Round and Round

Они лежали на кровати Гарри в обнимку, ожидая, пока его мама испечет им шоколадное печенье, и у этих двоих было огромное количество времени для того, чтобы насладиться друг другом и полностью утонуть в их идиллии. Нельзя было сказать, что у них вообще больше никогда не было проблем с момента признания Луи – конечно, были, но их связь, вероятно, была достаточно сильной, чтобы помочь им выстоять. Луи все еще был напуган всем вокруг, а Гарри все еще пытался убедить Луи верить ему во всем, но это были мелочи, потому что у них были вот такие моменты, когда они просто лежали и думали каждый о своем, расслабляясь в руках другого и чувствуя заполняющее грудную клетку тепло. Луи знал, что он в безопасности с Гарри, что он любим и уж точно не одинок, но глупое и так сильно надоевшее чувство в сердце продолжало посылать в его мозг сигналы, которые твердили, что все уходят. Томлинсон сам считал, что это необоснованно и бессмысленно, и ему ничего не хотелось сильнее, чем отпустить прошлое, но оно нагоняло его всегда и везде, и это казалось непрерывной, нескончаемой цепью событий, которую Луи никак не мог разорвать. А Гарри чувствовал, что каждый раз, когда он выходит за дверь, Луи, сам того не понимая, ожидает, что тот не вернется. Поначалу Гарри злился и обижался, даже ссорился с актером и пытался доказать ему, что тот не прав, но в какой-то момент к нему пришло осознание, что это вовсе не вина Луи – и уж тем более не Стайлса, - а того ублюдка, чьего имени Гарри даже не знал. Ублюдка, который когда-то сломал и без того хрупкого Луи, оставив его практически без возможности восстановления. Гарри видел, что Томлинсон старался – и понимал, что если не ради себя, то ради него, кудрявого мальчишки, сломавшего в очередной раз все представления актера об отношениях. Они оба молчали об этой ситуации между ними, оба старались улыбаться друг другу как можно чаще, и в то же время оба так отчаянно пытались исправить любые сложности, которые мешали им на пути. -Что ты теперь собираешься делать? – лениво промурлыкал Луи, слегка освобождаясь из объятий Гарри, чтобы заглянуть в его глаза, и натыкаясь на непонимающий взгляд парня. – Я имею в виду, ты ведь закончил школу. Что теперь? Гарри улыбнулся и устроился поудобнее, прижимая к себе податливое тело. Ему было приятно, когда Луи интересовался его личной жизнью, его планами, его мыслями – это укрепляло его надежду в то, что они не разбегутся в ближайшие две недели, не устанут друг от друга, что он не наскучит Луи, не разочарует его. Это странно, вероятно, потому что Луи достаточно часто спрашивал его о чем-то личном, но Гарри просто всегда чувствовал прилив тепла и любви в такие моменты, и это заставляло его мечтательно и довольно улыбаться. - Я собираюсь взять gap-year и, возможно, попутешествовать или найти какую-нибудь работу, а вообще мне бы хотелось побыть с тобой, - в ответ пробормотал он, не в силах шире открывать рот и напрягать связки сильнее, но потом, слегка стушевавшись, быстро добавил: - Если ты, конечно, не против, потому что.. да, в общем, если ты в порядке с этим, то.. да. Луи сладко засмеялся, посылая вибрацию в грудь Гарри, отчего у парня мурашки пробежали по коже, и Томлинсон поднялся на локтях, перебарывая сонливость, и поцеловал Стайлса в уголок губ, улыбаясь. - Дурачок ты, котенок, конечно, я хочу, - он поцеловал его еще раз, на этот раз серьезнее, проводя языком по его губам, но не продвигаясь дальше, а потом лег обратно, укутываясь сильной рукой Гарри. – Мы могли бы путешествовать вместе, ты знаешь, - тихо проговорил Луи, и он звучал, как старый мечтатель, который рассказывал детям сказки. Гарри нравилось, когда Луи был таким. – Фильм почти готов, и летом будут премьеры во многих местах, и я хотел бы провести тебя за руку по красной дорожке в каждой столице мира, - продолжил он, и Гарри пытался не замурчать от удовольствия, потому что Луи казался таким воодушевленным и довольным своими мыслями, и Стайлс был бы счастлив исполнить все то, о чем говорит актер, и он, вероятно, скоро просто разорвется на части от переполняющего его тепла, от всей той любви, которая слышалась в голосе Луи и заполняла каждую клетку Гарри. - С радостью, Лу, - ответил он и улыбнулся, прикрыв глаза и представляя все это. Луи снова приподнялся и на этот раз лег телом на парня, утыкаясь подбородком в грудь и переплетая их ноги между собой. Гарри нравилось, когда Луи лежал на нем так, потому что он совсем не был тяжелым, и его вес давил приятной и такой сладкой ношей, что Стайлс готов был всю свою жизнь прожить в этой позе. Актер осмотрел лицо Гарри еще раз, словно раз за разом запоминая и так уже выученные черты, а потом, проведя пальцем по скуле, подтянулся к нему ближе и поцеловал лениво и тягуче, так до дрожи приятно, и Стайлс обхватил его тело своими огромными руками, гладил медленно, прижимал к себе, не желая отпускать, и углубил поцелуй, сплетая свой язык с языком Луи, соединяясь с ним, вдыхая его, и они оба потеряли счет времени, потому что это дарило им счастье – просто лежать, плотно прижавшись друг к другу, и медленно и упоенно целоваться, стараясь насытиться, но никогда не уставая, никогда не получая достаточно. - Я не хотела помешать, - услышали парни голос мамы Гарри, в котором отчетливо читалась улыбка, и неохотно оторвались друг от друга, не меняя позиции и только поворачивая головы к двери и улыбаясь в ответ. – Печенье готово, так что спускайтесь, пока оно горячее. Она закатила глаза на то, как Гарри сильнее сжал в своих руках Луи, понимая, что ему придется отпустить его сейчас, но совершенно этого не желая, и Луи засмеялся на это и кивнул женщине, которая сразу покинула комнату. Томлинсон оставил короткий поцелуй на припухших губах Гарри и сполз с него, вставая на ноги и поправляя съехавшую футболку. Гарри не хотел слезать с теплой постели и идти куда-то, он бы предпочел остаться здесь, в объятиях Луи, и уснуть под его тихое бормотание об их идеальном будущем, но он не ел с самого утра, и мысль о вкусной маминой выпечке заставила его оторвать тело от покрывала. Поток нежности от их недавних разговоров и поцелуев с Луи все еще не прошел, и Гарри хотелось делать что-то сумасшедшее и глупое, и он подхватил Луи на руки и понес его по лестнице вниз, как невесту, не слушая пререканий и просьб отпустить, смешанных с заливистым смехом и детскими обзывательствами. Если бы Гарри мог, он бы носил Луи на руках всю свою жизнь. *** Ближе к вечеру, после вкусного перекуса и долгой прогулки, Гарри оставил Луи в его квартире, пока сам спустился вниз за журналом, в котором, как пишут фанаты в интернете, напечатали что-то глупое и смешное про Томлинсона. Путь туда-обратно не занял у него больше семи минут, и, когда он вернулся, он сбросил с ног кеды и с улыбкой пошел в гостиную, начиная рассуждать над заголовком на обложке. Но Луи не отвечал, и Гарри подумал, что тот ушел в ванную или просто не слышит, поэтому отправился на поиски, когда все-таки заметил актера, стоящего на кухне с выражением чистого ужаса и удивления на лице. Он сжимал в ладони свой телефон и беспомощно смотрел на Гарри, но в то же время сквозь него, словно сжавшись, начиная слегка дрожать, а на его глазах кудрявый заметил собирающиеся слезы. Парень кинул журнал на стол и сократил между ними расстояние, забирая из руки готовый уже расколоться от давления телефон и ведя актера в гостиную. Он посадил его на диван и прижал к себе, поглаживал по спине, старался успокоить, шептал что-то на ухо и качался из стороны в сторону, но Луи, кажется, совершенно не реагировал, в мыслях все еще находясь на кухне, обдумывая то, что привело его в это состояние. Его глаза были пустыми, отстраненными, и пара слезинок скатились по щекам, что заставило сердце кудрявого забиться в несколько раз быстрее, его дыхание – сбиться, а руки – крепче сжаться на плечах актера. Гарри сам готов был заплакать, потому что таким сломленным и разбитым Луи не был уже давно, и Стайлсу было страшно, потому что он не хотел видеть, как его любимому мальчику делали больно, потому что он приложил столько усилий на его восстановление, потому что Луи был таким счастливым, радостным, живым, когда Гарри только уходил из квартиры, и вот сейчас он словно выдохнул весь тот оптимизм, возвращаясь на позицию номер один. - Что случилось, Лу? – рвано прошептал он, нарушая вязкую тишину, и Луи повернул к нему голову, словно просыпаясь от своего помутнения и удивляясь находящемуся рядом Гарри. - Мне звонили, - пробормотал он голосом, в котором Стайлс не смог разобрать эмоции, но ему показалось, что он слышит шок и какую-то каплю непонимания, как будто даже Луи не может разобрать своих собственных слов. – Мне звонили ребята со школы, - продолжил он, и тут Гарри испугался, потому что школьные годы не были лучшей частью жизни Луи, и они, вероятно, могли вернуть толику того одиночества, что преследовало его до встречи с кудрявым, и Гарри не мог, просто не мог этого допустить, и ему хотелось встряхнуть Томлинсона, но также он боялся, что от одного неверного движения тот просто рассыплется на мелкие осколки. - Что они хотели, Лу? Не молчи, я прошу тебя... Голос Гарри дрожал, и Луи это не нравилось – он нахмурился и повернулся корпусом к парню, собираясь с силами и раздумывая над тем, что услышал по телефону. Он до сих пор не мог понять, шутка ли это, но в то же время знал, что это правда – он чувствовал это чем-то внутри. - Они сказали мне, что он умер, - проговорил он так, словно сам не верил в сказанное, и Гарри поднял бровь, вопросительно глядя на актера, потому что он совсем потерял нить разговора, но волнение только накапливалось, заставляя его нетерпеливо поерзать на диване. – Они сказали, что он.. тот, что сделал это со мной тогда.. что он умер несколько дней назад. Гарри молчал, как и Луи, и если Томлинсон просто витал где-то в прострации, то кудрявый прогонял эти слова в своей голове снова и снова, складывая их в общую мозаику и обдумывая всю эту картину. Он чувствовал облегчение, смешанное с какой-то глупой радостью, потому что это то, что он хотел сделать сам – убить этого ублюдка, и теперь в его голове появилось множество вопросов насчет того, мучился ли тот урод перед смертью, насколько больно ему было, какой несчастной была его жизнь, что именно убило его, - все это пугало парня, но совсем чуточку, потому что в тот же момент это казалось ему абсолютно нормальным и даже правильным. Он инстинктивно сжал актера в объятиях, и за последующий вечер ни один из них больше не произнес ни слова на эту тему – они обсуждали ужин, затем все-таки просмотрели купленный Гарри журнал, хоть и сделали это не с таким энтузиазмом, с каким планировалось, а потом пожелали друг другу спокойной ночи – Гарри решил, что ему лучше остаться у Луи сегодня, и Луи был абсолютно не против. Они так и лежали, каждый думая о своем, но в то же время их мысли были схожи, и именно сегодня они чувствовали какую-то до боли сжимающую сердце тоску по друг другу и не заснули до самой поздней ночи, целуясь и обнимаясь так крепко, как позволяли силы. *** Они стояли вдали и смотрели, как проходят похороны. Гарри не знал, зачем они поехали туда, но, когда он еще дома спросил, хотел ли Луи посетить эту церемонию, тот не отказался, и Гарри просто знал, что он был слишком запутан и напуган, чтобы вслух согласиться. И они преодолели это расстояние до родного города того парня, чьего имени Гарри так и не узнал и знать не хотел, и все два часа они молчали, слушая лишь тихую музыку, лившуюся из динамиков на фоне вязкой тишины. Луи выглядел вполне спокойным, может, слегка уставшим и потрепанным, но в общем его внешность не навевала на Гарри страха, и это, скорее всего, было причиной, почему он не противился этой поездке. Он рассчитывал, что это в какой-то степени поможет Луи разобраться в себе, своих внутренних стенах и преградах, но в то же время ему просто хотелось, чтобы Луи перестал бояться – чтобы он увидел, как тело его обидчика погружают в землю вместе со всеми несчастьями, которые он принес. Луи только сжимал его руку и внимательно наблюдал за тем, как священник читает речь, как плачет женщина, являвшаяся, видимо, матерью того парня, и еще две девочки рядом, прижимающиеся к ней – его семья, скорбящая по нему и не верящая в эту потерю, и ни один из них не знал, каким настоящим ублюдком он был в жизни, какие вещи он совершал, как ломал людей и судьбы. Возможно, он получил по заслугам – ни Гарри, ни Луи так и не узнали, своей ли смертью он умер или был убит, и что послужило причиной его кончины, - и Гарри откровенно не жалел его, и он не чувствовал ничего, оглядывая массивный деревянный гроб. Его внутренности, однако, сжимались при одном лишь взгляде на семью, оставшуюся без сына и брата – но в большей степени Гарри жалел их не потому, что они потеряли родственника, которого любили, а потому, что они не знали его настоящей сущности, потому, что они, вероятнее всего, всегда будут думать, что он был ангелом – потому что даже вокруг вырытой для него могилы стояли фигурки маленьких белых ангелочков, - или, возможно, когда-нибудь кто-то расскажет им обо всем, что натворил парень, и они никогда больше не будут иметь возможности спросить, что послужило причиной его поведения. Это было так неправильно и нечестно по отношению к ним – они были настоящей семьей для него, они принимали его, они любили и лелеяли его, в то время как он лишил всего этого Луи – он лишил его достоинства и чести, семьи, любви и спокойствия. Гарри понимал, что это неправильно, что это противоречит его внутренним убеждениям, но он был рад, что этот урод умер. Он был рад видеть, как его тело погружают в землю. - Я не знаю, что чувствовать, - пробормотал Луи, тяжело вздыхая и сильнее сжимая в своей холодной ладони пальцы Гарри. Он заговорил в первый раз после того, как они сели в машину, и его голос был хриплым от молчания и дрожащим от непонятной смеси страха и отрешенности. Гарри повернул к нему голову и заглянул в глаза, которые сейчас казались абсолютно серыми под таким же серым и безжизненным небом. - Что ты имеешь в виду, малыш? – он старался звучать нежно и мягко, потому что Луи казался таким хрупким, таким сонным, словно в любую секунду он может провалиться в какое-то небытие, и Гарри не хотел этого, совсем нет. - В какой-то мере я рад тому, что произошло, и мне намного спокойнее от этого, словно... словно те поврежденные части меня, которые мешали мне быть собой, ушли вместе с ним, и.. и дышать стало легче, - он замолчал, как бы отделяя эту его точку зрения от той, которую он собирался высказать далее, в тот же момент укладывая это у себя в голове и отпуская, дыша полной грудью. – Но также я чувствую грусть и.. мне жалко, его, Гарри. Потому что.. посмотри на них, - он кивнул в сторону семьи парня, и Гарри сразу понял, о чем думал актер, - они абсолютно опустошены, и его сестры.. они такие маленькие, они примерно одного возраста с Фелис, и если у меня нет семьи, то это не значит, что его семья должна страдать из-за этого, и я чувствую себя так плохо, я не понимаю, что правильно, а что – нет, и, Гарри, я.. я.. – он задыхался, тараторя все это и даже не замечая, как одинокие слезинки скатываются по его щекам, и сейчас Стайлс отчетливо видел, что Луи винит себя в его смерти, пусть не полностью, но хотя бы частично, словно его ненависть к этому уроду каким-то образом сейчас привела его сюда, в сырую землю. Это было не так, и Гарри не знал, как убедить в этом Луи. - Нет, Лу, не смей, даже не смей винить себя в этом, черт побери! – строже сказал кудрявый и за плечи повернул Томлинсона к себе, встряхивая его слегка и пытаясь уничтожить все эти глупые необоснованные мысли, которые так или иначе снова загоняли актера в то ужасное состояние, мучившее его не так давно. – В этом нет и капли твоей вины, Луи, потому что если кто-то и виноват в его смерти, прямо или косвенно, то это он сам, и если ты начнешь винить себя, мне придется тебя ударить, - подытожил он и уставился в распахнутые глаза Луи, как бы спрашивая, понял ли он, согласен ли он. Томлинсон замедленно кивнул, а затем просто прижался к Гарри, обхватывая его руками за талию и утыкаясь носом в воротник его кофты. Луи решил, что они увидели достаточно, и им стоило направиться обратно к машине, чтобы успеть вернуться домой до темноты, и Гарри был вовсе не против, поэтому, когда актер отстранился, Стайлс переплел их пальцы и потянул его за собой, улыбаясь уголками губ и чувствуя себя действительно.. освобожденным. И, повернув голову назад, он увидел такое же выражение на лице его любимого человека. Возможно, дела пойдут лучше после этого происшествия. *** По дороге они несколько раз останавливались в каких-то магазинчиках и зачем-то обходили их полностью, покупая то шоколад, то сок, то жвачку, дурачились у машины и много-много целовались, пару раз чуть не въехав во впереди стоящие легковушки. Возможно, это был неподходящий день для подобного, но Луи чувствовал нужду в этом, в близости, в прикосновениях, в запахе Гарри. Хотелось чувствовать его рядом: его поцелуи, его крепкие руки, его укусы, его дыхание. И Гарри сам не понимал, как они вообще добрались до квартиры Луи без происшествий, как поднялись на этаж, как смогли открыть дверь, потому что они целовались, не переставая, не отстраняясь друг от друга ни на миллиметр, не прерывая контакта, пытаясь дотронуться до всего и сразу. Когда они все-таки перешагнули порог квартиры, Луи уже даже не стоял на ногах, обхватив ими талию парня, а руками вцепившись в широкие плечи, и Стайлс не мог сосредоточиться на исследовании рта актера своим языком, потому что он пытался следить за тем, чтобы не врезаться, и в конце концов Томлинсон просто опустился губами на его шею, оставляя яркие метки, не в силах прекратить, и давая Гарри возможность вести их. Дерек лишь с невозмутимым лицом закрыл за ними входную дверь, а Лорен сделала вид, что вовсе не заметила прихода босса, увлеченная оттиранием пыли с и так уже чистой поверхности комода, и Гарри был невероятно благодарен им за это, потому что Луи был совсем не в себе – целовал и трогал его так, что Стайлс был возбужден до дрожи еще на полпути в город, и его ошалевшие глаза, опухшие губы и взъерошенные волосы были вовсе не лучшим его внешним видом. Парень несколько раз проклял актера за его манию величия – его квартира была громадной, необъятной, и путь от входа до комнаты занял у Гарри непозволительное количество времени, за которое он успел наткнуться на пару стен и практически заныть от желания. Какого же было его облегчение, когда они-таки достигли огромной мягкой кровати, и он упал на покрывало, снова вовлекая Луи в беспорядочный поцелуй, стягивая с него кофту, запуская руки под футболку, царапая и прижимая к себе – Томлинсон отвечал с неменьшим энтузиазмом, постанывал, пытаясь спустить с Гарри узкие джинсы, обводил руками бедра и дразнил, не дотрагиваясь до эрекции и заставляя парня дергать бедрами вверх в поиске такого необходимого трения. Стайлс не выдержал, переворачивая Луи под себя и разом и полностью раздевая его, скинул с себя остатки одежды и прижался своим пахом к его, облегченно выдыхая. Он был сражен, его голова безостановочно кружилась, и он не мог сфокусировать свой взгляд на чем-то, кроме Луи. Луи был всем для него сейчас – не только сейчас, - и Гарри просто хотелось поглотить его, никогда больше не быть обязанным прервать это безумие, и актер отвечал так чувствительно, так жарко отзывался на каждое движение Стайлса, что у того сносило крышу, не оставляя ни малейшей капли сознания. Гарри множество раз видел тело Луи – в большей степени потому, что на его стене в его комнате было отдельное место для постеров и фотографий топлес, - но сейчас Луи был перед ним совершенно открытый и такой разгоряченный, - и совершенно полностью его, - и это не было одной из тех вещей, которые можно было спокойно выдержать. Парень честно старался, но Луи так выгибал спину, так желал прикосновений, трения, так развратно постанывал и тяжело дышал, что Гарри пытался не кончить от одного его вида, от теплого тела, прижимающегося к нему словно в агонии, от осознания того, как близко к нему это совершенство, как доверяет ему Луи, раз все еще не пытается оттолкнуть, все еще сам получает от этого удовольствие. Стайлс оторвался от желанных губ и спустился к ключицам, не упуская ни клеточки, целуя, кусая, зализывая все его тело, слушая вздохи и просьбы из губ Томлинсона, и он чувствовал, как узел в его паховой области тяжелеет с каждой секундой. Когда он все-таки дошел до низа живота Луи, он поднял глаза вверх и с удивлением заметил.. слезы? Гарри задержал дыхание, наблюдая, как несколько капель скатывались по щекам из зажмуренных глаз актера. - Лу?.. – шепнул он так тихо, что практически не расслышал сам себя, но Томлинсон отозвался распахивая глаза и смотря на Гарри таким взглядом, что в груди кудрявого вдруг поднялась невероятная буря вины, злости на самого себя, потому что Луи, видимо, был не готов, и Гарри снова все испортил, он снова сделал только хуже. – Лу, черт, прости, Лу, я... Не плачь, Лу, я больше не буду, я ухожу, видишь, я... Он привстал с Томлинсона, слезая с кровати и стараясь не заплакать тоже, унять трясущиеся руки и дрожащий голос. Но он не успел даже поставить ногу на пол, как влажная ладонь схватила его за запястье, потянув на себя с какой-то неожиданной силой. - Нет, Гарри, нет, господи, продолжай, я прошу тебя, продолжай, - он закинул голову назад, выставляя на показ изящную шею, на которой уже почти не было живого места от укусов и засосов Гарри, и это было так до неприличия возбуждающе, что Стайлсу пришлось сжать руки в кулаки, чтобы не наброситься на актера прямо сейчас и не впечатать его в этот упругий матрас. - Ты плачешь, черт побери, как я могу продолжать, когда я делаю тебе больно, Луи, перестань, - голос Гарри дрожал от возбуждения и подступающих слез, но он старался подавить и то, и другое, потому что самым важным сейчас был человек перед ним, а не его собственные эмоции. - Я хочу этого, Гарри, я хочу тебя, - что-то такое было в тоне Луи, когда он сказал это, что Гарри верил ему, хотя, возможно, ему просто хотелось верить, но он уже не смог здраво мыслить и сдерживаться, когда Луи дернул бедрами вверх, закатив глаза от желания, и рвано прошептал: - Я хочу тебя внутри. Стайлс зарычал от безвыходности этого положения, потому что, будь он хоть немного более терпеливым, он бы просто доставил Луи удовольствие, забыв про себя и отложив эту новую ступень их отношений на неопределенный срок, но он вовсе не был таковым, и сексуальный и такой хриплый голос Луи вовсе этому не способствовал, поэтому Гарри просто снова набросился на него, целуя, кусая губы до крови и сминая ладонями бедра актера, вдруг так неожиданно осознавая, насколько тот по-настоящему маленький по сравнению с ним. Луи махнул рукой в сторону своей прикроватной тумбочки и еле слышно шепнул: «Там», и Гарри быстрым движением достал оттуда холодную баночку смазки и ленту презервативов. Луи сразу отбросил предохранение в дальний угол комнаты, и Гарри только с улыбкой кивнул, почему-то считая это действие достойным подобной реакции, растер между ладонями светлый гель и нанес его на свой член, стараясь действовать аккуратно, чтобы не кончить от своих собственных прикосновений и вида Луи, который согнул ноги в коленях и, так нереально соблазнительно открывшись перед Гарри, разрабатывал себя своими пальцами, насаживаясь и заставляя Гарри захлебываться собственными слюнями. Стайлс убрал руку Луи и, поцеловав его в нос, медленно вошел совсем немного, глядя на Луи и ожидая, что тот кивнет или что-то скажет, но актер только нетерпеливо простонал, дергаясь навстречу парню и пытаясь насадиться самому – и это было последней каплей в чаше выдержки Гарри: он вошел на всю длину, прижимая актера к себе и полностью отдаваясь ощущениям, а после задвигался в рваном ритме, с каждым толчком выбивая из Луи выдохи, смешанные со стонами, и разгоняясь, двигаясь все быстрее. Он пребывал в какой-то эйфории, упустив тот момент, когда Томлинсон со вздохов перешел на громкие крики, от которых Гарри лишь сжимал зубы и ладонями сильнее сдавливал бедра актера, потому что, черт, он был таким невероятно горячим, эротичным, непозволительным, и Стайлс просто пытался продлить это удовольствие. Луи цеплялся руками за его шею, скользил по плечам, царапал, тянул и делал это практически пыткой – настолько невыносимо хорошо было кудрявому, что перед глазами уже летали звезды, а в голове было абсолютно пусто, кроме одного лишь слова-выдоха: Луи. ЛуиЛуиЛуи, повсюду только Луи, который так безвозвратно охватывал всю жизнь Гарри и так крепко сейчас сжимал член парня внутри, и от этого узкого горячего плена было тяжело дышать. В какой-то момент он особенно сильно задел его простату, и Томлинсон выгнулся, прижимаясь грудью к Гарри и кончая, так и не прикоснувшись к себе, и его мышцы стали сокращаться, обхватывая эрекцию Стайлса так крепко, что парень не выдержал и кончил вслед за актером, сжимая его кожу так сильно, что на боках, скорее всего, останутся яркие отметины, что, собственно, не волновало Луи ни капли. Гарри же это приносило странное и нездоровое удовольствие. Луи был безоговорочно его теперь. Когда они, изможденные и такие влюбленные, стояли под душем чуть позже тем же вечером и медленно растирали гель по телам друг друга, ни один из них не мог убрать с лица широкую глупую улыбку, от которой уже начинали болеть щеки. Они все еще не сказали друг другу и слова после всех тех стонов, что разнеслись по квартире и заставили их густо краснеть при одном лишь взгляде на такую же смущенную Лорен, которая застала их, когда они пробирались в ванную, но это не было неловкой тишиной – скорее нужной. Не то чтобы они собирались молчать до завтра. - Спасибо, - тихо пробормотал Луи, улыбаясь еще шире, а Гарри только удивленно распахнул глаза и наклонился, заглядывая в серо-голубые омуты актера. - Кто вообще благодарит за секс, Лу? – насмешливо спросил он, притягивая парня к себе не совсем близко, чтобы все еще иметь возможность смотреть в его глаза. - Я не благодарю за секс, дурак, - ответил он, делая обиженное личико и заставляя волну тепла, нежности и любви окатить Гарри с ног до головы и практически лишить его дыхания. – Просто спасибо за тебя, - он обнял Стайлса за талию и прижался к его плечу щекой, создавая такой необъяснимо приятный контраст между прохладной водой, льющейся сверху, и своим горячим телом, согревающим сердце парня. - Я тот, кто должен быть благодарным, - прошептал кудрявый, и его голос почти слился с водой, обволакивая их и даря такое необходимое спокойствие. Снова наступила вязкая тишина, давившая на плечи и заставившая Гарри прильнуть спиной к стене, чтобы не упасть от навалившейся сонливости. Так они и стояли: Луи пальцами пробегал вверх-вниз по спине Гарри, вычерчивая одному ему понятные узоры, а Стайлс прижимал к себе хрупкое и такое маленькое тело любви всей его жизни и раздумывал, когда он стал таким везучим; пока Луи снова не заговорил, на этот раз делая голос чуть серьезнее: - Я никому не позволял быть во мне с того как,... ну, с того раза, - его голос был мягким, но прямым, пробиравшимся прямо под кожу Гарри, прямо в его мысли, заставлявшим крепче обхватить актера руками и тяжело сглотнуть, слушая, как тот продолжает: - Это вероятно, не такое уж и событие, учитывая, что-.. - Ты жалеешь? – Гарри же, наоборот, звучал достаточно жестко, но Луи каким-то образом чувствовал, что тот не нападает, не злится, не вызывает. Он просто беспокоится. Луи было приятно. – Только честно. - Нет, конечно, нет, - пробормотал он и встал на носочки, дотягиваясь до любимых губ и невесомо целуя, прикрыв глаза. - Тогда спасибо, - облегченно выдохнул Гарри и улыбнулся, придерживая актера за талию так, что тому практически не нужно было прикладывать усилий, чтобы быть с парнем одного роста. Это было скорее привычкой, чем действительно необходимостью сейчас, и Стайлс заметил, как, сам о том не думая, притянул Луи к себе ближе, словно огораживая его от всего вокруг. Ему нравилось иметь подобные рефлексы. Ему нравилось иметь что-то постоянное и само собой разумеющееся, связанное с Луи. - Кто вообще благодарит за секс? – передразнил кудрявого Томлинсон и легко засмеялся, целуя чуть глубже и серьезнее, обхватив руками шею Гарри и практически повиснув на нем. Он не чувствовал отвращения к себе или кому-либо еще, он не чувствовал одиночества, грусти, страха. Он чувствовал нежность и любовь. И, когда эти огромные руки поддерживали его за талию и прижимали к широкой груди, Луи чувствовал себя в безопасности. Это было чем-то новым. Все новое - это хорошо забытое старое. Ему нравилось это.