* * *
Фран (о том, что было несколькими часами ранее).
…Ужин в тот вечер был необыкновенно познавательным и интересным. Меня так занимали все эти люди с их разговорами, что я просто не знал, к какой группе примкнуть и кого слушать. Поначалу гости, правда, чувствовали себя немного стеснённо, но как только принесли еду (а, главное - вино!) все сразу почувствовали себя более раскованно и вскоре уже мило беседовали. Электричество так и не дали, но все, кажется, прекрасно обходились и без него. Ужин приготовили на дровяной печи, а на столе установили подсвечники. — Будто перенеслись на много веков назад, - сказала Хроме, и я был с ней полностью согласен. Свечи отбрасывали мягкий золотистый свет, заставляя сверкать серебро и фарфор, стекло и сталь, зажигая огнём щедро наливаемое в бокалы красное вино и создавая на стенах невиданную завораживающую пляску теней. — В…ино пр…евосходное! Руча…юсь! – уверял Шамал, облокотившись на плечо явно недовольного этим Гокудеры. — А, может, тебе уже хватит пить? – осведомилась Бьянки. – Смотри, какой пример ты подаёшь детям. — Д…етям? К…аким ещё д…етям? — Как это каким?! – взревела Бьянки. – Нашим! Или ты забыл, что женился на мне и произвёл на свет двух очаровательных обормотиков?! «Обормотики», к слову сказать, и в самом деле были очаровательные. Мальчик и девочка. Двойняшки. Они привольно носились по залу, визжали, пищали, ползали под столом, играли с кошкой, а затем уснули на пушистом ковре у камина. Джил-сама наблюдал за ними с тихой грустью. Впрочем, особо грустить ему было некогда, ибо он умудрился переговорить со всеми присутствующими, показав себя настоящим кладезем знаний. Непознанных тем для него, кажется, не существовало. Он с застенчивой учтивостью, а то и нескрываемым азартом обсуждал с Ямамото бейсбол и паранормальные явления с Гокудерой. Бокс с Риохеем и удивительные свойства электричества с Леви и Ламбо. Восточные единоборства с И-Пин и холодное оружие со Скуало. Банковское дело с Мармоном и алкогольные напитки с Занзасом и Шамалом. Домашних животных (в частности черепах) с Дино и караоке с Ромарио. Астрономию с Фуутой и карнавальные костюмы с Хару. Механику, сорта чая и высокие технологии с Джаннини, Спаннером и Шоучи и диеты, косметику, кулинарию, детей и распродажи с Киоко, Бьянки, Ханой и Луссурией. С Савадой он говорил обо всём подряд, но и о нас с Хроме не забывал, так что к концу вечера все почувствовали к нему самое что ни на есть искреннее расположение. Причём, даже те, кто поначалу держались довольно настороженно. За окном сквозь узоры вьющихся растений проглядывал месяц, слышался странный, размеренный крик сов. — А вы изменились, - сказал вдруг Шоучи. – В лучшую сторону. — Просто понял одну вещь… Голос Джила-сама потонул в сиплом пении Ламбо, пытавшегося исполнить что-то под аккомпанемент расстроенной гитары. Впрочем, терпели его недолго… — Врой! Или ты затыкаешься, или я за себя не отвечаю! — Но я ведь только начал… «Мохнатый шмель – на душистый хмель» - такая душевная песня. — Только не в твоём исполнении! Да чёртов босс просто Карузо [Энрико Карузо (1873 - 1921) – великий итальянский оперный певец, тенор – прим. автора] по сравнению с тобой! — А? Что? Кто меня звал? – мирно дремавший Занзас приподнял голову, огляделся вокруг осоловевшим взглядом и снова уронил голову на скрещенные руки. — М-да, похоже, пора пить чай, - Расиэль позвонил в колокольчик и распорядился, а пока слуги носились туда-сюда с подносами, взял со стула брошенную Ламбо гитару, настроил её и попросил у присутствующих позволения спеть. — Пой, - милостиво разрешил Скуало. – Только с условием, что кошек мучить не будешь. — Не буду, - пообещал Расиэль, улыбнулся и завёл задорную студенческую песенку [предупреждение автора: песенка не наша, её ваганты сочинили ещё в XI-XIII веках, а на русский язык перевёл г-н Гинзбург].Во французской стороне На чужой планете Предстоит учиться мне В университете. До чего тоскую я, - Не сказать словами… Плачьте ж, милые друзья, Горькими слезами. На прощание пожмём Мы друг другу руки, И покинет отчий дом Мученик науки. Вот стою, держу весло – Через миг отчалю. Сердце бедное свело Скорбью и печалью…
Услышав знакомый мотив, к нему присоединились сначала Скуало с Ямомото, затем Савада с Гокудерой, Луссурия, Мармон и прочие.Тихо плещется вода, Голубая лента… Вспоминайте иногда Вашего студента. Много зим и много лет Прожили мы вместе, Сохранив святой обет Верности и чести. Ну, так будьте же всегда Живы и здоровы! Верю, миг придёт, когда Свидимся мы снова. Всех вас вместе соберу, Если на чужбине Я случайно не помру От своей латыни. Если не сведут с ума Римляне и греки, Написавшие тома Для библиотеки. Если те профессора, Что студентов учат, Горемыку школяра Насмерть не замучат, Если насмерть не упьюсь На хмельной пирушке, Обязательно вернусь К вам, друзья, подружки!
Пение и живительное журчание чая пробудили Занзаса. Он, правда, был слегка разочарован, когда осознал, что наливаемая в чашки жидкость не имеет ни малейшего отношения к алкоголю, а впрочем, этот чай стоил того, чтобы ради него проснуться. — Хонг-ча, если не ошибаюсь?- спросил Спаннер. — Не ошибаетесь, - ответил Расиэль. - Он самый. Знаменитый красный китайский чай, который у нас, на Западе, называют чёрным, что очень любопытно, поскольку… Рядом Луссурия распространялся о распродажах: — …перебирали трикотаж в не самом плохом венском магазине, уже практически хватали друг друга за руки под грудой одежды, как вдруг – оба! - заметили единственно ценную вещь… А Джаннини о компаниях: — …ой, да если компания хорошая, можно собраться где угодно – в амбаре, хибаре, хоть на Северном полюсе. И всем будет весело. Если плохая? Ну, тогда, полагаю, не помогут ни пятизвёздочные отели, ни джакузи, ни креветки в винном соусе. Кстати, моё последнее изобретение… Нет, Спаннер, велосипед я не изобретал. Тоже мне остряк! Так вот… Риохей рассказывал анекдот про боксёров: — …первому, говорит, наношу хук справа в голову – первый падает. Второму - снизу в корпус – второй падает… - А третьего? - А третьего у меня день рождения… Шамал описывал случай из своей врачебной практики: — …перенесла ужасный шок, который и вылился в болезнь, когда повторилась схожая… ик… ситуация. Надо было, чтобы она снова прошла через это… ик… испытание. И мне удалось это сделать! Хотя, признаться, мне… ик… давно уже не было так тяжело… Дино обсуждал Хибари: — …плавно и гибко, как трава под ветром. Ни одного лишнего движения… Навзлёт и наотмашь, направо и налево и вокруг себя, и ни один враг не мог к нему подступиться и схватиться лицом к лицу. Я просто обомлел. Этот Хибари Кёя… Гокудера – некую девушку: — …не, ну понимаешь, я ведь просто предложил ей сходить в кино (!), а увидел в её глазах замужество, дом, дерево, троих детей, семерых внуков, двенадцать правнуков и стакан воды… А Бьянки – своего мужа: — …и начинаю живописать, как то, что ещё недавно называлось светилом медицины и доктором каких-то там наук, изображало вчера полёт шмеля над Гибралтаром, танцевало канкан и прикидывалось тушкой кролика-психопата… И так далее в том же духе… — …в любви… ик, знаешь ли, тоже нужно объясняться красиво. — Например? — Ну-у, скажем так… ик… «Эклиптика наших отношений пронизана протуберанцами чувств»! — Не, ну ты и загнул! Она же меня за идиота примет! — …излучая отработанное обаяние в полной уверенности, что голубая кровь в венах делает его желанным гостем, как бы он ни опаздывал… — …фыр! Даже представлять не хочу. А то опять начнётся: «Кровь! Моя королевская кровь… пролилась! И-ши-ши-ши-ши-ши! Где ты, сиреневый кролик?». И полмира в труху. А вообще это, конечно, нехорошо - обсуждать человека у него за спиной… — …барашек с трюфелями, карпаччо в муссе из лесных орехов и замороженный рисовый пудинг на десерт. Попробуй. Очень вкусно… — …Реборн? А у Реборна теперь новый ученик… — Очередной бедолага! — Дино! — Что Дино? Что Дино?! Я уже тридцать три года, как Дино… — Ну, согласись, Реборн многому нас научил. Да если б не он… — …мы так и остались бы неудачниками! — А… ик… давайте за него выпьем! — За кого? — За нового… ик… ученика! — А давайте. Отличная идея, Шамал. — …такой шикарный костюм, в виде бутерброда с сыром, и совсем недорого. Хотя приятнее, конечно, сделать костюм самой… — …да, было время, когда я хотел стать атеистом, но, в конце концов, передумал: у атеистов нет никаких праздников… — …мои знакомые называют детскую, где живут их сыновья, метким словом – сынарник… — …к твоему сведению, в приличном обществе мясные блюда запивают красным вином, рыбные – белым, а плавленые сырки – портвейном… — …увы! Человеческая натура такова, что дай ей уверенности в будущем хотя бы на час, она тут же возьмет что-нибудь в кредит… — …причесать, отполировать рога и порядок. Красавец-мужчина! — …будто я бросаю деньги на всякие дурацкие реформы, вместо того, чтобы тратить их на такие толковые вещи, как автомобили и яхты. Однако я трачу их и на сладости… — …ну, то, что ты сладкое любишь, по тебе, допустим, незаметно. А вот фехтовальщик ты, гляжу, неплохой… Да по тому, как он руку на эфесе держал, чёртов босс! Врой! Уж в чём в чём, а в этом я разбираюсь! И вообще давайте-ка выпьем… чая. Да. Мне тоже с молоком, пожалуйста… — …не, ну кто-то же додумался смешать селитру с серой и древесным углём и получить порох… — …и в самом деле, почему дети не могут навсегда оставаться трёхлетними и играть в куче песка с лопаткой и ведёрком?! — …даже не просите! Мне в детстве медведь на ухо наступил. — Леви-саан, да я, смотрю, он и остальные части лица не пожале-ел… — Ррр, Фран! Что ты сказал?! — Врой! Ну вот! Началось «утро в деревне»! — Скуало, рыбка, ты что? Какое утро?! Ночь на дворе! — Ну это я так, для образности… — …фотографировал вблизи и издалека. И Бела одного, и меня одну. И Бела в профиль, и меня в фас, и Бела с голубями у ног, и Бела с голубем, сидящим на его вытянутой руке, и меня с голубиным помётом на платье… — …и почему нельзя на всю жизнь сохранить такую вот удивительную способность воспринимать как блаженство землю и траву, шум дождя и звёздные миры? — А знаешь что? — Что? — Хватит пить! — Хочу и пью! Я, между прочим, в отпуске! — …чистокровная верховая. Самая быстрая и самая известная в мире порода скакунов. Выведена в XVII-XVIII веках в Великобритании путём скрещивания арабских жеребцов и кобыл местных пород. Во всём мире используется для разведения новых пород и улучшения уже существующих… — …ничего не понимают! Блондинки не глупые, а милые, брюнетки не стервы, а сильные, рыжие не странные, а необычные. Шатенки? А про шатенок, как всегда, забыли… — …так и есть! Обезболивающим эффектом поцелуй… ик… обязан гормону эндорфину. Чем он… ик… пламенней, тем больше эндорфина вырабатывается организмом. За один поцелуй в организм выбрасывается успокаивающая… ик… доза гормонов, которая превышает минимальную дозу морфия. А ещё во время поцелуя в слюне вырабатываются естественные антибиотики, которые… ик… также обладают обезболивающим эффектом… — …в свободное время каталогизировал небольшие книжные фонды, поскольку само общение с книгами доставляло мне ни с чем несравнимое удовольствие. Сейчас, правда, мне заниматься этим некогда. А жаль… — …как же там? Н-не перебивайте, с-сейчас вспомню! «Про спиртное позабудь, йогурт ешь и счастлив будь». Представляешь?! Ну, мне это, понятное дело, надоело… Взял маркер и приписал: «Йогурт – просто ерунда, лёд и виски – это да!»… — …должны были предполагать, что появятся… эм-м… недовольные. Кстати, то, что он остался при пиковом интересе… Ну, пики всегда ведь считались «несчастливой» мастью… — …и эта несчастная, с позволения сказать, косточка чуть было не свершила то, что было не под силу лучшим убийцам современности… — Врой! Да Бел убьёт тебя за такие слова! — Скуало-саан, но вы ведь ему не ска-ажете… — …вот и я говорю: «Возмутительно»! А ведь, на первый взгляд, просто отличный компот, местного производителя, сливы как на подбор и вдруг – косточка! Да если б он… Кстати, навещу-ка я его. Как он там… Ну и что с того, что с ним доктор. Это ж Бел. От него всего можно ожидать… Чай вышли пить на увитый плющом балкон. И хотя было уже довольно прохладно, гости этого словно не замечали, накинув пальто, куртки и наслаждаясь тишиной и спокойствием свежей и звёздной октябрьской ночи. Пирожные с пышным слоем крема, горячие гренки под пузырчатой пеной тающего масла, великолепный душистый красный и зелёный чай – всё это настраивало гостей на благодушный лад, и хотя был уже одиннадцатый час, в спальни никто уходить не спешил. Расиэль играл на гитаре и пел. Остальные подпевали. Было шумно и весело. Ничто не предвещало дальнейших драматических событий…* * *
Поздно ночью на мобильный телефон Франа пришло сообщение: «Встретимся у фонтана в оранжерее. Жду. Скучаю». Номер засекречен, хотя, если подумать, посторонний не стал бы назначать встречу в таком месте - оранжерея пристроена к главному зданию и попасть в неё можно только двумя способами: из сада, что маловероятно, поскольку ворота, выходящие туда, запираются изнутри на засов, и непосредственно из самого здания. Значит, кто-то из «своих»… «Час от часу не легче», - подумал Фран, вынимая из чемодана электрошокер. Так. На всякий случай…* * *
В оранжерее было по-тепличному жарко и душно. В воздухе витал мягкий и приторный запах горячих листьев, песка, сухого, хрустящего ила и земли. На каменном полу приглушённо горела керосиновая лампа. Железная лесенка гулко загудела под его ногами и костылём, и Фран увидел… Семпая, который сидел на закраине неработающего фонтана в окружении целого вороха сочных, видимо, только что срезанных роз! Не дожидаясь приглашения, Фран присел рядом. Судя по количеству цветов, устилавших закраину, пол и колени Бельфегора, Его Высочество опустошил как минимум половину всех розовых кустов в оранжерее. Поступок, безусловно, варварский. Хотя и такой красивый… — Семпаай, а разве так можно? – тихо спросил Фран. Бельфегор в ответ только засмеялся, словно желая сказать: «А ты думал! Я ведь всё-таки при-инц!». Принц-то принц. Этого никто и не отрицает. Вот только… Горсть брошенных в лицо лепестков вывела Франа из раздумий. — Не спи! Фран мотнул головой, вытряхивая из волос лепестки, чем вызвал новую вспышку смеха. Странный он всё-таки, этот семпай. Смеётся тогда, когда ничего смешного вроде не происходит. Кстати, как там его шея? Шея была аккуратно забинтована. Широкая, как у тыквы на Хэллоуин, улыбка. Длинная чёлка. Странная, обшитая кружевом шапочка. Фран вздохнул. Шапка навевала не самые приятные воспоминания. На островке отбрасываемого керосиновой лампой света отчётливо вырисовывались две тени, его и семпая, угольно-чёрные, вытянутые, слившиеся воедино на каменных плитах пола. Принц осторожно выбрал из благоуханной розовой груды один из цветков и изогнул его стебель полукольцом, собираясь сплести венок. За ним второй, третий. Чёрные и пурпурные, рубиново-красные и кипенно-белые – махровые и простые - розы так и мелькали в его тонких пальцах. Некоторые из них, слишком распустившиеся, осыпались, и Бельфегор собирал их лепестки, подносил к лицу, улыбался, нюхал и бросал в корзиночку. Но вот венок был готов, и принц с вызывающим видом закинул ноги на колени иллюзиониста. — Помоги снять сапоги, паж. — А больше вам ничего не снять, семпаай, - привычно протянул Фран, уже вступив в нелёгкую борьбу с завязками. «И почему на мужской шнурованной обуви практически никогда не делается «молний» сбоку?». Чёрные сапоги, белые бархатные ленточки вместо шнурков. Когда-то, если верить Мармону, было наоборот: белые сапоги и чёрные ленточки. Ослабить шнуровку, слегка потянуть. Порядок. Снялись. Гольфы оказались неожиданно яркими, в весёлую розовую, бордовую, бежевую и белую полоску. Их Его Высочество стянул уже самостоятельно, медленно и томно. Показались стопы. Небольшие и белые, чуть розоватые снизу, размера тридцать девятого, не более, и когда принц, встав, опёрся на них, синяя жилка вздулась под нежной кожей. Тонкие щиколотки. Маленькие лощёные раковинки ногтей. Фран молча любовался ими, не понимая, что семпай собирается делать дальше. А тот, между тем, перешагнул через закраину фонтана и осторожно пошёл по застланному мхом дну, на котором оставалось ещё немного воды. В одной руке он держал венок, в другой – корзинку с лепестками. В центре фонтана возвышалась бронзовая фигура какого-то мифического существа с крыльями, в глубокой задумчивости восседавшего подле своего разбитого кувшина и сильно напоминавшего одну известную личность. Ловко вскарабкавшись на украшенный ракушками цоколь, принц надел венок на голову статуи и плавно лёг на холодные бронзовые колени. Изящный поворот головы, подкинутая ввысь горсть пламенеющих лепестков и ещё одна, и ещё. Лепестки взлетали, словно конфетти, кружились, покорно усеивая зыбкое зеркало и образуя прихотливый узор. Капли лунного света на бронзе. Сумеречный запах воды и аромат роз. Всё это было так завораживающе прекрасно. Но Фран видел только принца, который, обхватив статую ногами, склонялся над двойным отражением, выгибаясь, смеясь и разбрасывая лепестки…