Почему так больно..?

Юнги было сложно вспоминать тот день, но он делал это снова и снова, наплевав на собственное чувство достоинства и вид холодного и неприступного альфы. Каждый раз был для него как новый выстрел в голову, нет, как миллионы выстрелов, которые после себя оставляют глубокие и неопрятные шрамы, но ничто не сможет затмить шрам, что навсегда останется в его сердце, которое больше не будет принадлежать никому. Так думал Юнги. — Ты еще дуешься из-за того омежки? — Чонгук издевательски посмотрел на Мина — он знал, что давит на больное. Если подумать, то Чонгук всегда знает слабые места и, сука, всегда пользуется этим. Все люди удивлялись, мол, как? А ответ прост. Чон ничем не отличался от своих жертв и страдал точно так же, но он кое-чему научился: делать больно в ответ. Мин ничего не говорил, лишь понурив голову слушал собственное сердцебиение, что эхом отдавалось где-то в голове. — Ненавижу. — наконец-то вырвалось из уст Юнги. — Что? — улыбаясь странно и в то же время сладко и противно спросил Чонгук. Ему доставляло удовольствие издеваться над людьми. Видеть боль и страдания — самое лучшее представление для Чона. — Я ненавижу тебя, ублюдок! — сорвался на крик светловолосый. Ему было больно, больно осознавать то, что он никак не мог помочь </i>ему</i> в тот роковой день. Осознание этого убивало изнутри, окутывало сознание и поглощало все больше и больше с каждым днем. Чонгук хотел было что-то съязвить в ответ, как дверь в помещение резко слетела с петель, а точнее отлетела от взрыва в стену. Юнги такая картина ничуть не удивила, чего не скажешь про Чона: распахнутые от удивления глаза и сбитое дыхание выдавали альфу с потрохами. В этот момент Чонгук провалился куда-то в другую реальность. — Бросайте оружие! Все на пол! -вооруженные мужчины в форме заполнили комнату и окружили всех посторонних людей, включая Мина. На лице Чона читался страх. Он не верил в это. Многие годы он скрывался от полиции и мастерски заметал следы, не оставляя ни одного отпечатка, ни одной зацепки и даже не парился по этому поводу, потому что знал, знал что его не найдут и вновь все грязные дела сойдут с рук. — Чон Чонгук, вы обвиняетесь в многочисленном совершении преступлений насильственного характера, а также за торговлю наркотиками и оружием. Мужчины в форме расступились и между ними показался солидный альфа, старше Чонгука, но младше Юнги. Он вальяжной походкой подошел к Чону и, не вытаскивая рук из карманов брюк, окинул альфу серьезным оценивающим взглядом, будто пытаясь понять, как этот человек мог водить за нос всю местную полицию и распространять свой нелегальный бизнес и криво ухмыльнулся, всем видом показывая, кто тут хозяин положения. Чонгук медленно поднял опустошенный, но полный ярости взгляд на нежеланного гостя и Чона передернуло так, будто через него только что прошел электрический заряд, напряжение которого десять тысяч вольт, не меньше. — Хосок. — теперь-то Чонгук понял, что облажался по полной, но не понимал где, в чем просчитался? Ведь он всегда продумывал все до малейшей детали, все было до невозможности идеально. Вечерами Чонгук мог часами сидеть и прокручивать всевозможные исходы и Чону это ни капли не надоедало, даже нравилось, ведь он — стратег. Любой исход, любое решение, каковым бы оно не было, альфа уже знает, что так будет и несомненно ему на руку. И если Чонгук всегда на шаг впереди, то Хосок — на два. Так было всегда. *** — Эй, хён! Ты не видел мой шоколад? — маленький альфа лет десяти выглянул с кухни и обеспокоенным взглядом уставился куда-то в темноту, из которой вскоре показалась рыжая макушка. — Чонгукки, подумай головой, — уже более старший альфа подошел к Чону, — ты всегда прячешь что-то, если тебе это дорого. — Но. Хосок-хён, как ты узнал? — младший опустил голову и пошаркал ногой по паркету. — Ну, во-первых ты все время нервничал и крутился рядом с местом, где спрятал шоколад, скорее всего ты беспокоился о том, что кто-нибудь может найти и съесть его, во-вторых — слишкои часто смотрел туда, будь ты на диване или около окна, не важно. Ты все равно смотрел туда. — Ого. Но ты же отдашь его мне? — детские глаза загорелись счастьем. — Конечно, но помни, что когда-нибудь все обернется против тебя.