Тень на стене

Ты действительно думаешь, что я настоящий? Что ты сможешь доверять реальности и уйти от меня? Какой же ты жалкий. Никчемный, ничтожный, заурядный Джон. Открой рот, послушный мальчик. Ну же, я буду трахать тебя до потери сознания, пока ты не захлебнешься моей спермой. Давай, ты все равно не сможешь от меня убежать. Молодец. Ну же, задыхайся - ты знаешь, как меня возбуждают твои судорожные стоны. Это твое предназначение - быть игрушкой, моей игрушкой, моей собственностью. Ты и сам знаешь, мысль разъедает твое сознание - и что толку? Ты такой жалкий, Джонни, что мне смешны твои попытки что-либо изменить. - Нет! Нет... Нет, это неправда... Это... Не..Правда... Спящий Джон в последний раз конвульсивно дергается, перед тем как затихнуть и раскинуть руки на кровати в стороны. Все намного серьезнее, чем было написано в последнем заключении врача. Смерть казалась бы облегчением, но Джон считал себя недостойным ее. В сознании Ватсона было два мира - жалкий, недвижимый дом с зашторенными окнами и сломанным радио, и тот, в котором он принадлежал Холмсу, был его рабом. Там он не мог ничего сделать, собственный разум отказывался вытаскивать его с периферии сознания. Даже покончить с собой не было возможности - Шерлок переходил из одного состояния в другое и просто пытал его, доводя до смертельного порога, но не позволяя переступить его. Когда возник новый, не подчиняющийся ни одному из состояний новый мир - Шерлока стало два. Один из них был реальным, но чтобы в это поверить, Джону пришлось бороться с самим собой. Похоже, он проигрывал. Разведи ноги шире, так тебе не придется истошно кричать в созданной тобою же комнате, где никогда не бывает света, а единственная лампа оставляет жуткие тени на несуществующей стене. Я вхожу глубоко, сразу и до предела, так что не чувствовать боль невозможно, а ты стискиваешь зубы и крепче сжимаешь ладони. Послушный мальчик, ты знаешь, как доставить мне удовольствие. Прекрати зажиматься, и да, я знаю, что это практически невозможно. Но ты пересилишь себя, потому что не можешь отказать мне. Вот так, да, хорошо, когда ты глубже насаживаешься на мой член. Можешь кричать - сегодня я разрешу тебе не сдерживаться. Ты безумно хорош, когда поворачиваешься ко мне лицом и позволяешь уложить себя на пол и снова взять тебя тебя прямо здесь. Я бью наотмашь, оставляя яркий след у тебя на бедре и крепко сжимаю пальцы на твоей шее. Что, не нравится ? Но ты ведь сам позволяешь мне сделать это, сам создал пространство у тебя в голове и пусти меня. Знаешь, что я прыгнул и боишься потерять в своих воспоминания. До чего противно... Я кончаю тебе в рот и снова говорю о твоей никчемности, не позволяя тебе дернуться. Да ты и сам не уходишь. - Просыпайся, Джон. Черт возьми, просыпайся !...