймёт, что он собирался сделать, то помешает. Ни в его возможностях, ни в его изобретательности Ал не сомневался.       Тишина давила. Поняв, что ответов он не дождётся, двойник перестал задавать вопросы и теперь только наблюдал, как подсудимый, что пытался угадать свой приговор до его оглашения по лицу судьи. Алу не нравилось это сравнение — но другого не было.       — Ты ведь опять собираешься сделать какую-то глупость. — Ал открыл глаза и покосился на двойника. Тот сидел на подоконнике и отстранённо водил пальцем по стеклу. Следы оставались через раз и тут же исчезали. Выражение лица у него было странным. Казалось, двойник очень удивлялся тому, каким было на ощупь стекло, тому, что он мог к чему-то прикоснуться. Это казалось ему чудом — но этот сложный, странный, циничный мир даже порадоваться не давал. Ал молчал. — Тебе не обязательно отвечать, я и так знаю. Ты собрался натворить что-то, о чём пожалеем мы все, а я даже остановить это не могу.       Дождь барабанил в стёкла, кого-то звал, что-то шептал. Ал старался сосредоточиться на его нематериальном голосе, на обдумывании деталей своего плана, на списке дел, которые нужно было закончить до завтра. Но почему-то у него не получалось отключиться от тихой, едва слышной речи двойника, обращённой как будто не к нему, а к рыдающему мраку за окном.       — Ты же у нас чемпион по глупостям. Ты делаешь их совсем мало, старательно избегаешь, живёшь по законам логики — а потом внезапно как в яму проваливаешься. И все, остаётся только молиться, чтобы и тебя, и окружающих не размазало о стену от всего, что ты натворишь. — Он зажмурился, словно пережидая приступ боли, и вздохнул. — Я просто не понимаю, почему именно сейчас? Завтра тебе нужно быть в форме, тебе нужно будет выжить. А ты явно собрался снова нырнуть в омут с головой. Чтобы утонуть самому и людей побольше с собой забрать просто потому что ты можешь. Какая извращённая форма эгоизма, Ал.       Звук открывшейся и тут же захлопнувшейся двери заставил вздрогнуть их обоих.       — Я думал, ты справляешься. — Энди пристально посмотрел на Ала, и в его взгляде было порицание. Как будто Ал недостаточно старался, следуя его советам. Или сделал что-то не так. Словно он вообще мог на что-то повлиять!       Если бы Энди постоянно так смотрел (а поводов ему давали предостаточно), Ал был уверен, что Рей бы выкинул его в любой случайный мир на второй-третьей неделе. И то так поздно лишь потому, что Рей всегда отличался терпеливостью. Но, к счастью, оборотень не любил бессмысленные обвинения в духе: «А вот если бы ты сделал по-другому, всё закончилось бы хорошо, как я и говорил». Он всегда предпочитал действовать. Если кто-то провалился в яму — помочь, если стоял на краю — подать руку, если оказался на прицеле — закрыть собой. И потому, проглотив замечание, Энди сменил тему.       — Ладно. — Двойник прищурился. — Лови.       Рефлексы сработали быстрее рассудка. Ещё не рассмотрев, что именно Энди ему кинул, Ал тут же чуть переместился, подставив ладонь.       — Стой, не надо! — внезапно рявкнул двойник, бросаясь вперёд.       Он не успел. Ал машинально сжал в ладони нечто, напоминающее одновременно муляж драгоценного камня и кусок цветного пластилина. Пальцы чуть утонули в странной обволакивающей текстуре насыщенно-фиолетового нечта, и в ту же секунду воцарилась тишина. Очень непривычная и, более того, неожиданная. Обычно, если Ал игнорировал советы своего криокинеза, тот начинал читать ему нужные лекции о формах умственной отсталости, ежеминутно добавляя, какой страшной смертью Ал умрёт «вместе со своей дурацкой самодеятельностью». Исключений просто не бывало. И если двойник замолчал сейчас…       Ал огляделся и испытал странную смесь тревоги и облегчения. Не видя и не слыша его, было проще со всем этим покончить, это уж точно. Но так, в тишине, голос совести звучал громче.       Энди терпеливо наблюдал за ним, никак не комментируя то, как Ал оглядывался в пустой комнате в поисках своей галлюцинации. Иногда его понимание даже немного пугало.       — Что это? — спросил Ал, подкинув странную субстанцию на ладони. У него имелась пара версий, но хотелось услышать подтверждение непосредственно от Энди.       — Спрессованные заглушающие чары. Такие же, какие были на тебе в прошлый раз, когда мы говорили. Не советую выпускать их из рук, если не хочешь, чтобы твоё раздвоение снова начало тебя отвлекать. — Как бы Ал ни пытался примириться с новой манерой общения Энди, у него ничего и близко не получалось. Наверное, он снова пялился и снова с ошалелым видом, потому как оборотень закатил глаза, быстро пересёк комнату и рыкнул. — Что за внезапные порывы? Всё ведь было хорошо. Ты справлялся.       — Привыкнуть к проблеме и научиться её игнорировать — не значит справиться с ней.       Сказал и сам же поспешно заткнулся. Вот на Энди он никакого права рычать не имел. Оборотень пытался помочь и помогал. Скорее всего, без его подсказок Ал бы и дальше мучился, каждый день снова вырывая из рук двойника управления собственным телом.       — Ты выглядишь умнее, когда не споришь о том, в чём абсолютно не разбираешься, — ледяным тоном отбрил его оборотень. Спасибо хоть не врезал.       Энди был ещё и из тех, кто не терпел наездов на себя ни под каким соусом. Обычно Ал держал это в голове и не выскакивал лишний раз, но теперь нервы были ни к чёрту. Тревоги, тщательно подавленные за столько дней, вновь вырывались наружу. Алу снова нужна была помощь — и это злило.       — Извини.       — Ну-ну. Так что произошло? Только не говори, что это слова Дина тебя вдохновили на глупости.       Вот уже второй человек называл его порыв глупостью.       Ал сжал кулаки и ответил как можно ровнее:       — Он становится материальным.       Энди не пошевелился и даже не изменился в лице. Просто завис. Ал был почти уверен, что ему выдадут ошибку четыреста четыре. Но потом, видимо, перезагрузившись, Энди тряхнул головой и озадаченно протянул:       — А ведь так давно галлюцинаций не было…       Экстрасенс знал: его двойник бы взбесился в ответ на это. Начал бы сыпать ядом и сарказмом, возможно, заставил бы Ала уйти. Отстранённо Ал понимал, что когда-то обиделся бы и сам. В конце концов, он сделал для этой команды достаточно, чтобы его перестали держать за абсолютного психа. Но сейчас, как и всегда, когда «засыпал» двойник, он не чувствовал ничего такого. Только нервничал чуть сильнее обычного из-за обидного чувства незащищённости.       — Это не было галлюцинацией, — поправил Ал, перекатывая заклятье по ладони. Концентрируясь на балансе, на том, чтобы не уронить его, Ал отсекал лишние эмоции и в то же время удерживался в реальности. Когда-то таким же крючком, помогающим вышагивать по краю пропасти, были его карты. — Мелла тоже…       — Видела твоё раздвоение?       — Не видела, видимым он, к счастью, не стал. Но он врезался в неё. И разбросал книги. — Подумал и зачем-то уточнил. — Случайно.       Наблюдательный не в меру оборотень прищурился.       — Так ты его защищаешь или запечатать хочешь?       Люди, которые зрили прямо в корень, иногда были чрезвычайно полезны. Они могли в буквальном смысле вытащить друзей из петли. Вот только чаще, гораздо чаще они раздражали. Так говорил двойник не так давно. Наверное, был прав, как всегда. Вот только прямо сейчас Алу никто другой не мог помочь.       — Если бы у меня было время, я бы ещё подумал, — со вздохом поделился он. — А так — это нужно прекратить. Я не знаю, чего от него ждать и чего ждать от себя. Если ты ещё помнишь, он Марка убил… Сколько раз? Пять, шесть? Эта сущность неуправляема, и если она станет самостоятельной…       — Это часть твоей силы. Она не может стать самостоятельной. Законы Силы.       — Да за последние пару месяцев мы их нарушили с полдесятка! Энди, я не знаю, как и почему, но он вполне может стать отдельным существом. Он и сам это чувствовал. Ещё когда говорил мне, что ему бы хотелось быть живым. Это ненормальное желание для простого альтер эго, цель которого — не дать мне умереть. — Ал перевёл дыхание и крепко сжал в пальцах заклятье. Магия пощипывала кожу и беззвучно гудела, посылая в напряжённую руку волны вибрации. — Я знаю, что ему такое под силу. Считай это предчувствием. Хоть моей интуиции-то ты веришь?       Казалось, Энди застигли врасплох. Он явно не ожидал, что вопросы будут задавать ему. Обычно Ал, иногда заглядывающий к нему, если что и демонстрировал, то только страх, непонимание или, в самом крайнем случае, осторожную, боязливую надежду. Теперь же он настроен был драться. Любой ценой и любыми средствами. И под его напором оборотень всё-таки кивнул, явно не задумываясь.       — Отлично. — В ситуации отличного было столь же мало, как совести в Марке, но Ал старался оставаться оптимистом. — Так вот, моя интуиция пророчит беду. Я не знаю, что моё раздвоение натворит завтра. Ему и правда очень хочется стать самостоятельным. Но сейчас он связан со мной и моей жизнью. Пострадаю я — пострадает он. И с него станется наделать глупостей, чтобы этого избежать. Например, я бы не удивился, если бы он снова захватил моё тело, загипнотизировал Дина и заставил его сдаться. Или сам перешёл бы к Деенору в обмен на защиту. И ему будет плевать, чего всё это будет стоить нам и что я буду против. Он «спасёт» мою жизнь и свой шанс на свободу — а остальное пусть провалится. Такого нельзя допустить. И это я уже молчу о том, что у нас на носу перспектива выпустить в мир всё то плохое, что есть во мне, сконцентрированное в теле человека и наделённое своей волей!       Без двойника ему приходилось делать огромное усилие над собой, чтобы на чём-то настаивать. С его исчезновением в Але словно пропадал стержень. Всё жёсткое и решительное исчезало. Ему тяжело было делать выбор. Собирать силы. Давать отпор. Как сейчас: умом Ал понимал, что ему нужно было убедить Энди, доказать, что без запечатывания силы они не справятся, что от успеха этой маленькой миссии зависят жизни… А ведь носители его специальности должны были, не раздумывая, давить чужую волю.       Стоять на своём было трудно. Алу не хотелось ни с кем спорить, ничего решать. Мир казался слишком большим, опасным и враждебным. Единственным желанием Ала было, чтобы вся эта ситуация разрешилась, но он не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы приложить к этому руку.       Прямо как тогда, когда он никак не мог найти свой путь на Земле. Когда он убивался, расхаживая по четырём репетиторам в сутки и готовился сдавать экзамены по двенадцати предметам, потому что так сказали родители, а он не смог поспорить. Сейчас, внезапно почувствовав, как это — потерять всё, что дала ему экстрасенсорика, Ал понял, как глупо и наивно было так яростно отбрыкиваться от неё. Эта сила, чёрная и эгоистичная, научила его жить, она стала противовесом для его пробивной и незрелой человечности, возведённой в абсолют. Запечатать её часть означало не просто отказаться от силы подчинять лёд (право слово, именно Ала совсем не трогало — ведь жил же он как-то без такой способности!), а перечеркнуть весь пройденный путь. Просто вырезать из себя всё, чему он научился, что понял, что вырастил в себе. Убить ту часть себя, которая до сих пор позволяла ему выживать. Возможно, ту, что и делала его громоотводчиком, упорным и готовым совершать безумства.       Именно об этом предупреждал его Энди, заявляя, что запечатывание силы было крайним вариантом, обращаться к которому он бы просто так не стал. Ал его понял и теперь был абсолютно согласен, что в нормальных условиях на такое согласился бы только псих — это было хорошо. Вот только у Ала не осталось выбора, а вот это было плохо.       Энди молчал очень долго. Казалось, он и сам взвешивал за и против, основываясь не столько на том, что сказал ему Ал, сколько на том, что подсказывали его собственные ощущения. А потом он просто встал и пошёл к двери.       — Ты куда?       — Заниматься блокировкой твоей силы, естественно, — проворчал оборотень с явным неудовольствием. Ал его понимал. Ему такой вариант тоже абсолютно не нравился. Правда, других не было.       Ал подорвался следом.       — А это нельзя сделать здесь?       — Мы и будем делать это здесь. — Слегка раздражённым оборотень возвращался к своей манере рубить слова и фразы, говорить, одним тоном отсекая куски интонаций. Ал поёжился. — Надо позвать Марка.       — Вот это точно нет! — выпалил Ал, машинально выставляя руки перед собой. Оборотень мрачно глядел на него, не говоря ни слова. — Спасибо, не надо. Зачем он тут нужен? Надо перед ритуалом меня взбесить? Так ты и без Маркуши справишься, сам говоришь, что я эмоционально нестабилен!       — Ты его боишься, что ли?       — Я думаю, совсем не боится его только тот, кто его не знает, — поделился Ал, снова опускаясь в кресло. — Ещё один неуправляемый. Я не хочу его в это посвящать, он будет издеваться. А я неуравновешенный теперь, могу случайно сломать ему челюсть! И это как минимум. А цель запечатывания — заблокировать моё альтер-эго, а не создать ещё одно, мечтающее истребить всех энергетиков на планете.       Энди, уже приоткрывший дверь, захлопнул её и скрестил руки на груди.       — Ладно. Кого тогда?       — Что?       — Кого тогда ты хочешь в это посвятить? Вдвоём с тобой мы ничего не запечатаем. Я — маг тела. Ты — маг разума. Я могу сломать тебе шею одной рукой. Ты можешь взять меня под контроль и убедить этого не делать. На этом наши формы взаимодействия заканчиваются. Марк как дистантник может наладить связь между нами обоими. И он — энергетик. Он напрямую работает с Силой. Если ты думал запечатать её часть без него… — Оборотень многозначительно усмехнулся. — То твои золотые мозги перехвалили. Так что? Мне звать его? Или ситуация с двойником не такая уж критическая?       В этот самый момент Ал если не передумал, то был близок. Куда ближе, чем при взгляде в бесконечно грустные глаза двойника. Энди же, выждав для порядка пару секунд, снова развернулся к двери. Ал тяжело вздохнул и закрыл лицо руками. Он ведь даже не шутил — большую часть чувства юмора его раздвоение откусило тоже. Он и в самом деле беспокоился, как бы не оказаться после такого «лечения» ещё более больным.

***

      За окном царил поздний вечер. Дождь кончился, но на улице становилось только темнее, и ярче светили фонари в поместье. Марк, как и всякий порядочный жаворонок в это время, зевал и выглядел не по-детски взъерошенным, словно Энди поднял его прямо из постели.       И, несмотря на всё это, он так и лучился нездоровым энтузиазмом.       — Так-с, что у нас здесь? — радостно спросил он, запнулся о порог, чуть не упал, снова зевнул и заинтересованно уставился на Ала.       — А что, Энди тебя не посвятил в курс дела? — понадеялся экстрасенс.       В последнее время все его надежды, вроде самые невинные, вроде надежды поспать хоть пять часов в сутки, зверски разбивались. Вот и эта не стала исключением. Марк закатил глаза и торжественно объявил:       — Ну, ко мне завалился пушистый и сказал, что он сломает мне челюсть, если я тут же вам не помогу. А, ещё он сказал, чтобы я молчал всё время, а то челюсть мне сломаешь ты. — Ал тяжело вздохнул и посмотрел на Энди. Оборотень развёл руками, ясно демонстрируя, чья это была проблема и что он думал обо всех невысказанных претензиях Ала. Марк же воодушевлённо продолжал. — Так что я жажду узнать, что же такого произошло, что вы меня разбудили среди ночи, зверски запугали и навели тут тайны.       И Марк, свалившись в кресло напротив Ала, подтянул под себя ноги, подпёр щёку рукой и с превеликим интересом уставился на экстрасенса.

***

      Фейспалм Марка говорил о многом.       Ал переглянулся с Энди, который стоял за его креслом, и снова глянул на энергетика. Он уже довольно долго сидел так, всем своим видом демонстрируя, что Ал был прав, не желая его звать. Кажется, им предстояло выслушать тираду. И каждая новая секунда молчания Марка добавляла уверенности в том, что сейчас их ушам и нервам будет плохо.       Наконец Марк отнял руку ото лба и ласково переспросил:       — Вы издеваетесь?       Ал с Энди снова переглянулись, и Марк застонал.       — Хотя не с вашим воображением так шутить. — Он наконец отнял руку от лица, буквально испепелил их обоих взглядом и поднялся из кресла.       Маленький росточек надежды в душе Ала всё же пробился из-под пепла…       — Так ты поможешь?       — Нет.       …но такие растения в их климате не приживались, и надежда была обречена засохнуть на корню. Ал прикусил губу, давя разочарование. Звать Марка не стоило совершенно точно.       — Почему? — А вот Энди сохранил невозмутимость.       Марк, явно собиравшийся уходить, порывисто развернулся и снова сел, наклоняясь к ним.       — Почему? — Он не говорил, а цедил сквозь зубы. — А вы сами подумайте! У тебя, значит, всё ещё время был серьёзный сдвиг по фазе, но ты молчал, надеясь, что оно «само пройдёт». — Ал поморщился, но молчал. Он знал: перебивать Марка себе дороже. — А ты его покрывал! — Указательный палец энергетика обвинительно ткнул в сторону оборотня. — Хотя сам вместе с Реем постоянно пугал таких же дебилов, любящих считать, что «всё, что не убило сразу, заживёт и без посторонней помощи»! И теперь, когда всё уже зашло очень далеко, вы решили втайне от Дина откромсать Алу кусок силы и личности, надеясь, что того, что останется, хватит, чтобы нормально жить. О, да, решили вы это сделать прямо перед боем, в котором нам всем очень понадобится максимум твоих способностей, ведь будет очень прикольно остаться посреди поля боя без твоей самой сильной атакующей и единственной защитной способности! А теперь вы считаете, что я ещё буду вам в этом помогать. Я ничего не забыл, нет?       Энди даже в лице не изменился.       — Технически всё верно.       — Ты знаешь слово «технически», поздравляю, — огрызнулся энергетик, зло стрельнув в него глазами. — Вы просто двое психов. Да ни один нормальный человек не устроит такой хрени, как вы! О, Ал, без обид.       Экстрасенс тяжело вздохнул. Да. Какой же ошибкой было позвать его.       — Не старайся. Он не прислушается. Голос разума бессилен. — Оборотень пожал плечами и признал с явным усилием. — К тому же. Это может оказаться лучшим вариантом. Другие не сработали. Ал как ехал крышей, так и едет. Ему уже мерещатся… — Энди скользнул по нему взглядом. — Материальные раздвоения.       Ал ожидал многого. Того, что Марк начнёт издеваться и будет в минуту придумывать по две сотни шуток со словом «сумасшедший». Того, что он попросту решит позвать Дина, чтобы вразумил побратима, и этим провалит всё, что можно. Но того, что о нём станут говорить, как о буйном больном на консилиуме врачей, да ещё и с подачи Энди — не ожидал.       А потом всё действительно стало походить на галлюцинацию. Потому как Марк, нервно пробарабанив пальцами по подлокотникам кресла, отозвался:       — Вот как раз в то, что у Ала раздвоения оживают, я верю. Это абсолютно ненормально и совершенно точно выходит за рамки правил, но… Верю. — Взгляд его показался экстрасенсу странным. Казалось, что Марку одновременно было жаль Ала, и в то же время он как будто бы радовался за него. Ал с неудовольствием отметил, что в голову лез какой-то абсолютный бред. И, кажется, отделение двойника и правда блокировало его умение читать по лицам. Марк же выдохнул и снова покосился на Ала, явно стараясь его не убить. — Ладно. Если этот говорит, что пытался тебя переубедить, значит, нет смысла снова тебе напоминать, чем тебе эта «процедура» может грозить. Тогда спрошу другое. Как вообще можно так просто отказываться от этой силы?!       Досада была лёгкой, как летний бриз. Но Ал постарался не допустить в голос и её тоже. Раз уж Марк и его способности были так нужны, нельзя просто рявкнуть на него и потом надеяться на помощь. Это так не работало. Не с Марком. Поэтому отозвался Ал абсолютно спокойно:       — Это криокинез. Стихийная магия. Блокируется в один барьер. Да, я понимаю, атакующая способность. Да, я даже понимаю, что её и как защиту можно использовать! Но, Марк, это всего лишь стихия, которой я к тому же отвратительно владею и без которой выживал все эти полгода. Я научился драться без защитных способностей, с одним только телекинезом — я и на этот раз справлюсь. Не вижу в этом трагедии.       Глаза Марка, и без того огромные, расширились так, словно Ал вслух заявил о своём желании присоединиться к Деенору и сеять справедливость путём геноцида.       — Всего лишь криокинез? — переспросил энергетик тихо-тихо, как будто враз растеряв свой боевой задор.       Новый взгляд его снова показался Алу оценивающим. Марк явно не верил в то, что видел, боялся этого — и в то же время не мог справиться с восхищением. И Ал что-то, откровенно говоря, сомневался, что столько эмоций вызывали его синяки под глазами, принявшие новый, интересный оттенок и впечатлившие художника в душе Марка.       «Кажется, он ещё не проснулся», — мысленно поделился явно удивлённый Энди.       — Что не так? — А это он спросил уже вслух.       Марк перевёл на него ошалелый взгляд.       — И ты не понял?.. Парни, это же… Это… Скопления Силы не оживают просто так! — возопил он, как будто впав в отчаяние от их непроходимой глупости. У экстрасенса от него начинала побаливать голова.       Ал с Энди переглянулись вновь.       — Поэтому Энди и сказал, что это могла быть галлюцинация.       Уже понятно было, что покладистостью и терпением от Марка не избавиться. Если люди двигались, чтобы дать ему место для «проораться и заткнуться», то энергетик просто с наслаждением занимал предложенное пространство и начинал теснить окружающих ещё больше. Но Ал всё ещё пытался пробить лбом стенку.       — Галлюцинация? Логично, если бы это случилось не с тобой. — Новый взгляд. Нет, Марк решительно к нему приценивался, как к подержанному автомобилю. Ал прикрыл глаза, надеясь, что это всё вскоре кончится. Ну должны ведь законы Вселенной действовать на этого жаворонка! Солнце село, он должен был растратить свой запас энергии за день! Но нет, Марк только улыбался нервно, недоверчиво, и продолжал болтать. — Да… Кто же, если не ты. С ума сойти! Ал, да ты ведь просто не понял, что случилось. Эта сила, она…       Его терпение слишком долго звенело, вибрировало, как задетая струна, и всячески сигнализировало о том, что давление на него было слишком велико. И в конце концов оно лопнуло, лопнуло так, что, случись это при неспящем двойнике, во все стороны вокруг бы полетели осколки льда.       — Так, — тихо и максимально спокойно сказал он. Марк резко замолк, Энди покосился на него с подозрением. Но, спасибо ему за это, экстрасенс уже научился держать себя в руках. — Мне не интересно, что это за сила. Даже если это потенциальное бессмертие и шанс покорять миры средней руки. — Марк снова открыл рот, но Ал припечатал. — Ничего не хочу знать!       — Привык к уникальности? — криво усмехнулся Марк.       Ал отстранённо подумал, что этот же вопрос следовало задать самому энергетику. Это он вечно оказывался в центре невероятных стечений обстоятельств, на него Рей делал ставку, он вляпался во все странные истории, что только можно и нельзя… Ал же всегда и во всём считался середнячком.       И, если подумать здраво, ему это в какой-то степени даже нравилось. «Серые» люди жили скучно, но долго. Как только с Алом начало происходить что-то, выходящее за рамки среднестатистичности, так его жизнь стала раскачиваться над пропастью на пресловутом волоске. О «жить долго» и тем более «счастливо» теперь и речи не шло. Его необычное раздвоение раскололо его психику, заставило Деенор обратить на Ала внимание, оно чуть не стоило экстрасенсу доверия друзей… Право, необычного для Ала было предостаточно.       — Нет. Просто, если не знать, будет проще расстаться. — Ал чуть подался вперёд в своём кресле. — Я запечатаю эту силу, Марк, простой это криокинез или что-то необычное. Запечатаю с тобой или без тебя. Ты ни на что не повлияешь — правда, можешь чуть помочь, чтобы мы с Энди не бегали и не искали, кого можно попросить о помощи вместо тебя. И заодно не нервничали, что этот посторонний с чем-нибудь напутает и что-нибудь испортит. — Он улыбнулся. — Раз уж речь идёт об уничтожении части меня, я бы хотел, чтобы этим занимались профессионалы.       Это только «непосвящённым» Марк говорил, что его мол нельзя было купить лестью. Те, кто знал энергетика чуть лучше, прекрасно понимали, как он «болел» за свою обожаемую силу и как на него действовали комплименты мастерству, нажитому непосильным трудом. Нет, Марк не терял голову от радости и не кидался делать всё, что приказывал тот, кто хоть раз сказал: «Да ты профи, вау!», но это сильно влияло на его способность сопротивляться влиянию.       Вот и сейчас — Марк не сломался, нет. Но дрогнул. Ал был максимально настроен на его ментальную частоту, и эту едва уловимую перемену засёк тут же.       Повисла тишина. Только слышно было, как где-то за стенами приглушённо гудели голоса неспящих — то был шёпот бессонницы, что окутал все этажи поместья. А потом Марк вцепился руками в волосы и застонал:       — Да ты просто псих!       — Марк. — Энергетик вскинул голову, и Ал улыбнулся снова. — Я в курсе. Это именно та причина, по которой мы тебя позвали, если ты ещё не понял.       Когда экстрасенс так упорно настраивался на чью-то волну, а потом ему в мысли врывался кто-то посторонний, это всегда действовало, как удар пыльным мешком по голове.       «Ты шутишь». — Ал вздрогнул и посмотрел на оборотня. Тот как-то чересчур сокрушённо помотал головой.       «Ты же не будешь издеваться над моим чувством юмора? Кто угодно, но не ты!»       Энди явно не разделял его попытки обратить всё в шутку.       «Ты никогда ещё не шутил над тем, что с тобой случилось. Искренне. Ты справляешься, Ал. Сам справляешься. Без запечатывания. Ты просто себя покалечишь, если сейчас…»       — И почему я сейчас меньше нервничаю, чем вы оба?! — рыкнул Ал, перекрывая ментальный голос Энди.       Марк до сих пор пребывал в полной прострации. Он так вцепился в волосы, что костяшки тонких пальцев побелели, и казалось, стоило только убрать руки, как вся шевелюра энергетика, выдранная из кожи головы, усеет ковёр. Но, услышав резкий оклик, он вздрогнул, снова перевёл на Ала взгляд, лишённый всяких отпечатков разума, ещё несколько мгновений сидел неподвижно, а затем вскочил и стал нарезать круги по комнате.       — Да потому что Энди, хотя он, конечно, ничего не понял, но всё равно понял, что от такой силы нельзя отказываться! Никому нельзя, Ал! Даже тебе.       — Даже? — вежливо переспросил экстрасенс.       — Даже! Ты ведь постоянно так делаешь. — Марк описал малый круг вокруг дивана и пошёл на более крупный заход. Ал флегматично передвигал телекинезом мебель, прекрасно понимая, что энергетик не видел, куда шёл. — Ты вечно отказываешься от самых фантастических возможностей! У тебя великолепный резерв, столько возможностей для развития, но ты всегда останавливаешься на чём-то и говоришь, что тебе хватит. Отказываешься от шанса стать таким сильным, что… Да твою же мать! — Ал вздохнул, повёл рукой — тумбочка резво «побежала» из-под ног Марка, ускоряясь, когда он и сам менял скорость своего неровного, неуверенного шага. — А сейчас… Эта сила! Да с тобой чудо случилось, а ты просто обрубаешь себе крылья. Ты же понимаешь? Понимаешь, что такое бывает не то что не с каждым, а вообще в редком поколении?!       Ал пожал плечами. Да, он тоже не слышал, чтобы расколотые сознания становились настолько самостоятельны, но он не считал, что это повод для радости.       — Ведь никто не знает, почему на Земле так мало магов, — внезапно сказал Марк, останавливаясь и таки пиная тумбочку, которую Ал столь упорно спасал от его ног. Теперь экстрасенс просто очень удивился, отвлёкся, и, как результат, Марк тут же зашипел, зашибив ногу, но говорить не перестал. — Гадская экология, плохая предрасположенность, психологическая неготовность принять Силу, может, даже несовместимость магии с местными лекарствами — этот вопрос даже не изучали, просто потому что некому! И тут — ты. И эта сила твоя… Это как знак, понимаешь? Что-то сдвинулось с мёртвой точки. Или может сдвинуться когда-нибудь. Это намёк на то, что тебе позарез нужно вернуться на Землю после всего этого и начать…       Почему так происходило? Что в нём поменялось? Ал не знал. Но он уже давно отмечал, что, заслышав слово «Земля», он начинал морщиться и испытывать неподдельное раздражение. Быть может, оно и заставило экстрасенса перебить чуть резче, чем он планировал:       — Я не смогу вернуться на Землю, если меня убьют завтра. А меня убьют, если я опять не смогу за себя же отвечать. И да, если ты надеешься, что сможешь потянуть время до утра, пока не заявится Дин и не остановит это всё, то ты очень ошибаешься.       Он не знал, получилось ли его убедить. С Марком никогда нельзя было сказать наверняка. Ал знал, что он сам уже устал с ним бороться, испытываю свою и его волю. Ему тоже было тяжело — энергетик же как будто старался его добить. Хотя, если подумать, там и добивать было почти нечего. Ала вымотали двойник, недосыпание, неправильное питание, ссора с Дином — и ведь этот нервный, напряжённый день с его потрясениями. Нет, позвав Марка, Энди и правда рисковал вызвать у Ала нервный срыв, перекрывая всё, чего он добился за последнее время.       И тут оборотень, поймав его взгляд, едва заметно кивнул, словно подбадривая.       Ал торопливо вскинулся, ещё опасаясь надеяться, и увидел то, чего так ждал: ту самую злую решимость в глазах Марка, что всегда возникала за секунду до прыжка в пропасть.       — Жалеть будешь… Хотя твоё дело. — Энергетик уверенно закатал рукава длинной футболки и чуть напряг руки. Между его пальцами заструились синие искры: Марк собирал Силу. — К кому будем привязывать?       Ал так надеялся, что больше сюрпризов не будет, но один этот вопрос уже выбил его из колеи.       — А?..       Марк резко опустил руки и с претензией посмотрел на оборотня.       — Ты ему хоть рассказывал, в чём суть запечатывания?! Как оно проходит, в конце концов? Почему он сидит тут с лицом дебила?!       Дин бы тут же радостно заявил, что у его побратима всегда такое лицо, потому, мол, и прятался за капюшоном. Энди же невозмутимо покосился на Марка со своим обычным слегка удивлённым выражением лица. Так мог бы смотреть лев, на которого залаял чихуахуа. Оборотень буквально всем собой выражал вопрос: «Ну надо же, какое мелкое, а такие громкие звуки издаёт. Слишком громкие для тех, кому я могу щелбаном пробить череп».       — Тише. Люди спят. Кругом.       — Спят? — зашипел в ответ Марк. — Это именно то, что делал я, пока ты не припёрся и не потащил меня заниматься всякой фигнёй под носом у нашего лидера! Ты на вопрос отвечай, почему…       — Я слышал вопрос. — Оборотень пожал плечами. — До такого не должно было дойти. В крайнем случае Алу всё расскажешь ты.       — О, делать мне больше нечего, кроме как сотрясать воздух…       — Именно этим ты и занимаешься. Прямо сейчас.       Ал невольно хохотнул в кулак. Энди как будто мстил за километры вымотанных нервов экстрасенса. А ещё — оборотень, который уже продемонстрировал Алу своё умение великолепно и складно говорить, при Марке снова начинал играть в большого фаната парцелляции и глубокомысленных рубленых фразочек. А ведь говорил, что всё это не стоило того, чтобы это скрывали… Видимо, то, что можно было рассказать Алу, в сознании Энди чётко разграничивалось с тем, до чего имел доступ Марк.       При этом, разумеется, бессменным напарником и лучшим другом Энди был именно этот мелкий.       Ал не особенно понимал сути их взаимоотношений. Энди с Марком иногда начинали цапаться безо всякой видимой причины, демонстрируя неприкрытое раздражение и явную агрессию — и при этом Ален ни помнил ни единого раза, чтобы они на самом деле поссорились и перестали общаться. «Скандалы» этой парочки всегда выглядели немного наигранными, этакими выступлениями на публику, и не выходили за рамки шутки. Это у них с Дином всегда находилось, что вменить друг другу в претензию и из-за чего уйти в тотальное игнорирование друг друга — Марк и Энди же априори считали, что им взаимно не повезло с напарником, и не старались друг друга перевоспитать.       Алу хотелось бы знать, как они дошли до такого взаимопонимания безо всяких ментальных фишек вроде телепатии или побратимства, как научились улавливать состояние друг друга в бою, кому первому пришло в голову поставить их в пару и как начинался их путь как команды. Очень многое было не выяснено, много вопросов не задано — сейчас, оказавшись на краю, Ал внезапно понял, что он очень мало знал о друзьях. За восемь месяцев нельзя досконально изучить человека, для этого требовалось гораздо большее.       Страшно было думать, что завтра кого-нибудь из них убьют, и он точно не задаст свои вопросы.       Ещё страшнее — что он (или двойник) мог приложить руку к тому, чтобы кто-то из громоотводчиков не ушёл с поля боя живым.       Ал не хотел этого. Именно поэтому он был здесь. Сидел «с лицом дебила» и смиренно ждал, пока эти двое доругаются.       — Короче! — Марк так неожиданно свалился рядом с Алом на диван, что тот машинально шарахнулся в сторону. Но энергетик был зол и явно планировал закончить с неприятным заданием побыстрее, и потому внимания на это не обратил, начав тараторить. — Это закон Силы о взаимосвязи. Изначально магия сиюминутна, чтобы наложить долговременные чары, нужно изгаляться. Во-первых, нельзя просто взять и поместить, по сути, энергию в пустую область, у неё нет свойства держать форму — Сила распылится в пространстве, вот и всё. Некоторые заклятья можно ненадолго зафиксировать огромным магическим усилием, придав им форму, но это нерентабельно и всё равно решение временное, будет действовать пару часов максимум. Поэтому Силу обязательно нужно к чему-то прикрепить. Если дело касается неживого объекта, который не имеет привычки поглощать Силу, то достаточно просто приложить к чарам побольше энергии, создать долговременный резерв, и заклятья будут питаться от него. Поэтому все зачарованные вещи очень фонят и их легко отследить, ведь даже в какой-нибудь дурацкой заколке, что никогда не упадёт с волос, Силы столько же, как в среднестатистическом охранном барьере, что может стоять неделями. Но объекты живые, особенно маги, Силу поглощают, она сливается с их резервом, поэтому просто прикрепить чары недостаточно, ведь тогда они просто распадутся через какое-то время. Есть только один способ заблокировать твой криокинез навсегда: сделать привязку блокирующих чар к твоей жизни.       — Но? — осторожно предположил Ал, и Марк глянул на него с такой неприязнью, словно догадливость Ала вставала ему поперёк горла.       — Но если делать привязку именно к твоей жизни, получится прекрасная картина. Мы запечатаем кусок твоей Силы в тебе же, не скажу, что больший, но солидный — ты больше не сможешь им пользоваться. Чтобы оформить само запечатывание, придётся привлечь ещё часть твоего же резерва, то есть, говоря проще, недоступным окажется ещё один… кусок, твою мать, мы как будто пирог режем! — Ал честно старался не вздрагивать, когда энергетик начинал внезапно переходить на крик, но получалось так себе. Марк, вон, тоже старался выглядеть профессионалом, но нервы давали своё, и он срывался раз за разом.       — Марк. — Энергетик вскинул злые глаза на оборотня. — Короче.       Марк уже открыл было рот, а потом выругался, взял ближайшую к нему диванную подушку, прижал к лицу и так рявкнул, что Ал сразу почувствовал себя не одиноким в своём диагнозе. Оборотень остался каменно невозмутим.       Прооравшись, Марк отложил подушку и нейтральным тоном закончил:       — Короче, если делать, то делать хорошо. Малой кровью, то есть малой частью Силы, твою способность не запечатать, особенно если это то, что я думаю, а это то, что я думаю, не все же тут профаны в магтеории и просто идиоты, считающие, что они…       Ал прикрыл глаза. Вдох-выдох. В конце концов, до утра ещё так много времени, а спать он всё равно не собирался…       — Ещё короче.       — Ещё короче? Ладно. В общем, если делать привязку к тебе, Ал, то запечатать придётся чёртову уйму твоего резерва. Я очень удивлюсь, если того, что останется, хватит, чтобы поднять в воздух да хотя бы вон то кресло.       Как давно в прошлом остались времена, когда Ал бы в ответ на такое расхохотался и предложил забрать у него хоть всё, лишь бы после этого его оставили в покое? Сейчас такая перспектива напугала.       — Ещё варианты? — напряжённо поинтересовался он.       Марк пожал плечами.       — Сделать привязку к кому-нибудь другому. И если ты сейчас подумал: «О, здорово, так не только я ослабею, но ещё и из-за меня кто-то завтра станет более уязвимым», то это правильная мысль.       Ал прикусил губу.       — Сколько Силы на это уйдёт?       — На что — «на это»? — склочным тоном осведомился Марк, но затем всё же сдался. — У того, к кому мы будем делать привязку — около трети. Тебе в таком случае придётся запечатать всего одну половину.       И он снова посмотрел на Ала так, будто надеялся, что он догадается, поймёт, увидит, наконец, в его словах тот самый намёк на что-то невероятно важное…       Но Ал видел перед собой только сплошную стену. Ещё один тупик. Куда ни пойдёшь — везде пропасть. И везде падать не одному, а в компании с друзьями, которых Ал так упорно тащил за собой.       Правильно истолковав его взгляд, Марк тяжело вздохнул и проворчал:       — Надеюсь, тебя хоть совесть потом покусает. Короче, у меня всё равно резерв больше, чем у тебя и у Дина вместе взятых, так что сильно не пострадаю. А ты будешь мне должен.       — Есть устроить тебе свидание с Меллой, — не удержался Ал.       — Так, я передумал. Иди ты нафиг.       — Правильно передумал. — Оборотень оставался спокоен, как ледник, и что-то Ала это мало вдохновляло прямо сейчас. — Привязку сделаешь ко мне.       У Марка вытянулось лицо.       — Ты хотя бы приблизительно представляешь, сколько потребуется Силы? У тебя вообще столько есть?       — Есть. Ты знаешь. — Энергетик уже открыл было рот, как Энди закатил глаза. — Она лишняя. Всегда была. Ты хоть раз помнишь, чтобы я выдыхался хотя бы наполовину? Да и меня убить будет потруднее, чем тебя.       — Я бессмертный.       — Как же. Ты как раз умираешь. А привязка не слетит после очередной смерти? — Снова вздумавший было спорить энергетик притих и явно задумался. — Гарантий нет. Привязка может слететь с тебя. И плевать, что ты воскреснешь. Слетит — случится как раз то, чего Ал боялся. Рей поэтому запрещал тебе привязывать к себе чары… Наверное.       — О, тут каждый первый заделался знатоком психологии Реюшки, — проворчал Марк себе под нос. — Он сейчас яростно скребётся в крышку гроба.       — Его не закапывали. Ты знаешь.       — Откуда? — огрызнулся Марк. — Я не нашёл времени сходить и плюнуть на его могилу. Так, ладно. Ал, ты встань, ток Силы должен быть максимально свободным. Серьёзно, настойся на постоянную прогонку энергии по телу, мне не нужны случайные блоки и узлы в каналах Силы. Кроме этого тебе ничего особо делать не надо. В крайнем случае будь готов падать, ты у нас девица обморочная, мало ли. — Удержаться на подначки Марк мог разве что никогда. Ал уже не удивлялся, ничему не удивлялся. Раздражался, правда, немного. — А, и это придётся бросить.       Поднявшийся на ноги экстрасенс машинально глянул на заклятье, которое сжимал в кулаке, и почувствовал, как взмокли ладони.       — Это…       — Я вижу, что это, — проворчал Марк, снова начавший стягивать энергию из пространства. Радужки энергетика приглушённо светились, как всегда, когда он старался улучшить своё колдозрение, чтобы избежать ошибки в тонких плетениях. — Я не могу заблокировать твою силу, если на тебе уже блок. Даже если он слабый. Даже если он пропадёт, когда чары перестанут действовать. Так что брось.       Ал колебался. Серьёзно, предыдущий спор «кто сильнее?» между громоотводчиками и его криокинезом показал не то чтобы утешительные результаты. Сильнее были всё-таки громоотводчики, да, но хитрость, элемент неожиданности и умение выкрутиться почти из любой ситуации, продемонстрированные двойником, слегка уравновешивали их победу. А Ала не устраивало призрачное «пятьдесят на пятьдесят». Он хотел гарантий.       В конце концов, он затеял всё это, чтобы никого из друзей не убить! Если они перемрут во время запечатывания, то оно как минимум не имеет смысла.       Правильно оценив его сомнения, Марк внезапно окружил экстрасенса и оборотня довольно крупным круглым барьером. Ал не видел магических плетений, в этом отношении его зрение считалось слабым, но он надеялся…       — Против стихийных чар, — подтвердил его догадку энергетик. Ещё один замысловатый жест рукой: между Алом и Энди пролегла ещё одна стена магии, так и гудящая от Силы. Марк снова повторил. — Бросай.       Ал рвано выдохнул, разжал пальцы и тут же машинально зажмурился… Чтобы через пару секунд услышать смешок.       — Ты обалдеть как глупо выглядишь, когда ждёшь удара, — поделился Марк. Его голос слегка искажало магическим барьером. — Что, ничего не происходит? Всё-таки это был глюк, или твоё раздвоение тоже стесняшка?       Так, ладно. Ничего не произошло ни в первую секунду, ни во вторую. Мир не покрыло ледяным колпаком, энергетика не размазало по стене — и даже двойник не появился, чтобы поиздеваться. Видимо, он всё ещё был дезориентирован. Эффект от блока не пропадал сиюсекундно — сейчас Ал это вспомнил. Пожалуй, он был не совсем профаном в магтеории.       Сосредоточенно крутящий плетения Марк явно хотел бросить ещё что-нибудь едкое, чтобы немного отвлечься, но Ал оказался быстрее:       — Марк, я тебя предупреждаю — даже рот не раскрывай. Не смей шутить на эту тему, или я за себя не отвечаю! И на тему моих раздвоений тоже! Особенно на тему раздвоений.       Насколько проще было бы в принципе обойтись без него! По крайней мере, нервы остались бы целы.       — Я и не собирался об этом ни шутить, ни просто говорить. Всё и так понятно же, — как будто бы даже искренне заверил энергетик, прижав руки к сердцу. Лицо у него было участливым и покорным. Ал, разумеется, глядел на Марка подозрительно, но тот молчал и даже взгляд отвёл, стал осматривать какие-то склянки. Чтобы через секунду… — Это ведь первое правило бойцовского клуба.       Ал запустил в него колодой карт.       Пёстрые картонки ляпнулись в барьер и беспомощно осыпались вниз, переворачиваясь в воздухе, подставляя взору то лицевые стороны, то алые «рубашки». Ал почему-то так и не увидел ни одной «картинки». Только чёрнющие злые пики и праздничные червы валились на ковёр и застревали в густом ворсе. Сердца падали с неба и усеивали пол — экстрасенс надеялся, что это не было намёком на тысячи и тысячи жизней, что оборвутся завтра. Надеялся — но глаз отвести не мог. Наверное, у него снова расширились зрачки, как и всегда при неконтролируемом выбросе Силы.       Марк внезапно пошатнулся и прикусил губу. Его пальцы дрогнули.       А по картам, устлавшим пол, пробежала чёрная изморозь. Росчерками мёртвой крови ледяной след остался и на щит-чарах там, куда ударилась колода.       Энди напрягся, шагнул ближе к краю барьера.       — Что случилось?       — Между нами пробежал холодок, — ровным тоном отозвался Марк.       Ал смерил его убийственным взглядом.       Оборотень, покосившись сначала на одного, затем на другого, и в самом конце особо пристальным взглядом просверлив карты, посоветовал:       — Не отвлекайся.       — Я сосредоточен, как учитель ОБЖ, рассказывающий о пользе закаливания в пять тридцать утра, — не размыкая глаз, процедил Марк.       Несмотря на странную формулировку (и в целом излишнюю болтливость), Марк говорил… Пожалуй, правду. Прямо сейчас энергетик походил на дирижёра, руководящего огромным оркестром.       Его привычные размашистые жесты, затрагивающие всю руку, сменились скупыми и аккуратными движениями профессионала. Марк колдовал. Сплетая Силу в сложные арканы одними движениями кистей и пальцев, выстраивая вокруг себя и барьера сложные завихрения энергии, он был полностью погружён в свою волшбу. Синее сияние пробивалось из-под опущенных век: Марк не видел ни собственных действий, ни их результата, полагался только на своё чутьё и подсказки чистой Силы, зная: они не обманут.       Ал никогда не хотел стать магом-профессионалом. Повторял, что его судьба не была связана с чёрной силой всеведения и контроля. Смеялся над теми, кто ставил ему в вину то, что он не собирался изменять свой характер, чтобы стать «идеальным магом». Ему было плевать на уговоры, аргументы и чужое воздействие.       И только глядя на то, с какой самоотдачей, с каким восторгом Марк водяной змеёй крутился вокруг силовых арканов, Ален отчаянно желал добиться такого же мастерства.       — О-о-о-ох, надоело, — раздался сбоку чуть скрежещущий, полнящийся усталостью голос. Ал резко обернулся. — Меня включают и выключают, как будто я — телевизор. Прямо по собственному желанию.       Двойник вырастал. Набирался цвета, объёма и яркости, как будто сплетаясь из частиц. Ал против воли почувствовал, как дрожь пробежала по спине.       Да, он не боялся этой сущности. Нашёл с ней общий язык. Сумел подружиться, можно сказать, примирился с этой частью себя. Вот только прямо сейчас он хотел двойника запечатать, и тот об этом догадывался. А ещё — они были в замкнутом пространстве. И дурак тот, кто заявлял, что у Ала нет поводов нервничать!       — Что происходит? — Странно, голос был сдвоенным.       Покрутив головой, Ал понял, что один и тот же вопрос ему задали и Энди, и двойник. Даже Марк открыл глаза, с явным любопытством глядя на экстрасенса. Может быть, он рассчитывал увидеть то самое материальное раздвоение? Или надеялся на схватку эго и альтер-эго? Так или иначе, он смотрел как на…       — …цирковое представление, — выдохнул двойник, подходя к полупрозрачному барьеру. Ал вздрогнул. — Цирк уродцев, вот что он наблюдает.       — Прекрати, — едва слышно попросил Ал. — Твоё влияние на меня уже очень давно не действует, так что и не пытайся. Не надо.       Внимательный, изучающий взгляд Энди так и ввинчивался в висок, почти обжигая ядовитой зеленью. Наверняка всё слышал. Ал выругался про себя и уже решил было дальше общаться с двойником только мысленно. А потом покосился на Марка, почти не видного за переплетением чар, на Энди, мрачного и полного решимости, и сжал кулаки. Здесь все всё знали, да и никакого «дальше» уже не будет после запечатывания. Можно говорить вслух, можно вслух даже кричать — всё равно ещё несколько минут, и всё будет кончено.       Он будет свободен.       — Не надо, — покладисто кивнул двойник, а затем подался ближе к Алу. В голубых глазах плескалось отчаяние. — Не надо делать глупостей! — Ал не знал, что эта сущность прочла по его лицу, но двойник лишь устало привалился к стене непроницаемого для него барьера и устало прикрыл глаза. — Хотя это бесполезно, да? Только услышав что-то такое, ты сразу начинаешь делать наоборот. И тут уже мешай как хочешь: силой, уговорами, тебе наплевать.       Сила, тщательно подгоняемая велениями разума, так и струилась по венам, живая, весёлая. Она согревала, отгоняла промозглый осенний холод, обещала, что всё будет хорошо. Ал демонстративно кивнул Марку, приказывая продолжать. В синих глазах экстрасенс видел интерес и лёгкий шок.       — А хочешь, скажу, что будет, когда вы втроём убьёте меня? — Ал снова до крови прикусил губу. Это слово не нравилось ему категорически. Даже произнося его мысленно, он чувствовал странную тупую боль, словно его резали тупым и ржавым ножом, не столько отсекая плоть, сколько отравляя.       — Нельзя убить того, кто никогда не жил, — едва слышно отозвался Ал, опуская голову. — Ты всего лишь моя сила.       — Спасибо хоть за это, — неприятно усмехнулся двойник. — Пусть моё самолюбие потешит хотя бы то, как ты уверенно врёшь себе. Тебе же, бедному, тоже тяжело.       Как давно его тон не становился таким? Сейчас он полнился издёвкой и ядом, казалось, ещё чуть-чуть, и они закапали бы на ковёр, прожигая в нём уродливые чёрные дыры. В голубых глазах клекотала бессильная, отчаянная ярость, и изморозь ползла по ковру, заставляя ворсинки щериться агрессивными белёсыми иглами.       Оттолкнувшись от барьера, двойник заскользил вокруг, больше не похожий на неупокоенный злобный дух. Сейчас он куда больше смахивал на человека, что не мог сдержать злости и обиды, и оттого носился по комнате, точно зная: стоит остановится, и он начнёт кидаться мебелью. Или убивать.       — Я просто твоя сила? Пусть будет так, хотя теперь-то, пожалуй, даже твои друзья наконец-то видят, что ты не такой уж и псих, а я — не такая уж и галлюцинация. — Он чуть развёл руки, словно предлагая получше рассмотреть себя, и Ал увидел. Нечёткую, но вполне различимую тень на полу, словно у него уже было тело, что не пропускало свет. Ал понял, куда с таким напряжённым интересом пялился Марк. — И всё равно ты убьёшь меня, а потом — себя. Ты станешь слабее вчетверо, ты не сможешь защищаться, не сможешь реагировать так быстро, как нужно. О, хотя, кончено, уже не будешь раздумывать перед тем, как убить кого-нибудь, уже плюс, такой плюс! Этот мир явно пошёл тебе на пользу, Ал.       Пальцы Марка мелькали всё быстрее, рисуя сложную вязь магических арканов прямо в воздухе. И Алу безумно хотелось наорать на него, поторопить, потребовать перестать рисоваться и закончить уже, наконец, это подобие ритуала. Не важно, с каким мастерством, насколько надёжно и аккуратно, главное — чтобы эта сущность исчезла.       Замолчала.       Потому что сейчас, стоя перед этим почти живым существом, видя укор в когда-то бесстрастном взгляде, слушая его злую речь, Ал впервые чуть не передумал. И это пугало.       — Ты не справишься сам! Никогда не справлялся, — уже почти кричал двойник, и лёд рос, рос вокруг холодными острыми цветами, зарослями терновника. Он кривил губы в болезненной улыбке, и Ал отводил глаза, чтобы не видеть её. — Хотя, знаешь, ты действительно обеспечиваешь себе спокойствие. Потому что я уже не смогу сказать «я же тебе говорил», когда ты будешь, как дурак, умирать за чужой мир.       Ал невольно глянул на лежащие на полу карты. В такие моменты они как никогда не походили на магически заряженный предмет, незаменимый в чтении грядущего и минувшего. В такие моменты Ал и в себе силы не чувствовал. Только страх перед этим самым грядущим, неуверенность и… Пожалуй, сожаление об излишнем любопытстве.       В такие моменты он, как бы старательно ни гнал от себя эти мысли, нет-нет да подумывал, а что было бы, не придай он значения странностям вокруг себя. Не шагни он в портал по слову Рея.       Энди, словно что-то почувствовав, чуть пошевелился, глянул настороженно. И секундой спустя Марк замер, чуть разведя в стороны руки. Тонкие пальцы подрагивали. Как будто они и в самом деле путались в колдовских арканах, как нитях, и теперь не выдерживали их тяжести. От него почти физически фонило мощью, даже Ал чувствовал это, интуитивно, на подсознательном уровне, хотя с магвосприятием у него всегда было туго.       Сколько весила Сила?       Как на самом деле ощущался её переизбыток?       А как — недостаток?       Ал имел уникальный шанс узнать ответ на последний вопрос.       — У меня всё готово, — подтверждая его надежды и опасения одновременно, сказал Марк, и его пальцы вспыхнули.       Марк не был огневиком даже близко. В его сложной, многопрофильной специальности пламенной Первоосновы вообще не предусматривалось — но прямо сейчас энергетик до безумия походил на огневика, что кончиками пальцев разжигал пламя.       Он был огромным источником энергии. Чистая Сила струилась по его телу, выплёскивалась в пространство, и подсветила кружево плетений, которое энергетик так долго и упорно плёл пальцами. Сложная архитектура заклинания наливалась синевой. Казалось, что кто-то невидимый выводил прямо в воздухе акварельные завитки, выстраивал уровень за уровнем, и арканы тянулись, окружали Марка, как сетью, но не касались тела. Сложный, поистине виртуозно выполненный узор…       В лице двойника что-то дрогнуло, когда он глянул на лёгкое покрывало заклинания.       — Пожалуйста, не надо этого делать. — В первое мгновение Алу показалось, что он ослышался. Что у чар Марка был побочный эффект в виде слуховых галлюцинаций. Что он, в конце концов, окончательно «поплыл» из-за переутомления. Но двойник, глянув ему в глаза, повторил, так явно наступая на горло гордости, что стало стыдно. — Не надо!       Они как будто поменялись ролями. Ал помнил и свой крик в темноту, в пустоту, и то, как его двойник, мрачно повторяя: «Это для твоей же пользы» и «Так нужно, ты сам только всё испортишь» обрубал все его попытки вырваться. То, что происходило сейчас, не было местью. Ал, по крайней мере, не испытывал ни малейшего удовлетворения. Просто…       Так действительно было нужно.       — Давай, — кивнул он Марку за мгновение до того, как барьеры рухнули, а что-то невидимое резануло его изнутри.       Энергетик как будто только этого и ждал. Он повёл руками, чуть сменил положение тела, словно главной целью его было — не попасться в собственное заклятье самому. А затем вся эта сложная, многоступенчатая вязь рухнула на Ала сверху, как ковбойский аркан, на мгновение ослепила вспышкой… Ещё через секунду такая же громада чужой мощи обрушилась на Энди.       Это не было похоже на ощущения при привычном переопустошении резерва. Никакой слабости, никакого ощущения, что сама жизнь покидала тело. Жизнь Ала была совершенно точно при нём, и сознание, и восприятие — а вот с силами и правда происходили изменения.       Как будто невидимый нож рубил и рубил его силовые каналы, не просто ставя на них блоки — уничтожая их вообще. С болью, резью и почти ощутимым жжением. Плетения сложных чар нападали на него постепенно, один за одним, как океанские волны, как удары маньяка в подворотне. Взмах — исчезло ощущение холода. Новое касание призрачного металла — и привычная мощь, что заставляла кровь бурлить, а тело — полыхать энергией… просто перестала откликаться. Как будто и не было её никогда. Как будто Алу приснилась эта Сила, огромная, почти чрезмерная, так привычно ощущающаяся под кожей.       Раньше Ал не видел, но чувствовал, сколько перед ним было дорог. Объём его магического резерва позволял выбирать любой путь по вкусу, тратить энергию как вздумается и совершать ошибки: всё равно у него была возможность вернуться. Теперь же непроницаемые каменные стены перегородили эти пути-дороги, почти замуровали, ударили по голове так, как дезориентированный экстрасенс не сразу заметил, что хоть какие-то проходы остались нетронутыми.       Это красивое, ажурное заклятье вырывало из Ала силу, как, должно быть, Азатонские Храмы вырывали её из пространства.       А двойник, исчезая, безвозвратно растворяясь в пространстве, всё смотрел ему в глаза с отчаянием умирающего, который не мог отвести взгляда от падающего лезвия гильотины.       Узоры заклинания в последний раз вспыхнули, а потом стянулись, схлопнулись, ударили, впиваясь неожиданно острыми гранями в кожу. Ал вновь почувствовал жжение, но гораздо, гораздо сильнее, чем в первый раз. Ал зажмурился от неожиданности, а затем машинально глянул на свои руки.       Честное слово, он ожидал, что на коже окажется сложная вязь сдерживающих чар, просто выжженных на теле, как клеймо, но совсем не того, что всё окажется… нормально. Так, словно ничего не придётся объяснять Дину. Словно все его проблемы наконец-то решены. Но это и в самом деле было так. Ни на руках, ни на лбу, ни на каких-нибудь других похожих, сразу попадающих под прицел взглядов местах не обнаружилось шрамов, меток и даже просто следов магического влияния.       Только где-то под рёбрами ещё ощущался горячий тугой клубок, заставший наглухо и мешающий дышать, глотать, говорить — мрачноватое и доставляющее дискомфорт напоминание о том, что нечто всё же произошло.       Интересно, так только с ним?       Словно вспомнив о том, что он был здесь не один, Ал торопливо вскинулся и обнаружил, что и Марк, и Энди стояли рядом с ним, по обе стороны. На их лицах была написана готовность подхватить «их проблемного экстрасенса» в ту же секунду, как он в очередной раз решит, что из состояния обморока этот мир выглядит порядком симпатичнее.       — Ты как? — торопливо спросил Ал, всем телом поворачиваясь к оборотню.       Он прямо физически чувствовал, как вновь поднимали в нём голову человеколюбие и жалость ко всему, что живёт и дышит. Странный регресс, Ален не знал, как относиться к нему. «Громоотвод» и весь этот мир делали буквально всё, чтобы вытеснить эти чувства, прививали ему инстинкт самосохранения, нотку здорового цинизма и здравого смысла. И у них получалось. Теперь же Ала как будто откатило до исходной точки. Как будто он всё ещё был тем школьником, чья судьба — исполнять чужие мечты и жить по системе, даже не надеясь когда-нибудь вырваться, задышать. Как будто он ещё не стал магом, не узнал своих возможностей, не ощутил, что море и в самом деле не то что по колено, а плещется где-то там, на уровне щиколотки.       Вот только он знал наверняка: призвав Силу, Ал не ощутил бы разрушительной мощи, которая так оглушала его поначалу.       Энди смерил его внимательным взглядом, оказывая зеленью с головы до пят, а затем скупо улыбнулся.       — Нормально.       — Было довольно неприятно.       — Ничего такого, с чем бы я не справился.       — Шутишь? — На уставшем лице Марка сарказм читался так же ясно, как слова в детской книге, отпечатанные шестидесятым кеглем и разбитые на слоги. — Да он даже в лице не изменился! Это ты у нас выглядел так, будто тебя резали. Я даже не знаю, чего больше испугался: что ты реально истечёшь кровью или что расплачешься как девчонка!       Ал отстранённо подумал о том, какими же нужно быть слепыми, чтобы не замечать в язвительности Марка настоящего беспокойства. Но вслух он этого, естественно, не сказал. Только измученно улыбнулся и повторил слова Энди, которые, видимо, всё же стали их девизом:       — Не бойся. Тут и правда… Ничего такого, с чем мы бы не справились. — Правда, в последнюю минуту он задумался и несколько сконфуженно заметил. — Хотя я буду очень благодарен, если Дин об этом всё-таки не узнает. А то насчёт того, что мы справимся и с ним, я почему-то не уверен.

***

      Только вернувшись в свою комнату, Ал внезапно понял, что уснуть не выйдет никаким чудом. Колючий звёздный свет ненавязчиво вплетался в ощущение беспомощности и тревожное ожидание беды. Хотелось взять чашку чего-нибудь горячего и с головой уйти в ненавязчиво-бессмысленную книгу, такую, чтобы с сюжетом и азартом. Такую, чтобы перевернуть страницу и потеряться во времени, а найтись лишь утром. Когда вся эта жуткая, липкая темень уползёт за лес.       Ал никогда не испытывал такого в это время суток. С ночью он был на короткой ноге, как и любая сова. Он знал, существовали люди, что испытывали дискомфорт от того, как изменялся мир в темноте, и чувствовали себя откровенно больными, просидев без сна до рассвета. Для Ала же всегда именно утро казалось самым противным временем, когда сонливость мешала думать, чересчур яркий свет резал глаза и хотелось задремать на любой поверхности, причём не обязательно горизонтальной. Уже ближе к полудню ему удавалось сбросить с себя сонное оцепенение, но к этому времени он в «плохие», школьные дни уже уставал от бесконечных, пусть и интересных, уроков, а в дни «хорошие» только просыпался и вспоминал, как жить эту жизнь. И только ближе к ночи, полностью войдя в колею, отдохнув ото дня с его рутиной, постоянной беготнёй и нелепыми «невероятно нужными» делами, Ал мог позволить себе расслабиться и заняться собой. Ночью, в окружении будто бы живого мрака, книги казались интереснее, фильмы — качественнее, и даже музыка в наушниках словно бы наливалась новыми мотивами. В ночи была глубина и в ночи была жизнь. Это были чарующие часы, которые Ал мог полностью посвящать себе. Нет, он правда не понимал людей, что предпочитали встать с рассветом и как можно полнее ощущать на себе бесконечный прессинг дня и человеческого общества.       Но почему-то именно сейчас, прямо перед грозой, Ал всмотрелся в чернильное небо и понял, что оно давило. Сегодня остаться одному внезапно показалось диким. Слегка забывшись, Ал нервно рассмеялся вслух:       — Откуда этот мандраж? Как перед ЕГЭ! Кажется, убегая от него, я где-то свернул не туда.       Никто не ответил. Мрак остался мраком, безмолвным и жутким, и комната, вся облитая тьмой и серебром, производила гнетущее впечатление. Ал выругался про себя и пустил немного силы в магический светильник. Спальню тут же залил тёплый свет. Стало легче. Ночь клубилась за окном, мрачная, хищная, ожидающая, когда же к ней выйдут. И вот что сделать именно с тревожным, напряжённым ожиданием, Ал не знал.       Машинально он протянул руки к ближайшей книге. Миниатюрный портрет Юнга улыбался ему с обложки, но читать об архетипах не хотелось категорически. Вздохнув, Ал пошёл по комнате, подбирая книги и складывая их аккуратной стопочкой, корешок к корешку.       Психология оказалась интересной. Возможно, Алу показалось так частично потому что за последние полгода он вообще никаких книг в руках не держал, так что этот необычный презент от Дина стал настоящей отдушиной. Экстрасенса очаровали сложные рассуждения и новые грани знания, к которому он когда-то и притрагиваться не хотел. Точные науки всегда казались ему куда более понятными и познаваемыми, чем человеческая душа. А он всегда предпочитал точность красивым теориям. Минон сделал его куда терпимее в этом отношении.       Книг было много. Беспокоясь о том, что высокая стопка может рухнуть, Ал начал «строить» вторую из книг, находимых в самых диких местах. Возможно, понадобилась бы и третья.       Ал невольно улыбнулся.       После своего «жеста доброй воли» Дин отправлялся в книжные магазины Земли ещё дважды. В первый раз — когда Ал открыл Фрейда (фамилия была ему знакома и вроде как считалась авторитетной, так что неопытный ещё в то время Ален решил, что будет неплохо начать своё погружение в психологию именно с него) и чуть не свихнулся. Игнорируя веселящегося Марка с его: «О боже, неужели сложные слова стали для тебя непреодолимым препятствием?!», он методично составил стихийнику список книг, куда входили учебники по психологии для младших курсов университета и словари. Много словарей.       Уже после этого книги у него стал тягать и Марк. Ал сначала возмущался, а потом энергетик и сам внезапно стал ему помогать, подсказывая, как применять полученные знания на практике и в связке с магией. С его подачи и после долгого изучения особенностей восприятия иллюзии у Ала стали выходить куда лучше. Рей был дико доволен, а Дин вроде как гордился собой и своей идеей.       Ал поднял с дивана блокнот, пухлый и обтрёпанный из-за вложенных в него листочков, и снова улыбнулся. Не так давно Марк загорелся новой идеей. В широком доступе книг по магии разума и в особенности по экстрасенсорике не было. Энергетику показалось отличной идеей перевести на раитарское наречие пару земных учебников. И Дин отправился на Землю в третий раз, на сей раз — только за словарями, в том числе и за толковыми. Ал был безумно счастлив: Марк так ушёл в работу (занимался он ей, предположительно, именно по утрам), что перестал поднимать его ни свет ни заря.       Это казалось диким. Неправильным. Марк для постороннего наблюдателя всегда выглядел шебутным подростком, у которого в голове — одни гормоны, шуточки и безделье. Образ этот был таким сильным, что даже для друзей Марка становилась открытием его начитанность и общая подкованность в вопросах магии и истории этого мира. Ал никогда не спрашивал, но ему казалось, что раньше энергетик и правда был именно таким: малолетним бандитом, для которого получения знаний равнялось снижению авторитета среди таких же бандитов-друзей, а все люди в очках (даже если появились они не после долгой работы над книгами, а для коррекции врождённого дефекта) считались идеологическими врагами. А потом Марка забросило на Минон. И в то время как Ал готовился к ЕГЭ и играл роль того, кем он не хотел быть, Рей Марка убеждал, изменял и ломал. Доказывал ему, что талант ничего не стоил, если он не был подкреплён реальными знаниями. Базой. Повторял, что изучать то, что нравится, это престижно. И его слова оказались сильнее странных земных стереотипов.       И несмотря на то, что в большинстве областей знания Марк был полным профаном, а его сведения о Земле были такими скупыми, словно он не прожил там почти всю жизнь, а просто разок остался на лето погостить, в теории магии энергетик был зачастую подкованнее Дина. Ал чётко это знал. И всё-таки ситуации, в которых Марк совершенно серьёзно заявлял, что в «психоанализе либидо посвящают слишком много внимания, и вообще гештальтпсихология выглядит адекватнее», всё ещё становились для Ала испытанием на умение держать невозмутимое лицо.       Экстрасенс аккуратно переложил блокнот с почти законченным переводом на стол. И снова резко стало нечем заняться. Мысли о сне вызывали ярый протест. Да, Энди обещал, что, если кошмары Ала навевал на него двойник, то они должны были кануть в небытие. В причастности своего альтер-эго Ал не сомневался, а вот в том, что страшных снов не будет — нет. В самом деле, что может сниться, если завтра им всем предстояло сделать самую большую глупость за всю жизнь?       И, вероятно, последнюю в жизни?       Ал не боялся. Наверное. Он мог сказать только, что страх чего-то конкретного отсутствовал. Но общая тревожность, та самая, что заставляла вглядываться в каждую тень, даже зная, что там ничего нет, убивала его нервы. А ещё Ал понимал: вполне возможно, что жить им всем осталось меньше двадцати четырёх часов. Тратить ещё несколько, просто вычёркивать их из своей жизни сном казалось кощунственным.       Нет, сидя сейчас одному, и правда можно сойти с ума. И Ал, мысленно послав подальше всё, накинул мантию и вышел прочь из пустой комнаты.       Дин имел обыкновение пропадать из виду сразу же, как на него переставали смотреть. Ал, который в последние недели не крутился рядом с ним, Дроссвела практически не видел. Только иногда. Издали в коридорах он замечал силуэт уходящего Дроссвела; случайно сталкивался с ним в залах; временами обменивался взглядами в столовой. Они практически не говорили и очень редко оставались в одной комнате вместе дольше трёх минут.       Но, невзирая на это, именно Ал, в отличие от многих других, знал, куда прятался Дин, когда люди снова надоедали ему до воя.       Они не помирились. Дин всё так же собирался мариноваться в своих дурацких тайнах, Ал всё так же этого не одобрял — их странное неофициальное игнорирование друг друга не прерывалось, и конца-краю этому было не видно. Но Ал всё равно телекинезом отодвигал статую в виде расправившего крылья феникса и поднимался на крышу.       Ему не хотелось завтра выходить с Дином на поле этакими заклятыми друзьями, что даже смотреть друг на друга не хотели. Мало ли что?       Осеннее небо полнилось звёздами, словно слезами. Каждая слезинка — гений, не успевший реализовать себя; творец, о произведениях которого никто никогда не узнает; герой, что спас тысячи жизней и умер от ран в полном одиночестве. Живая и чистая душа, о которой плакала сама Вселенная.       — Какой гад выдал это место?       Ал моргнул и потряс головой.       Какие только глупости не лезли в голову ночью! Пора было отучаться мыслить депрессивными образами и начать сравнивать звёзды с драгоценными камнями, что ли. Это банально, да. Зато не так пессимистично.       Ал улыбнулся и подошёл Дину, который сидел, прислонившись спиной к скату крыши и, казалось, дремал с открытыми глазами. Отражения звёзд тонули в его серебре.       — Марк с Энди. — Дин поморщился. — Уже давно, не бесись. Я тогда только пришёл в «Феникс» — вряд ли кто-то знал, что всё так обернётся, что якобы мёртвый ты будешь прятаться здесь от мира.       — Прячусь? — На губах Дина призраком солнечного лета мелькнула улыбка. Стихийник поднял руку и описал контур какого-то созвездия незнакомым Алу мягким движением. — Здесь? Тут весь мир смотрит прямо на тебя.       — О, то есть ты так привыкаешь к вниманию?       Дин подхватил смех, и он зазвучал, подхваченный холодным ветром, простучал по крыше, чтобы мгновение спустя рвануться к звёздам. Ал опустился на крышу в шаге от него и с трудом отвёл взгляд от космоса. Сейчас он был не только над головой — он заполнял всю реальность здесь, манил, звал за собой, обещал что-то великое, что-то лучшее.       Ал старался не всматриваться и не вслушиваться. Да, где-то там рождались и умирали звёзды, скользили по мирам волны энергии. Где-то там была давно оставленная Земля и родной дом, который снился Алу всё чаще и чаще. Но пока он был здесь, в этой жизни, в этом мире, нужно было хвататься именно за них.       А космос… космос подождёт.       — Тоже уснуть не можешь? — В такое время тишина давила. Дин не выдержал её веса первым.       — Как много, ты думаешь, людей сегодня спит? — фыркнул в ответ Ал и постучал пальцами по крыше. Вокруг Дина она вся была совершенно сухой и тёплой, несмотря на то, что весь день небо рыдало. — Завтра ты будешь руководить армией невыспавшихся магов. Вряд ли хотя бы половина наших сейчас в постелях. Никому не хочется пугаться снов ещё до боя. Все-таки на долю тех, кто его переживёт, кошмаров точно хватит.       Замолчали снова.       Если запрокинуть голову и долго смотреть туда, за звездные пределы, можно было почувствовать дуновение космических ветров. Тишина в такие моменты становилась осязаемой и густой, как желе. Прикрыть глаза, и она напластовывалась сверху, угрожая похоронить под собой.       — Совсем в меня не веришь, да? — в очередной раз выдернул Ала из размышлений голос Дина. — Тоже веришь, что я угроблю нас всех?       Дроссвел вглядывался в бесконечную пропасть над головой и улыбался.       — Ты принципиально ждёшь подвоха именно от меня? — Экстрасенс пожал плечами и машинально опустил руку в карман мантии. Колода карт отозвалась на прикосновение теплом, как будто обрадовавшись встрече. Сейчас, в покое и тишине, Ал уже не помнил, почему так болезненно и старательно избавлялся от привычки брать её в руки при любом намёке на стресс. — Я в тебя верю. В отличие от многих. Ты же Джокер, самый настоящий. Тебе под силу заменить собой абсолютно любую карту. Ты долго и убедительно играл в послушного подконтрольного мага, старательно расшатывая стенку гипноза. Потом сыграл давно пропавшего брата Рея — и сыграл великолепно. — Теперь и Дин игнорировал присыпанную звездами бесконечность, смотрел на Ала, и выражение его лица было нечитаемо. Правда, совсем не из-за темноты. — Да, часть твоей памяти была заблокирована — но это мало что меняло. Ты и правда играл того, в ком Рей нуждался. Я никогда не сомневался, что и роль лидера ты сыграешь так же блестяще. Как и в том, что роль победителя осилишь. Всё-таки, — Ал, не глядя, подхватил верхнюю картонку с колоды и, зажав её между двумя пальцами, показал Дину, — ты самая сильная карта в этой игре.       Ещё бы космос так не давил.       Сзади не раздалось ни звука, но Ал прекрасно понял, что на крыше стало люднее. Одиночество было хрустальным, лёгким — когда оно разбивалось, это чувствовалось сразу.       — Беседы под луной? Парни, как романтично!       Ал с Дином переглянулись и синхронно вздохнули, когда Марк в несколько шагов оказался рядом с ними, а затем легко запрыгнул на бортик крыши, сразу разбивая гнетущее очарование ночи.       — Вот как его можно терпеть, скажи мне? — проворчал Дин, но в его голосе чудилась тень улыбки.       — Сам за полгода так и не понял.       Дроссвел криво ухмыльнулся.       — Тебе-то что. Ты, как всё закончится, спокойно на Землю улетишь. А мне, если всё сложится удачно, его ещё много лет терпеть придётся. Братья же.       Остановившись, энергетик глянул на Дина через плечо, а затем, так же резко и порывисто, как всегда, сел на тот же бортик, свесив ноги, и непривычно серьёзно поинтересовался:       — Динка, мы все слышали твою речь. Она была явно лучше предыдущей, растёшь. Но давай без красивых слов и двусмысленностей: лишних зрителей всё равно нет, все свои. Скажи, что мы завтра будем делать на самом деле?       Марк сейчас был как это небо: так же придавливал взглядом к крыше.       Дроссвел снова перевёл взгляд на тёмный ворс леса, скрывший за собой горизонт.       — Только не говори, что ты и нас собирался дезинформировать.       — А? — Дин встрепенулся. — Нет. Конечно, нет. Просто… — Смешок вышел нервным. Дин потёр переносицу и извиняющимся тоном пояснил. — У меня странное ощущение, что, как только я посвящу вас в детали, пути назад уже точно не будет.       — А его и раньше не было, — отмахнулся Марк, улыбаясь. — Очень давно. Вот эта штука — она же как приговор. Повесил на шею, и всё, будешь обречён на авантюры до тех пор, пока одна из них тебя не убьёт.       Кулон громоотводчика, в который Марк ткнул пальцем, вспыхнул в темноте ярким угольком. Ал машинально сжал в пальцах собственный кулон, чувствуя, как затрепетал в кулаке живой огонь. И правда — приговор. Добровольный, окончательный и обжалованию не подлежит. Он крепкими нитями стянул их всех с «Фениксом» и его судьбой. И ни порвать эти нити, ни разрезать. Или они сами, и Ал, и Дин, и Марк с Энди — были этими нитями, по которым струилось будущее, без которых кулоны сорвались бы вниз, бессмысленные и беспомощные?       Может, поэтому каждый из них, когда пытался убежать от судьбы, первым делом отказывался именно от кулона?       «Ниточки тянутся и рвутся, — внезапно захрипел в голове знакомый голос, царапая подсознание интонациями умирающего. — Им не хочется, совсем не хочется. Каждая выскальзывает из рук. Каждая пытается сбежать, вот только поздно, уже очень поздно. Кто-то начал обратный отсчёт…»       Ал не знал, почему слова Вила, умершего, убитого рукой Дина, всплыли в памяти. И почему — сейчас. Они были сказаны в пророческом экстазе, в припадке безумия, их следовало выбросить из головы… Вот только сейчас, глядя на друзей, Ал и правда понимал: обратный отсчёт шёл. Уже давно. Время истекало, и совсем скоро должен был настать момент истины. И Алу хотелось верить, что они все его переживут.       Старые сказки были правы. Разорвать одну нить ничего не стоит. Переломить несколько — уже сложнее. Тем более что такие «нити», как те четыре, что навсегда стянуло в «Громоотвод», переплело и перепутало, и сами могли удушить собой любого.       Дин пристально посмотрел на него и внезапно, снова растянувшись на чуть наклонённой крыше, сообщил:       — На самом деле я никого не дезинформировал. Всё было чистой правдой. У Молний действительно есть сильные экстрасенсы. И наша цель — действительно выманить их лидеров вместе с их амулетом. Правда, как это сделать, я пока не знаю. Импровизировать же не получится, да?       — Вот прямо сейчас Рей мог бы умереть второй раз, — рассмеялся Марк. — От восхищения твоим талантом тактика.       — Обойдёмся без смертей, — тут же поморщился Ал, которому в последнее время шутки на эту тему вставали поперёк горла. — Кстати, насчёт Деенора. У меня есть идея.       Марк закатил глаза.       — Кто-нибудь удивлён? Хоть кто-нибудь.       И Энди подхватил, так же легко, как и всегда. Он далеко не часто присоединялся к полушутливым тирадам напарника. Но когда он делал это, вслед за ним сразу вплетались и остальные.       — Я разучился удивляться из-за вас. Года полтора назад.       — А я вообще с Реем в одном доме всю жизнь провёл, — пожал плечами Дин. — А он однажды, между прочим, при мне отрезал руку грабителю, который как раз потянулся меня вырубить. Без предупреждения, ага. Вы все до его уровня внезапности просто не дотягиваете.       — Это вызов? — сощурился энергетик.       — Это кастрация факта.       — Констатация! — тут же застонал Ал, закрывая лицо руками. Энди, блаженно жмурящийся на свет фонарей, приоткрыл один глаз и бархатно хмыкнул:       — О. А Ал ещё не разучился удивляться. Новички, что с них взять.       Марк с Дином, переглянувшись, расхохотались первыми. А потом смех разобрал и остальных.       Было в этом что-то такое… Извращённо-лихаческое, в том, чтобы смеяться в пяти часах до потенциальной гибели. Приближающееся утро грозило смертью им всем — а они издевались над ним, искренне потешаясь надо всем, что оно могло приготовить. И это тоже было коронным номером «Громоотвода»: дурачиться всегда, везде, выживать чудом, вызывать нервный тик у всех наблюдателей.       — Нет, знаете, я всё-таки на Землю, — не отнимая руку ото лба, поделился Ал. — Мне жаль остатки своей адекватности.       — Зато мы непредсказуемые. — Марк подкинул нож на ладони и свесился с края крыши, заинтересованно разглядывая что-то внизу. Усидеть на одном месте он мог в лучшем случае секунд тридцать, потом начинался хаос. Это тоже знали все громоотводчики, и потому никто даже не попытался его остановить. — Так что там по твоему жутко неожиданному и совершенно не закономерно возникшему плану?       Ал смерил их мрачным взглядом, но громоотводчики смотрели на него жутко честными глазами и всеми силами выказывали интерес. Исправить их было невозможно, угомонить времени не хватало, ведь утро приближалось. Оставалось только смириться.       — Дин, обрадуй меня, скажи, каким образом Деенор обычно сигнализирует родичам, чтобы ему открыли портал?       — Отправляет почтового голубя, — проворчал Марк едва слышно. Энди сделал вид, что собирался спихнуть его с края крыши, и энергетик умолк.       Дин, как всегда, не понял, к чему вопрос и в чём его сакральные смыслы. Как всегда, это не помешало ему ответить:       — Очевидно же, что телепатически. Он же проникающего направления, ему дозваться до родичей — всё равно что пальцами щёлкнуть. А что?       Улыбнувшись, Ал указал на свою же голову. Глаза Дина тут же округлились.       — Думаешь, тебе хватит сил перехватить сигнал?       — Почти уверен. В условиях боя Дею будет сложно проконтролировать всё. А мне не много надо, один раз посмотреть ему в глаза и отдать приказ вызвать сестру. — Оставалось надеяться, что произошедшее запечатывание части силы не так уж и повлияет на Ала и не помешает ему сделать всё правильно.       Судя по лицу Энди, он думал об этом же. Оборотень даже попытался намекнуть ему на возможность подобного исхода, поинтересовавшись:       — Тебе что-нибудь для этого нужно? Помощь? Резерв? — «Отмотать время назад и не издеваться над своей магией?»       Они оба знали, что никакой наполненный и переполненный резерв не сумел бы помочь Алу, если уж запечатывание отхватило часть его силы. В этом случае помочь ему бы вообще ничего не смогло. И именно об этом «случае» Ал и думать не хотел. И, с вызовом глянув в глаза оборотню, он отрезал:       — Да, нужно. Помогите мне дожить до этого момента, и я всё сделаю.       «У меня уже нет возможности испугаться за себя и повернуть назад», — именно эту мысль Ал мог бы послать Энди. Но, только глянув ему в глаза, осознал, что это было и не нужно: оборотень и так всё понимал. Но он беспокоился и всё поднимал эту давно закрытую и похороненную тему, как будто что-то ещё можно было изменить. Как будто у них ещё оставались варианты.       — Я уже один раз смог захватить Деенора, — сказал Ал тише, снова отворачиваясь. Звёзды буравили его острыми взглядами дальних космических просторов. Марк напрягся, явно беспокоясь, что Ал расскажет всем о его бегстве и о ситуации, когда ему пришлось брать этого самого Деенора под контроль. Но всякое желание говорить назло из Ала исчезло напрочь, и он не стал вдаваться в такие подробности. — Ненадолго, секунд на тридцать. Но этого хватило в прошлый раз и может хватить сейчас. Мне нужно будет подобраться к нему, поймать в контроль, а сразу после этого нужно не дать Деенору отменить вызов.       — Барьер запрета? — тут же ухмыльнулся Марк. — Нет связи — нет отмены твоего сигнала?       — И есть двое пойманных Ористаллов, — улыбнулся в ответ Ал.       — А после этого они не улетят? — Энди, как и всегда, предпочитал подойти к делу основательно, увидеть возможные слабые места в плане и определить свою роль. Зная, кому, когда и где он мог помочь, Энди никогда с этим не опаздывал. — Отобрать у них амулет не получится. Времени не хватит. Они быстро увидят подвох.       — Именно поэтому я и предложил Артаскей.       В процессе обсуждения внимание как-то плавно перетекло с Дина на Ала, и теперь Дроссвел внезапно вернулся в обсуждение. Огненным смерчем, если можно так выразиться. Потому что его тон, вроде как жизнерадостный, и в то же время извиняющийся, сразу сжёг надежду на лучшее.       — Ди-и-ин, — мрачно протянул Ал, разворачиваясь к нему. — Что ещё мы не знаем?       — Ничего такого, что я не объявил бы с утра, — тут же выпалил стихийник.       Что же, желание ссориться из-за того, что Ал всегда докапывался до правды, даже сквозь нежелание друзей эту самую правду открывать, у Дина явно пропало. Вряд ли кто-то вообще хотел ссориться этой ночью.       Правда, натянутая улыбка Дина так и подталкивала всё-таки на него наорать, чтобы не нервировал молчанием.       — Нам и правда очень нужно устранить Ористаллов, — едва слышно выдохнул Дин, отводя взгляд. — Обоих. На Дееноре всё завязано так же крепко, как когда-то у нас всё завязывалось на Рее. Вот только, если Эрелин тоже не станет, никто не подхватит его знамя. Поэтому нам и нужно их уничтожить. Обоих. Любой ценой. Это и правда скорее всего станет нашей конечной остановкой, парни. Потому что, как только все Ористаллы окажутся в Артаскее, местные активируют защиту города. А это — полная отмена связи и телепортации. Никто не войдёт и не выйдет, пока всё не будет кончено. Вообще никто. А если мы будем проигрывать, и под колпаком останется слишком много Молний, взорвём город сами.       Космос с интересом следил глазами-искорками за происходящим на Миноне. Он тоже был хищником, самым большим из всех, что знала эта реальность. И нельзя было показывать слабину, если ты не хотел, чтобы он вперил голодный взгляд прямо в тебя.       Ал чувствовал, что нужно было напрячься. Испугаться перспектив. Дин предлагал им самоубийство, страшное и, быть может, бессмысленное. Но почему-то не получалось. Страх запаздывал.       В конце концов, что-то такое должно было случиться.       И, в конце концов, громоотводчики были мастерами по художественному выпутыванию из безвыходных ситуаций! Быть может, у них и был шанс?       — Марк, — Дин поднял голову и бледно, неестественно улыбнулся, — с тобой ситуация складывается самая непростая. Ты должен понимать, каков у нас шанс захватить Деенора живым и дать ему жить в плену.       Марк вскинул брови.       — Нулевой?       — Думаю, чуть выше, но вряд ли намного. Именно поэтому, если будет шанс — не думай ни о ком. — Энергетик напрягся. Даже в темноте Ал чётко разобрал, как он вцепился в бортик крыши, словно впервые боясь сорваться вниз. Кажется, Марк даже не дышал. — У тебя у одного есть шанс пережить и этот бой, и подрыв города, если до этого дойдёт. Но Деенор его не переживёт точно, и тогда твоё проклятье будет не развеять. Решай сам, что ты хочешь делать. Я не буду тебе советовать и тем более — советовать такое. Но, если случай представится и ты решишь, что так лучше, я даю добро на то, чтобы ты убил Деенора.       Осознание ещё не свершившейся, но надвигающейся катастрофы слетело, словно отогнанное дыхание огня. Ал приободрился.       Плевать на доводы разума, пусть в топку идут проценты вероятностей! Не всё в этом мире подчинялось законам математической логики. Ал верил, что у них были шансы выпутаться. И никто не мог бы убедить его в обратном. Тем более что жизнь вроде как начала подкидывать весьма удобные варианты…       Из всех них так оптимистично, кажется, был настроен только Ал.       Энди выглядел растерянным. Он наверняка прекрасно понимал, что в этом случае, при любом исходе, защитить он не сможет никого. Ни Дина с Алом от взрыва, ни Марка от исполнения Клятвы. Судьба сметала его фигуру с игрального поля. От него больше ничего не зависело. И чувство беспомощности было страшным, уж кому, как не Алу, знать это? Ты был ещё жив, но сделать мог не больше, чем мертвец — как при таком-то раскладе не поехать крышей? У того же Ала, вон, не получилось.       Дин всем своим существом представлял вину. Она виделась во взгляде, в позе, читалась с ментального фона побратима. Дроссвел ненавидел себя за то, что навязал эту драку, за то, что не нашёл других вариантов, и даже за то, что теперь снова поставил Марка перед его страшным выбором.       Да и сам Марк походил на человека, что, казалось бы, уже нашёл прямую дорогу и уверенно шёл по ней, но теперь понял, что она вела к тому же тупику, из которого он так стремился выбраться. В мертвенном свете звёзд он казался неестественно бледным и ещё более худым, чем обычно. И его снова было жаль.       Впрочем, Ал хотел верить, что никого из них впоследствии жалеть не придётся.       — А хуже не станет? — непривычно хрипло спросил Марк и повёл плечами так, словно его знобило. — Если нужно, сделаю. Но я боюсь, что это не поможет. Или поможет, но недостаточно. Вы без меня-то справитесь после этого? Ал?       — Нет-нет, всё нормально, убивай его, — поспешно ляпнул он и тут же прикусил язык. Наверное, и на восставшего из гроба мертвеца так не пялились бы.       Хотя почему «наверное». На Марка они и не пялились с таким ужасом. Стремясь поскорее сгладить эффект своих слов, Ал замахал руками:       — В смысле, Дин прав, это может стать единственным вариантом. То есть, ты же не хочешь вообще бессмертным остаться, да? Так что, может быть, тебе и придётся это сделать, хотя это, конечно, плохо. Ужасно. — Помогло не очень. На него откровенно пялились. Марк вообще выглядел так, словно он попал в параллельную реальность и теперь пытался в ней разобраться. Ал вздохнул. — Только, если решишься снимать проклятье, предупреждай заранее. А то если самоустранишься неожиданно, мы не справимся точно.       Пока энергетик сидел чуть ли не с открытым ртом, Дин, кажется, что-то понял. Он прищурился, и в ту же секунду Ал услышал его направленную мысль:       «И кто теперь утаивает от отряда информацию?»        «Я всё потом объясню, — быстро отозвался Ал. Дин снова прищурился, и экстрасенс вынужден был признать. — Не беспокойся, в неведении точно не останешься. Без тебя всё равно ничего не получится».       Марк немного нервно потёр шею.       — Ну, зато хоть Деенор получит то, что заслуживает. А то достал, сил нет.       — Насчёт достал — согласен. А вот что кто заслуживает… — Дин поморщился: тема явно была ему неприятна.       Видит Сила, не Ал на этот раз наступил ему на больную мозоль. Сам Дин ухватился за неё, обжигаясь и раня руки, но всё равно не выпуская. Может быть, ему и в самом деле хотелось, наконец, что-то рассказать? Ал знал, как тяжело иногда бывало хранить тайны, владеть информацией и не расставаться при этом с головой. Или с крышей.       Информация уже никому здесь не была нужна. Каждый готов был пойти в завтрашний день с гордо поднятой головой, и пусть сотни взрывов гремят, напугать они всё равно не могли. И не важно уже было, за что именно умирать. Только Дина, кажется, пугало, что люди могли пойти за ним, даже не зная, зачем и под каким знаменем.       — Он… немного себе на уме. И слишком идейный на мой вкус. Может болтать о том, что его волнует, не просто часами, а целыми днями. Реюшка всегда говорил, что особая идейность — символ каких-то подавленных страхов и сомнений. — Дин прикрыл глаза, отстранённо улыбаясь, подставляя лицо мертвенному рассеянному свету ночных фонарей. В речи его было много пауз, как будто стихийник не находил слов — или после каждой фразы снова задумывался, а хотел ли он продолжать говорить. Никто его не перебивал. И никто не торопил. — А ещё он говорил, что с отцом Дея всё было ещё хуже. Тот, мол, вообще безумным был борцом непонятно за что. Я его не помню. Даже визуально. Вряд ли мы вообще когда-то говорили. Но я помню, что Рей часто говорил о нём. Что-то о том, что он слишком умный и непримиримый, чтобы не стать проблемой. И он… думаю, что стал.       В эту секунду Ал внезапно осознал, что именно им хотели рассказать, и до него дошла одна простая вещь. Ведь Дин теперь был единственным из живущих, кто видел и помнил обе стороны. Возможно ли такое, что и о ситуации он теперь знал всё? Тот, кто никогда не интересовался ни войной, ни политикой, ни выгодой? Тот, кто не умел видеть правду?       Тот, кому пришлось всему этому научиться.       — Пока все пытались разобраться в причинах дефицита, Ористалл быстро раскусил, что это обманный манёвр, и стал искать, кому это было выгодно. Вот только выгодно это могло быть всем нашим, любому из Большого или даже Малого Кругов. Ористалл тоже начал с истории — я думаю, он быстро понял, что кто-то хотел сменить старые порядки.       «Удивительно, — слегка заторможенно подумал Ал, — какими похожими дорогами шли такие разные люди. Рей как будто повторял его путь — а потом их семьи стали воевать».       — В то время, как наши с тобой, Марк, прадеды решили поэкспериментировать с наследием Азатона, в Кругах творилось… Что-то страшное. — Ал аж встрепенулся. Странно, раньше он за Дином особых знаний по истории не замечал. Кажется, тот кусок памяти, что был у стихийника отнят, а теперь встал на место, и в самом деле делал его другим человеком. Дин развёл руками. — В то время только-только установился порядок, похожий на современный. Круги не существовали всегда. Знать перепробовала множество способов устройства мира, и каждый раз это провоцировало резню. Неравенство порождало ненависть, ненависть — войны. Обделённые ненавидели тех, кто забрались выше. Те, кто расположился посередине, жили под прессингом и наших олигархов, и тех, кто грыз их снизу. Самые богатые и сильные семьи плели интриги — и теряли головы. В буквальном смысле. Система Большого и Малого Кругов составлялась годами. Она выглядела стабильной — самой стабильной из всех, что были до этого. А её система безопасности — надёжной. Вот только установилась она сразу после одного из самых кровавых конфликтов в нашей истории. И все настолько боялись повторения, боялись измены, что натурально сходили с ума.       Дин грустно улыбнулся, и на мгновение Алу показалось, что сам стихийник что-то не очень походил на фаната такой системы. Скорее уж он напоминал человека, что считал её корнем всех проблем, что произошли с ним, его семьёй и друзьями. Люди с таким отношением творили историю — страшную, но великую. Ал бы многое отдал, чтобы увидеть этого Дроссвела десять, пятнадцать лет спустя, посмотреть, какую реальность он создаст. Как его немалый опыт поможет сжечь мир до основания — и из пепла поднять что-то молодое и прекрасное. Дело было за малостью — оставалось пережить завтрашний день.       — Все доносили на всех. В то время никто особенно не разбирался, и это было очень удобно. Вот представьте: вы вместе с ещё одной знатной семьёй занимаетесь… Ну, к примеру горным делом. Единственное, что не даёт вам потеснить конкурента и забрать большую часть рынка — законы аристократии, говорящие, что расширение влияние карается смертью, если это ущемляет ещё чей-то интерес. И вы доносите верхам Большого Круга, что ваш конкурент объединился в союз с другой семьей. Допустим, с той, что занимается транспортными перевозками и которая когда-то давно отказала вам в заключении выгодного договора, потому что конкуренты дали больше. Одного доноса и того факта, что эти две семьи действительно имеют общие сферы интересов, уже хватит, чтобы устранили всех. Вы ложитесь спать, а наутро этот сегмент рынка полностью ваш, а вы сами — на хорошем счету в Большом Кругу, ведь вы вычислили «заговорщиков». Вас приглашают поприсутствовать при публичной казни. Может, награждают особыми привилегиями, вроде права повлиять на выбор новой знатной семьи. Поцелованных ведь всегда было много. Законов Силы не счесть — каждый из них можно обойти, в любой век можно сделать что-то такое, на что не решался никто до тебя, и победить смерть. Но и в Большом, и в Малом Кругах есть места только для двадцати пяти семей. И проще устранить всех, кто появлялся сверх этого числа, чем потом воевать с армадой поцелованных, недовольных тем, что их не приняли в высшие слои общества. С привилегиями, которые давали доносчикам, можно было запросто найти молодых поцелованных с полезной силой, таких, с которыми можно заключать выгодные соглашения. А дальше уже было дело техники — семья использовала всё своё влияние, чтобы именно этих новичков приняли в Круг, и покровительствовала им — а взамен получала ещё больше власти, тихо и легально расширяя своё влияние. Такая система изначально неправильна. И это, конечно, смешно, но именно с приходом дефицита вся эта дичь прекратилась. Все были слишком поглощены новой проблемой, чтобы паниковать из-за бизнеса.       Ал слушал его и отстранённо удивлялся своему везению. Ведь можно же было «попасть» в какую-нибудь классическую сказку из тех, что так любят подростки. В такую, чтобы вокруг ходили эльфы, чтобы мир был прекрасен и не скрывал второе дно. Чтобы зло было стопроцентным злом, а добро — непреложной истиной.       Его «сказка» была какой-то неправильной. Тут у него, видите ли, политические интриги, ритуальные самоубийства с дальним планом ожить ради Силы, размытые границы между правильным и неправильным и хищный, злобный мир. Вот теперь ещё и лоббисты.       С ума сойти. Ах, ну да, он ведь уже.       — Ористалл не дошёл в своих измышлениях до связи с Азатонскими Храмами, как мы, — продолжал Дин, ничуть не обращая внимания на то, как реагировали друзья на его рассказ. Его взгляд впитывал сияние звёзд — и, казалось, видел только его. Поразительная способность стихийников абстрагироваться, управлять эмоциями, работала безупречно. — Ему, в принципе, это было и не нужно. Он понял главное: дефицит вызвал кто-то, недовольный старой системой. Иначе говоря — кто-то из-за своих амбиций обрёк целую планету на медленное угасание, а общество — на огромный прыжок назад из-за нехватки чистой силы. Я не в курсе, был ли этот Ористалл поборником системы Кругов, но он точно считал, что так поступать с людьми нельзя. Независимо от целей и идей. И в то же время он считал, что виновным нужно предоставить шанс всё исправить. Признаться, всё такое. — В голосе Дина зазвучала издёвка. Сейчас он как никогда напоминал Джокера, что снова готовился вот-вот сменить роль. В чьих привычных шутках начала звучать угроза. — Он не сказал верхушкам Кругов о том, что узнал. Наоборот, решил поработать один. Ему хотелось намекнуть тем, кто начал дефицит, кто бы это ни был, что их раскусили. Что, если это смог сделать один, смогут и остальные. Что безопаснее признаться самим и вместе справиться с дефицитом. Он вместе с кем-то из своих верных мелких помощников создал что-то вроде… Кружка по интересам. Молнии изначально задумывались как голос оппозиции, как актёры одной роли, как группка якобы фанатиков, что будет говорить правильные вещи. Что дефицит начала знать. Что это — воровство Силы. Что это, быть может, отвлекающий манёвр. Для всех эти выкрики в толпе были бредом сумасшедшего — только настоящий виновник должен был обратить на них внимание и забеспокоиться. Я не знаю, могло ли это сработать. Говорили, что отец и правда выглядел очень нервным в то время, как они начинали свою… деятельность. Я думаю, в то время Рей и обратил внимание, что наш отец может сам себя сдать и подставить нас всех, что у него просто не хватит сил, чтобы закончить начатое. Ористалл стал тем толчком, которого не хватало Рею, чтобы начать действовать — много позже, но всё же. Правда, потом кое-что произошло, и Ористалл конкретно так пересмотрел свои взгляды.       Энди молчаливо усмехнулся, и Ал был с ним согласен.       Естественно, «кое-что произошло». Не могло не произойти. В любом, даже самом идеальном, плане всегда возникало такое «кое-что», способное пустить не одну сотню жизней под откос. «Кое-что» было неизменным спутником «Громоотвода», который не умел не вляпываться в него, физическим воплощением закона Мёрфи, единственного, что работал во всех мирах и странах. Всё, что могло случиться, так или иначе случалось, и не в человеческих силах было это остановить.       Рей такие элементы неожиданности всегда включал в планы. На каждый, даже самый безумный, вариант развития событий у него был готов сиюсекундный ответ. Был ли таким тот Ористалл, на рассказ о котором так неожиданно переключился Дин?       Ал знал фанатиков. Наверное, не было человека, что никогда бы не встречался с ними на жизненном пути. Верующие и патриоты, завсегдатаи небезызвестного РЕН-ТВ, консерваторы, новаторы, веганы, мясоеды, чайлдфри и феминистки — все, кем так или иначе двигала идея, дурная или светлая, попадали под категорию фанатиков. Ведомые верой, но не разумом. Выключившие «рацио», чтобы слышать голос своего предназначения. Кто-то из них был миролюбив и тих. Иных иначе, как опасными для социума, язык не поворачивался назвать. Они были разными, такими же, как и их идеи, но объединяло их одно — неприятие других точек зрения. Вера, слепая вера, такая же, какой была вера в Рея, заставляла их видеть абсолютную истину в том, что стало предметом их слепого обожания, и пагубную ложь — во всём остальном.       Каждый из таких людей рано или поздно разбивался о реальность. Потому что в жизни вообще не предусмотрено такой категории, как абсолютная истина. Даже пресловутые «добро» и «зло» не имели рамок. Не существовало правильного. Не было лживого. Неклассическая наука уже давно признала, что относительная истинность одной теории не означает, что не может быть другой, касающейся того же предмета и тоже являющейся правильной. Квантово-волновой дуализм лучше всяких долгих рассуждений и громких слов доказывал, что две истины запросто могут уживаться вместе, при этом прекрасно дополняя друг друга.       Когда фанатик видел, как его правда, непогрешимая, вечная, оказывалась не такой уж и абсолютной, или, и того хуже, равной той, против которой он так боролся, это наносило душевную травму. Больно было спрашивать себя: «А во что я верил? Зачем? Я ошибался? Столько лет ошибался?» Больно было принимать изменения. Собирать себя по кускам.       Зато прекрасно — однажды увидеть мир сияющим новыми, яркими красками и непокорёнными горизонтами, и понять, что ни одна правда не стоила того, чтобы за неё воевать.       До этой стадии доходили не все. Но болезненный, ломающий удар о реальность рано или поздно доводилось пережить каждому. Чем дольше и упорнее человек его избегал, тем сокрушительнее оказывалось падение. Ал не сомневался: то «кое-что», что заставило старшего Ористалла посмотреть на мир новыми глазами, было столкновением с чужой правдой.       — Я бы сказал, что отец Дея прошёл по классическому пути истинного фанатика. — Ал вскинул голову. Дин не смотрел на него, но он как будто отвечал на мысли экстрасенса. — Увидел, что не всё вокруг так просто, как он думал. У него ведь, естественно, всё было легче некуда: те, кто начали дефицит — зло, чёрное. Миллиарды невинных людей, что пострадали от чужих амбиций, даже не догадываясь об этом — добро. Белое. А ни чёрного, ни белого нет. Реальность — наслоение разноцветных пятен и переплетение оттенков. В то время, о котором я говорю, активнее всего начали действовать «белые». Пострадавшая сторона, чтоб её. Ведь никто не скалит зубы страшнее толпы.       Ал помнил самый первый раз, когда Марк вытащил его в город. В тот самый Балентэрд, что теперь наверняка лежал в руинах. Когда они оказались внутри огромного барьера без шанса на спасение, а толпа — мирные жители, как оказалось — наслаждалась кровавым зрелищем, как какими-то гладиаторскими боями. Балентэрд! Тот самый город, что был к «Фениксу» так лоялен! Тот, жители которого отдавали жизни, защищая «лесных друзей»!       Ведь даже самые добрые люди никогда не откажутся от такого представления, наполненного эмоциями и драмой.       Толпа была страшным зверем, подчиняющимся невидимой руке, что его направит. И не было в этом ни зла, ни добра. Просто человеческая природа, исправить которую не сумели ни религия, ни наука, ни магия.       — В народе происходили страшные вещи. Не вспомню всего. Я не сомневаюсь, что тот случай был не единственным — просто в память запал только он. — Дин снова нервно улыбнулся, подтянул колени к груди и обнял их руками, вновь до странности напомнив ребёнка-переростка. Джокер снова незаметно даже для самого себя сменил роль. Быть может, так ему проще было вживаться, поверить в собственные слова. Ал не знал. Но он знал, что эти метаморфозы пугали его. — Я даже не помню, сколько мне было лет тогда. Просто помню, что Рей тогда был напуган. Он возвращался откуда-то, может, с Приёма, а, может, из этих своих экспедиций по лесам и горам. Мы все ждали его позже, а он просто ворвался домой, потребовал активировать все наши охранные заклинания — в первом поместье система охраны была далеко не такой, как здесь, но тоже кое-что могла сдержать. Помню, как запирались двери и окна, как нервничал отец, повторяя те же распоряжения, что и Рей, а тот даже не издевался. К нам даже заходила мама — а это было редким явлением. Ей практически нельзя было вставать — редкое отклонение, хронические прорывы резерва, любое усилие могло стать смертельным. Мама всегда была в своих комнатах в компании целителей и энергетических магов. Она была как идол — все её любили, но практически никто не видел. — Дин пытался подражать злой иронии Рея. Пытался — и не мог. Всё равно при упоминании семьи голос Дроссвела полнился нежностью. Стоило один раз послушать его в такой момент, чтобы навсегда уяснить, в чём же была причина такой чёрной ненависти Дина к Молниям. Он ненавидел их за всё, чего лишился по их вине. И будь он сотню раз солидарен с их философией и идеями, стихийник желал им мучительной гибели. Дин был как огненный ангел мщения — он горел мечтой поквитаться со всеми, кто разлучил его с бесконечно любимой семьёй. Такой же фанатик, как и все. Переживший сотни столкновений с реальностью, но не переставший верить в свою кровавую идею. Ал почти пожалел Деенора. — Помню, очень долго, под несколько месяцев, Рей запрещал выходить даже в сад.       Откровенно говоря, никакого сада у того поместья Ал не помнил. Степь и степь. Жара и высокая трава. Такая высокая, что в ней можно играть прятки и потеряться навсегда. Но что-то подсказывало экстрасенсу, что за такую ремарку Дин скинет его с этой самой крыши, не задумываясь. Должно быть, он любил это место, был к нему привязан так же, как Рей был привязан к этому поместью.       — И что натворили святые агнцы Минона? — с хорошо сыгранной ленцой протянул Марк. Вот уж кто никаким проявлениям человеческой подлости не удивлялся никогда. Как Митридат VI когда-то ежедневно по крупицам принимал яд, вырабатывая иммунитет, так Марк, закаляя себя отборным, концентрированным цинизмом, теперь мог вытерпеть его в любых дозах. Раньше Ал морщился, видя его хладнокровие, постыдное для мыслящего и сочувствующего человека. Теперь хотел научиться так же. — Захватили заложников и требовали вернуть магию в народ? Начали развлекаться браками между родственниками, чтобы сохранить Силу в семье? Стали массово переселяться в магически активные места и дохли там как мухи?       — И это тоже, — невозмутимо кивнул Дин.       — Что, было что-то ещё? — слегка удивился Энди, явно открывая новые для себя человеческие черты.       — Много чего было. Каннибализма, например, не хотите?       — Прямо сейчас нет, я отлично поужинал. Спроси ещё раз часа через два, — сверкнул улыбкой Марк, но в глазах у него сверкнуло что-то вроде отвращения.       Энди стал прицеливаться, как удобнее скинуть его с крыши. Дин бледно улыбнулся.       — В затянувшихся процессах, особенно социальных, всегда есть какая-то черта. Та, после которой… Нет, процесс не становится необратимым, но начинается реакция. Растущий уровень бедности сначала порождает лишь недовольство, а потом, после перехода черты, обязательно изрыгает в общество какого-нибудь лидера, который увидит в этом произвол и поведёт людей за собой, менять режим. Критическое увеличение числа больных какой-нибудь редкой хворью рано или поздно вызовет эпидемию. Мы все стояли на краю такой черты. Внизу была пропасть. В тот вечер, когда Рей так примчался домой, как оказалось, о себе объявили какие-то психи, которые верили, что поедание плоти особенно сильных ворожеев магически насытит их. Кровь — самый энергоёмкий ресурс тела, но это не означает, что достаточно её выпить, чтобы стать мощным колдуном. Но эти люди были в отчаянии — они стали известны именно в тот вечер, когда поймали и зажив сожрали нескольких молодых аристократов. Много интересных… личностей было. Люди были в ужасе. Именно в те годы впервые родилось больше немагов, чем ворожеев — ни разу до тех пор маги не проигрывали тем, кого обезобразил дефицит. И это была черта, которую нельзя было переходить. Потому что в мире оказалось слишком много бессильных, но злых людей, и слишком много тех, кто боялся однажды ослабеть или понять, что уже их дети не унаследовали Силу. Немаги не могли устроиться на работу, они нигде не были нужны. Их сторонились. Маги разума проводили исследования, пытаясь выяснить, означает ли лишение магических сил врождённую умственную отсталость. Примерно за полгода до падения старой знати Еннеры стали разрабатывать проект, по которому произошло бы отселение немагов. Им всё равно было не помочь, так что им не обязательно было жить рядом с местами накопления Силы — там хотели оставить людей, что ещё способны были колдовать и передавать свой дар дальше, а остальных отправить в такие… Ну, знаете…       — Резервации, — хрипло подсказал Ал, отводя глаза.       Одно и то же. Везде одно и то же, где есть человек. И пусть мир — наслоение цветных пятен, лично Ал считал, что именно фактор человеческого присутствия делал общую картину скорее тёмной, чем яркой.       Во Вселенной вращались десятки миров-близнецов, магических и не очень, отемнённых человечеством, что никогда не училось и не будет учиться на своих ошибках. И можно говорить многое, можно давать советы, показывать те самые другие пути, третьи варианты. Но ничего никогда не изменится.       — Что-то вроде, — абсолютно серьёзно подтвердил Дин. — Присутствие стольких немагов угнетало остальных. Народ был неспокоен и жесток. На улицах бушевали нападения. Многое даже не просачивалось в народ — информация доходила только до старой знати. А первыми она попадала именно к нашим информационщикам, а особенно — к Ористаллу. Я не знаю, что происходило с ним на самом деле, но, думаю, старик был в ужасе. Он ведь чётко видел «невинных жертв» — а потом приходил на места, где они проводили всякие тёмные ритуалы на крови, пытаясь подчинить себе чужую Силу, пытали энергетиков, стремясь узнать какие-то тайны магии, и топили младенцев в водоёмах в точках Силы. Он разговаривал с этими людьми, видел, кем их сделал страх. Я слышал, что на него однажды даже напали. Немаги не опасны, если их мало. Когда они кидаются толпой в двадцать-тридцать человек, пострадает и сильнейший маг. Ористалл пострадал тоже, но выжить сумел. А потом, отлежавшись, пришёл к тому выводу, который и положил начало этому всему. — Дин прикрыл глаза, словно силясь что-то вспомнить, что-то важное. Быть может, чужие слова? Ал представил, как кто-то из Ористаллов сам рассказывал ему эту историю, и Дин, ещё, фактически, ребёнок, быть может, спорил до хрипа и отстаивал правду Рея. Почему-то на место собеседника стихийника упорно становился один только Виллиан. — Трудные времена, времена лишений, порождают много героев — но гораздо больше спятивших. Они превращают людей в зверей, нацеленных только на выживание любой ценой. Вот только, выжив, обратно в людей они не превращаются. Они уже сломались, на них слишком сильно давили собственный страх, обстоятельства, весь этот мир, который только и делал, что старался выжить их. Нормальность и человечность после такого не возвращаются по щелчку пальцев. Поражённые люди продолжают безумствовать даже после того, как проблема решена, потому что боятся, что всё повторится, и уж во второй-то раз их точно уничтожат. И потому они бьют на опережение. Таких уже не спасти. И, что самое страшное, их число на тот момент росло, их ярость усиливалась. Потому что такой зверь есть в каждом. Существуют единицы тех, кто могут сопротивляться такому давлению жизни и обстоятельств — остальные рано или поздно покажут зубы. Ористалл, который всю свою жизнь верил в людей, в их величие, в то светлое, что существует в любом из нас — разочаровался.       Что-то подсказывало Алу, что с этим человеком он о многом бы мог поговорить.       Он и сам разочаровался. В людях. В мире. Почти во всём, что когда-то казалось ему таким ценным, цельным и незыблемым. Теперь, пережив этот неприятный период слома, Ал стал спокойнее. Пластичнее. Терпимее, пожалуй. И, главное, теперь он видел, что это было неизбежно. Он сломался так же, как должен был сломаться каждый фанатик, и не видел в истории, что рассказывал Дин, ничего необычного.       Всего лишь вечная, замкнутая в кольцо сказка о жизни. Смени имя главному герою, подставь иной мир и иное время — и всё повторится так же, как и в первый раз. Роли давно расписаны, как ноты перед глазами у законов Вселенной. И выхода нет.       Кажется, это называлось фатумом.       — Ористалл осознал, что отдавать такому обществу Силу обратно было ровно тем же, что самому подписать приговор всем, кто ещё не свихнулся, — ровным тоном продолжал Дин. Он был спокоен и вдумчив — Ал надеялся, что этот человек всё же не сломается, не разочаруется. Сейчас он был озлоблен, но эта злость питала его, как и всех огневиков. Быть может, именно она помогла бы Дроссвелу пережить завтрашний день? Ал и правда хотел в это верить. Ведь лучше злоба, чем безразличие. — Никогда, ни при каких обстоятельствах, ни при каком милосердии нельзя вооружать сумасшедших. Миллионы людей, лишённых Силы из-за дефицита, смирились с этим, стали строить города, налаживать какую-никакую инфраструктуру. Они старались выжить так, чтобы это не мешало остальным. Но были и тысячи тех, кто натурально сдвинулся на почве магии и Силы. А ведь они ни того, ни другого никогда не имели, никогда не чувствовали, не умели с ними обращаться. Дай им такую энергию в руки, и они сожгут мир до основания. Ористалл долго над этим думал — а потом взял и поверил, что перед тем, как вернуть Силу в массы, народ сначала нужно изменить. Искоренить эту ненависть и этот страх. Правда, он уже был умудрённым опытом и понимал, что сострадание тут не поможет. Их можно было уничтожить только более сильными ненавистью и страхом.       — «И да уничтожится подобное подобным…» — неожиданно пробормотал Марк, подаваясь вперёд.       Дин вскинулся.       — Что?       — Это из дневников Рея, — подал голос оборотень. Энергетик закивал.       — После того, как Ал их разобрал, я перечитал их. И в самом деле нашёл очень много отсылок и запутанных размышлений, так или иначе доказывающих всё, что ты говорил. Правда, было несколько мест, которых я так и не понял, к чему присобачить. Они явно были лишними во всей этой картинке… раньше. — Энергетик нервно потёр шею.       — Зато ты дал ответ на то, над чем я долго думал, — улыбнулся Дин. Не особенно радостно, но это, пожалуй, было нормой в их-то ситуации. — Всегда было интересно, знал ли Рей, ради чего на самом деле появилась та, другая сторона. — Он кивнул в сторону барьера, окружающего поместья. Он едва заметно тускло поблёскивал на фоне мертвенно-тихого леса. В «Фениксе» так делали довольно часто — показывали в сторону их щита, когда говорили о врагах, этим жестом подразумевая внешний мир. Но никогда ещё этот жест не был столь буквален, как со времён начала их осады. — Выходит, знал. Хотя ничего удивительного.       — Ористалл, — напомнил Энди.       — Ористалл, — со вздохом повторил Дин, сразу растеряв энтузиазм. — Скорее всего, он бы ещё очень долго бездействовал. Но именно в то время группа магов нашла всё-таки способ вырывать Силу из живых. Точнее, из тех, кто балансирует на грани жизни и смерти. Захват магии таких людей, естественно, добивал, даже если они теоретически могли выжить, но это никого не останавливало. Те люди нашли свою панацею. Им нужна была Сила и они могли её получить, и их не особо останавливало, какими именно путями. Поползли слухи. А если поползли слухи, то в какой-то момент открытый этими людьми способ должен был стать достоянием общественности. Вышло так, что первым до них добрался Ористалл. Он увидел в их открытии ту самую возможность, что позволила бы ему всё изменить. Я никогда больше не слышал об этих людях — скорее всего, их устранили. А Молнии, которые до сих пор только кричали в толпу и разбрасывались намёками на искусственность дефицита, внезапно для всех стали выдвигать совсем другие лозунги.       Ал криво усмехнулся. Пожалуй, он мог предположить, какие именно.       — Сила для всех, даром. И пусть никто не уйдёт обиженным.       Ибо кому оно нужно, это счастье?..       Дроссвел закивал.       — Что-то вроде того. Ористалл уверился, что люди превратились в животных, уже давно. И он верил, что их, как и животных, можно заставить слушаться руки и голоса. Хаосу он противопоставил контроль. Ненависти ко всем, в том числе к невинным людям — злобу к тем, кто крадёт Силу. Страху перед будущим — ужас перед его собственной персоной. Он сыпал обещаниями и говорил, что хочет помочь всем, кто этого заслуживает, получить украденную у них Силу — в обмен на полное послушание. Он закрыл лицо маской. Он вёл себя так агрессивно, что самые опасные сегменты общества, те самые, что уже были поражены общественным сумасшествием, стянуло к нему. Ористалл работал на тотальный контроль. Он быстро доказал своим людям, что без опыта управления Силой они скорее сами себя убьют — а это было бы обидно, ведь они столько сделали, чтобы выжить. Он стал насаждать стадный инстинкт. Говорил, что командой удерживать Силу проще — это стало начало тем массовым заклинаниям, что теперь выжигают города. И, что самое главное, Ористалл держал все свои обещания. Ему пришлось наступить на горло своим принципам. Он позволил убить множество людей, чтобы его последователи насытились магией. Естественно, нападал он на представителей, так сказать, силовых структур — на тех, кто был послушен старой знати и мог его остановить. Он считал, что лучше принести в жертву сотню-другую магов, чем снова выпустить тех, кто пошёл за ним, на улицы, и видеть, как гибнут миллионы. Но он никогда не позволял даже пальцем тронуть гражданских. А ещё — он добился любви всех, кто шёл за ним. Эти люди, привыкшее, что общество отшвыривает их от себя, что им никто никогда не поможет, получили больше, чем он могли представить. И все действительно боялись прогневить Ористалла. Боялись, что он прогонит их от себя, и они никогда больше не смогут стать частью той силы, что изменит мир. Без приказа этого экстрасенса не умирал ни один человек. И получалась интересная картинка. Люди, озлобленные и жестокие, готовые на всё, шли к нему, рассчитывая, что он предоставит им много Силы, чтобы утолить боль, и море крови, чтобы утопить свою обиду на мир. Но они попадали в ловушку. В кругах Молний уже не принято было убивать просто так. Силу действительно давали всем, жертва всегда находилась: какой-нибудь больной или сумасшедший, что уже не осознавал себя, но почему-то отмеченный Силой, даже жители других энергетически активных миров. Но сверх этих жертв Молнии не трогали никого. В конце концов Ористалл добился того, что убийства прекратились совсем. Он объяснил своим людям, что они работают ради высшей цели. Что одним кровопролитием Силу к себе не привязать. Что дефицит будет усугубляться, и новые поколения будут ослабевать и дальше, пока магия не исчезнет совсем. Что только в их силах остановить всё это безумие. Сам когда-то фанатик, Ористалл прекрасно знал, как это работает. Он очаровал всех и каждого своими идеями, и Молнии из группки психопатов, мечтающих истребить всех, кто отмечен Силой, превратились во вдохновлённых спасителей. Я… не скажу, что во всём с ним согласен. Но мне определённо нравится то, какой малой кровью он решил большие проблемы, заработал себе репутацию и обзавёлся огромной мощью. Уже в то время под его началом было несколько тысяч магов. Ористалл надеялся, что хотя бы это заставит тех, кто начал дефицит, выдать себя, начать действовать. И у него получалось. Через какое-то время в нашем доме стал появляться Иннрик Гартенн. Правда, проходило всё это скрытно: портальное мастерство Иннрика позволяло ему попадать туда, куда ему хотелось, минуя всех возможных наблюдателей. Отец надеялся использовать его и вместе с ним захлопнуть те аномалии, что вырывали из Минона Силу. Прошёл год, может, два. Ористалл всё набирался мощи, его армия выросла чуть ли не вдвое. И это была вторая черта, красная линия, которую мы все пересекли. Действовать решились сразу две фигуры. Рей, который в то время уже был готов показать, чего он стоил, уже наверняка сложил паззл и понял, что больше так продолжаться не может. Иннрик мог выдать нас всех. Отец мог выдать нас всех. Рей решил спасать наш дом и менять порядки, которые ему не нравились — правда, о малой крови он не задумывался, ведь у него не было столько сил и возможностей. Как когда-то Ористалл разочаровался и увидел в человеческой вольной сущности корень всех бед, так Рей засёк его в порядках старой знати, во всех до единого. Он считал, что именно жестокие и несправедливые устои заставили общество стать таким, какое оно есть, и поставили его семью под удар. Он считал, что Молнии, кем бы они ни были, обязательно постараются вызвать старую знать на откровенность, и проще всего это будет сделать на одном из двадцати пяти больших Приёмов. Он оказался прав. Ористалл понял, что играть честно никто не собирался. Что те, кто начал дефицит, больше озабочены сохранностью собственной головы, чем тем, что Минон оказался на грани катастрофы. И он инсценировал собственную смерть перед одним из Приёмов, а заодно убрал с дороги всех остальных информационщиков старой знати. Ему хотелось появиться на ближайшем Приёме с шиком и блеском, в окружении верных сторонников. Продемонстрировать свою мощь. Убедить знать, что в её кругах скрываются те, кто заварил эту кашу и теперь трусливо бегают от правосудия. Он надеялся, что ему помогут, что его послушаются. Что Круги сумеют собрать всю необходимую информацию и освободить запертую где-то Силу. Он верил даже, что это станет уроком для всех. Что все поймут, что путь жестокости и насилия ведёт под откос, и только контроль и разумное планирование позволят и избежать жертв, и решить проблемы. Я думаю, что его бы послушались. — Дин насмешливо улыбнулся. — И Рей тоже так думал. Вот только воевать со всей старой знатью ему вообще никаким боком не упёрлось. Он имел своё мнение и на дефицит, и на наши порядки, что одним своим существованием предполагали жестокость, и на то, что нужно делать. Думаю, он уже в то время догадывался, как можно остановить дефицит. Быть может, у него даже были наработки по этому вопросу, и он планировал экспериментировать, когда ситуация будет не такой критической. Оставалась малость — сделать так, чтобы одним ударом исчезли и мешающая ему знать, и, быть может, даже верхушка Молний. И он провернул всё так чисто, что остаётся только восхищаться. Вместе со своими друзьями он пробрался к месту, где проходил Приём, перебил охрану Молний и окружил всё пространство неразрушимым изнутри барьером. А теперь представьте, как всё это выглядело изнутри. На праздник знати внезапно ворвались люди в масках, чей предводитель вещает о мирных намерениях. И почти сразу, отрезая путь к бегству, вас накрывает магическим колпаком, снаружи которого вас обстреливают. Началась бойня. Запертые в одном месте Молнии и аристократы просто перебили друг друга. Ористалл погиб. Своих «приятелей», которые помогали ему, Рей устранил, в этом я тоже не сомневаюсь. И сразу начал агитационную войну из подполья, но по всем фронтам. Молнии стали врагом номер один. В народ продвигалась идея, что это они перебили аристократов — защитников, которые всегда делали всё возможное для благополучия магических городов. Народ верил. Ведь Молнии и в самом деле выдвигали очень агрессивные лозунги, они угрожали — угроза воплотилась в жизнь, только и всего. На Деенора, который искренне поддерживал отца и разделял его идеи, за сутки свалились управление Молниями, смерть любимого родителя и невидимые, но болезненные удары Рея.       «Мы-то планировали сохранить традиции знати. Думаешь, мы хотели перебить всю аристократию? В её кругах многие прислушались бы к нам. Какой смысл был для нас лишать себя настолько сильных союзников? Это Рей решил, что наша немного… агрессивная на первых порах политика — великолепный фон для того, чтобы сменить режим. Нашими же руками, между прочим. Он убил систему — и я не уверен, что хочет строить новую. А ты видел, как он злится, когда кто-то смеет ему указывать? Делать замечания? Указывать на ошибки? Впрочем, не думаю, что видел: Дроссвел всегда великолепно владел собой. Начни его рвать на части, он и не поморщится, если действительно этого захочет! Но ты наверняка это чувствовал. То, как он ненавидит каждого, кто решается что-то ему запрещать», — журчал голос Деенора, пробиваясь из самых глубин подсознания.       Сотни, тысячи брошенных этим экстрасенсом фраз, миллионы намёков, сделанных, казалось бы, по глупости, сейчас выстраивались в ряд и текли ровной чередой. Всё это было словами человека, несправедливо обвинённого и желающего защититься, и в то же время слишком гордого, чтобы опуститься до оправданий перед врагом.       — А Реюшка развлекался вовсю, — продолжал между тем Дин. — Вербовал людей. Пару раз нападал на Молний. Сначала Дей пытался бороться с Реем его же методами, агитировал народ, что это мой братишка перебил знать… А у Рея был заготовлен железный аргумент — Приём, Оборвавший Круг, унёс жизни его родителей, и как вообще смеет безымянный безликий террорист обвинять его в отцеубийстве. Деенор от такой наглости оправился не скоро. Характер у него был пожёстче, чем у его отца. Да и он очень рано, наблюдая за действиями родителя, понял, что силе можно противопоставить только бо́льшую силу. Его приглашали включиться в войну — и он включился, надеясь, что уж с малолетним мальчишкой и несколькими десятками недоучек он справится быстро, а потом можно будет полностью посвятить себя тому, ради чего всё это затевалось: разгадкой тайны дефицита Силы. Он ошибся.       Наступившую тишину нарушил нервный смешок Марка.       — Ты уверен, что «ошибся» — именно то слово, что нужно?       — Я стараюсь быть беспристрастным…       — Тогда скажи, что обо всём об этом думаешь ты, — перебил его Ал, впервые за долгое время подавая голос. — Наплевать на чужие мотивы. Мы о них выслушали достаточно и можем послушать ещё, ночь долгая. Но позже.       Дин замолчал. Ал знал его достаточно, чтобы понять: не потому что обиделся или не хотел отвечать. Просто говорить о собственных чувствах всегда было сложнее, чем раскладывать по полочкам взлёты и падения чужой жизни. Дин подбирал слова.       — Я никого из них не оправдываю, — наконец вздохнул он, пожимая плечами. — Скорее, я удивляюсь обоим. Они пришли к одному и тому же выводу практически одинаковыми путями. У них похожие средства достижения цель, да и сама цель… Ористаллы хотели изменить всё общество, до основания, показать, что насилие — не выход, и после этого вернуть людям Силу. Они верили — и уверены сейчас, — что, если пустить всё на самотёк, история повторится. Именно поэтому обществу нужен жёсткий контроль. И свой опыт они считают достаточным, чтобы обеспечить это, не позволить начать новый конфликт, неважно, с кем и за что. Рей же… Он тоже считал, что главная проблема заключается в людях. Но он верил, что изменения нужно начинать с верхов, а не с низов. Ористаллы хотели воспитывать народ — Рей мечтал полностью сменить власть, провести полное реформирование всех систем, чтобы позже, постепенно, изменения перешли и в общество. Он тоже всегда верил, что без сильного лидера, что возьмёт ситуацию в свои руки, не обойтись. Что, только обеспечив себе тотальное послушание масс, можно дать им что-то взамен. Например, освободить Силу. — Дин зажмурился, как будто свет звёзд стал нестерпимо ярок, и его глаза, глаза огненного дневного существа, больше не могли этого выдержать. — Вы понимаете? Они всегда стремились к одному и тому же. Да, начали с разных концов, но итог, скорее всего, оказался бы один. А если бы они с самого начала не искали себе врагов и начали работать вместе, начали бы свои реформы с двух концов, чтобы потом прийти к сияющему итогу, то ничего бы этого не было. Мы бы избежали… Всего. Но найти себе союзника, а не врага, означает поделиться влиянием. Отдать звание единоличного победителя. Союзники опаснее, чем враги, потому что враги претендуют только на твою жизнь, их можно убрать с дороги и имена их пылью времён засыпать. А вот с союзниками придётся делиться. Придётся их терпеть. Придётся жить рядом с ними, видеть, как растёт их влияние, и привыкать к мысли, что всё, принадлежащее им, могло бы быть твоим безраздельно. И Рей, И Деенор — аристократы, старшие своего дома. И конкуренция у них в крови. Они бы никогда и не с кем не стали делиться тем, что считали своими. Я считаю, что ни одного из них нельзя назвать плохим или хорошим — оба… Чёрно-белые. Оба, преследуя высшую цель, дерутся за то, чьё имя будет скандировать толпа. Они — всего лишь два идиота, рвущие жилы за влияние, и мне жаль их обоих. Они столько лет ненавидели друг друга за то, что каждый был отражением другого. Деенор терпеть не мог наглое враньё Рея и то, что он истребил старую знать. Реюшка терпеть не мог, что Деенор считает себя вправе обезличивать людей, что он командует армией психопатов, что он, видя в людях зло, так легко выжигает его с лица планеты — с людьми вместе. Я же ненавижу и эту войну, и этих идиотов.       — И завтра выйдешь на финальный раунд по своей инициативе, — невесело усмехнулся Ал.       Дин повернулся к нему.       — Один из этих идиотов был моим братом. Больше меня ничего не волнует.       Экстрасенс вздохнул. Вот так и замыкался круг. Раз за разом. Всё повторялось. И выхода не было.       — У Реюшки с Деем и до всего этого были конфликты, — таким тоном, будто он вспомнил что-то забавное, заметил Дин. Никто даже не улыбнулся. — Как и все сильные личности, равные по твёрдости характера, они терпеть друг друга не могли. Думаю, дух соперничества в них зародился ещё до их появления на свет. Правда, Дей… Чуть больше склонен драматизировать. Он ведь изначально не планировал ввязываться во всё то, что происходит сейчас. Разрушать города и жизни. Его втянули — пришлось подстраиваться. Но он же идейный и самоотрекающийся. — Дин показательно хмыкнул. — Он уже четвёртый год живёт в аскезе, между прочим. Просто за то, что вынужден перебить столько людей. Я не знаю, как это связано, но как-то… А, ещё у него что-то вроде обета безбрачия.       Энди иронично вскинул брови. Марк зло усмехнулся.       — По-моему его случай по-другому называется. У меня даже есть две версии, как именно.       — Ты ни одной не озвучишь, я надеюсь, — проворчал оборотень.       — Нет, название верное, я всё правильно сказал, — настаивал не понявший сарказма Дин, подаваясь вперёд. Марк с Энди едва слышно пересмеивались, но не перебивали его. — Для него эта аскеза была самонаказанием. Сначала. Потом помогала удержаться.       — Чтобы не пойти на улицы и не начать выкрикивать: «Идите за мной, я приведу вас к величию»? — дурашливо округлил глаза Марк, который, казалось, только и ждал шанса подколоть давнего врага.       Что бы Дин не говорил и как бы не описывал мотивы Ористалла, Марк бы не сказал о Дее доброго слова. Даже если их мнение в каких-то вопросах совпадало, даже если, в отличие от того же Рея, он им не врал. Наверное, Марку было так проще. Тем более теперь, когда громоотводчики неофициально подписали Ористаллу смертный приговор с одной-единственной припиской: «Если, конечно, сами не погибнем раньше».       Дин вопросительно глянул на Ала, и экстрасенс вздохнул:       — Нет. От сумасшествия, скорее.       — Это было вторым вариантом, — снова не остался в долгу Марк.       Лениво приоткрыв один глаз, Энди выразительно покосился на напарника, так красноречиво прося заткнуться, что понял бы и круглый дурак.       — Ористалл не переварил Хранительства? — лаконично поинтересовался оборотень. Это прозвучало так просто, что до Ала не сразу дошла суть вопроса. А вот Дин сразу закивал, словно только этого и ждал. Энди пожал плечами и посмотрел на растерянного Ала. — Всегда удивлялся Хранителям. Особенно тем, что сами выбрали эту силу. Хранительство всё построено на ритуалах. И ритуальных самоубийствах. Это что должно быть в голове? Ну, чтобы дойти до такого?       — Не знаю, — хмыкнул тот, кто как раз и занимался ритуальными самоубийствами так часто, насколько это вообще возможно. Ал перевёл взгляд на Дина, и тот справедливо заметил. — Я эту силу не выбирал. А вот Дею отчего-то приспичило. Хотя я, конечно, догадываюсь, из-за чего: ему нужно было больше мощи, чтобы прогуливаться по моему сознанию, отыскивать информацию об Азатоне и возвращаться назад в прошлое предметов и людей. Ему нужна была абсолютная власть над менталом — только так можно было разобраться, наконец, с дефицитом Силы. Надо сказать, потом у Дея и правда стало получаться. Он многого добился. После того, как он принял силу, он на два, если не на три шага приблизился к разгадке. Думаю, ему понадобилось бы совсем мало времени, чтобы понять, как безболезненно вернуть магическую энергию в мир. Но вот то, что было до… — Дин покачал головой. В этом простом жесте Ал видел осуждение, накрепко перемешанное с сочувствием. Так иногда качала головой мама, читая про очередного подростка, что не вынес гнёта семьи и кинулся под поезд — укоризненно и грустно. — Это было страшно.       Ал вскинулся, словно его пнули из-под черепицы крыши.       Он не удивлялся, когда Дин говорил об истории и чужих мотивах. Не чувствовал изумления, когда Дроссвел заговорил о своём отношении: честное слово, именно этого он и ждал от побратима. Но это…       — Деенор же великолепно владеет силами Хранителя, — слабым голосом произнёс Ал, прикрывая лицо руками. — А ты говоришь так, как будто видел, что с ним было после инициации. Не говори мне, что эта сила у него всего…       — Года полтора, — серьёзно кивнул в ответ Дин. Он прикрыл глаза, будто колючий звёздный свет резал их. — И, поверь мне, он пользуется ей как младенец, почти ничего не умеет. Это уже если забыть о том, что эта сила сделала с ним. Я не помню отца Деенора, но он сам… Он был разве что чуть старше Рея, естественно, они общались когда-то. Дей был похож на Вила. Мистер Невозмутимость. Мистер Я-Не-Вздрогну-Даже-Если-Все-Вокруг-Меня-Взорвутся. Идеальное воспитание, блестящее образование, изысканные манеры, феноменальное умение держать лицо, страстная решимость всегда идти до конца… Хороший пример для всех нас. Каждый Глава Дома мечтал о таком наследнике, как Деенор. Он никогда не повышал голос и сомневаюсь, что знал смысл слова «сорваться». Род Ористаллов должен был стать великим при нём. Все готовились к тому, что Дей сумеет подвинуть нас всех с нашими правилами вместе и ввести семью в Большой Круг: для Малого он был слишком… Слишком. Помню, когда я попал в плен к Молниям, я сначала не узнал его.       Дин с лёгкой нервозностью барабанил пальцами по своим же коленям. Короткие, рваные жесты, никакого такта — ему явно непросто давался рассказ.       «А ты? — неожиданно для самого себя подумал Ал, но не стал посылать эту мысль Дину. — Узнал бы тебя сейчас Рей? А узнали бы твои друзья, если бы ты вернулся от Молний не с запечатанной памятью, а вот таким?»       Алу хотелось думать, что Рей бы гордился им, постарался обучить ещё лучше, поделился бы замыслами. Но всё то, что он узнал в последние месяцы, отвергало эту мысль. Скорее уж Рей увидел бы в брате соперника.       — Если вам кажется, что Деенор сейчас плохо выглядит, то это вы просто не видели его тогда, — глухо сказал Дин, разумеется, даже не догадываясь, что прямо сейчас Ал рассматривал его, какие вопросы витали в его голове без шанса когда-нибудь быть заданными. — Его, в общем-то, не особо показывали людям, всё больше запирали. Но он всё равно как-то выбирался и бродил по своему дому. Этакое, знаете, привидение: бледный, тощий, на речь не отзывается, на громкие звуки и движение не реагирует, только смотрит в себя и пытается куда-то идти, но натыкается на стены. А потом внезапно вообще без повода впадает в ярость, поджигает всё вокруг, на людей бросается… Увидишь раз — не забудешь. Ни это, ни то, как он кричал ночами. Он принял Силу после двадцати пяти, зрелым магом, потому и было всё так плохо. Это как пришить лишнюю руку и учиться ей пользоваться: не факт, что получится, но измотает это тебя знатно. Вот тогда его методики действительно начали помогать. Вся эта аскеза, самоконтроль, выходы в реальность… Дей выбрался в мир из такой глубокой ямы, что страшно представить — на фоне этого его редкие истерики и плохой самоконтроль — просто пустяки, на которые можно и не обращать внимания. Молнии его боготворят. И очень боятся. Но это не отменяет того факта, что он так и не научился адекватно пользоваться своими способностями Хранителя.       — Ну не знаю, — проворчал Марк, напрягаясь. — Как по мне, он великолепно раздваивается. И не отличишь, где настоящий.       Энди усмехнулся. Ал знал эту улыбку. Теперь — знал. Она появлялась на лице их вечно хмурого оборотня каждый раз, как он видел или слышал что-то откровенно дурацкое, запоминал это, но не вмешивался, лишь делал выводы про себя. Или подтверждал какую-то теорию.       Энди часто улыбался так, ещё чаще — молчал. Один лишь Рей знал, что скрывалось за этой гордой тишиной. И Ал спрашивал себя — если бы он раньше присматривался и прислушивался к Энди, чего они смогли бы избежать?       — Раздваивается, — фыркнул Дин с неожиданным презрением и мрачно глянул на Марка. — Ты серьёзно думаешь, что сила Хранителя Менталистики — создавать астральных дублей?       Неожиданно Ал почувствовал, что озяб. То ли, чем больше ночь пожирала этот мир, тем становилось холоднее, то ли это было очередным приветом от его покорёженной силы — дурным предчувствием, вторгшимся в его сознание в момент мира и покоя, как глашатай грядущих бед.       Дин скользнул по ним возмущённым и даже как будто слегка недоумевающим взглядом. Дроссвел словно ждал озарения хоть у одного из них. За сегодня Ал видел такой взгляд в исполнении своего двойника, Энди и Марка — ему хватило.       Да и не было у него больше никаких озарений с тех пор, как он перестал спать ночами.       Видимо, осознав, что ничего путного от друзей он дождаться не сможет, Дин тяжело вздохнул и сообщил:       — До Деенора Хранителем Менталистики был Витарин.       С секунду Ал недоумевал, почему ему так хорошо знакомо это имя. Метафорическая лампочка в его измученном мозгу уже начала нагреваться и искрить… Но первым среагировал всё равно Энди:       — Житель города?       Марк воспринял ситуацию буквальнее.       — Нет, погоди. Неживой объект не может быть Хранителем, это глупо. К нему нельзя сделать привязку, у него нет воли, он не может защитить последователей! Это в корне противоречит основным законам Хранительства. Такая мощь может быть у семьи, у вида магических животных, да даже у…       — А в этом и заключается особенность Хранителей Ментала, — нетерпеливо перебил его Дин. — Их сила — создавать подобие души и разума. Давать неживым объектам свою волю. Одушевлять неодушевлённое. Деенор раздваивается именно так — он откалывает половину своей личности и своего разума, сгруппировывает, даёт ей физическое воплощение. Это простой трюк, к тому же — очень опасный. Деенор ходит по тонкому льду, так издеваясь над собой — опытный Хранитель менталистики создаёт полноценную личность просто из ничего. И может ей управлять. — Дин помолчал, а затем, скупо улыбнувшись, предложил. — Представьте меч с душой опытного бойца, что сам направит твою руку, защитит и спасёт. Или живой дом, который сделает всё, дабы уберечь жильцов: закидает вторженцев мебелью, засыплет комнату, откроет под их ногами люк… Менталисты — самые большие хитрецы из всех, кого только может породить Минон. Они взяли эту силу и поместили в сердце Витарина, помогли городу ожить, создать личность и характер самому себе… Именно поэтому сейчас все говорят о нём «мёртвый город», именно поэтому, когда перемещаешься в него, возникает такое ощущение, будто ты идёшь по трупам. Просто оставленные или даже разрушенные города ощущаются не так. Много лет спустя туда снова могут прийти люди. Заселить пустые коробки, отстроить разрушенные кварталы, снова отметить город на картах и в туристических путеводителях. Витарин никогда не воскреснет. И никто никогда не заселит его. Потеряв свою силу Хранителя, Витарин умер. Город сам стал себе могилой — а в могилах не селится никто. Я боюсь думать о том, что было бы, если бы Деенор заполучил такую силу раньше, научился ей пользоваться. Он бы вдохнул жизнь в моё поместье, и оно выдавало бы ему информацию о «Фениксе». Или подарил волю нашим кулонам, чтобы они удушили нас во сне. Он мог бы сделать… Очень много всего. Я вас не пугаю, просто говорю — нам повезло. Хоть в чём-то, но повезло. Когда Деенор использует эту силу, он убивает сам себя. Он не в состоянии нормально следить за двумя своими же телами, когда раздваивается, у него ухудшается реакция, сила убавляется вполовину… А ещё — ментальная боль от разрыва сознания снова провоцирует вспышки его болезни. Потому что он всё ещё глубоко болен, пусть не потерял в этой болезни себя. И мы должны сыграть на этом.       У Ала было странное ощущение, словно прямо перед его носом висел ответ на какой-то важный, жизненно важный вопрос. Оставалось лишь протянуть руку, чтобы ухватить его. Для этого нужно было на секунду остаться в тишине, отвлечься, потеряться в себе, прислушаться, напрячь истерзанное, уставшее сознание. Но Дин говорил снова и снова, всё новые мысли рождались в голове у Ала, превращались в стремительный рой, забивали ту, слабую, неокрепшую, к которой он так тянулся, и экстрасенс перестал пытаться.       — Что ты предлагаешь? — тихо спросил он, глядя на Дина.       Тот тяжело вздохнул.       — Опять безумие. Мы должны спровоцировать его создать дубля. Одного, если повезёт — двоих. Тогда он будет ослаблен достаточно, чтобы ты смог взять его под контроль, а Марк — прикончить. Да и, — Дин ухмыльнулся, — с разбитой на осколки личностью он не так уж хорош в тактических решениях.       Ал устало прикрыл глаза.       План обрастал деталями, война — подробностями, завтрашняя встреча — сложностями. Дин старательно и терпеливо, словно опасаясь, что его вновь перебьют, назовут зарвавшимся мальчишкой, объяснял детали, перебирал каждую, рисовал кончиком пальца по крыше невидимые схемы.       А Ал слушал его и видел перед глазами одну только дверь в грядущее, пройти через которую завтра смогут не все фениксы.       А, может, даже не все громоотводчики.       Вдруг Дин встрепенулся, словно холодный камень крыши внезапно обжёг его. Кинул внимательный взгляд на лес, нахмурился и поднялся на ноги.       — Рассвет скоро.       Ал успел только подивиться этой точности. Он и не думал сомневаться в словах побратима: в некоторых вещах тот был точнее наручных часов. Видимо, и пробуждение дня он чувствовал не хуже.       И правда, чему удивляться? Всего лишь ещё одна странность, касающаяся жителей этого необыкновенного мира. Иногда Ал думал, что даже полной человеческой жизни не хватит, чтобы увидеть их все.       Марк со вкусом потянулся. Он весь представлял собой ожившую сонную расслабленность. Только глаза у него были серьёзными.       — Ага, ты прав. Пора сворачивать пижамную вечеринку, а то уснём тут все вповалку.       Честно говоря, Ал сильно сомневался, что хоть кто-то из них смог бы уснуть, но не встревал.       — И проспим встречу с Деенором? — хохотнул Дин. — Да ни в жизнь. У меня есть к нему несколько претензий.       Ухмылка Марка яснее ясного говорила: ни у одного человека мира не могло быть столько же претензий к Ористаллу, как у него. И, разумеется, ни одно обстоятельство не могло передать кому бы то ни было уникальное право Марка поквитаться с Деем за всех.       — У тебя, у меня, у Ала… Если мы начнём все вместе перечислять ему эти претензии, Деенор сам с собой и покончит, — ворчал энергетик, кружа вокруг люка. Казалось, космос держал и его, не давал уйти, спуститься вниз, снова оказаться в окружении стен. Или, что скорее, длинный язык Марка всё ещё чесался и не позволял уйти, пока на крыше оставался хоть кто-нибудь, кто мог его слушать. — Хотя я, конечно, предпочитаю, чтобы его смерть была не настолько глупой…       Ал машинально улыбнулся. Марк постоянно нёс чушь, откровенно раздражал и даже теперь был очень большим и очень отвлекающим фактором. Но без него определённо было бы скучно.       Внезапно Энди повёл носом, глянул на него вопросительно, затем посмотрел на Дина… И, решительно повернувшись к Марку, спихнул его в люк, запоздало предупредив:       — Не убейся.       — Ага, очень смешно, — раздался раздосадованный голос энергетика из-под крыши. Видимо, Марк, который подобного подвоха ждал всегда и ото всех, успел ухватиться за перекладины крутой лестнички. — Ты двинулся, пушистый?       — Иди, иди, — проворчал в ответ оборотень, тоже начиная спускаться. — Ты же хотел проверить накопители Силы.       — Я их уже дважды проверил!       — На Земле принято проверять трижды.       — Ты офигел? Да я даже не землянин по крови!       — А на Миноне — четырежды, — припечатал оборотень, опуская крышку люка над головой.       Смешно сказать, но как Энди был самым тактичным в их команде, так и оставался. Это Рей когда-то предпочитал знать всё, даже то, что его вроде как не касалось, Марк с Дином плевали на личные границы, а Ал просто был слишком наблюдательным, чтобы не разбираться в вещах, которые не имели к нему никакого отношения. Энди просто почувствовал, что был лишним, и ушёл без прощаний и вопросов. Идеальный помощник и идеальный друг, надёжный, как законы физики. Ал надеялся на него, пожалуй, больше, чем на всех остальных. Потому что им, «остальным», нужно было импровизировать и выкручиваться.       Завтра у них даже привычной почвы под ногами не будет — Энди одному придётся быть точкой опоры, что не позволит им рухнуть, как карточному домику.       Ал тяжело вздохнул, повернулся к Дину, который прогуливался по краю крыши, и начал:       — Ладно. Я так понял, ты тоже хочешь поговорить, но выбирай слова. Потому что, если ты снова начнёшь меня третировать, я просто скину тебя с крыши, но тогда ничего не получится.       Усмехнувшись, Дроссвел поднял руки вверх, объявляя безоговорочную капитуляцию.       — Я так погляжу, всё серьёзно?       — Более чем, — с горячностью, которая удивила даже его самого, уверил Ал и снова замолк.       Дин глядел с вежливым любопытством, а экстрасенс всё думал, с чего начать. Нужно ли было подготовить стихийника, начать издалека и ловко вывести к сути проблемы? Или сразу начать с объяснения плана, чтобы избежать споров? Или, быть может, вообще ничего не нужно было говорить, просто потребовать послушания? Ведь Дин ничего не портил лишь в том случае, если не видел вариантов, как это сделать…       — Только не говори, что пришёл требовать извинений, — внезапно хмыкнул Дин, скрестив руки на груди. — Ты всё равно ничего не добьёшься в таком случае.       — И правда, бессмысленно извиняться за то, что ты наглый, самодовольный, хамовитый придурок, от которого неоправданно много зависит! — Тут же сделал стойку Ал. А затем просто плюнул на всё и без перехода продолжил. — Первое слово лидеру.       Смотреть на то, как медленно обретал дневные краски тёмный лес, было почему-то страшно. И потому экстрасенс снова опустил взгляд в карты и начал медленно их тасовать, давая рукам привыкнуть.       С каждой карты ему улыбался Джокер той самой улыбкой типичного засранца, что наделал гадостей и верил, что расплата не догонит его.       — Почему ты это делаешь? — внезапно обвинительно проворчал Дин.       Ал вскинул брови.       — Что именно?       — Превращаешь все карты… Делаешь их такими.       Пришлось спешно сжимать колоду, когда Дин сунулся ближе и попытался вытащить из неё любую попавшуюся картонку. Ал ничуть не удивился, когда увидел, что с неё в лицо Дроссвелу немо расхохотался королевский шут в двуцветных одеждах.       Ал забрал карту и вернул её обратно в колоду, перемешал с сёстрами-близнецами.       — Я, конечно, могу менять рисунки и обозначения по своей воле, но стараюсь так не играться. — Ал напряжённо взглянул в колоду, но не увидел ничего нового. Лишь бесконечный насмешливый танец армады джокеров. — Это мой гадательный инструмент, а не… Что бы ты там ни надумал. Обычно я просто пускаю в карты силу, а в них уже активируются пророческие плетения. По идее, они должны показывать будущее… — Экстрасенс перекинул колоды с руки на руку и вздохнул. — Но на самом деле работает это редко. Или, может, я просто не могу прочитать все расклады.       — То есть ты хочешь сказать, что вот это, — Дин ткнул пальцем в команду джокеров, — тоже должно что-то говорить о грядущем?       — Определённо.       — Ты смеёшься надо мной?       — Скорее они смеются над нами, — улыбнулся Ал, глядя в глаза нарисованным шутам. Серые, словно в насмешку. Впрочем, многое в их жизни было именно ей — злой насмешкой, призванной доломать окончательно. — Чаще всего, когда ты рядом, мои карты ведут себя именно так. Начинают выдавать мне джокеров, словно ничего в мире нет важнее.       Дроссвел поджал губы, сразу приобретя вид чопорный и недовольный.       — И что, ты думаешь, это означает?       — Что ты слишком важен для будущего, — безо всяких сомнений отозвался Ал. Полёт карт в его пальцах ускорился, и теперь казалось, будто джокеры прыгали по ладоням, смеялись, звали в пляс. — Вокруг тебя грядущее сходит с ума. Именно твои решения и твой выбор определят то, что будет со всеми нами. — Ал прикрыл глаза, и образ, тот самый, что приходил к нему в пророческом экстазе или просто возникал, как данность, и не уходил, снова вырос перед глазами. Теперь Ален, пожалуй, понимал его лучше, чем когда-либо. — Иногда я видел тебя во время гадания. Это началось очень давно, тогда никто и не знал, что ты жив. Это… Знаешь, было странно. Я ведь видел твоё лицо только в памяти Рея и Марка. А там всё полустёртое, да и сам ты больше походишь на подростка — это лицо было вариантом тебя полуторагодовой давности. Не знаю, как именно я смог представить, как ты выглядишь в настоящем. Но в моих видениях ты был такой же, как сейчас. Всё совпадало. Взгляд, рост, черты лица. Я даже видел твою пораненную руку, хотя и не сразу понял, что это такое и что она символизирует. Одно отличие, пожалуй — поза. Ты всегда стоял так, словно… — Дин глядел внимательно и не перебивал, а Ал внезапно почувствовал что-то вроде вдохновения. — Словно у тебя болела спина. Так, знаешь, опирался о дверной косяк, а руками будто готов был схватиться за что-то, чтобы не рухнуть. И в то же время стоял ты очень твёрдо, как на своём законном месте перед этой… Дверью.       Ал поморщился. Казалось, будто камень, горячий неприятный комок, застрявший под рёбрами, зашевелился. С некоторых пор всякие упоминания о дверях были для экстрасенса болезненны.       — Дверью?       — Да. Что-то вроде… Прохода в будущее. — Ал беспомощно развёл руками. — Представь себе узкий коридор или каньон, в который сливаются все варианты развития событий. Что бы ни произошло и как бы не повернулась судьба, все пути ведут туда, к этому узкому переходу и к этой двери. Ты был похож на её стража. И мне всегда казалось, что именно ты решишь, кого пустить вперёд, в будущее, к новым дорогам, а кто умрёт у твоих ног, так и не дотронувшись до границы перехода.       На мгновение воцарилась тишина, а затем Дин хмыкнул и отошёл.       — Решу. — Прозвучало это иронично.       — Вот не надо такого тона! — искренне оскорбился Ал. — Это единственный образ, что я увидел так чётко! Я только в нём одном и уверен! Так что, если не хочешь брать на себя такую ответственность, то я, конечно, сожалею, но выбора у тебя…       — Я не из-за этого, — отмахнулся Дин, снова поворачиваясь к нему. Слабая улыбка на его губах выглядела, как плохо приклеенное объявление на столбе: любой порыв ветра мог оборвать её. — Чтобы принимать решения, нужно, чтобы я как минимум владел собой.       Иногда Ал понимал побратима с полуслова. Сейчас был тот самый случай. Экстрасенс нахмурился.       — Не говори глупостей, я снял с тебя гипноз.       — Но даже не заметил поначалу, что часть моей памяти запечатана.       — Если сейчас будет ещё одна ремарка о моём непрофессионализме, ты всё-таки полетишь с крыши! И никакая туманная дверь в будущее тебя не спасёт!       — Зато падением можно будет объяснить мои проблемы со спиной, — криво ухмыльнулся Дин. — Нет, ты тогда сделал всё, что мог, и даже больше. Просто… — Он задумчиво посмотрел в небо. Космос отдалялся, беззвучно посмеиваясь, и звёзды закрывали колючие глаза. — Чем больше я вспоминаю, тем больше начинаю бояться этого человека.       — Дея?       Стихийник кивнул, и его плечи напряглись, словно в ожидании удара.       — Он опасен, как голодный вургул. Сойдёшься с ним один на один и без специальных сетей, и он задерёт тебя, неважно, насколько ты хороший маг.       Ал попытался улыбнуться:       — Ты же сейчас о вургуле, да?       — Только отчасти. Дей… Никогда не воспринимал меня всерьёз, это правда. Но он очень своеобразный человек. Великолепно умеет отделять необходимость от собственных принципов. И прекрасно знает, что, независимо от того, насколько беспомощным ты считаешь врага, нужно перестраховываться. У каждого может оказаться припрятан туз в рукаве. Дей предпочитает, чтобы у него тузов было больше, чем у остальных. То, что он поигрался с моей памятью, вполне в его духе. А вот то, что он не оставил там ничего ещё — уже не очень.       Ал вспомнил рассказ Деенора о том, как долго он изучал сознание Дина. Как сумел найти, как он выразился, «лаз», дорожку к его предыдущей огненной сущности. Вспомнил — и напрягся.       — Ты думаешь?..       — Почти уверен. Что ты видишь?       И снова Ал понял без дополнительных вопросов и уточнений. Он пригляделся, проникая взглядом дальше, за изнанку серебра, вглубь сущности стихийника.       — Ну, остаточные следы чужого влияния, — наконец с неудовольствием признал Ала. — Гипноз Ористалла был слишком монументальным, к тому же он успел надёжно с тобой срастись, поэтому заживает медленно. Это похоже на сгнившие пеньки в десне, оставшиеся от сломанного зуба. Не думаю, что они так уж и опасны. Меня больше смущает, что у тебя всё ещё наблюдается уязвимость к влиянию. Ты весь запас своего сопротивления растратил, пока расшатывал Стену.       Дин пристально наблюдал за ним. Без улыбки, но и без удивления: видимо, всё это не было для него новостью. Быть может, Дроссвел даже чувствовал их? Отметки чужого присутствия, что, как следы в ещё сыром асфальте, накрепко отпечатались в его личности?       — Быть может, они и не опасны, — наконец признал Дин, отводя глаза. — И я сам не улавливаю от них угрозы. Но сомневаюсь, что больше Дей ничего не приготовил. Он мог замаскировать свои ловушки подо что-то безопасное, вшить контроль поглубже и понадёжнее, привязать его словесными командами. Я не уверен, что он и в самом деле нагородил в моей личности траншей и капканов, просто… Боюсь этого.       Ал прикусил губу.       Он как никто знал своего побратима и понимал, чего стоили эти слова. Дин не любил говорить о гипнозе, болезненно морщился от шуточек на эту тему, рычал на всех, кому доставало наглости звать его Джокером. Не лучше он обращался и с теми, кто считал его трусом.       Ал не понимал тех, кто восхищался людьми «без страха и упрёка». Самому Алу такие казались идеальными картинками, слишком слащавыми, чтобы полниться реализмом. Да, он и сам считал кумиром Рея, но не потому, что покупался на его образ безупречного лидера. Напротив, Ал видел, что старший Дроссвел мог бояться — чаще за других, но всё же. И видел, что на самом деле в Рее сплетались сомнения и противоречия, как клубок чёрно-белых змей. Ален видел в Рее человека, сильного настолько, чтобы, презирая собственную неидеальность, вести людей к победе.       Не понимал Ал скорее людей, что считали: если ты боишься хоть чего-то, то ты уже трус. Змеи? Пауки? Настоящий храбрец должен смело брать их в руки, и неважно, что от укусов его некому будет спасать! Автокатастрофы? Полный бред, докажи характер, вжарь под двести в черте города! Смерть? Настоящие храбрецы должны идти к ней, распахнув руки для объятий, и погибать героическими идиотами!       Ал не верил, что такое возможно.       Точнее, он даже радовался, что подобных людей нет и быть не может, а то человечество погибло бы задолго до изобретения атомной бомбы. Но понимал: почему-то всем хотелось видеть себя именно такими. Кричать: «Я ничего не боюсь!», словно это достижение.       Дин таким не был тоже. Он признавал свои страхи, пусть и предпочитал не делиться ими. Раньше он был для этого слишком горд, позже это стадо вредить имиджу идеального лидера. Если уж Дроссвел всё же решал таким поделиться, то дело было плохо.       — Для меня нет ничего хуже, чем снова попасть под его контроль, — не менее спокойно, только ещё тише, чем раньше, выдохнул Дин. Ал видел, как сжались его кулаки. — Услышать приказ и понять, что я могу только послушаться. А ещё я боюсь, что Дей меня на вас же и натравит, и тогда…       — Будет как в предыдущие два раза? — попытался разрядить обстановку Ал и тут же получил ощутимый тычок в бок.       Ладно, это сработало. Дин немного нервно, но всё же улыбался.       — Это обидно, но, если бы я был уверен, что ты снова меня скрутишь, я бы так не волновался. А я… Не уверен. Дей умеет использовать преимущества. И мне кажется, если я попадусь ему, это будет конец.       — Если это так опасно, почему он не прищучил тебя раньше?       Дин мрачно усмехнулся.       — Я уже сказал, он умён. Очень. Думаю, это у него что-то вроде… Запасного плана. На случай, если всё пойдёт совсем плохо… Или если я вспомню его. Я почти уверен: он сделает всё, чтобы переломить ход сражения в критической ситуации, вот в таком случае он достанет этот козырь. Нельзя ему это позволить.       Именно эти слова и заставили Ала очнуться. Он встряхнулся, словно просыпаясь, и осознал одну простую вещь: Дин не стал бы оставаться здесь и болтать с ним, если бы не хотел чего-то попросить, потребовать, предложить… Как и его брат, Дин был не из тех, кто только жалуется на судьбу, ничего не делая, чтобы изменить её.       — Что ты придумал? — просто спросил Ал.       Его учили, что на прямой вопрос давали прямой ответ или не отвечали вовсе. Дин промолчал. А потом внезапно спросил:       — Дей сильнее, я помню. Но он проникающего направления, с подчинением у него не очень. Я же правильно помню? Если встанет вопрос, то твой гипноз будет надёжнее в разы, так? Дей не в силах его переломить?       Ал не хотел думать, мог ли Хранитель Менталистики переломить его гипноз и как легко. Тем более — сейчас, когда Алу запечатали без малого половину его природной Силы. Но всё же экстрасенс осторожно кивнул и схитрил:       — Ну, до сих пор ему не хватало для этого мощи. Хотя если я гипнотизирую именно его, Дей освобождается довольно быстро.       — Его и не нужно, — перебил Дин, поднимая голову. И что-то Алу совершенно не понравилось выражение мрачной решимости в глазах стихийника. — Наложи на меня свой контроль.