Someday

      Кайен никогда не считал себя больным на голову, хотя многие его коллеги-лейтенанты, даже тот же Сейносуке, относили чересчур «пустяковатый» характер Шибы к разряду душевных расстройств… Постепенно, в посмертии Кайен думал, что удивляться больше нечему. Он уже не думал о той гнетущей атмосфере, преследовавшей каждого в Мукене. Чем ниже спускаешься — тем сильнее кажется, будто людей сюда не загнали, нет — здесь они по собственной воле в руках более тёмных, чем тьма снаружи. Здесь тьма — точно необычная, желейная субстанция, подаренная когда-то другом семейства Шиба, экс-капитаном Хирако; теперь эта жижа, сотканная из эмоций людей, невкусная и страшная на вид, скапливает в себе всю тяжесть происходящего, всю злобу, отчаяние и боль этих синигами. Заглядывая по Ту сторону, Кайен мог видеть многие вещи — частицы чужих душ, угасающие жизни, даже останки врагов, но здесь — в Мукене — он не видел ничего. Здесь царила тишина. Тишина.       Он прислушивался.       И вновь тишина. Тишина, не укутывающая приятным саванном прохлады и упокоения. Тишина, что тревожит страхом неизбежности, потаённости, Тишина из медленной, мучительной и самой страшной боли на всём белом свете… Тишина из ожидания.       Где сейчас было хуже? На поверхности? Или тут, в царице всех кошмаров? Снаружи творится то, что простыми словами даже величайшему поэту в своих песнях и стихах не описать. Внутри — творится то, что нельзя даже видеть. Петляя коридорами, Шиба не отступал от капитана Укитаке ни на шаг, боясь даже пробегавших мимо теней солдатни, раненной, полу умершей, если выбирать между ними с Шибой — то Кайен, получается, ещё лучшая во всех смыслах нежить: живая, бессмертная, неуязвимая.       — Ты просто настоящей войны не видел, сопляк, — послышался басовитый, нравоучительный тон Ямамото из параллельно идущего коридора, в котором чётко различалось оранжевое свечение с дымкой в виде снопов угольков. — Думаешь эта девчонка, — указывая на прошедшую мимо его свечения миниатюрную синигами в более-менее целёхонькой одежде, но с повязкой на голове, Генрюусай деловито стуканул гардой по ладони и вытащил меч из ножен. — Видела войну? Ей повезло. Арранкары лишили её глаз прежде, чем она успела разглядеть всю «прелесть» войны, Кайен. И благо, что это не отложилось в её памяти. Оставаться наедине с ними после потери зрения — адские мучения, даже страшнее, чем ты бы смог вообразить.       — Откуда тебе знать, старик? — постоянные перекрестья, соединявшие параллельные коридоры тьмы, заставляли Шибу злиться. Он хотел разрушить здесь всё до основания, чтобы разлетавшийся камень и огонь правили балом, уничтожая тьму. Но, вместо этого он терпеливо слушал бывшего генерала — и откуда у него только было столько терпения? На одном из таких перекрёстков, соединивших параллельные прямые коридорных ходов, Шиба остановился. Остановился и Укитаке чуть поодаль. А Ямамото медленно шёл к бывшему лейтенанту и не торопился рассказать всю правду…       — Потому что… — экс-главнокомандующий наклонился к Кайену и шепнул достаточно громко, чтобы был услышан ещё и Джууширо. -… Я делал то же самое. Точно так же. Их, арранкаров, прекрасно обучили убивать, насиловать, грабить и доставлять максимум боли врагу — получая от этого наслаждение. Когда Общество душ правило, а не хранило равновесие, мы занимались тем же, чем сейчас занимаются они. И это не неправильно.       — Не неправильно, говоришь? — спокойно, почти растеряно молвил в ответ Шиба. — А как ты решаешь, что не неправильно, а что правильно? Или равновесие ты перепутал со старческим маразмом в своей голове, «генерал»? Может, тебе ещё и голоса в мозгу шепчут что верно, а что — нет?       — Времена изменились.       — И за эту перемену нам всем теперь расплачиваться. Даже не за то, что эти монстры нам мстят. Нам расплачиваться за то, ты их этому научил. Ты, и тебе подобные. Я не собираюсь оправдывать ни тебя, ни их, но знаешь — теперь-то я их понимаю. Прикрываясь равновесием, хвалёным равновесием, которое тебе, возможно, нашептал твой полусгнивший мозг, старикан, ты был животным, тупым животным. Да, и остался им до сих пор. Равновесие — это не хвала мирам в том смысле, в каком нам её преподносили. Равновесие бережёт миры не от коллапса, а от уже сдохнувшего старичка и двенадцати его прихвостней, которые со временем стали «благородными капитанами». И знаешь, что? — ехидно улыбнулся Кайен отнюдь не добренькой улыбочкой, которую использовал при жизни. — Я счастлив, что Готея больше нет в привычном нам понимании. А знаешь, чему я ещё больше несказанно счастлив?.. Ну же, спроси меня, старый урод?!       — Эй, Главнокомандующий! Кайен!.. Попрошу Вас перестань, у нас нет абсолютно ни одной минуты на это!       — ЕСЛИ БЫ У НАС НЕ БЫЛО ВРЕМЕНИ, УКИТАКЕ-САН, ВЫ БЫ ПРЕРВАЛИ НАС В ТУ ЖЕ СЕКУНДУ, КАК ЭТОТ РАЗГОВОР НАЧАЛСЯ! — проорал Кайен, из-за чего даже сводчатая тьма над их головами затряслась.       — Ну, сопляк. Очень хочу знать, чему ты так «несказанно счастлив». Чему же?!       Склонившись в уху оранжевого духа, Шиба оскалился и с наслаждением произнёс.       — Я несказанно счастлив тому, что Ты — сдох… Генрюусай Шигекуни…       Повисшее напряжение между ними, между их фигурами — чёрной и пылающе оранжевой — испугало, в прямом смысле слова, бывшего капитана Шибы. Это был неописуемый страх, отразившийся на его лице впервые с тех пор, как его учитель и впоследствии генерал применил на заключительной тренировке с его участием свой банкай. Страхи бывают разные… Но есть один, который не пугает, он живёт в нас — природный, животный, тот, что порождает другие… Абсолютный страх — перед неизбежностью. Перед неизбежностью того, что эти двое могут разорвать друг друга в клочья. Он не мог знать, что они сейчас из себя представляют, поэтому надеялся, что сражаться они не смогут.       Но, высшая нота, повисшая в воздухе и невидимой нитью бурлящая тьму, как слова — некогда бурлили эмоции этих двоих, растаяла, когда они оба развернулись в сторону Укитаке и посмотрели сквозь него. В тьму у выхода, что вела к одной из главных камер Мукена.       — Чувствуешь это?       — Да… И, почему он так похож на нас? Что там сидит за существо, Укитаке-сан? — после абстрактного обращения в пустоту, Кайен неожиданно резко переключился на личности, чем сбил капитана с толку, Джууширо даже забыл, что обращаются к нему.       — Насколько я понял из сообщения Сейносуке, там сидит арранкар, которого синигами-партизаны Одиннадцатого отряда случайно отбили у его же собратьев.       — «Случайно»? — повторил Ямамото, уходя вдаль, нежить и капитан последовали за ним.       — Да, видите ли, к нам поступила информация, что слишком большая линия арранкаров двинулась через южный предел Сейрейтея, увозя кого-то на повозке. Мы предугадали их движение, но их оказалось слишком много — Одиннадцатый отряд понёс много потерь. Однако, отбить повозку мы сумели, хотя чаяли увидеть совсем не арранкара, а кого-то из аристократов либо очень крупную партию плюсов.       — Партию «плюсов»? Арранкары что, перетаскивают их куда-то? Зачем?       — Они с ними играют, — с неописуемой палитрой эмоций в голосе ответил на вопросы Кайена — Укитаке. — Кастовые главы арранкаров заняли бараки первого отряда и объявили их чем-то вроде цитадели. К ним не подобраться, а каждую неделю их подручные-монстры свозят самых лучших плюсов, каких отыщут на ближайших просторах, в таких телегах в «цитадель», где кастовые устраивают различного рода состязания между людьми. Как правило, главный приз — быть разорванным на части всеми кастовыми одновременно… Но об этом конечно же никому неизвестно.       Даже слабое освещение резануло по глазам Кайена так хорошо, что появились свето-шумовые галлюцинации. Пространство вокруг слилось в единую, неотличимую картину из точек и линий, тянувшихся от этих точек при повороте головы вправо-влево; время преобразило эту нечёткую картинку до неузнаваемости, налепив одни краски на другие. Пока Кайен не ощутил под ногами первую шероховатость — ей оказалось чьё-то тело. Порванная плоть в районе живота с тихим писком и струями крови выпустила на свет разодранные кишки и другие органы. Чья-то рука мощно обхватила Кайена за ногу — он и не подумал даже поначалу, что это мог быть мертвец, в тел которого он по случайности наступил. Но рука сжала голень Шибы с такой силой, что прямо у него на глазах на ноге проявились синяки и кровоподтёки. Пятна лопнули, выпуская гнилую, чёрную кровь по ноге Кайена. Тело, в которое он наступил, неестественно приподнялось и заглянуло нежити в глаза пустыми глазницами…       — Мияко? — Кайен шарахнулся, вернувшись в реальность.       — Кайен. Перестань мучить мёртвого, — тихо шепнул ему Укитаке, отведя чуть в сторону от лежавшего во тьме трупа неизвестного ему синигами. Шиба за несколько секунд осознал, что не просто наступил на мертвеца, а буквально избивал его ногой, не жалея ни себя, ни его. Чем он занимался? Какого чёрта он вообще потерял ориентацию в пространстве и принялся творить такое? — Ты в норме? Я… уже всё успел объяснить Сюнсую. Он без понятия, как ты можешь быть жив, но ему хватает того, что я за тебя ручаюсь.       Укитаке подвёл Кайена к Киораку, который пытался что-то выспросить у арранкара, скованного цепями по самое горло. Его собратья обмотали его цепями так плотно, что тела за ними не было видно, а сам он стал похож на гигантскую, металлическую личинку какого-то мифического животного. С трудом дыша, арранкар, тем не менее, не пытался говорить, все силы убивая на дыхание. Неизвестно, кем он является, но, что точно про себя подметил Кайен, так это — нелюбовь арранкаров к персоне этого их представителя. Они ненавидели его даже не из-за того, как сильно и много обмотали цепями — это, скорее, говорило о страхе, сколько они не любили его — и именно поэтому безобразно, неаккуратно, сковав его цепями, расплавили их, превратив некоторые места этой личинки в истинные металлические слитки, вплавленные в тело.       — Приветствую, Кайен… Я счастлив, что ты к нам вернулся. Я бы… предложил тебе выпить, — на этих словах Сюнсуй неловко подмигнул Шибе последним, оставшимся целым глазом. — Но, поскольку ситуация немного неподходящая… Давай вечером? — Укитаке даже не пытался смотреть на друга с укоризной, занимаясь изучением пришельца.       — Обязательно, Киораку-сан, — безынтересно, но всё же не холодно ответил Кайен. Рядом с ним появился Ямамото. А в этом тёмном, по Ту сторону мире, который, как воздух, тонок, и, как человеческое сознание, хрупок — появился новичок: от него исходило приятное, похожее на морские волны давление, совершенно непохожее на яркие, лучистые, пламенные искры оранжевого пламени Генрюусая. Но мужчина был так же, как и Ямамото, как и Кайен — одет в старую одежду проводника смерти; первым делом мужчина поклонился гостям.       — Рад встрече, моё имя Манабу Урахара, старший сын благородного семейства Урахара, капитан… Уже некоторое время назад бывший капитан Двенадцатого отряда.       — Нам необязательно говорить, кто ты, Манабу, — не просто резко, а вовсе неуместно в данном случае заявил генерал, из-за чего Кайен первым делом подумал про неприязнь: свою — к Ямамото, Ямамото — к Манабу. А потом до Шибы дошло — он сказал эту фразу с интонацией, будто перед ним не рядовой капитан, а…       — И тебе здравствуй, Сай-доно. Мы все в похожей ситуации, как я посмотрю. Не представится ли молодой человек, являющийся твоим сосудом?       — Я Кай…       — Его имя не имеет никакого значения в ситуации, где ты ничего не решаешь, — Ямамото, даже не дав лейтенанту начать, прервал его и с вызовом бросил свой убийственный взгляд из-под седых бровей.       — Ошибаешься, Сай-доно. Мы втроём сейчас многое решаем. И говоря о тройке, я имею ввиду не вас и меня, а меня — и двух моих собратьев.       — Собратьев? — переспросил Кайен, а потом, покуда генерал замолк, представился: — Моё имя Кайен Шиба, потомок семейства Шиба, бывший… глава клана Шиба.       Манабу улыбнулся очень по-доброму, будто Кайен был его ребёнком, ждавшим похвалы или ласки.       — Мне приятно осознавать, что сосуд моего бывшего командира оказался гораздо приятнее избирателя. А по поводу собратьев… Дзимму Кучики и Нобу Кенпачи — тебе эти имена о многом говорят, Сай-доно?.. Думаю, что да. Не осилишь забыть, даже если пожелаешь.       — О чём он говорит, старик?       Манабу лишь открыл рот, как сиренево-голубые потоки смешались с оранжевыми искрами и замерцали, перемешиваясь. Духи появились по обе руки от Кайена, выбрав того центром своего противостояния.       — НЕ СМЕЙ ЕМУ РАССКАЗЫВАТЬ!       — ТЫ ВСЁ РАВНО НИ ЧЕРТА НЕ ПОМНИШЬ, ОН ЗАМЕНИЛ ТВОИ ВОСПОМИНАНИЯ!..