По делам земли египетской

*** — Уф-ф-ммм... ну... вот как-то так примерно, — Крис довольно выдохнул и перекатился на кровать. Было слышно, как он стаскивает презерватив и направляется в ванную. Потом зашумел слив унитаза, потом потекла вода в раковину. А потом Крис вернулся, шлёпая босыми ногами по полу: — Сморчок! Ты там живой вообще? Ларри так и лежал лицом в подушку. Ощущения были смешанные. — Живой, — он нехотя повернулся набок. — А что нужно? — Поделись хоть... впечатлениями. А то — эксперимент, эксперимент, а эксперименты обсуждать надо. — Давай, может, ты первый? — усмехнулся Ларри. Крис покачал головой и полез в бумажный пакет с гамбургерами: — Я не могу, я жрать хочу — умираю, — он жевал и одновременно рассказывал: — Вот в книжках написано, что после того, как кончаешь, спать хочется, а я после этого всегда жрать хочу! Ты не будешь? — Нет, — Ларри мотнул головой и снова погрузился в свои мысли. — Погоди, так ты не кончил, что ли? Вот тебе на, — Крис отхлебнул колы из бутылки, прямо из горлышка. — Хочешь, я сейчас доем и тебе отсосу? Или дух переведём — и теперь ты наверх иди? Мы же всё равно договаривались по очереди, и резинки есть пока, и смазка осталась. Ммм? — Да нет, ничего... нормально, — Ларри тоже протянул руку, взял бутылку с колой и сделал глоток. — Вот честно, Сморчок, я что-то не пойму, — признался Крис. Дожевал, вытер рот ладонью и внимательно посмотрел на Ларри. — Нам по двадцать лет, у нас на любое бревно стоит теоретически, а ты всё какой-то замороженный. Ну скажи, вот честно, что не так? Если мы с тобой экспериментируем, то эксперимент... как это... чистым должен быть. А ты прямо зажатый, как не знаю кто. Нет, я понимаю, ты мальчик домашний: поди, до первого класса с плюшевым мишкой спал? — Нет, — Ларри слегка улыбнулся. — До первого класса не спал. Он уже понял, что нужно ответить, и как объяснить. — Тебе разве в детстве не говорили — по делам земли египетской, в которой вы жили, не поступайте? А мы... поступаем. И меня смущает, что это... неправильно. — Ааа! — Крис как раз решил хлебнуть колы — и поперхнулся. — Вот ты про что! Отец что-то говорил, да. Но, Сморчок, сколько лет прошло: двадцатый век нашей эры заканчивается. Кстати, а по каким делам этой самой земли мы поступаем? — Ну... едим, что хотим и где хотим, — ответил Ларри. — Гамбургеры эти... в кровати прямо. — Ну и что? Удобно же, — удивился Крис. — А ещё? — А еще... спим... с кем хотим. Друг с другом. А это тоже... — Однако! А с кем же надо спать? — С женщинами, — коротко ответил Ларри. — Оу, — Крис усмехнулся. — Вот скажи, у тебя девчонки были? — Женщины — были, — признался Ларри. — Две. — И как тебе? Вот мне лично, если честно — никак. У меня и женщины были, и девчонки, и я всё не мог понять, что же с ними не то. А потом, когда попробовал вот это, — Крис ткнул пальцем в скомканные простыни, — то дошло: никакого же сравнения. С ними что? Даже с девчонками — болтается, как карандаш в стакане. А тут... Он прикрыл глаза и добавил: — Знаешь, давай, вытрясай из своей головы всю ерунду и попробуй сверху. Тебя потом за уши не оттащишь. Экспериментировать — так до конца! Он подсел ближе и взъерошил Ларри волосы: — Кстати, всё спросить хочу, почему у тебя такое прозвище странное: зверски симпатичный парень — и вдруг Сморчок. — Не знаю, — Ларри пожал плечами. — Может, потому что кудрявый? И несуразный. — Глупости это всё. Волосы у тебя... классные. И глаза голубые. Неожиданно. — Папа — ирландец. Это от него такие глаза. — О! Значит, ты просто веди себя не по-маминому, а по-папиному. Ирландия — очень свободная страна, там все пиво пьют, а мужики даже в юбках ходят и без белья, прикинь? — Это в Шотландии — в юбках и без белья, — ответил Ларри. Но Криса уже несло: — А Египет этот... ты, кстати, знаешь, что он нифига не Египет никакой? — В смысле? — Во-от, а туда же! Название «Египет» придумали греки, когда туда припёрлись. Сами местные называли свою страну Та-Кемет, или Чёрная земля, а на древнееврейском эта местность называлась Мицраим! Знаешь, как переводится? «Тесное место» или «узкий проход». А в переносном смысле — несчастье, бедственная ситуация. Понимаешь? — Крис гоготал вовсю. — То есть на древнееврейском языке Египет — это была самая настоящая жопа! Во всех отношениях! Узкий проход, ха-ха-ха! Но, собственно, в этом есть доля правды: по некоторым данным, египтяне трахались в жопу как не в себя, в отличие от наших благочестивых древнееврейских предков!.. — Откуда ты всё это знаешь? — Да маменька моя когда-то работала... в музее этом нашем, который в Центральном парке. Руководила экскурсионным бюро, пока в турбизнес не свинтила. Вот ее пёрло-то? Ах, в египетском зале, в египетском зале! Ах, фараон, ах, фараон! Все мозги вынесла. — Фараон? — переспросил Ларри. — Это который? — Да который у них там в этом... зале грёбаном, — отмахнулся Крис. — Чёрт его знает, я не интересовался никогда. У меня вообще такое впечатление, что они у них там все время разные — то одного привезут, то другого. Но честно, я не слежу, мне эти мумии до одного места! Крис расхохотался и подсел еще ближе. Совсем близко. — Ты это, Дэйли, правда... не заморачивайся, а? Ты такой парень классный, и такой чушью голова забита. Здорово же у нас получается, а? Куда лучше, чем с девчонками. Вот тебе, если честно, с кем больше нравится? — Я... не знаю, — удивился Ларри. — Не могу сказать. Оно... очень по-разному. Он умолчал о том, что женщинам обычно свойственно брать на себя инициативу в постели, а потом говорить, что вышло как-то не так. Или это именно Ларри такие попадались? Хотелось поговорить с Крисом об этом, обменяться, так сказать, опытом. Но Крису, судя по всему, сейчас было не до женщин. — Посмотри на меня, эй! Ларри посмотрел и удивился, как блестят у Криса глаза. — Знаешь, да пошли они все, — сказал Крис хрипловатым голосом. — Их послушать, так мы и жрать должны по графику, и трахаться только с теми, с кем нам сверху разрешат. Да лучше сразу повеситься, нахрен такая жизнь. Вот ты такой чудик, Дэйли, и меня так от тебя прёт, может, как раз поэтому прёт, даже и не знаю. У тебя глаза офигенные, я тебе уже говорил? И я серьёзно, давай теперь ты сверху, только поначалу я всё-таки тебе... Он опрокинул ошарашенного Ларри на кровать, на спину, и провёл языком по головке его члена. — Тоже обрезанный, — усмехнулся Крис в самую головку. — Нас всех обкорнали, а знаешь, зачем? Тебе наверняка говорили — потому что ты еврей. Нифига! Всех мальчишек обрезают, и евреев, и неевреев, чтобы не дрочили. Понимаешь? Да пошли они в ту самую жопу, вот правда. Удовольствия они нам нормировать пытаются! А вот фиг. Если меня прёт дрочить — я буду дрочить, как-нибудь приноровлюсь. Если меня прёт тебе отсасывать, я буду отсасывать, и если прёт тебя трахать, и ты согласен, то мы будем трахаться: кстати, ты сам-то слышал, как ты стонешь в процессе? И сейчас ты у меня кончишь, не будь я Кристофер Гринберг, потому что ну хватит так себя истязать, в самом деле! Ларри закусил губу, но не смог удержаться. Потому что Крис, в отличие от него самого, знал, что делает и зачем, и его действительно так от этого пёрло, что трудно было не застонать в ответ. Даже если понимаешь, что это чертовски неправильно, но всё равно... «Чёрная земля», — почему-то вспыхнуло у Ларри в голове прямо перед самым оргазмом. А потом Крис появился в поле зрения, облизнулся и довольно сказал: — Круто, Сморчок! Отдыхай и пойдёшь наверх, ясно?