Разные

       — Роуз, — Джон нахмурился, — что случилось? Ты сама не своя.        — Я думала, мы доверяем друг другу, Джон — она укоризненно посмотрела на него и покачала головой.        — А что, не доверяем? Что происходит?        — Зачем ты угрожал Дейву?        — А, — выдохнул Джон, — вот оно что.        В мастерской сегодня закоротило электричество, разъяренный клиент решил списать свои косяки на ошибку техподдержки, потребовав семьсот баксов назад, счет за электричество пришел такой, точно у него в квартире футбольная команда из Ливерпуля поселилась, в добавок ко всему разыгралась мигрень, только теперь стала успокаиваться, но, как оказалось, это далеко не последняя проблема на сегодня. Знал ли Джон, что сладенький мальчик, запавший на Роуз, обязательно расскажет ей о том, какой ее парень говнюк? Он был чуть лучшего мнения о Дейве.        — Джон, — она помотала головой, — я не хочу скандалить и ссориться, но как мы можем жить вместе, если ты мне не доверяешь? Зачем ты угрожал ему? Зачем ты вообще поднял эту тему? Ты же знаешь, что я никуда от тебя не уйду.        — Роза, — он обнял ее за плечи, — я доверяю тебе. Я не доверяю ему. Я знаю этот взгляд. И ты его знаешь тоже. И меня бесит, что он смотрит на тебя, как кот на сметану.        — Пусть смотрит — Роза равнодушно пожала плечами. — Какая разница, если я смотрю только на тебя?        — Большая, Роза, — он прикусил губу, — ты знаешь, что он не просто на тебя смотрит, но и гадит, порядочный мальчик Дэвид. Могу поспорить, ты не знала, что он ходил к твоей маме страдать по поводу того, какой я мерзкий гад и негодяй.        — Что? — побледнела Роза, отступая на шаг. — Откуда тебе известно об этом?        — От него самого. Не так давно я ехал с работы, хотел зайти к твоей матери, потому что я все еще надеюсь исчерпать наш конфликт, как вдруг заметил, что он идет к тебе. Когда я об этом спросил, поинтересовался, что он делал у Джекки, он даже не пытался отрицать этого. Тебе не кажется, что делать такое — по меньшей мере, низко?        Роза тяжело вздохнула, подошла к окну и, отвернувшись, стала смотреть на улицу.        Он подошел к ней, обнял за плечи, прижимаясь щекой к щеке.        — И все равно, Джон, не нужно было этого делать. Какая разница, кто на меня смотрит, если я смотрю только на тебя? Я с ним поговорю.        — Хорошо, только на меня не обижайся, ладно? Я сделал так, как считаю нужным, Роза. Я никому тебя не отдам.        — Тебя у меня никто и не заберет. Я уже говорила тебе, нравится это кому-то, или нет, свой выбор я уже сделала. Это главное.        — Да — он кивнул, коротко целуя ее в губы.        Роза повернулась к нему, уже улыбаясь. Нежное касание пальцев к щеке заставило улыбнуться и его.        — Сегодня, между прочим, три месяца с того дня, как мы начали жить вместе. Хочешь, сходим, прогуляемся? Дождя, наконец, нет.        — Пойдем. У меня, между прочим, по этому поводу подарок. Но вручу я тебе его ночью.        — Почему это? — немного разочарованно вздохнула Роза.        — Потому что пришла ты ко мне за полчаса до полуночи, так что, формально дата у нас завтра. Иди, собирайся.        Розу никогда не нужно было звать дважды. Запрыгнув в новые джинсы, обмотав шею шарфом и переобувшись в кроссовки, она стала с нетерпением ждать его.        Вечер был тихим и удивительно теплым, если учесть то, что последние три дня почти без остановки лил дождь. Роза традиционно сунула пальцы в его руку, то поглаживая, то сжимая. Лопала пломбир с шоколадной крошкой, который они купили на углу в переулке, улыбалась и слушала его рассказы.        — Когда я был маленьким, любил все чинить.        — Правда? А я ломать.        — Ну, чтобы починить, нужно было сначала все поломать. Помню, мне особенно попало за сломанный телефон. Сидеть больно было недели две.        — Родители тебя били?        — Дважды. Один раз папа отлупил за телефон, во второй раз — когда я ушел из дому и вернулся на вторые сутки, мама надавала оплеух.        — Ох, а я часто сбегала из дому. Почти всегда — в одно и то же место. За магазином, около которого мы жили, были высокие кусты. Я даже не помню, что именно росло там. Но я лазала туда, поджимала под себя ноги, и сидела так часами. Иногда даже засыпала.        — Почему убегала?        — В основном, потому что мама заставляла меня учиться. Ну, понимаешь, все эти учебники, уроки, зубрежка. Я это до смерти ненавидела. Литературу еще могла как-то воспринимать, мне нравился Диккенс, а вот все остальное вызывало во мне желание бежать, сломя голову.        — Почему тебе так не нравилось учиться?        — Потому что это скучно. Ну, правда. Как бы мне пригодилось знание отряда чешуекрылых, например, в дальнейшем? Или что я знаю дату Варфоломеевой ночи? Я не понимала никогда, что дают все эти знания, а, когда я чего-то не понимаю, то и не делаю.        — А я даже не знаю, нравилось ли мне учиться, или нет, — задумчиво произнес Джон, — правда, не знаю. Нет, ненависти к школе я точно не испытывал, но вряд ли был увлечен самим процессом.        — Но ты же как-то умудрился быть отличником, значит, все не так уж плохо, правда? — с улыбкой спросила Роза.        — Просто учился, потому что родители всегда хотели этого. Мне нравилось, что они гордятся. Я думал, что, в какой-то степени исполняю сыновий долг. Правда, когда пришла пора идти дальше, я поступил в Хаддрсфилд, заочно, и пошел работать в авто-мастерскую друзей моего отца. Работать мне нравилось, любовь к сборке всего, что собирается, осталась с детства.        — Послушный сынок, да? — Роза беззлобно рассмеялась. — Моя мама была бы счастлива, будь я такой. Она не жаловалась, но однажды сказала, что я часто бунтую. Особенно когда была маленькая.        — И в чем это проявлялось?        — Во всем. Даже в том, что я цепляла разноцветные шнурки на кеды. Маму это жутко бесило. Она всегда хотела, чтобы дочь любила платьица, юбки и романтические фильмы.        — А ты не любишь романтические фильмы, Роза?        — Терпеть не могу, — брезгливо ответила она, — мне больше детективы нравятся, там хоть подумать можно.        — Черт возьми, — он взорвался смехом, — а со мной ходила на «Дневник памяти». Почему сразу не сказала, я почти совершил подвиг, смотря это говнище сопливое!        Роза пожала плечами:        — Парням не очень нравится, когда девушка не нежный романтичный цветочек. Когда я говорила парням, с которыми раньше встречалась, что мне больше по душе ужастики и триллеры, они от этого в восторг не приходили.        — Я еще так мало знаю о тебе — он покачал головой. — Мой косяк.        — Я тоже, но у нас целая жизнь впереди — она быстро поцеловала его в щеку и, сунув руку в карман его пальто, быстрее зашагала рядом.        Домой они вернулись, когда вечер уже в полную меру вступил в свои права.        Переодевшись в домашнее, сели за ужин — Роза приготовила яичницу с беконом и салат из морской капусты. Он ел быстро и с аппетитом, она — тщательно жевала, накручивая на вилку капусту.        — Терпеть не могу эту гадость.        — Тогда ешь омлет с соусом.        — Да это все мама. Всегда говорила, что нужно есть салаты и овощи. Привычка. От нее не так просто избавиться, оказывается.        Джон ничего не ответил, но улыбнулся, отправляя еще один кусок в рот.        — Пойдем хоккей смотреть.        Роза кивнула. Не то, чтобы она была заядлой спортивной болельщицей, но сидеть рядом с ним, положив голову ему на плечо, хрустеть чипсами и орешками и наблюдать, с каким азартом он смотрит на экран, ей нравилось. А еще нравилось, что он подкладывал подушку ей под спину, будто бы она в этом нуждалась.        Сидя рядом и с улыбкой наблюдая за ним, вполсилы смотря матч, Роза думала, как бы сказать ему о своем маленьком желании. Она была неприхотлива и редко о чем-то просила его, но то, о чем хотела попросить сейчас, требовало его одобрения. Едва началась реклама и он, до того лишь гладящий ее за руку и временами играющий с волосами, посмотрел на нее, поцеловав в висок, она сказала:        — Джон, а у тебя нет аллергии на шерсть?        — Нет. А что?        — Я подумала, — Роза пожала плечами, — хорошо было бы завести собаку. Я всегда хотела собаку, овчарку или добермана. Но можно маленькую, она места много не займет, и ест меньше. Ты как?        Он задумчиво склонил голову, размышляя над сказанным.        — Собаки — это хорошо. На войне у нас был пес, Дамбо, огромный сенбернар, ходил за мной, как привязанный. Кашу лопать очень любил. Когда совсем жарко было, ложился на спину и ждал, когда его пузо почешут.        — Так ты не против?        — Думаю, это будет хорошим решением, Роза. Давай походим по зоомагазинам в выходные, посмотрим, что к чему, для начала. Потом, может, в приют сходим. Только огромную не брать, хорошо? А то ест много, да и места будет всем мало — и нам, и псу.        Роза расплылась в счастливой улыбке.        — Хорошо. Спасибо. Я боялась, что ты будешь против.        — Почему бы мне быть против?        — Не всем нравятся собаки. Да и решение все-таки ответственное.        — Нет, Роза, — он ласково поцеловал ее в губы, — все в порядке.        — Хорошо. Я пойду чаю сделаю. Ты будешь?        — Нет, но захвати яблоко, пожалуйста.        — Ладно.        Розы не было целую рекламу. И две минуты после. И три. На пятую минуту матча, когда даже звуки в кухне стихли, Джон забеспокоился. Пройдя на кухню, осторожно позвал:        — Роза, ну что у тебя тут?        Она сидела на табуретке, обхватив голову руками, кусала до крови губы, и отчаянно старалась не плакать громко. Была бледнее стен, в которых находилась.        — Роза? — опустившись перед нею на колени, он взял ее за руку, пальцами приподнимая подбородок. — Что такое?        — Джон, — она кивнула на телефон, лежащий на краю стола, — моя мама. Только что звонили из больницы. У нее был сердечный приступ. Она сама вызвала врача. Я больше ничего не знаю.        — Ясно. Одевайся, едем в больницу.        Он надел куртку быстро, ей же, чтобы дойти из кухни в коридор, кажется, понадобилась целая вечность. Ноги дрожали, сердце почти перестало биться.        Она пыталась снять пальто с вешалки, но только безрезультатно дергала его.        — Тише, Роза. Давай, надевай пальто, мы едем. Успокойся.        Он накинул пальто ей на плечи, Розе кое-как удалось застегнуть его, и она выбежала на улицу, в ночной холод, следом за ним.        — Мы не поедем на байке?        — Я не думаю, что сейчас подходящий случай.        — Но мне нужно обнимать тебя сейчас.        — Будешь держать мою руку в машине. Садись.        Спорить с ним было глупо, потому что идея поехать на байке, чтобы только прижиматься к нему крепче, была бредовой сама по себе. Роза молча села в машину, на автопилоте захлопнув дверь. Дорога от дома до больницы занимала от силы минут пятнадцать, но ей показалось — полжизни. Длинные капли дождя, плачущие на окне, делали и без того тяжелую обстановку совершенно невыносимой. Роза плакала молча, совсем тихо, глотала слезы, а когда было совершенно невыносимо — кусала губу, чтобы не разрыдаться взахлеб. Джон молчал, иногда наблюдая за ней в зеркало.        Она выбежала, едва он успел остановиться. Медсестры, встретившие их в отделении, выглядели зловеще, или же ей просто так показалось от нервов.        — Доброй ночи, мы родственники Джекки Тайлер, как ее состояние?        — Могу я увидеть маму? — выдохнула Роза, почти падая на руки растерявшейся медсестре. — Что с мамой?        — Пожалуйста, успокойтесь, — девушка улыбнулась, — с вашей мамой все в порядке. У нее был сердечный приступ, очевидно, она перенервничала. Сейчас ее жизни ничто не угрожает. Мы дали ей успокоительное. Сейчас она спит. Очевидно, проспит до утра. Мы понаблюдаем ее несколько дней, затем, выпишем. Доктор Карлинг, ее лечащий врач, уже ушел, но завтра с утра вы можете поговорить с ним и получить ответы на интересующие вас вопросы.        — Можно мне к маме? Я хочу к маме — Роза, хоть уже отпустила руку медсестры, но смотреть на нее глазами, полными мольбы, от которой даже самое ледяное сердце растаяло бы, не перестала.        — Хорошо, только не очень долго.        Кивнув, Роза упорхнула в палату.        — Вы, я так понимаю, зять миссис Тайлер? — поинтересовалась медсестра.        — Да, — слегка удивившись, потому что впервые его так назвали, подтвердил Джон, — мы с Розой живем вместе.        — Ладно, тогда вам следует знать, что положение куда более серьезное, чем я сказала Розе. Миссис Тайлер попала к нам в очень сложном состоянии. Имеет место быть нервный срыв, вот на что стоит обратить внимание в первую очередь. Ее нервы в последнее время очень расшатаны, сердце — это вторично, это следствие пережитых переживаний. Вам не известна их причина?        — Она не приняла меня в качестве зятя и, вероятно, очень переживает по поводу того, что дочь ушла из дома. Других причин я не знаю.        — Ясно, — кончики губ дрогнули в мягкой улыбке, — мамы и их тревоги. У меня самой дочь, ей пятнадцать, но, чувствую, скоро начнется.        — И что вы хотите сказать?        — Что вы должны максимально оградить ее от треволнений в ближайшее время. Постарайтесь успокоить ее тревоги, потому что иначе любое лечение будет безрезультатным.        — Если бы это зависело только от меня, — Джон с улыбкой покачал головой, — но она меня не хочет не то, что видеть. Она слышать не хочет даже моего имени, ни о чем большем и говорить не приходится.        — И все-таки, — мягко настаивала медсестра, — вы найдите выход.        — Хорошо — автоматически кивнул он, потому что ему совершенно не хотелось обсуждать подобные вопросы ни с кем посторонним. К счастью, медсестра удалилась. Роза вышла почти на цыпочках, тут же уткнувшись лицом ему в плечо.        — Все хорошо?        — Я не знаю — устало вздохнула она. — Я ничего не чувствую.        — Поехали домой, Роза. Тебе нужно отдохнуть.        — А мама? — она с сомнением посмотрела через стекло палаты.        — С мамой все будет в порядке. Я говорил с медсестрой, она сказала, что завтра мы сможем ее навестить. Мы приедем завтра. А теперь нам обоим нужно отдохнуть. Поехали домой, милая.        Судорожно вздохнув и сглотнув скопившуюся в горле слюну, она кивнула:        — Хорошо.        Она позволила себя увести, усадить в машину, позволила искупать себя в душе и уложить в постель, почти ни на секунду не отрываясь от объятий, в которые себя заточила. Едва очутившись в постели, она обняла подушку, зарывшись в нее лицом.        — Я есть хочу.        — Я принесу чай и тосты.        — Мятный.        Запах мяты действительно немного успокоил. Роза пила мелкими глотками, оставив половину кружки нетронутой, а тост едва съела один. Джон не настаивал, сидел рядом и гладил маленькие холодные пальцы.        — Джон?        — Да?        — Спасибо.        Коснувшись губами ее виска, он ласково сказал:        — Спи, Роза, мой цветочек. Закрывай глаза и спи. Нужно отдохнуть.        — Ты не уйдешь?        — Нет — покачал головой он. — Не уйду.        Она приподнялась на локте, целуя его в щеку.        — Колючий.        — Утром побреюсь. Давай спать.        Расстелив кровать, он лёг на свою половину. Роза обвивается вокруг него, и постель сразу перестает быть такой холодной. Вскоре она уже сладко сопела, он же таращился в темноту, снова не в силах уснуть хоть на час.        После войны сон стал почти что бесценной роскошью.