Вслед за воскресшим пером

Сидящий на холодной полу и окружённый темнотой, Наоки чувствовал себя неуютно даже в собственной норе. Отсутствие света напрягало лиса, что тот решил сразу же исправить, лишь щёлкнув пальцами и вырастив в ладони маленький огненный цветок, смотрящий во тьму. Кицунэ бесшумно встал и, осмотревшись вокруг и убедившись, что во время его беспокойного сна в погребе ничего не изменилось и не произошло никаких странностей, думал о дальнейших своих действиях, ведь заснуть вновь лис уже не мог, потому пришлось посвятить ночь чему-то другому. Признаться честно, долгие философские размышления лишь нагоняли тоску после печального сновидения, которое точно нельзя было назвать случайным, ведь не каждую ночь во сне умирает дорогой человек и появляются неоднозначные надписи из лепестков цветов, потому Нао решил перейти от теории и практике и разобраться в природе таинственных звуков за спиной, которые явно исходили из главной комнаты, где в тот момент находилась Василиса, которая в это время должна мирно спать. Следовательно, на ум Ёкаме-сану пришли две версии - первая состояла в том, что у Патрикеевны-сан тоже была бессонница, что сделало бы их родственниками по несчастью, а вторая, более жуткая и загадочная, гласила, что если Василиса спит, то в комнате хозяйничает некто другой, неизвестный, возможно, сообщник гостьи Наоки, а возможно, и её враг, или же тайный союзник самого лиса, о котором тот пока не знает. В голову Ёкаме-сана настойчиво лезли самые разные идеи и предположения, но тот, не желая медлить, гадать и лишний раз напрягать обстановку, решил тихо отворить дверь и взглянуть на свою комнату совсем не думая о том, что же он увидит там. Каково же было удивление кицунэ, когда заметил замершую фигуру Василисы, устремившей свой взгляд на него, накинув на спину, словно плащ, белую простыню, в краях которой прятала руки так, что видна была лишь ладонь, держащая горящую лучину, уже ставшую маленькой щепкой. Лисица словно догадывалась о том, что хозяин норы не дремлет, но одновременно не ожидала увидеть его пробудившемся перед своими глазами. Наоки был поражён, причём сам не мог понять, чему больше - то ли бодрствованию Патрикеевны-сан в ночное время, то ли огоньку в её руке, которому неоткуда было взяться в его комнате, ведь ни лучин, ни простых щепок Нао у себя не хранил, как и спичек, свечей и прочих вещей в таком роде, так что объяснить логически и понятно, откуда и как Василиса взяла этот маленький источник света для себя, Ёкаме-сан не мог. Хотя, при таком раскладе оставался лишь один вариант - Патрикеевна-сан использовала ничто иное, как магию, ведь создание огня - один из базовых навыков, которым обязаны владеть все кицунэ, даже только начавшие изучать искусство и природу волшебства, он есть у них всех без исключения с самого рождения, это дар природы, данный свыше богами. Правда, Наоки всегда думал, что только восточные лисы, да и все волшебные народцы Японии, Китая, Кореи и прочих азиатских стран умеют пользоваться магией, причём настолько сильной, что уже давно могли бы покорить магических существ юга, севера и запада, и лиса искренне удивлял факт, что они этого до сих пор не сделали, а всё это время мирно просиживали в уединении с природой, любуясь красотой родного края и размышляя о философских проблемах такие вот типичные японцы. Но вдруг увидев способности к волшебству у Василисы, северной лисицы из обыкновенного леса, уверенность Нао в его и своих земляков превосходстве перед другими лисами и их неспособности к магии резко пошатнулась и подверглась сомнениям. Раньше Ёкаме-сан думал, что пусть Патрикеевна-сан и прекрасна как лисица и могла бы затмить своей внешностью десятки и сотни человеческих девушек и кицунэ, а противник из неё совершенно никудышный, ведь оружия как такового Наоки в её руках так и не увидел, о её магических силах не знал и просто не считал девушку достойным воином, пусть и выглядела она румяной и крепкой, особенно по сравнению с бледным Нао, лицо которого выделялось лишь из-за ярких веснушек, но особенно мускулистой, даже для лисицы, Василиса не была, насчёт одежды и говорить не надо - кто же сражается в юбке по пятки и рубахе с рукавами до пальцев. Поначалу Ёкаме-сан даже чувствовал лёгкую досаду, что его напарницей стало именно это создание, правда, это обстоятельство смягчил разговор по душам и кулинарные способности последней. Но теперь Наоки понял, что не стоило так рано судить о своей новой знакомой и её способностях и навыках, ведь кто знает, каким бойцом окажется эта хрупкая и сильная одновременно лиса, взгляд которой потихоньку начинал таять, а неожиданная встреча сменяться тишиной и спокойствием вокруг. Василиса и Нао успели перекинуться парой неброских слов о бессоннице, неуютной ночи и странных сновидениях, но в подробности таинственных историй, случившихся с ними, оба не вдавались, решив оставить между друг другом небольшой барьер недосказанностей. Всё бы могло на этом и кончиться, и оставшуюся половину ночи новые знакомые бы провели, сидя на татами и рассказывая друг другу байки, попутно рассуждая о смысле жизни. Впрочем, всё так и началось - среди океана тишины, заполнившего своими незримыми водами нору кицунэ, у стены на спальном месте сидели двое задумавшихся о чём-то сокровенном лис, смотрящих друг на друга в тусклом и одновременно романтичном свете огонька лучины. Оба вели непринуждённую беседу, в тиши раздавался приятный женский голос, ласкающий слух, порой к нему добавлялась вдумчивая речь молодого человека, редко, но всегда к месту высказывающего своё мнение, не упуская момента поразмышлять о высоком. Вокруг не происходило ничего странного, даже казалось, что всё на мгновение замерло, потому даже лёгкий огонёк не колебался, не чувствуя ночного ветра, дующего наверху, играя с каплями холодного ноябрьского дождя, вне уютной и сухой норы. Ночь будто бы не заканчивалась, даже не успев толком начаться, словно это было не время, а отдельная реальность со своей правдой и законами, которые нам понять трудно, но существовать в том мире вполне можно, даже не зная их. Казалось, изменился даже воздух, будто бы он посвежел, как это бывает после ливня, и наполнился теплом ушедшего когда-то лета, а порой можно было бы найти в нём и лёгкий запах то ли высохших листьев, то ли пряностей, то ли только что заваренного чая, и только почувствовав его, сразу же чувствовались уют и покой, а волнения пропадали прочь, словно их и не существовало. Наоки и Василиса начинали привыкать друг к другу во время этого разговора, укутанные в длинное тёплое одеяло и согретые маленьким огоньком лучины. Между ними, казалось, стёрлись все барьеры, и эта пара и думать забыла о том, что порой нужно держать язык за зубами и особо не скрывала ничего друг от друга, только Нао во время очередной истории из прошлого Патрикеевны-сан неожиданно понял, что его настигло дежавю, словно в его жизни уже было создание, с которым Ёкаме-сану было так же тепло и приятно находиться рядом, как с новой знакомой. Погружённый в свои мысли и очарованный спутницей из далёкой страны, Наоки запутался в клубке золотых нитей своих чувств и истинных эмоций, чего с ним раньше не было. Порой лису казалось, что он свернул с пути, но списывал всё это на усталость и последствия странных сновидений, потому за душевными разговорами продолжал наслаждаться компанией такой приятной лисицы, как Василиса. Было всё это, безусловно, прекрасно, но как часто это бывает, стоило только героям расслабиться, как вдруг случается неожиданность, причём, не всегда приятная и что ещё чаще - не всегда безопасная. Так произошло и сейчас, и этот случай раскрыл те черты Нао и его новой спутницы, которые они пытались не показывать друг другу. Нельзя, конечно, сказать, что это событие разделило их жизни на "до" и "после", но после него они уже никогда не будут воспринимать друг друга как раньше. Произошло это так - неожиданно Патрикеевна-сан выронила из рук догорающий кусочек лучины, принявшийся танцевать огненный танец по полу, начиная от лёгкой польки выживших в полёте искорок и заканчивая буйным вальсом языков пламени по дереву. Словно мелодия, зародившаяся в голове у музыканта, искры набирали мощь, осиливая этюд за этюдом, делая мелодию всё громче и прекраснее. Страсти кипели, когда языки пламени перешли все границы дозволенного и начали расходиться в стороны от места падения лучины, так же грациозно и синхронно, как это делают фигуристы, скользящие по льду, или танцоры во время своего выступления. Огонь выписывал круги по полу, распускаясь невиданным цветком, чья красота была смертоносна, поскольку могла очень скоро спалить тихую обитель Наоки вместе с её хозяином и его новой знакомой, потому действовать надо было быстро, но Василиса, казалось, и думать забыла об опасности, а наоборот, вышла на середину комнаты, развела руки в сторону и в этой позе завороженно глядела на пламя, окутывающее место, где её радушно приняли и предложили ночлег. Патрикеевна-сан вовсе не боялась быть сожженной в вальсе лепестков огненного цвета, лисица пребывала в экстазе, словно именно она задаёт тон мелодии этой безудержной стихии и контролирует ею, словно богиня. Ёкаме-сан, конечно, знал, что не умрёт, если огонь коснётся его, ведь эта стихия и породила весь лисий род, именно энергия пламени течёт по его венам вместе с благородной кровью, но не бездействовал, ведь знал, что от огонь сумеет забрать себе совсем другое создание, которое по его мнению, спастись самостоятельно не сможет и уже попало под чары языков пламени. Этим созданием и была зачарованная танцем искр Василиса, которую намеревался спасти Наоки, но похоже, Патрикеевне-сан это было вовсе без надобности... - Уходи, глупец, пока не сгорел в пламени страсти! - неожиданно вскрикнула лисица, угрожающе взглянув на Нао. Ёкаме-сан сразу понял, что творилось неладное, причём перспективы бешеного огня сжечь дотла уютную норку лиса были лишь половиной беды, поскольку к этим печальным обстоятельствам добавилось неадекватное поведение новой знакомой Наоки, у которой, судя по всему, помутнел рассудок, и та начала бредить, подвергая себя ещё большей опасности. О какой страсти может идти речь в этот момент, Нао и не пытался понять, боясь сойти с ума заодно со своей спутницей, которая к тому же потеряла всякое доверие к хозяину норы, желая вытравить его из собственного жилища при помощи хитрости и бреда в голове, оказавшегося там в нужное время в нужном месте. Правда, Василиса не учла одного - Наоки никогда не сдастся, даже видя перед собой препятствия, преодоление которых может обернуться его смертью, и всегда защитит свой род, свою любовь и свой дом. Ёкаме-сан, не размышляя особенно долго и не желая сидеть на месте, когда вокруг всё пылает огнём, кинулся наперекор своей сопернице, которая минуту назад была его мирной спутницей. Патрикеевна-сан тоже приняла боевую позу и была готова атаковать, раскинув руки в стороны и образовав вокруг себя огненное кольцо. Лисица распустила свои огненно-рыжие волосы до пят, и они окружили её голову, словно солнечные лучи вокруг светила, переплетаясь с языками пламени, которые не смели опалить роскошные локоны, а наоборот, переплетались с ними, укрепляя единство лисы со стихией и делая Василису ещё прекраснее. В глазах Патрикеевны-сан слились воедино решительность и страсть, сосредоточенность и пылкость, влюблённость и жестокость, делая её чувства двуликими, словно костяшки домино, раскрашенные в чёрный и белый одновременно. Это странно получилось, но можно было вполне сказать, что Василиса пыталась сжечь Нао в пепел, но потом сама же раз за разом заживляла раны, нанесённые ею же. Этот контраст давал Патрикеевне-сан преимущество, но в то же время медленно ослаблял её, делая лёгкой добычей для Наоки, успевшего выхватить верную катану в деревянной подставки, которую в следующую секунду охватил огонь, и проворачивающего с верной железной боевой подругой самые разные трюки. Ёкаме-сан подбирался всё ближе и ближе к сопернице, стараясь не сколько поразить её в самое сердце, сколько ввести в некое подобие транса и в этом состоянии вынести из норы, а позже привести в себя и расспросить о тех странностях, которые она вытворялась час назад. Однако пока борьба шла на равных и продолжалась бы так долго, если бы в памяти Нао случайно не всплыла одна мудрость, которую он решил ещё раз проверить на практике...