Ночь полна сюрпризов...

В моей голове нет ни одной разумной мысли. Лишь всепоглощающая ярость, разгорающаяся адским пламенем в закромах сознания и, щекочущая нервы, своими жаркими языками. Мат и ругательства. В который раз, я проклинаю этот гребанный мир, желая ему окончательно сгнить и погрести под своим зловонием эту блядскую ночь, со всеми ее ублюдочными сюрпризами. Находясь недалеко от эпицентра суматохи, сложно сохранить спокойствие и здравый разум. Сердце колотится обрывками и, его гулкое биение, отдается в ушах, сдавливая голову, в крепких тисках. Из-за бега тяжело дышать. С каждым новым глотком холодного, ночного воздуха, горло начинает раздирать и при выдохе, из приоткрытых, потрескавшихся губ, вырываются хрипы. Легкие уже горят, перенося эту раздирающую боль по всему телу, вместе с адреналином. Блять, ненавижу. Я прекрасно слышу приглушенные лай и рычание. Ублюдочные полисы притащили с собой собак. Могу поспорить, что эти зубастые твари тут не только для того, чтобы нас искать. При первой же команде полисов, они, вгрызаясь своей пастью в одежду или плоть, накинутся на тех, кто при аресте попытается использовать ножи, кастеты и дубинки имеющиеся при себе. Уверен, что такие идиоты найдутся, как среди наших, так и среди «Иприта». Многие молодые, в силу своего возраста и раздутого самомнения, считают, что весь мир лежит около их ног и все решается силой. В их тухлых умах не умещается мысль, что при подобных случаях, когда незамеченными убежать не удастся и их со всех сторон окружают полицейские, нужно выбрасывать все оружие и, уж тем более, не использовать его против полисов. Таким образом, можно сразу получить путевку в тюрягу. Не смотря на то, что мы с Джеком являемся врагами, сейчас действуем сообща. Ни мне, ни ему, не хочется быть пойманными, а значит, как бы омерзительна эта ситуация не была, без сотрудничества с обеих сторон, тут никак не обойтись. Мы не рискуем приближаться слишком близко к дороге, по которой постоянно проезжают бело-синие машины плисов, в полной темноте, освещая себе путь фарами и, отдаваясь в полумраке ночи, бликами мигалок. За дорогой голые поля, испорченные, ранее растущим там спайсом и, поскольку, мы не невидимки и на открытой местности двум парням так просто не спрятаться, мы с Джеком бежим между полуголыми и высушенными деревьями, когда-то давно, растущих тут яблочных садов, пытаясь продвинуться как можно дальше от фермы. Я пытаюсь сконцентрироваться на неровной земле и, рассмотреть во тьме, торчащие корни деревьев, вьющиеся под грязью и листьями, словно выпуклые вены под кожей. Мое тело сплошной ком боли и его неровные, изорванные нити, тянутся к моим нервам, оплетая вокруг них тугие узлы. Кости жутко крутит и ноги, будто налились свинцом, значительно утяжеляя движения. Адский марафон, с истязающими препятствиями, но я, все равно, бегу к финишу, подбадривая себя лишь тем, что вечно эта хренотень длиться не будет. Джек, словно танк, прет напролом. Свободной рукой он ловко отталкивает все ветки, мешающие на пути, и мне огромных трудов, стоит уклоняться от них. Гребанный ублюдок. Ярость, словно жгучий, красный перец впитывается в мою кровь, делая из алой жидкости, токсичную смесь. Мне хочется пальцами, с силой, сжать его шею, раздирая короткими ногтями кожу до крови и, с резким рывком, вбить голову этой мрази в шероховатую поверхность коры, так чтобы остатки мозгов вытекли из ушей. Но я сдерживаюсь. Держу свой гнев при себе, словно изуродованных тварей, привязанных ко мне колючей проволокой. Драка между нами никак не поспособствует побегу. Прерывисто дыша, я бегу прямо, перепрыгивая через гниющее бревно, но Джек, резко сворачивает влево и я, громко матерясь, торсом сталкиваюсь с деревом. Сустав в плече, оглушающе хрустит, от того, как Джек опять дернул за руку, пытаясь направить меня в свою сторону. Еле удержавшись на ногах, я, прикусываю язык, чтобы не взвыть от боли и плетусь за ипритовским ублюдком. Какое-то время, я не в состоянии нагнать его ритм, из-за чего руку тянет и ледяной браслет наручника впивается в кожу, оставляя на ней ноющие царапины. Мой глаз уже дергается и во рту появляется металлический привкус крови. Я все же прикусил язык. Ненавижу. Блять. Надеюсь, что Джек когда-нибудь сдохнет среди мусора в канаве от передоза. Такая мучительная и медленная смерть как раз для него. До города дорога неблизкая, но, скрываясь в полной темноте, мы, долгое время, идем без остановки, значительно замедлив свой темп, после того, как нам удалось отойти на достаточно длинное расстояние от фермы. Единственная наша цель — дойти до города и снять эти блядские наручники. Вот только, чем дальше мы продвигаемся, тем сильнее у меня начинает плыть перед глазами и тело обмякает, теперь, больше напоминая марионетку, кукловод которой, неумело дергал за спутанные веревки, рывками передвигая ее из одной стороны в другую. — Остановись, — хрипло бормочу и, встав на месте, тяну руку на себя, пытаясь замедлить движение Джека. Мне нужен хотя бы недолгий отдых, иначе, совсем скоро, я свалюсь на землю, больше не в состоянии подняться на ноги. Но, желая не показывать свою слабость, я стараюсь стоять прямо и дышать ровнее. Нихрена не получается. Грудь резко вздымается от глубоких вдохов и сердце стучит так, будто собирается вырваться наружу, пробивая собой грудную клетку. — Все? Сдох? — Джек оборачивается и, прищурившись, одаривает меня снисходительным взглядом. Во мраке ночи, его кожа выглядит еще темнее и я уже не могу рассмотреть капли крови, разбрызганные по его торсу. Зато отчетливо вижу недобрые огоньки, затлевшие в глазах. Джек насмехается надо мной, пытаясь задеть слабое место. Естественно, меня это выбешивает и тело всколыхается от новой волны раздражения. Стиснув зубы, я кривлюсь, искажая лицо в гневном выражении, и брезгливо изгибаю губы. А чего он, блять, ожидал? Я не машина, чтобы несколько часов идти без отдыха, забив на то, что, еще недавно, еле двигался. — Закрой рот, — практически выплевываю эти слова. Мысленно, я уже, в сотый раз за последнее время, выбиваю все зубы ипритовской мрази и наслаждаюсь его болью. Шумно выдыхаю и, сплюнув на землю кровь, начинаю размышлять над тем, как бы побыстрее снять эти чертовы наручники. Меня коробит рядом с этой высокомерной блядью. Не хочу больше ни секунды находиться рядом с ним. Я уже понял, что наручники просто так не снять, но, все равно, пальцами свободной руки, схватившись за короткую цепь, еще несколько раз, дергая закованную в холодный металл руку, надеясь, что каким-то чудом она выскользнет из браслета. Чуда не произошло и мои попытки закончились лишь тем, что я еще сильнее расцарапал кожу на запястье и получил красноречивый взгляд от Джека, в котором он, весьма отчетливо, выказывал свои сомнения в моих умственных способностях. — Мы не сможем снять наручники, пока не доберемся до города, — изрекает Джек. — Спасибо, херов умник, я уже и сам это понял. Только я там не хочу засветиться с твоей рожей, — фыркаю, опуская руку. Мое нежелание, ходить по улицам города вместе с Джеком, небеспричинное. Водить дружбу с членом враждующей группировки запрещено. Если таких неразумных идиотов найдут, они станут изгоями для всех и, собственные группировки, их уничтожат. Да, мы с Джеком оказались рядом друг с другом не по своей воле и, думаю, ни у кого не возникнет мысли предполагающей, что мы с ним спелись, но, если мы вместе зайдем на территорию «Иприта», меня там разорвут на части. Та же хрень будет с Джеком, если он, вместе со мной, явится на улицы «Грина». Если же мы рискнем попасться «детиканцам», нас обоих прибьют. Херня все это. С какой стороны не посмотри, эти наручники еще тот геморрой. — Взаимно. У меня нет желания таскать за собой гриновскую шестерку, — говоря это, Джек не смотрит на меня. Голова парня отвернута в сторону, но в голосе я слышу грубые нотки раздражения. — Зато у тебя возникло желание вызвать гриновскую шестерку на бой, — я парирую слова Джека, указывая на нелогичность, ранее принятого, решения. Вообще, за сегодняшнюю ночь, я успел понять, что у этого парня явно не все в порядке с головой. Воспользовавшись моментом, я опираюсь спиной о дерево и запрокидываю голову, ловя взглядом небо, проглядывающее через крючковатые и облысевшие ветви деревьев, колышущиеся из стороны в сторону от слабого дуновений ветра. За черными тучами, изредка, проглядываются тусклые звезды. Невольно я засматриваюсь на них, всего лишь, на мгновение, опустошая свою голову от всех мыслей. Болиндург, по ночам, горит огнями множества вывесок затхлых заведений и, находясь даже на окраине города, сколько бы не всматривался в небо, не увидишь ничего кроме черной пелены. Делаю глубокий вдох, наполняя легкие удушливым воздухом, и закрываю глаза, но голову не опускаю. На улице собачий холод и редкие порывы ветра, вонзаются в кожу не хуже острых иголок, но, собственная закалка позволяет не обращать на это внимания. Мне похер на низкую температуру и израненные ступни, но во мне скользит легкое сожаление, из-за безвозвратной потери кедов. У меня нет привязанности к вещам, ведь, уже давно усвоил, что все нажитое легко можно потерять, но, блять, это были мои любимые кеды. Хрен я теперь где-нибудь найду такие же. Да, я знаю, что это сущая мелочь и, по большей степени, мне должно быть плевать на них, поэтому, с очередным выдохом, отпускаю из головы и эту треклятую обувь. Похер. Со временем, где-нибудь достану такие же. Сейчас есть проблемы и похуже. Например, тот же Джек. Блять, как же меня бесит этот малолетка. Абсолютно все в нем меня выводит из себя, хотя бы потому, что этому ублюдку все дается очень легко, в то время, как рву жопу, чтобы пробиться в основу. Я радуюсь провалам моих врагов, но, любой ошибке Джека, буду радоваться с тройной силой, ведь от всего своего прогнившего нутра желаю ему смерти. — Ты больной ублюдок, — говорю на выдохе и, наконец-то, опускаю голову с презрением смотря на Джека. Мерзко от того, что мы стоим так близко, не в состоянии отойти друг от друга на достаточно дальнее расстояние. Я не хочу видеть того, как вздымается его широкая грудь при каждом вдохе, как изгибаются его тонкие губы в эти блядские, надменные улыбки и как глаза неприятно поблескивают при серебристом свете луны, пробивающемся сквозь мрачные тучи. Не хочу видеть его гребанного лица, изуродованного мелкими шрамами. Конченый урод. — И что с того? — Джек не отрицает моих слов и, судя по тону и ледяной маске безразличия, легшей на лицо, парень не считает их оскорблением или похвалой. Лишь чистой, не завуалированной правдой. Но даже это меня злит. Совсем не такого ответа я ожидал. — Да то, что живется тебе, наверное, не сладко. Мало того, что ты полное дерьмо, так еще и на лицо урод, — шиплю я, сквозь плотно сжатые зубы, вкладывая в эти слова всю желчь, накопившуюся во мне за эту ночь. — Давай, расскажи правду. Как бы уродлив ты не был, трахаться все равно хочется. Вот только, бабы тебе не дают даже за деньги, поэтому ты и сделал эту ставку. Сперма ударила в голову и яйца скрутило, из-за чего ты решил, что с голодовки сгодится и парень? Совсем отчаялся уроде… Договорить я не успел, зато ясно увидел, как зрачки Джека зловеще сузились и отчетливо ощутил, как он, в быстром рывке, сжал мое горло в своей огромной, шершавой ладони, после чего, со всей силы, ударил мою голову о неровную поверхность старого дерева, к которому я прислонялся. Перед глазами все поплыло и тупая боль, пробившая макушку, тут же распространилась по телу. — Ты нарываешься, сученыш, — Джек, внезапно, оказался слишком близко и его дыхание, сплетаясь вместе с моим, ворвалось в легкие, коротким вдохом, до того, как ладонь парня сжалась еще сильнее и доступ к воздуху был перекрыт. — Говоришь, сперма ударила в голову и яйца скрутило? Хорошо, пусть будет по-твоему и, если ты скажешь еще что-нибудь подобное, я закрою твой рот своим членом. Давай же. Или ты внезапно зассал? Я затрепыхался и, в первом порыве, подгоняемом чувством самосохранения, пытаюсь разжать пальцы Джека, так цепко вцепившиеся в мою шею. Блять, да я бы и рад ему ответить, или лучше послать эту тварь куда подальше, хотя бы для того, чтобы показать, что не дам выебать себя в рот, но из моего горла вырываются лишь невнятные хрипы, как бы я не хотел придать им четкость слов. Джек делает еще один небольшой шаг ко мне и я чувствую на своей остывшей коже, жар исходящий от торса парня. Грубые пальцы сжимают горло еще сильнее и на глаза падает пелена, придающая его лицу, искаженному яростью, нечеткие очертания. Даже во время самых жестких драк на сходках, я не видел его таким. Начинаю еще сильнее вырываться и кулаком бью парня по груди. Удар слабый он не дает ожидаемого эффекта, поэтому второй рукой я пытаюсь прописать по его подбородку, но Джек вовремя отдергивает свою руку и, поскольку, она крепко прикреплена к моей за наручник, сделать желаемый удар не удается. В следующей момент, Джек хватает мою свободную руку и прижимает ее к дереву, недалеко от моего бедра. Теперь, получается, что, он одной рукой, держит две мои, ведь, как бы я не пытался, наручник не давал мне двигать рукой свободной от его хватки. — Ты нарываешься, — вновь шепот, но теперь на самое ухо. Дыхание опаляет кожу и обоняние щекочет запах крови и пота. — Если все было бы, так как ты сказал, я мог бы прямо сейчас нагнуть тебя и выебать. Сначала я бы занялся твоим ртом, а потом и задницей. Так, что? Ты все еще уверен в своих словах? Отвечаешь за них? — злостью пропитано каждое слово и, я уверен, что Джек выполнит все сказанное хотя бы из принципа. Я смог задеть его и, несмотря на мое дрянное положение, это мне льстит. Мне катастрофически не хватает воздуха и в голове начинает мутнеть, опуская на рассудок плотный туман, но я, все равно, кривлю губы в подобии улыбки и пытаюсь вложить во взгляд как можно больше высокомерия. Да, злись и негодуй. Пусть ярость внутри тебя взрывается ярким фейерверком. Выходи из спокойствия и пусть твоя маска хладнокровия покрывается уродливыми трещинами и рушится. Ты тупая малолетка и я морально выше тебя, ведь, в отличие от тебя, уже сумел успокоиться и взять себя в руки, поняв, что, несмотря на всю свою ярость, ты мне ничего не сделаешь. Я больше не пытаюсь вырваться. Вместо этого, я расслабляюсь и все так же улыбаюсь, видя на лице ипритовского ублюдка, пусть и слабое, но все же замешательство. Мое спокойствие имеет эффект и Джек слегка ослабляет хватку, благодаря чему я делаю первый спасительный вдох. — Засунешь свой член мне в рот и, будь уверен, я его отгрызу, — горло дерет и говорить сложно, но слова все же получаются ровными. — Но, конечно, ты можешь попытаться выебать меня в зад и, возможно, у тебя получится. Вот только, будь уверен, что потом все узнают, что ты грязный пидор позарившийся на мой зад, — ухмыляюсь. — Ты не выиграл в нашей драке и не имеешь права брать то, что было поставлено на кон. Поэтому, поимеешь меня и потом опустят тебя. Могу поспорить, что в «Иприте» пидоров тоже не приветствуют. — Запугать меня пытаешься? — на лице Джека злой оскал и, на мгновение, его ладонь опять сильнее сжимается на моей шее, но, уже вскоре, хватка вновь ослабевает. В моих словах есть смысл и Джек это знает. — Я не пытаюсь. Я это делаю, — скалю зубы. — Да, я тоже пойду ко дну, хотя бы потому, что для своих стану петухом, но, если ты хотя бы попытаешься достать свой член из штанов, я сделаю все, лишь бы ты поскорее сдох. Не недооценивай моей ненависти к тебе, мразь, — банальная ложь, ведь я не слабое ничтожество, чтобы ныть и жаловаться о том, что меня выебала ипритовская мразь. Но это вранье имеет свой причудливый эффект, из-за чего я не брезгую им воспользоваться. Джек долго молчит и, судя по гамме эмоций, сменяющихся на лице, парню точно не понравились мои слова. Он все еще злится, но пытается перебороть себя. Мне нравится эта его внутренняя борьба, от чего я ловлю нереальный кайф. Джек даже не может меня хорошенько избить, ведь, до города еще далеко, а если я отрублюсь, ему будет крайне тяжело идти, таща за собой мое тело. Ублюдок все же отпускает меня и я еле удерживаюсь на ногах, не сразу поняв насколько сильно ослабло мое тело от нехватки воздуха. — Наш бой все еще не закончен и ставка остается в силе, — выплюнул Джек. — На следующей сходке я вновь выйду на бой и, победив первого выставленного гриновского основного, вновь вызову тебя. Поверь, победив, я оторвусь на тебе по полной. — Что, не успокоишься пока не опустишь меня? — я хрипло смеюсь. — Обломись, ты не сможешь победить и именно ты будешь тем, кто нагнется, подставив зад. — Идем, — Джек проигнорировал мои слова и потянул за руку, чтобы я не отставал от него. *** Будучи еще совсем мелким, я не интересовался окружающим миром и мне было глубоко плевать на происходящее в других штатах. Но, в тот же момент, создавалось такое впечатление, будто об запечатанных и свободных городах мне было известно с самого рождения. Просто об этом говорили абсолютно все, из-за чего, со временем, я все же невольно начинал впитывать информацию. Болингбрук свободный город. Звучит круто, но, если хорошенько пораскинуть мозгами, сразу возникает один очень логичный вопрос. Что, на самом деле, в наше время является свободой? Ответ очевиден и не нужно долго думать, напрягая все имеющиеся извилины, чтобы понять, что в Болингбурке ею является проституция, насилие и наркотики. Да здравствует свобода в самых лучших ее проявлениях. Попытайся доказать мне, что в городе осталась хотя бы одна совершеннолетняя баба не то, что девственница, а хотя бы не разьебанная во все дыры, и я скажу, что ты псих или эта баба очень страшная, из-за чего все твои доводы тут же полетят к чертям в заморский Ад. Глотнув горькой жизни, девушки не желают хранить свою чистоту. Они ищут наслаждения, по возможности, намереваясь наварить деньжат на увядшей красоте своего тела. Хочешь сказать, что в любых обстоятельствах найдутся люди с чистой душой? Ну да. Доверься кому-нибудь и тебя оберут до нитки, станцевав вальс на твоей наивности. Бойся добряков. Их души самые безобразные и, внутри, они уже давно сгорели, пряча за своей притворной улыбкой грязь души. Я встречал многих людей, которые еще пытались держаться на поверхности собственной гордости и принципов, надеясь хорошо жить даже в куче дерьма, которым являлся Болингбурк. Со временем, такие люди становятся хорошими клиентами для нас. Не найдя в реальности желаемого, они идут к нам за дозой и с блаженной улыбкой проваливаются в несуществующий мир собственных фантазий, только там чувствуя себя счастливыми. Конечно, со временем, они подыхают от передоза, так как остановиться уже не могут, но до этого мы успеваем обобрать их до копейки. Конечно, проституция, воровство и наркота под запретом, вот только, этот запрет слишком слабенький и его игнорирование мало наказуемо. Нельзя арестовать всех жителей города, ведь абсолютно за всеми нами есть грехи. Полиция арестовывает лишь самых явных нарушителей, пытаясь, таким образом, припугнуть других. Но, что-то мне подсказывало, что они решили взяться за группировки. Как еще объяснить их налет на нашу сходку? Да, это глупо, ведь не смотря на то, что группировки являются распространителями наркоты и грабежей, именно мы держим некий порядок в городе, не давая более мелким дилерам высовываться на поверхность. Без группировок, Болингбукр канет во мрак и, если полисы решили попытаться разогнать нас, они еще те психи. Запечатанные города для нас лишь легенды об утопии. Говорят, что такие города окружены стенами и жизнь за ними слаще сахара. Люди, живущие там, не испытывают негативных эмоций и свои дни проводят в спокойной размеренности. Все мы ненавидим запечатанные города, ведь в них мы просто не выжили бы, так и не сумев прижиться к новым правилам, из-за чего с пренебрежением относимся к новым новостям о прекрасной жизни, скрытой за стенами. Тем более, хрен его знает, правда ли все это. Ближайший такой город находится в штате Иллинойс и просто доехать до него, чтобы посмотреть на стены, считается достижением. Я тихо шиплю и морщусь от боли. По пути мы зашли в заросли колючей травы и в ней я не смог разглядеть острых камней. Мои ступни уже порядком изранены и, ковыляя по промерзлой земле, я оставляю за собой кровавые отметины. Начинает светать и Джеку стоило лишь раз обернуться, чтобы понять, что, не желая этого, я оставляю за собой следы, словно Гензель из той идиотской сказки для детишек. Только вместо хлебных крошек у меня кровь. Из-за этого мы делаем небольшую остановку. Участок яблочных садов, уже давно закончился, поэтому последний час мы шли по открытой местности, на достаточно дальнее расстояние, отойдя от дороги. Когда еще было темно, я, вдалеке, видел огни города, теперь же, мне, благодаря возвышению, на котором мы находились, открывался вид на серые высокоэтажки и редкие деревья. До города оставалось еще совсем немного. Сев на землю, я, от неожиданности, шумно выдыхаю, когда Джек берет меня за лодыжку и приподнимает ногу, чтобы посмотреть на мою ступню. Он ничего не говорит, но, по его скривленному выражению лица, я успеваю понять, что дела обстоят не самым лучшим образом. Своих ног я уже не чувствую и не могу пошевелить онемевшими пальцами. Ноги замерзли и даже жар собственной крови не согревает. Единственная мысль, засевшая у меня в голове, твердит лишь о том, что нужно, как можно скорее, добраться до убежища и раздобыть седативных препаратов. После этого мне должно полегчать. Некоторое время Джек молча сидит рядом со мной. Его голова опущена, глаза закрыты и грудь вздымается от ровного дыхания. Я смотрю на него, не отрывая взгляда, пытаясь понять, в какой момент произошли все эти изменения. Всего лишь некоторое время назад, Джек был все тем же грозным ипритовским ублюдком, нагоняющим страх на своих противников одним взглядом, но сейчас он выглядел, как обычный парень, не имеющий никакого отношения к группировкам и, тем более, к основе. Нет, он все еще был таким же крупным и высоким, да и капли крови никуда не исчезли с его торса, но, теперь, когда Джек был расслаблен, его лицо, несмотря на шрамы, приобрело практически юношеские очертания. В данный момент, я вижу в нем множество слабых мест и у меня в голове не укладывается, как этот ублюдок, ночью так легко мог победить троих из нашей основы, а потом и меня чуть не размазать по земле. Мне хотелось разозлить его, чтобы доказать самому себе, что тот всепоглощающий гнев, пылающий у него в глазах и мощь исходящая от массивного тела, не была галлюцинацией, но я решил этого не делать. Не время для экспериментов. — Нужно зайти в Оудвил, — неожиданно Джек прерывает тишину и открывает глаза, но на меня по-прежнему не смотрит, будто, во всем мире, больше никого не существует и даже я внезапно испарился, оставляя Джека наедине с самим собой. Такой Джек был мне непривычен. Задумчивый, спокойный и, по виду, слабый. Его личный Джекил растворился во мраке нутра, оставляя место Хайду. — Стоит ли? — не чувствуя прежнего соперничества, мне легче разговаривать с этим новым Джеком, но, все равно, внутренняя злоба никуда не делась. Мы с ним враги и, ни при каких обстоятельствах, между нами не может возникнуть хотя бы подобия дружбы. Просто обстоятельства вынудили нас немного сплотиться, но лишь для того, чтобы снять эти наручники и опять стать врагами друг для друга. — Выбора нет, — Джек пожимает плечами. Его кожа покрылась мурашками и теперь я вижу, что парню тоже холодно. Все же он обычный человек, а не монстр. Такой же слабый как и все остальные. — В таком виде нам нельзя идти в город. Прятаться вечно мы не можем и если патруль увидит на нас наручники, тут же примут. В Оудвиле мы сможем снять наручники и раздобыть одежду, после чего, каждый пойдет своим путем. — Раздобыть одежду в Оудвиле? Да они скорее снимут с нас ту одежду, которая сейчас на нас, — я насмешливо хмыкаю. Навряд ли им приглянется наше тряпье, но этого варианта я не исключал. В Оудвиле свои правила и даже Спирит, как лидер группировки, не имеет там никаких привилегий. — У меня там есть… знакомый. Он нам поможет, — немного помедлив, отвечает Джек, при этом заметно скривившись. — Водишься с трупными червями? — в моем голосе скользит удивление, но я скрываю его за насмешкой. Жители Оудвила, как отдельная группировка. Мы не враждуем с ними, но и не пытаемся с ними держать связь. Поэтому слова Джека были для меня дикими. Неужели «Иприт» пытается договориться с этими мразями и тем самым усилить свою власть? — Не твое дело, — Джек ясно дал понять, что на мой вопрос отвечать не намерен. — Я предложил вариант при котором мы сможем легко избавимся от этого, — Джек поднял руку и кинул взгляд на наручники. — И быстрее разбежаться. Без наручников, все наши проблемы исчезнут и мы не увидим друг друга вплоть до следующей сходки. — Звучит заманчиво, — я устало закрываю глаза, стараясь не смотреть на собственные ноги. Меня немного раздражает тот факт, что между нами завязывается подобие нормального разговора. И, просто ради принципа, я хочу сказать какую-нибудь колкость, но потом посылаю это желание нахрен. Я слишком устал, чтобы спорить с этим ублюдком. Он прав. Нам просто нужно снять наручники, после чего мы выкинем эту ночь из сознаний, как самый жуткий кошмар. А уже при следующей нашей встрече, мы кинемся друг на друга, намереваясь перегрызть противнику глотки, хотя бы потому что Джек из «Иприта», а я из «Грина». Так должно быть. Таковы правила. Мы отдыхаем всего лишь несколько минут, после чего кардинально меняем свой путь и направляемся в сторону Оудвила. Это небольшой пригород Болингбурка, расположенный на востоке от главного въезда в город, к которому мы до этого направлялись. Идти не так уж и далеко и, еще сильнее взобравшись на возвышенность, я даже, издалека, вижу хлипкие домики пригорода, но ничего кроме омерзения не чувствую. Там живут мерзкие создания и, в данный момент, мы намереваемся заглянуть к ним в гости. Жители Оудвила, для нас являются не более чем трупными червями. Недалеко от них находятся яма с общей могилой, куда свозят тела тех, кто при жизни не накопил себе денег на место на кладбище. Например, некоторые из наших, после сходок, оказываются там. Да чего там таить, однажды, и я пополню список гниющих трупов в той яме. Везет только основе. Спирит лично приплачивает денег, чтобы их тела закопали хотя бы на слой ниже и трупники не могли добраться к ним. На самом деле, место жуткое и невероятно вонючее, но жителей Оудвила это не останавливает, ведь являясь подобием трупных червей, они паразитируют на телах тех, кому не посчастливилось оказаться в верхних слоях могилы. Раскапывая свежую землю, они достают тела и забирают себе одежду, после чего часть из них продают в магазины подержанной одежды. Одновременно прибыльный и невероятно мерзкий бизнес. Меня это все уже порядком заебало. Металлический браслет на руке до кровавых ран расцарапал кисть, из-за чего, алая жидкость пачкала собой цепь и, постепенно, перетекала на браслет, прикрепленный к руке Джека. Двигаясь на уровне рефлексов, я уже не смотрю под ноги, наплевав на возможные новые раны. Похрен. Хуже уже не будет. Мои ноги и так сплошное кровавое месиво. Будет хорошо, если, впоследствии, кожа на пальцах не воспалится из-за какой-то заразы и мне не нужно будет их отрезать. Не хочу хромать. Приближаясь к пригороду, мы перестаем опасаться появления полисов. За последнее время, мы даже на дороге не видели их машин. Тем более, они и близко не появляются около Оудвила, брезгуя этим местом. Остается только надеяться, что остальные точно так же, как и мы смогли и убежать и теперь направляются к убежищу. Уже подходя к Оудвилу, я начинаю кашлять и свободной рукой закрываю рот и нос, дыша через раз. Вонь гниющей плоти, разносящаяся по округе, невыносима. Глаза слезятся и к горлу подкатывает тошнота, из-за чего я кривлюсь и морщусь, но все же пытаюсь держать самообладание. Невольно мне вспомнился один случай произошедший пару месяцев назад. Два утырка из молодых, притащили в убежище бабу, пока все остальные были на сходке с «Детика», думая, что их отсутствие никто не заметит и они легко смогут пройти через тех, кто останется в убежище. В принципе, их план проходил хорошо до тех пор, пока они не надвигались спидами. Не поделив между собой бабу, один из них пырнул второго ножом, а потом и пробил голову этой шлюхе, опасаясь, что она расскажет всем о случившемся. Наркотическое опьянение не способствует мышлению и эта тварь не придумала ничего лучше, кроме как засунуть их трупы в котел расположенный в подвале, после чего он попытался их сжечь. Малолетний выродок знал правила, и поэтому боялся. Не передать словами как злился Спирит, когда мы все вернулись со сходки и увидели, что те, кто должен был смотреть за убежищем в отрубе, из-за выпитого спирта, а этот утырок жжет трупы в котле. Похер на шлюху. Далеко не один из нас мог убить бабу, но нельзя было тащить ее на территорию убежища. Но хуже было то, что он убил своего товарища. Первое правило всех группировок, это, ни в коем случае, беспричинно не трогать своих товарищей. В общем, я не буду говорить, что делал Спирит. Эта история мне вспомнилась из-за жуткой вони жженного человеческого мяса. Пару молодых тогда стошнило и, несколько дней, мы не могли зайти в убежище. Но, все равно, та вонь, не шла ни в какое сравнение со зловонием окружающим Оулвуд. Тут оно более мерзкое, острое и густое. Ловко пробираясь в мои легкие, оно выворачивает наизнанку внутренности. Мне не верится, как к ней можно привыкнуть и так просто тут жить. Стоило нам только войти в пригород, как нас тут же окружили чумазые дети. Перепутанные волосы, сбившиеся в колтуны, торчали во все стороны. Лица грязные, под отросшими ногтями земля и одежда более напоминает разодранное тряпье. Ловкие звереныши, не боящиеся даже самого дьявола. Таких, как они, с детства учат облапошивать тех, кто зашел в пригород. Имея детскую ловкость, при нужде, они тут же разбегутся, как тараканы, в разные стороны и ты их больше не найдешь как бы не искал. И не нужно жалеть этих детей за их внешний вид. В их домах есть хорошая одежда и вкусная еда. Они живут лучше, чем большинство горожан, а это лишь спектакль и, в ближайших домах, около окон, за занавесками, прячутся взрослые жители вонючего пригорода. У них своя роль и, держа в руках заряженные двухстволки, они внимательно наблюдают за нами, собираясь, при малейшей нужде, выстрелить непрошенным гостям в головы. Тут своя жизнь неподвластная группировкам. Но мы, зная все это, действуем по правилам. Мы тут для того, чтобы взять то, что позволено и посягать на имущество трупных червей не собираемся. Оценив наш вид и ловко прощупав карманы на шортах Джека и моих штанах, дети быстро теряют к нам интерес и убегают. Мы не торопясь идем по потрескавшемуся асфальту улиц пригорода, не собираясь прятаться. Здешним жителям глубоко плевать на наш вид и на то, кем мы являемся. Дом знакомого Джека находится почти в самом конце Оулвида. Старая одноэтажная постройка выглядевшая так, будто она вот-вот рухнет при первом же дуновении ветра. Двор с засохшим и плешивым газоном, завален ржавым металлоломом и мы чудом пробираемся сквозь него к двери. Джек сразу же громко и настойчиво стучит по деревянной раме, пытаясь, как можно скорее, оповестить хозяина о нашем приходе. Он даже несколько раз дернул за ручку двери, но она оказалась закрытой. Я сразу заметил его нервозность и морщинки залегшие на переносице. Спустя несколько минут, за дверью послышалось громкое шуршание и ругань. Нам открыл дверь высокий, но тощий парень с взъерошенными рыжими волосами и гнилыми, практически черными, зубами. Он окинул нас свирепым взглядом, особое внимание, заостряя на наручниках. Но когда он повнимательнее рассмотрел Дека, черты его лица смягчились и в глазах залегло недоверие. — Джек? Ты какого хрена сюда явился? Если Картер тебя увидит, он тебе яйца оторвет, — зашипел парень, высовываясь из дверного проема и осматривая нервным взглядом улицу. Новость о том, что кто-то из жителей Оудвила хочет оторвать Джеку яйца, становится музыкой для моих ушей. Но потом я вспоминаю, что мы все еще прикованы друг к другу наручниками и, если на Джека нападут трупники, меня они, навряд, отпустят. Теперь мне уже не смешно. — Так Картер еще не сдох? — Джек отмахнулся от слов парня и отодвинул его в сторону, после чего прошел в дом, потянув меня вслед за собой. — Ей, не врывайся в мой дом, — запротестовал парень, но дверь тут же закрыл, перед этим, опять скользнув взглядом по улице. — Ты хоть понимаешь, как подставляешь меня своим приходом? Твои сведения устарели. Теперь Картер присматривает за всем пригородом и слухи о твоем приходе быстро дойдут к нему. Поэтому выметайся отсюда, пока он не узнал, что ты пришел ко мне. — Не истери Лип, — Джек раздраженно фыркает, но я вижу, как его лицо искажается, при новости о том, что некий Картер теперь держит при себе весь Оулдвил. — Я скоро уйду и больше тут не появлюсь. Но, для начала мне нужно, чтобы ты мне кое-что дал. — С какой стати, я должен тебе что-то давать? — рыжеволосый парень скалится, выставляя напоказ свои зубы. — Потому что ты мне должен, — с нажимом отвечает Джек. Между ними была некая вражда и это вылилось в давящую атмосферу. Я же решил не вмешиваться. Мне не нравился этот разговор. Судя по словам этого парня нам нужно было уходить прочь как можно скорее. — Я тебе ничего не должен. Много времени прошло и старые долги я вспоминать не намерен, — парень развел руками в стороны. И почему-то мне захотелось врезать по его лицу, которое вызывало у меня волну отвращения. Я вообще относился к людям с пренебрежением, ведь давно успел понять, что внутри их спрятано много дерьма, но редко бывало, что кто-то с первых минут знакомства вызывал у меня столько раздражения. Да, я хотел разбить его лицо, чтобы унять это отвращение, но я не идиот, чтобы начинать конфликт с жителем пригорода, поэтому оставил все свои желания при себе. А вот Джек не стал сдерживаться. Один удар в лоб и этот парень рухнул сначала на диван, а потом скатился на пол, распластавшись на нем, словно тряпичная кукла. — Черт, — выругался Джек, переступив через этого замориша. Естественно, мне пришлось последовать за ним. — У меня есть знакомый в Оулвилде и он поможет нам, — ехидным голосом перекривляю Джека. — Какого хрена мы явились сюда, если тебе тут не рады? Мозги из ушей повытекали? — я действительно, негодую, ведь Джек поступил, как последний идиот. Да, я не знаю всей ситуации, но нечто подсказывало мне, что ситуация куда более запущенная, чем кажется на первый взгляд. Джек ничего не отвечает на мои слова. Я вижу, как сильно у него трясутся руки от гнева и лицо покрывается красными пятнами. Вот он опять стал старым Джеком со свирепым взглядом и желанием убивать. Джек, так же молча, взял железячку и, согнув ее в самом конце, прямую часть засунул сбоку в браслет наручников и после того, как там щелкнуло, он всунул скрюченный конец в выемку для ключа. Немного поковырявшись, ему удалось открыть браслет. — Так ты умеешь открывать наручники, — присвистываю, озвучивая очевидную вещь. Джек посмотрел на меня так, будто я только что удивился, узнав, что он умеет ссать. Так же ловко парень снял наручник и с моего запястья, но, вместо того, чтобы свалить отсюда, как можно скорее, он, приказным тоном, сказал мне стоять на месте, после чего, сам ушел из комнаты. Вертел я на хую его приказы, но уйти из дома сам, не решился. Вернулся Джек через считаные секунды, неся в руках пожелтевшую тряпку, которая оказалась обрубком бинта и стеклянную бутылку с прозрачной жидкостью. — Обработай ступни, — Джек открутил крышку на этой треклятой бутылке и впихнул ее мне. Резкий запах спирта, стал для меня ложкой меда в бочке дегтя. Не сдержавшись, я делаю небольшой глоток, прислоняя горлышко к потрескавшимся губам. Огненное пойло обжигает горло, но тепло тут же распространилось по телу, будоража нервные клетки. Я не хочу принимать помощь от Джека, но было бы глупо с моей стороны, не воспользоваться шансом обработать свои раны. Плюхнувшись на диван, я по очереди поливаю ступни спиртом, при этом прикусывая губу, чтобы не закричать от острой боли, пробившей тело. Бинта мало, но разделив его на две ровные части, я вымачиваю его в спирте и обматываю ноги. Брезгливо посмотрев на рыжеволосого парня, я, не увидев другого выбора, снимаю с него ботинки и натягиваю на ноги. Размер его обуви меньше чем нужно, но вполне сойдет для того, чтобы дойти до убежища. Занимаясь своими ногами, я не заметил, как Джек опять ушел куда-то и вернулся уже в клетчатой рубашке. Мне же он протянул до безобразия вонючую толстовку с разодранными карманами. — У нас могут возникнуть проблемы, когда мы будем уходить отсюда? — я не спрашиваю, кто такой Картер и почему он хочет оторвать Джеку яйца. Это не мое дело и у меня нет желания усугубляться в проблемы Джека. Меня интересует лишь собственная участь. — Нет, — короткий, но уверенный ответ. В принципе, мне этого хватает, хотя, в тот же момент, я проклинаю себя за то, что в данной ситуации решаю довериться Джеку. Когда мы выходим из дома, я настороженно осматриваюсь по сторонам, но улицы все еще пусты и, если за нами кто-то и наблюдает из домов, они точно решают не мешать нам покинуть это место. Джек в очередной раз доказывает, что в Оулвуде он не простой проходимец. Он уверенно скользнул за один из домов и пошел по небольшим проулкам, находя короткий путь из города. Какое-то время, мы идем молча, но отойдя на приличное расстояние от пригорода и, почти подойдя к городу, оба понимаем, что уже нет смысла идти вместе. Тем более, его район находится на востоке города, а мой на западе и нам легче зайти через разные ворота. Настало время расходиться. — На следующей сходке, я вновь вызову тебя, — зачем-то напоминает Джек и больше не смотря на меня идет прочь. Я не спешу следовать его примеру и, какое-то время, смотрю на широкую спину ипритовского ублюдка. Меня больше не гложет злоба. Сильная усталость притупляет все чувства и эмоции. Но, глубоко внутри своего сознания, я понимаю, что при следующей встрече, когда я уже окончательно забуду о том, что Джек мне помог, я разорву его на части. *** «Грин» уже давно обосновался в заброшенном отеле, расположенном в самом конце западной части Болинбурга. Его территория большая и, само здание, окружено несколькими километрами зарослей диких кустов и деревьев, что делает наше убежище уединенным местом. Пройдя через дыру в каменном заборе, окружающем территорию убежища, я ковыляю по дороге, щурюсь от яркого солнца и постоянно прислушиваюсь к постороннему шуму. Меня все не покидает мысль, что, если полисы решили всерьез взяться за нас, они вполне могут наведаться к нам в гости, чтобы провести обыск и принять еще больше гринов. Конечно, мы не лохи и на территории убежища не держим краденные машины и наркоту, которую позже распространяем среди клиентов. Но, могу поспорить, что при обыске, у многих найдутся косяки и травка. Этого хватит, чтобы доебаться к нам и забрать в участок. К счастью, я не вижу ничего необычного. Территория, как всегда, с первого взгляда, кажется заброшенной. Бетон на дороге покрыт трещинами и ямами, а сам участок, расположенный по обе стороны от этой дороги, больше напоминает непроходимый лес, хотя, когда-то давно, тут были сады и парки. Ничего необычного, но чувство опасности, все равно, запускает свои мерзки лапы в мое сознание и острыми когтями раздирает мысли. Поэтому, направляясь к зданию, я стараюсь держаться ближе к краю дороги, чтобы, при возможном появлении полисов, рвануть в кусты и спрятаться среди них. Только подойдя к дому и не увидев около него сине-белых машин, немного успокаиваюсь. Смотря на наше убежище, невозможно поверить в то, что, когда-то давно, оно было весьма престижным отелем, ведь, сейчас, оно было обшарпанным и загаженным строением, больше напоминающим притон. Бежевая краска потрескалась, оставляя на стенах плешь, стекла в некоторых окнах отсутствовали и их позакалачивали досками. Повсюду валялись ошметки мусора и горы сломанной мебели, которую мы повытаскивали из здания, но все забывали спалить. Да, чистотой мы не заморачивались. На ступеньках сидят некоторые шестерки, куря дешевые самокрутки и передавая по кругу бутылку паленного рома. Они потрепанные, грязные и взгляды опустевшие. Большинство из этих парней были на сходке, а, значит, есть шанс, что и остальным удалось убежать. Это дает чувство облегчения и надежду на то, что все не так паршиво, как я представлял. Ковыляя к зданию, я ощущаю, как в ботинках, при каждом шаге, хлюпает кровь. Чувствую себя невероятно паршиво и от боли, окутывающей все тело, хочется блевать. Уже практически ничего не понимаю и иду лишь на уровне рефлексов. Подняв голову, я еще раз скольжу взглядом по зданию и замечаю, что на крыльцо вышел Бойц. Скрестив руки на груди, он прислоняется к дверному проему и смотрит на меня хмурым взглядом. Между нами, всегда были крайне натянутые отношения, несмотря на то, что мы являемся членами одной группировки. Поэтому мы лишний раз старались не сталкиваться, но теперь, я, прихрамывая, ковыляю к Бойцу, собираясь узнать, что за хренотень произошла ночью и как дела обстоят с группировкой. Он из основы и должен иметь хоть какую-нибудь информацию. Дойти к Бойцу я так и не смог, ведь, уже вскоре, меня отвлекает шуршание шин, по рассыпанному на дороге гравию. Оборачиваюсь и, мутным взглядом, цепляюсь за черный кадилак Спирита. Машина едет быстро и так же резко тормозит, выворачивая влево. Кашляя от поднятого в воздух столба пыли, я прислоняю ладонь к лицу, закрывая нос и рот, после чего, пошатываясь, делаю несколько шагов назад. Спирит является одним из немногих в «Грин», кто имеет собственную машину, ведь качественно подделать документы, является крайне тяжелой задачей и, естественно, эта привилегия ему была дана, как лидеру. Но водил он, как последний мудак и, даже, однажды, сбил на территории убежища какого-то молодого, не вовремя вышедшего на дорогу. Нет, тот придурок, конечно, сам виноват, ведь нехрен ловить отходняки, шастая ночью по дороге и, в пинципе он отделался лишь сломанной ногой, но самого факта, ужасного вождения нашего лидера, это не меняло. Дверца распахнулась и из машины, пригнув голову, выходит Спирит. Как всегда, вокруг него витает жуткая атмосфера превосходства, неисправимо действующая на всех, кто находится рядом. Он огромен, практически, как и Парсли, но, в отличие от этого лохматого парня, масса которого в себе представляет еще и жир, осевший на животе и руках, Спирит целиком и полностью состоит из мышц, чего не скрывала его одежда. Волосы у него светлые, практически белые, кожа бледная, словно чистый лист бумаги и глаза ледяного, серого оттенка. — Блять, — заревел Спирит, с оглушающим хлопком закрывая дверцу машины. Смотря на его глаза, пылающие яростью и ладони сжатые в кулаки, до побелевших костяшек, я понял, что дела обстоят крайне паршиво. Спирит редко выходит из себя, а значит, сейчас, действительно, стоит волноваться. — Спирит, что сказали в участке? Наших отпустят? — спрашивает Бойц. Он быстро спускается по ступенькам и идет в сторону нашего лидера. Остальные пока что не рискуют подойти к нему. Потирая своими огромными ладонями лицо, Спирит поворачивается в сторону Бойца, но тут же его взгляд скользит по мне. Глаза сужаются и губы кривятся в злостном оскале. Я не из трусливых, но от этого взгляда, по моему телу проходит нервная дрожь и по венам пробегает холодок, заставляя меня замереть на месте. Я не знаю, что творится в голове нашего лидера, но, оцепенев под его взглядом, я понимаю, что ничего хорошего меня не ждет. Идя напролом, Спирит отталкивает Бойца, возникшего на его пути, из-за чего парень отлетает в сторону, чуть не свалившись в уже давно нерабочий фонтан. Он движется слишком быстро и я, словно в замедленной съемке, наблюдаю за тем, как Спирит оказывается рядом со мной и его рука взлетает вверх, готовясь нанести удар. Естественно, уклониться я не успеваю. Даже в самом лучшем своем состоянии, я не противник для него, что уж говорить сейчас. Сильный удар в живот. Весь воздух вылетает из легких и я, прерывисто кашляя, падаю на колени. По телу тут же проходит адская боль, от которой хочется сдохнуть. В глазах темнеет и мне кажется, что мои внутренности превратились в кашу. Спирит точно не сдерживался. Впрочем, судя по всему, останавливаться он не собирается. Пальцы вплелись в мои волосы и дернули вверх, заставляя меня вновь подняться на ноги. Не могу сдержаться и болезненно стону. Уже не могу рассмотреть Спирита, но отчетливо слышу его злое дыхание и физически ощущаю на себе разъяренный взгляд. Спирит - кровожадный монстр скрывающийся под человеческим образом и для него нет ничего святого или неприкосновенного. Абсолютно все в нашей группировке боятся попасть под его горячую руку, но, судя по всему, мне не удалось избежать этой участи. — С какого хуя, ты, гребанное ничтожество, решил, что имеешь право соглашаться на показательный бой? — громкие, практически оглушающие слова, насквозь пропитанные яростью. Шумно выдыхаю, после того, как в моей голове несколько раз щелкает. Так вот почему он на меня набросился. В принципе, я ожидал, что Спирит будет недоволен, из-за того, что я вышел на бой, но никак не думал, что это выльется в целое побоище. Или он сейчас просто вымещал на мне злость, возникшую в его сознании, из-за появления полисов на сходке? Находясь в полуобморочном состоянии, я не могу ответить на вопрос Спирита, тем самым пытаясь оправдать себя. Да ему и не нужен мой ответ, ведь уже вскоре, парень сцепил пальцы на моем плече, находя там какую-то точку, из-за чего последовала очередная вспышка боли. Да, Спирит мастер пыток и он прекрасно знает, как доставить самые неприятные ощущения. И, судя по всему, все свои умения, он решил применить на мне. — Ты, блять, не имел права выходить на бой, — гневное шипение на мое ухо и, на этот раз, Спирит выкрутил руку, прижимая ее к моей спине, из-за чего мне пришлось согнуться, чтобы хоть немного смягчить болезненные ощущения. — Откуда же, в твоей тупой голове, взялась мысль, что ты можешь делать какие-либо ставки? — вновь удар в живот. Ели бы Спирит не держал меня, я бы тут же упал на землю. Но, от того, как мои ноги подогнулись, сустав на плече опять хрустнул. — Спирит, ты его сейчас убьешь, — балансируя на краю гребанного сознания, я уже практически ничего не понимаю, но, кажется, говорит Парсли. Его хриплый и грубый голос, похожий на рычание медведя, невозможно спутать. — Может, так будет даже лучше, — яростные слова и, на мгновение, мне кажется, что Спирит сейчас скрутит мне шею, но он, все же, отпускает меня и я падаю на землю, еле успевая выставить вперед руку, чтобы лбом не столкнуться с асфальтом. — Отнесите Гарета в подвал и заприте там. В течение двух дней, всем запрещено заходить туда. Это, в основном, касается тебя Парсли, — грубым тоном, не терпящим возражения, говорит Спирит, после чего, шумно выдыхает и, наконец-то, переключается на тему проблем с полисами, больше не обращая на меня внимания. — Бойц, собери всех, кто из основы сейчас находится тут и приведи их ко мне… — последние слова Спирита я практически не слышу, ведь меня тут же подхватывают за руки и тащат в сторону здания. Моя голова болтыхается, перед глазами все плывет и ноги волочатся по бетону. Чувствую лишь боль, раздирающую все тело и хочу поскорее потерять сознание, но, отдаленно, я ощущаю, как меня затаскивают в здание и тащат по холлу. Я не знаю, кто меня несет, но слышу, как они матерятся. Я не легкий и в обмякшем состоянии меня тяжело донести до подвала, из-за чего, на ступеньках, они пару раз чуть не выпускают меня из рук. Когда меня бросают на твердую поверхность пола в подвале, я вновь шиплю от боли, слыша отдаляющиеся шаги и хлопок двери. Холодно. Воняет плесенью, сыростью, крысами и все еще, окончательно не выветрившимся, зловонием жженого человеческого мяса. Меня тошнит и при очередном кашле по губам начинает стекать кровь. Все же это полная хрень. Я и суток не проживу в таком состоянии. Временами я отключаюсь, падая в блаженный мрак, но, вскоре, вновь прихожу в себя. От боли меня мутит и в груди все ноет, так будто внутренности превратились в кровавое месиво. Сознание блекнет и, иногда, в голове возникают лишь обрывки бессвязных фраз, приследываемые какими-то образами. В полной темноте подвала, мне мерещились разные галлюцинации. Так, однажды приоткрыв глаза, я, в тусклом свете, увидел Спирита. Он закатил рукав моей толстовки и в вену вставил иглу шприца, разнося по моему телу легкость, притупляющую боль. Кажется, он даже накрыл меня одеялом. Но, естественно, это был лишь плод моего больного воображения. Спирит не стал бы мне помогать. Если бы не Парсли, с мнением, которого он хоть немного считается, Спирит точно убил бы меня. Даже думать не хочу о том, что будет, после того, как меня вытащат из подвала. Конечно, если я не сдохну.