Kai Engel — March.
— Друзья? — Госпожа Инсан поставила перед Юнги кружку с дымящимся чаем, а сама села рядом, прижав к груди круглый поднос. — Тэхен какое-то время был на домашнем обучении и вернулся в школу только в старших классах. — Почему? Он был болен? — Юнги сделал глоток терпкого чая со странным привкусом пыли. — У моего мальчика был ослаблен иммунитет, но причина была в нашей с мужем работе. Так было легче присматривать за ним, — женщина прерывисто вздохнула и начала протирать поднос рукавом кофты. — Я понимаю, что мы были ужасными родителями. Мы были настолько одержимы мыслью, чтобы наш мальчик не имел ни в чем нужды, что часто забывали о… самом главном. Когда ты становишься родителем, то должен быть кем-то вроде супергероя. Работа отнимает много времени, но ты никогда не должен пропускать сказку на ночь. Понимаешь, Юнги? Блеклость её пропитывала собой воздух. Грязные цвета одежды смешивались с бледностью сухого лица, проскальзывали сквозь волосы, с проседью, аккуратно собранные в строгий пучок, и застывали в глубине уставших, потускневших глаз. — Многие упрекали нас в этом. «У них не было времени на ребенка» — говорили они. Но оставь мы свою работу и что тогда? Тэхен вырос бы в нужде. Возможно, он даже винил бы нас за нищету. И даже тогда люди не перестали бы говорить. Люди всегда осуждают. Даже самые близкие. Юнги не знал, что ответить. Белесый пар поднимался от остывающего напитка. Он струился вверх вдоль синевато-серого полумрака комнаты и пах пылью. — У чая странный вкус, да? — Госпожа Инсан заботливо улыбнулась, прогоняя со своего морщинистого лица печальные призраки прошлого. — Он настоян на лечебных травах. Этот дом старый и ветхий, но здесь хорошая акустика. Поэтому, иногда я слышу, как ты кричишь во сне. Пыльный привкус застрял на кончике языка. Юнги смущенно сделал еще пару глотков. Он смотрел в травяную гущу на дне кружки, в попытке найти нужные слова, но слов там, почему-то, не было. — Каждый живет со своими призраками, — тихо прошептала женщина, накрывая холодной ладонью руку Юнги. — Я дам тебе адрес. Не думаю, что у моего сына были близкие друзья, но он крепко дружил с моим племянником. После похорон мы передали ему часть вещей Тэхена, возможно, там есть что-нибудь важное. — Вы сказали Тэхену, что ничего не осталось, почему? — в голосе Юнги нет осуждения, лишь любопытство. — Кто знает… Может, я просто боялась узнать правду? Увидеть в той коробке с его вещами свою вину? — Но сейчас вы не боитесь? — Сейчас… — Инсан окинула тусклым взглядом комнату, слабо улыбнулась и прошептала, — нет, не боюсь. Я очень устала, Юнги… Женщина медленно поднялась, продолжая прижимать к груди поднос, и ушла на кухню, тихо шаркая по полу старенькими тапочками. Юнги хотел остановить её, только не понимал зачем. Ему просто хотелось взять её за руку и, может быть, положить голову на её худенькое хрупкое плечо. В детстве это всегда срабатывало. Слезы каким-то чудесным образом высыхали, а вся печаль, пробегая вдоль маминых теплых рук, испарялась. Юнги давно не видел маму. Лишь раз, в больнице, когда она сжимала тоненькое запястье своей дочери и плакала, плакала, плакала…***
— Я думал, ты привязан к дому, или что-то вроде того. Автобус плавно петляет по улицам Тегу. Оживленный город, вымоченный в затяжном дожде, тонет в привычном гомоне людских голосов. В салоне приглушенно играет музыка, на задних рядах оживленно беседует группа туристов, остальная часть отгородилась от окружающих мотками спутавшихся наушников. — Твое «что-то вроде того», пробуждает во мне чувство неопределенности, — грустно ухмыляется Тэхен. — Я не знаю, как это работает. Если ты спрашиваешь меня об этом? Я просто иду за тобой. Автобус останавливается на очередной остановке и в салон входит пожилая женщина. Юнги машинально поднимается со своего места, помогая старушке присесть. Та мило улыбается в ответ и заботливо касается его головы, мягко взъерошив волосы. На долю секунды Мину показалось, что он видит в благородных старческих чертах женщины свою бабушку. Она умерла задолго до трагедии, после которой их жизнь рассыпалась как крупа из порванного пакета. Пассажиры вокруг превратились в нечеткие размытые тени, а он ненадолго застрял в ее бесцветных, слезящихся глазах. — Зачем ты это сделал? — врывает Мина из оцепенения голос Тэхена. — Потому что так принято, — пожимает плечами Юнги. — Она ведь бабушка. — И что? — не унимается Ким, чей силуэт постоянно рябит, стоит только кому-нибудь из пассажиров задеть его рукой. — Она стара. Ей осталось всего-ничего. От того, что ты уступил ей место её жизнь не увеличилась даже на пару секунд. Это тоже самое, если бы перед тем, как повеситься, я бы не простоял полчаса под деревом, а просидел, понимаешь? — Знаешь, я не уверен, что меня вообще должно это волновать. Ты и при жизни был таким засранцем? Сбивчивый голос объявляет нужную остановку и Юнги продвигается к выходу. За окном мелькают ряды свеженьких новостроек. — Нет, вообще-то. Просто теперь я могу смотреть на некоторые вещи с другой точки зрения. Юнги в ответ лишь беззлобно фыркает, оплачивает проезд, за двоих, и выходит из автобуса. — Совсем двинулся, — прикрыв глаза, выдыхает Мин. Он достает из кармана куртки смятый листок, на котором аккуратным почерком Госпожи Инсан красуется адрес. — Я покажу, — отзывается Тэхен. — Помню дорогу. — Похоже, вы с этим парнем были близки, — подмечает Юнги, пропуская Кима вперед. Они спускаются вниз по улице и сворачивают в проулок, оставляя позади оживленную улицу. Новостройки попадаются все реже, уступая место стареньким домам с поблекшей облицовкой. Ровный асфальт проседает, покрывается трещинами, сворачивается в кривую полосу и разбегается к нестройным рядам домов. Узкая улица изгибается частями искорёженной старческой челюсти: дом — пустырь — дом — полусгнившие обломки. Похоже, это один из тех районов, что доживает последние мгновенья своей жизни. Потом дома снесут, сгнившие зубы вырвут с корнями, а их место займут новые идеально-белые высотки. — Я любил его, — наконец шепчет Тэхен. — Как брата, разумеется. Но, знаешь, если любовь и существует как нечто непостижимое и возвышенное, то я любил его самой преданной и всеобъемлющей любовью. — Такое бывает? — Мин замедляет шаг, чтобы отдышаться. Его взгляд жадно цепляется за силуэт парня. Ким смотрит ему в глаза и улыбается. — Думаю, что да. Он был для меня всем. Вернее, он был всем для Ким Тэхена. Сейчас во мне нет чувств, я — лишь воспоминания. Юнги смотрит на свои изношенные ботинки. Их носки стремительно пожирают ленту цементно-серого тротуара. — Очень дерьмово жить воспоминаниями, — неожиданно для самого себя выдает Мин. Ким останавливается возле маленького дома. Когда-то его стены были желтыми, но время размыло цвет, оставив грязные акварельные подтеки. Он замирает. Его тусклые карие глаза бесцельно цепляются за ржавые изгибы уличного фонаря, скользят по избитой дорожке, по мутным окнам, за которыми скрываются коричневые занавески. На долю секунды его сознание теряется в пространстве. Оно зависает тишиной над хрупким сосудом, который покинуло, осторожно касается плеч Юнги, и возвращается на место. Тэхен вздрагивает. Взгляд проясняется. И он говорит. — Вы страдаете не от воспоминаний, а от чувств, которые когда-то испытывали. Яркие моменты искажаются под призмой времени, распадаются на части, оставляя после себя дыры, которые необходимо заполнит. И они заполняются. Недостоверным, надуманным, воображаемым. В Настоящем этого давно не существует, но люди продолжают тащить туда изувеченные воспоминания. Вам больно. Вы страдаете. Вы продолжаете откапывать эти трупы и укладывать их спать в свои кровати. — Тэхен подходит к белой двери и осторожно касается пальцами старого дерева. — Загнул. Много ты об этом знаешь? — Мин грустно улыбается. Он не выкапывает по ночам свои трупы, они всегда шагают рядом. Его маленькая армия зомби. — У меня было время подумать, — Ким улыбается в ответ. — Мы пришли. — Что мне ему сказать? — Юнги замирает, едва коснувшись рукой двери. — «Привет, здесь твой родственник хотел бы узнать, почему он умер?» — Или ты можешь просто поздороваться. Мама говорила, что обычно диалоги начинаются именно с этого. Мин издает нервный смешок. — Слово «обычно» нам не очень подходит, тебе не кажется? — Мы просто попробуем, — беззаботно пожимает плечами Ким.