Вслед за воскресшим пером

Это произошло, пока Василиса ещё лежала в кровати, пытаясь побороть бессонницу и ответить на вопросы, которые бесконечным потоком струились в её голове. В тёмном погребе стояла гробовая тишина, ничто не смело шелохнуться, дабы не нарушить устоявшийся покой, даже сам Наоки будто бледный мертвец лежал на спине, не издавая никаких звуков, словно полностью абстрагировался от реального мира, перейдя за его грань в другую реальность. Руки кицунэ распластались по полу, тонкие пальцы застыли, словно секунду назад держали боевой веер, и не смели пошевелиться. Ёкаме-сан напоминал фарфоровую статую, которую завтрашним днём собирались показать публике, потому привели в полнейший порядок, и потому даже волосы лиса, обычно немного взъерошенные и чуть лохматые, были аккуратно вычесаны и лоснились, словно шёлк. Единственным признаком того, что Нао был жив, оставалось его мерное дыхание, напоминающее бой точных часов. Лис был полностью погружён в спокойный глубокий сон, что бывало достаточно редко для него, привыкшего время от времени переворачиваться на другой бок, порой жестикулировать, словно во время битвы, иногда даже разговаривать во время сна, а некоторых случаях ещё и вскрикивать, в иной раз даже просыпаться от увиденного. Словом, сон Наоки часто был беспокойным, причём, не без причины - видно, лис привык к этому с тех пор, как начал ходить в военные походы с лучшими кицунэ его леса и поначалу часами сидел в разведке, а позже охранял временную стоянку их лагеря. Во время своей миссии он не смел нервничать или впадать в панику, потому учился держать голову в холоде, ноги в тепле, а меч наготове. Лишь в нервном беспокойном сне Ёкаме-сан выплёскивал все те эмоции, которые пытались овладеть лисом за день, а их, поверьте, было немало. Пусть сейчас, с наступлением холодов и тишины вокруг всё успокоилось, беспокойный сон вошёл в привычку Наоки, это стало непримечательным обыкновением суровой жизни, от которого хотелось избавиться, но оно настолько врезалось в память, что не будь его, Нао стал бы немного другим, не таким, каким был всегда. Вот и эта ночь, обещающая быть спокойной для рыжего кицунэ, исключением из этого правила не стала. Мирный, туманный сон сменился странным беспокойством, образы начали ежесекундно мелькать в голове, словно кто-то ускорил плёнку сновидения в десять раз, краски сгустились, отовсюду были слышны знакомые и одновременно неожиданные голоса и звуки оружия. Казалось, что все воспоминания в голове Ёкаме-сана смешались в одно, потеряв хронологию, и прокручивались, словно бесконечное кино, где реальные события обросли лживыми подробностями и покрылись пылью забытья, а истинные лица людей и ёкаев искажались до неузнаваемости. Нельзя было даже отличить реальность от мира сна, казалось, что тысяча вселенных перемешалась, смяв время, словно старый лист бумаги с недописанным стихотворением. Но всё это было лишь картинкой, окружающей Нао и обволакивающей его тело, словно воздух, будь тот осязаем, и настоящим в этом царстве хаоса и психоделии был лишь силуэт, виднеющийся вдалеке в пелене непроглядного тумана. Нельзя было разобрать, что это за фигура, и кем или чем она может являться, но бурное воображение Наоки рисовало себе самые удивительные и пугающие картины, одна безумнее другой. Но будь это существо так далеко от Нао на протяжении всего сна и не приблизилось к лису ни на миллиметр, обстановка бы была не такой напрягающей, ведь даже представляя себе возможные образы чудовища в тумане, зная, что оно так и останется вдали и не покажет своё истинное обличье, становится как-то легче, чем если бы оно медленно, но верно двигалось к тебе, словно нечто неизбежное, от которого невозможно спрятаться. Ёкаме-сан, конечно, был очень храбрым лисом, но сейчас стоял на иголках, на ходу создавая тактику возможного боя с неизвестным, совершенно не имея представления о силах противника, зато понимая, что если он сам хочет выжить, ему придётся очень нелегко, так как меча на своём месте не было и драться пришлось врукопашную. И пока кицунэ размышлял и мысленно готовил себя к смерти, таинственный силуэт медленно и бесшумно, словно гигантская кошка, приближался к лису. Неожиданно Наоки поднял глаза и, словно немой, взглядом обратился к этому созданию, черты которого уже можно было разобрать - женская стройная фигура, серое кимоно, рукава которого были длинными настолько, что скрывали ладони девушки, стоящей спиной к кицунэ, развевающиеся по ветру светлые волосы и вдумчивый голос, что-то шепчущий в пустоту. Нао стоял перед выбором - атаковать внезапно или взглянуть на это создание, ведь теперь оно уже не выглядело враждебно настроенным по отношению к кицунэ. Лис еле слышно вздохнул и решил выбрать второе, тем более, что он сейчас вряд ли сумеет нанести достойный отпор. Ёкаме-сан спокойно положил свою руку на плечо загадочной особы, голос которой в тот же миг смолк, а последним звуком, что вырвался из её груди был всхлип. Наоки, поняв, что девушка не захочет поворачиваться к нему лицом сама, решил развернуть её своими руками, тем более последняя никак не сопротивлялась, лишь опустила глаза, спрятав лицо за волосами. Внезапно Нао почувствовал ощущение дежавю, словно уже виделся с этой особой где-то, а может, и не с ней, но с кем-то, до боли похожей на неё. Казалось, что когда лис касается её, он возвращается в реальность, где находит желанный покой и тишину, где не тревожится по поводу того, что видит и слышит, где нет лжи, а правда неприкрыта, словно является обыкновением, а не редким откровением. Наоки, чувствуя трепет и дрожь, бегущую по телу девушки, обнимает её, крепко прижимая к груди, стараясь краем глаза взглянуть ей в лицо. Может, Ёкаме-сан и не надеется увидеть в нём что-то прекрасное или пугающее и хочет посмотреть в глаза незнакомке не для того, чтобы оценить черты её лица, а совсем по другой причине. Лису в тот миг не важна была внешность, он просто желал посмотреть в глаза этой особе, желая увидеть в них то, что когда-то видел у очень похожей девушки. Может быть, эта незнакомка и есть она, просто в другой ипостаси? Нао долго гадал, удивляясь своим же мыслям, но всё равно хотел узнать свою новую знакомую получше. Пусть кицунэ и не видит её рук, но они кажутся ему родными и знакомыми, потому их, может, и не обязательно лицезреть своими глазами, а достаточно просто представить, ведь они же от этого ничуть не изменятся, оставшись такими же ласковыми и тёплыми. Девушка была безмолвна, лишь отголоском слышался её тихий плач, а волосы еле слышно колыхал взявшийся из пустоты, как это обычно бывает во снах, лёгкий ветерок. Казалось, что вместе с ней утих и хоровод пёстрых картинок-воспоминаний, сменившихся туманом, напоминающим предвкушение будущего и неясные грёзы о возвышенном. Один лишь ветер, уже упомянутый ранее, играл свою мелодию, ежеминутно ударяя в невидимые маленькие колокольчики, опять же скрытые в пустоте как и любое чудо и любая иллюзия, свойственные снам. Наоки всё сильнее прижимал девушку к груди, желая успокоить и привести в чувство, но та ничего не отвечала на немые заботы кицунэ, словно разочаровавшись в нём, но вдруг, будто невзначай упавшая с неба звезда, прозвучал её печальный голос: - Ведь правда мы будем вместе? Навеки?.. Воспользовавшись моментом, лис аккуратно приподнял ладонью подборок этой особы и другой рукой сдвинул упавшие на лицо пряди волос и после увиденного не мог сказать ни слова, хоть виду и не показал. Перед ним стояла никто иная, как сама Кацуми Раиту, словно почуявшая, что её кто-то потревожил, и чтобы успокоиться, прибежала ни к кому иному, как к своему любимому Музу, бывшему для неё даже большим, чем простым вдохновителем. По щеке девушки скользила прозрачная, точно хрустальная слеза, а на бледном лице смешались печаль и страх перед неизвестным, даже можно было разглядеть недоверие в заплаканных тёмных глазах. Кацу вновь всхлипнула: - Не разлучимся ни за что, так ведь?.. Безусловно, Кацуми не так давно поняла, до чего обычно доводят слёзы и потому старалась перестать плакать по всяким мелочам, но на этот раз её сердце потревожила не такая уж и мелочь. Кацу не могла выдавить из себя ни слова кроме тех, которые когда-то произносила перед лицом Ёкаме-сана как клятву в вечной любви, будто стараясь усилить дежавю этого и без того странного сна. Казалось, что Раиту-тян нашёптывает обрывки из одного из своих стихотворений, сочинённых, когда девушка была охвачена сильными эмоциями и не могла не выплеснуть их в виде слов на листе бумаги. Может быть, что эти фразы родились в её голове случайно, как только она столкнулась глазами с сердечным другом, как в тот раз, когда они впервые встретились в лесной глуши. Но как бы то ни было, Кацуми вновь была печальна и не могла совладать со своими эмоциями, как это часто случалось. Отличалось это лишь тем, что в этот раз её чувства не были напрасными и вполне имели основание, о котором, судя по всему, Раиту-тян не сильно хочет рассказывать. - Скажи, неужели твой выбор может рану нанести? - прошептала Кацуми, прижимаясь к Наоки. - Выбор? Между чем? А может, кем? Только не впадай в краску, тебе нечего смущаться, - ответил ей лис, взглянув на краснеющую девушку. - Странно, но до чего люблю взгляд твой ненароком ловить... Прости, слишком много болтаю, особенно в серьёзной ситуации, - в этот момент Кацу вновь отвернулась, смутившись. - Кацу, если хочешь выговориться, можешь не стесняться, я сумею помочь тебе справиться с напором чувств, - сказал Нао, позволяя девушке довериться ему. - Честно говоря, когда я с тобой, не знаю, как и быть. Всё равно, спустя столько времени, касаний мало мне. Меня постоянно мучает вопрос - как не упустить момент... - и тут Кацуми неожиданно посмотрела на Наоки. Слёзы на её лице уже высохли, по глазам было видно, что девушка была настроена решительно. Она явно готовилась сказать что-то очень важное тому, кто был так дорог ей, или же признаться в том, о чём так долго молчала. Неизвестно, как это бы продолжалось и чем бы закончилось, но разговор обещал быть очень эмоциональным и откровенным. Впрочем, Раиту-тян по жизни не привыкла скрывать свои чувства и говорила всё, что думала по тому или иному поводу, но в этот раз она, кажется, переборщила с откровениями, причём со стороны казалось, что девушка скорее бредит во сне, чем разговаривает с кем-то. Правда, не следует забывать, что всё это - лишь чары сумасшедшего сна, но в тот момент он чертовски походил на реальность, особенно на магическую и странную, в которой и обитают ёкаи и прочие порождения богов и неиссякаемых сил природы, по крайней мере, всё самое удивительное и чудное и должно там находиться, не так ли? Тем временем Кацуми продолжала играть в гляделки с лисом, совершенно не интересуясь о том, кто же из этой пары станет победителем. Казалось, что писательница в который раз с головой ушла в свои мысли, чтобы обдумать каждое слово, которое собирается произнести, а это признак того, что сказанное ею станет, как минимум, знаком для кицунэ. - ...как не упустить момент и эти чувства донести. Понимаешь, об этом каждый день мои мечты, - уверенным и в то же время дрожащим от волнения голосом произнесла Кацу. У Нао не было слов, но вовсе не из-за того, что лис был растерян или не уверен в себе, а оттого, что Ёкаме-сан считал, что слова в этот момент были лишними, так как дальше можно было общаться лишь взглядами и прикосновениями, чтобы не нарушить тишину и не потерять драгоценные минуты спокойствия. Наоки окинул писательницу взглядом, полным доверия и верности, и упал перед девушкой на колени, не беспокоясь о том, в каком состоянии окажется его кимоно после таких движений. В этот момент Ёкаме-сан напоминал благородного пса, преданного своей хозяйке, но похоже ей то ли хотелось чего-то большего от него, то ли она хотела увидеть от него нечто другое, но девушка лишь отвернулась и, закрыв лицо руками, присела на землю и застыла, напоминая статую, и даже ветер не трепал её волосы. Нао хотел погладить и успокоить Кацу, но та не подпустила лиса к себе на этот раз, медленно уходя, словно тень, дальше от него. Наоки недоумевал, почему его чересчур эмоциональная любимая повела себя так, потому пытался всячески стать ближе к ней, но попытки были тщетны, все, кроме, казалось, последней. Внезапно кицунэ бесшумно приблизился к Кацуми настолько близко, что слышал сбитое дыхание девушки, словно та задыхалась. Тело писательницы слабело, девушка уже не могла стоять или сидеть, потому приняла на земле так называемую позу жертвы, опираясь на неё бледными руками, готовыми в любую секунду сдаться и упасть. Наоки пытался поддерживать их, не давая своей любимой упасть так просто, но понял, что этого мало, потому поднял девушку на своих руках, убрал упавшие на лицо волосы и столкнулся взглядом с Кацуми, которая уже была почти обречена. В любом случае, Нао хотел попрощаться со своей Единственной, подобных которой не встретит никогда, потому всю жизнь будет один, коротая своё время в войнах и подвигах, которые будет посвящать именно ей, Кацуми Раиту, своему милому автору и первой и последней любви всей жизни, ушедшей из жизни так внезапно. Внезапно по щеке Раиту-тян скатилась слеза, к которой присоединилась ещё в полёте капля с лица Ёкаме-сана, и упав в одном и том же месте, через несколько секунд на этом неприметном кусочке земли вырос и распустился прекрасный цветок, а за ним и второй, и третий, пока вся земля, которая только была видна печальному лису, покрылась полем благоухающих прекрасных цветов, половина которых имела огненно-рыжие лепестки, а вторая - светло-лиловые. На этом чудеса не закончились - серое кимоно Кацуми начало расцветать вместе с тысячами бутонов, на его ткани смешивались десятки и сотни цветов пастельной палитры, но больше всех выделялись фиолетовые, лиловые, сиреневые и фиалковые пятна, напоминающие перья для письма. Одежды Наоки тоже преобразились - на рукавах вспыхнуло оранжевое золото, напоминающее боевой огонь кицунэ, но лис не обращал на это внимание, в ту секунду мир для него состоял лишь из личных переживаний и любимой девушки. Неожиданно закрытые веки Кацу открылись, но в ту же секунду вынуждены были принять предыдущее положение, поскольку писательнице внезапно пришлось откашляться, потому та прикрыла рот руками, которые потом спрятала в рукава кимоно. Нао, не скрывая любопытства и думая, что теперь между ними не должно быть никаких секретов, посмел взглянут на ладони девушки, но после увиденного одновременно испытал удивление и шок. Через пару минут, придя в себя, Ёкаме-сан лишь печально шепнул: - Ханахаки. Болезнь неразделённой любви. Но почему именно с нами?! Я же любил тебя, Кацу, пусть ты и не слышишь моих откровений, боги узнают о них и поведают тебе обо всём после того, как ты перейдёшь в другой мир. Ты обязательно всё узнаешь, обязательно... Лис держал ладонь, полную лепестков сакуры, испачканных кровью, которые пару минут назад развевались под ветром чувств в сердце Кацуми, которое когда-то билось, отдавая теплом, но теперь молчит, словно было сделано из холодного льда, и как только во время урагана последних чувств, мыслей и эмоций растает оно, скончается и Кацу, оставив после себя лишь шёлк кимоно и золотые локоны. Кицунэ впервые понял, что ёкаи не всесильны, будто боги, пусть и обладают некоторыми их силами, превосходя этим простых людей. Будь Нао по-настоящему всемогущим, Раиту-тян бы не ушла из жизни так просто, нет, она бы жила вместе с ним вечно, их счастье бы никогда не кончилось, и гробовая доска не смогла бы прервать его... Но увы, кицунэ не в силах воскрешать смертных, поскольку не смеют противоречить воле богов, в число которых входит и сама Смерть, потому Наоки остаётся лишь рыдать над бездыханным телом своей любимой, опустив его на поле цветов и обратившись к нему с длинными печальными речами. Впрочем, особенно долго откровенничать лису не пришлось - в одно мгновение уже мёртвая Кацуми рассыпалась на тысячи лепестков, которые закружились в медленном танце, а после улетели вдаль, и лишь малая их часть осталась со сломленным во всех смыслах Нао, завороженно смотревшим в воздух. Тяжело вздохнув, кицунэ опустил взгляд и собирался понуро пойти в неизвестном направлении и найти озеро, чтобы утопиться, или утёс, чтобы спрыгнуть с него и разбиться вдребезги, как это обычно бывает во всех японских драмах, но тут его взгляд остановился на упавших на поле лепестках. Ёкаме-сан присмотрелся и понял, что они были выложены в форме надписи, которая гласила: "Не дай этому случиться", и увидев её, перенасыщенный пищей для размышлений и страданий Наоки упал на цветочный ковёр. Кицунэ мог бы пролежать там ещё долго, если бы не тень, нависшая над ним, взявшаяся из ниоткуда, как это случается во всех снах. Наоки нехотя открыл глаза и хотел было взглянуть на эту личность, но в тот самый момент её начал укутывать непроглядный туман, и единственным, что успел запомнить Нао, были распущенные длинные рыжие волосы, пожаром развевающиеся по ветру, разведённые в стороны руки и чарующий взгляд, устремлённый на него. Наоки, и так обескураженный смертью любимой, после мимолётной встречи с этой таинственной особой и вовсе остолбенел, как вдруг услышал чьи-то вздохи и шёпот за спиной, оглянулся и неожиданно даже для себя проснулся. Таинственные звуки же не прекратились, потому Нао решил изображать спящего лиса и одновременно прислушиваться, обдумывая в голове всё то, что только что произошло с ним, и как это связать с реальными событиями. А Ёкаме-сан, как настоящий уроженец Страны Восходящего Солнца, был склонен к философии и размышлениям, потому вновь забылся, распутывая клубок собственных дум, давая Василисе шанс остаться незамеченной на "месте преступления", чем лиса и пользовалась, шаг за шагом рассматривая комнату Нао, обращая внимание на различные интересные мелочи, которые вскоре кончались, и тогда за загадками и их отгадками приходилось отправляться к хозяину, если он, конечно, не нанесёт визит первым...