Награда за страх

      Кроме как дураком назвать я себя не мог. Я посмел от безысходности проявить слабину, не сдержав спонтанный приступ вспыльчивости, а теперь платить по счетам. Машины издали свой протяжный вопль словно стая волков, воющих в предвкушении пиршества, но после нахлынувших и подобно туману затмивших все мысли эмоций мой мозг будто бы отказывался вразумлять факт угрозы. Я, отрешённым взглядом сверливший пол, сам же покорно дозволил накинуть на свою шею петлю и с приближением роботов всё туже её затягивать. Может показаться, что за этим спектаклем смиренной бредовой и весьма рискованной самопожертвенностью был скрыт не вполне оправданный побуждающий мотив — выманить наконец загадочного товарища по несчастью, но нет, это не более чем эффект разгорячённой психики подобно плотине, давшей трещину. Ну, раз уж так, то пора и выпутываться из посеянной собственной же оплошностью неприятности.       «Так, стоп, соберись, даже такая безнадежность не повод сдаваться», — настраивал я свой поникший дух. Всё же вернувшись в реальность и встрепенувшись, я осмотрелся по сторонам. Машины рядом — уже чую их. Последующее не особо продолжительное время ушло на ставшее мне уже привычным занятие, бегство. Камеры всё также преданно показывали неутолимо разыскивающую меня стаю зверюг. Но даже моё «всевидящее око» не смогло уберечь от напасти, которой было наверное предначертано рано или поздно свершиться. Старый знакомый лис, категорично отрёкшийся от смирения с нашим «горестным» расставанием, вскоре добрался до меня. Рыжий выскочил из тени и устремился ко мне. Решение было предсказуемым — смываться. Тикая от одного, меня притормаживает другой. Замеченный кроликом меняю направление, которое благодаря «подлетевшей» курочке не было постоянным. Не единожды наталкиваясь на аниматроников, я метался по центру словно пинбольный шарик, рикошетившей по всему игровому полю, только очков мне в награду не прилагалось.       Беготня с прятками могла продолжаться бесконечно, но будто по предварительно предписанному сценарию и беспрекословному велению незримого режиссёра, дабы не растягивать сюжет истории, я попадаю в засаду. Я влип в окружение, а пробить брешь в смыкающемся вокруг меня кольце не раз плюнуть. Цыпа и длинномордый стали наступать с тылов, кролик прётся в лоб, а за спиной перила третьего этажа, сигать с которого равносильно бросаться с голыми кулаками на сами машины. Словно в регби нападающий с мячом, обходящий соперников противоположной команды, рвусь напролом, проскакивая мимо животных, но кролик своей могучей лапой хватает меня за балласт на спине и затаскивает обратно в суматоху, бросая на пол. Вновь уклоняюсь от крюка, но не от крыльев, которыми безразборно размахивала птица. Лезвия ранят меня, оставляя почти в ширину всего туловища скошенный и ровный будто под линеечку порез, из которого как и сок из ствола дерева засочилась кровь. Отхожу назад, ещё один уклон от удара лиса, а через секунду меня ловит робот с образом кролика и хваткой агрессивной гориллы. В подвешенном состоянии он держит меня двумя лапами, сдавливая ими мою голову как грецкий орех щипцами, чтобы скорлупу расколоть. Я, истошно крича от боли, отчаянно пинал берцом по морде робота и ещё, и ещё, тем самым ненарочно спровоцировав его со всей силой отправить меня полётом с предвещающей лишь тяжкие увечья траекторией в «пропасть». Помню только то, что врезаюсь об противоположные перила уже второго этажа, а дальше скоротечный спуск, посадку которого мягкой не назовёшь, на первый.       Падаю плашмя, впечатываясь головой в мрамор. Сознание якорем утягивает в бездну забвения, всё тело ломит, подвижность хуже чем у дождевого червя, зато вероятности моей кончины хоть отбавляй. «А может оно и хорошо, — навеяла мне безысходность вдруг мысль, — может только смертью я добьюсь облегчения?» Моя натура неоспоримого кремня с презрением относилась к такому жалкому и позорному пораженчеству. Но уйти на покой ещё мне не суждено. Сколько времени прошло? Час, два? Не знаю. Периодически получалось прозреть, размыкая веки. Роботы видимо посчитали меня уже мертвецом, раз до сих пор не явились убедиться в этом, проверив мою тушу.       Тут я почувствал, что некто попытался меня поднять, но, не осилив мою массу, просто-напросто аккуратно потащил. Но кто, ответить полноценно я не способен был. Рассудок граничил с агонией, когда многое вокруг могло восприниматься в ином неестественном и чересчур абстрактном представлении, мир мелькал прерывистыми кадрами, среди которых я высмотрел будто через мутное стекло спасателя в тех же лохмотьях, а также его белые и по ощущениям нежные с шелковистой, мать его, шёрсткой руки…