Там, где синие горы...

      Бельфегора одолевали смешанные чувства. Любопытство, помноженное на беспокойство. Этакий молочный коктейль с гранатовым соком. Вот уже почти целое утро иллюзионист не хамил, не острил и вообще вёл себя подчёркнуто вежливо. Открывал перед Его Высочеством двери, поднимался по лестнице позади и спускался впереди него, пододвигал стул под его пятую точку и лишь после этого садился сам. Интересовался, не дует ли ему из окна и не желает ли Его Высочество тёплого молока (конфет, мороженого – в зависимости от обстоятельств). В общем, делал всё то, чего Бельфегор не мог добиться от него уже несколько лет и на что давно и надёжно забил большой-пребольшой гвоздь.       В конце концов, принцу это надоело. Схватив Франа за плечи и хорошенько его встряхнув, он потребовал:       — А теперь признавайся, что ты задумал.       — Ничегоо…       — Врёшь, собака!       — Я же вроде до сих пор лягушкой был. Вы меня что, в статусе повысили?       Бельфегор усмехнулся. Ну слава Богу, типичный Фран!       — А я уж было подумал, не подсыпал ли ты мне чего…       — Что за мысли, семпаай! – похоже, возмущение было искренним. – Как вам такое только в голову могло прийти? А впрочем, вашу голову, наверное, ещё и не такое посещает… И-извините.       Ну вот. Опять двадцать пять!       — Слушай! Хватит! Уже! Меня! Пугать! – Бельфегор ещё раз встряхнул иллюзиониста и даже слегка растерялся, увидев в его огромных мутновато-зелёных глазах слёзы. Пощупал лоб – вроде не горячий. Хотя кто его знает. Вон на щеках, например, румянец выступил, чего за ним отродясь не наблюдалось. Кроме одного раза, когда он какую-то хворь неведомую на задании подхватил. Причём, врачи организации так тогда толком и не разобрались, что это, собственно, было. Прошло и всё. Как простуда. А что если рецидив? Да наверняка!       — Так. Пойдём-ка отсюда…       — Куда, семпаай?       — Приляжешь.       — Не на-адо. Это не то, что вы подумали.       — И что же я, по-твоему, подумал?       — Что я опять заболел. Как тогда. Только это неправда.       — В таком случае, принц желает знать истину.       Некоторое время Фран собирался с духом, затем произнёс:       — Бел-семпаай, простите меня. Я очень, очень, очень перед вами виноват. Но я же не знал… Обещаю, что буду заботиться о вас, помогать и… И дерзить перестану. Постараюсь. И никому ничего об этом не скажу. Только простите. Пожа-алуйста.       — Не скажешь о чём? – насторожился принц.       — О том, что видел.       — И что ж ты такого видел, жабёнок? – Бельфегор был явно заинтригован.       — В-ваши… г-глаза…       — Эти что ли? – принц величественным жестом отодвинул чёлку и подмигнул Франу бархатисто-васильковым, оттенённым длинными густыми ресницами, глазом.       — Э?       — Ши-ши-ши! Да ты псих и не лечишься! Видел бы ты, какое у тебя сейчас лицо глупое!       — То есть вы меня разыграли, семпаай?       — Не понимаю, о чём ты. Но раз уж ты обещаешь заботиться обо мне и во всём мне помогать, повелеваю тебе… А ну стой! Принц не договорил! И за что он извинялся? Ши-ши-ши! Вот ведь тупая лягушка!       «Разыграл? Нет, это не могло быть розыгрышем! Такое не подделаешь. И заплакал он по-настоящему. Значит, всё-таки Джил-сама…».       С Расиэлем было проще и сложнее одновременно. Начать с того, что Фран элементарно мало знал об его характере и предпочтениях. Умный, деятельный и отважный он вполне мог оказаться и очень ранимым. Фран пытался припомнить все эпизоды, так или иначе связанные с Джилом-самой. А таковых набралось немало. Как он убил тогда кабана и как бережно нёс Франа на руках, как вступился за него перед Бельфегором и угощал пирожными, как рассуждал о книгах и обучал верховой езде. Его вежливость, его обходительность. Его улыбка. Вспышки энергичного, хотя и немного пугающего смеха.       «Общался всегда на равных. Не насмехался, не бил, не унижал. А я…».

* * *

      — У них мигрень. Не велено впускать.       Фран, конечно, помнил, что Его Высочество страдает от резкой перемены погоды. Но на сей раз мигрень нагрянула как-то очень уж своевременно…       От запертых ставен в комнате царил приятный полумрак.       — Оргельт? Хорошо, что ты пришёл. Намочи полотенце, будь любезен, - голос прозвучал так слабо, что в груди Франа что-то щемяще сжалось. Бедный…       Фран взял вафельное полотенце, погрузил в стоящий на прикроватном столике небольшой тазик, тщательно отжал и осторожно положил на лоб принца.       — С-спасибо… Ты ведь не Оргельт, верно? Меньше ростом и значительно легче. Не удивляйся – этот старый паркет многое мне может рассказать. Дай-ка угадаю. Фран?       Губы старшего принца изогнулись в улыбке – он точно знал, что его догадка верна.       — Э-э-э. Да.       — Где ты был? Мы с гостями и слугами где тебя только ни искали. Лес прочесали. Весь Хорнбург на ноги подняли. А я… Знаешь, я почему-то подумал, что ты… Что с тобой… В общем, как с Ювель… Я нашёл твою шапку на старом причале, у руин. Вот и подумал. Правда, глупо? Я даже вчерашний концерт хотел отменить, но Бел уговорил меня этого не делать.       — Семпай? Уговорил…       — Да. Впрочем, не важно. Главное – что ты, наконец, нашёлся, и… Боже мой, Фран! Как же я рад, что ты жив! – с этими словами Расиэль резко сел (полотенце при этом упало с его лица, но глаза тут же скрыла чёлка) и, обняв Франа, прижал его к себе крепко-крепко, баюкая, словно ребёнка. Фран даже немного растерялся.       «Что со мной происходит? Ведь если он… сейчас… То я просто не смогу ему отказать…».       Однако ничего такого не случилось. Расиэль просто держал его в своих объятьях некоторое время, затем отпустил и снова улёгся в постель. Под головой зашуршал жёсткий наполнитель подушки. Шелуха, наверное. Да и ложе, в отличие от того, на котором привык почивать семпай, было довольно жёстким. Никаких тебе перин и пуховых подушек. На полочке у кровати стояли книги («Интересно, обычные или Брайлевские?»), флакончики с туалетной водой, лаки для ногтей и висела на тонком шнуре потрёпанная летучая мышь с совершенно очаровательной мордашкой.       — Ой, какая мышка! – восхитился Фран.       — Прелестна, не правда ли? Её зовут Аглагла, и она мой друг. Очень старый и верный друг.       — Друг – это хорошо, - задумчиво произнёс Фран и взял Расиэля за руку. Горячая. Болезненный такой жар, сухой и жгучий. Практически лихорадка. – Только…, Джил-самаа, вы ведь уже ви… встречались со мной сегодня утром…       — Утром? А разве уже за полдень?       — Я имею в виду ещё раньше, в парке, в седьмом часу, - при этом Фран слегка покраснел. В конце концов, то, что произошло тогда между ним и принцем… И, главное, чем всё закончилось… - Простите меня, Джил-самаа…       — За что?       — Ну-у, - Фран замялся, - за то, что было…       — А что было? - Расиэль слабо улыбнулся. - Знаешь, Фран, я, конечно, люблю загадки, но сейчас мне немного… не до них…       «Да что с ним такое? Жалеет о том, что произошло? Так бы и сказал. Хотя Джил-сама не скажет. Он ведь будущий король, а значит должен быть выше всех этих мелких людских страстей. Подумаешь: «Либидо взыграло – захотелось Франа». Кто это видел? Никто. Значит, можно всё отрицать. Не было и всё тут. Извини - подвинься».       — Не верите мне, посмотрите запись, сделанную камерой видеонаблюдения.       — И с чего ты взял, что я тебе не верю? Вот только запись я в любом случае посмотреть не смогу. Потому что её не существует. Из-за дождя опять отключали электричество.       — То есть замок на это время ослеп и оглох?       — Можно сказать и так. Прости, Фран, я обязательно тебя выслушаю, но позже. В данный момент я что-то плохо соображаю. Очень голова болит. Оргельт пошёл за лекарством и пропал. Не иначе как в Японию за ним отправился.       — И… и часто она у вас так болит, Джил-самаа?       — Увы! Реагирует буквально на всё. Бури на солнце, дождь, грозу и снег. Но особенно на ветер. И это притом, что у меня Пламя Предсмертной Воли с атрибутом Шторма. Правда, смешно?       — Не особенно.       Фран взял из тазика кусочек льда, покатал в ладонях, снова бросил в воду и, присев у изголовья кровати, осторожно начал массировать прохладными пальцами виски принца.       — Расслабьтесь. Забудьте о ветре. Думайте о чём-нибудь приятном.       — Это о чём же?       — О пушистых котятах, о розах, о тёплом и ясном летнем утре, наконец.       — О летнем утре? Что ж, изволь. А вслух думать можно?       — Думайте.       — Итак. Утро. Все кустарники в цвету. Деревья в зелени. Даже старые сосны кажутся молодыми и свежими. Трава пестрит жёлтыми одуванчиками. На лугу, под открытым небом, уже припекает, а в парке, под кронами старых деревьев, ещё царит прохлада. Высокая трава на опушке полегла под тяжестью росы. А где-то далеко-далеко, за озером, на ветке большого дуба горько и сладостно кукует кукушка…       Он говорил ещё что-то. Слова текли так плавно и убаюкивающе, что Фран едва не задремал. Не потому, что было неинтересно. Просто исцеление отнимало много сил и времени. Боль следовало вытянуть и пропустить через себя, что со стороны выглядело совсем не впечатляюще. Ну сидит себе человек, ну прикладывает руки к чьей-то голове да ещё и клюёт носом. То ли дело иллюзии!       Но вот Расиэль умолкает. Дыхание ровное. Боль ушла. Он спит. Лицо красивое и утончённое. Длинные льняные пряди разметались по подушке. Кончик носа едва виднеется из-под чёлки.       «А за чёлкой - глаза…».       Франу стало холодно при одном воспоминании об этом. Но, с другой стороны, ему хотелось знать, что же произошло. А расспрашивать об этом Расиэля было б совсем уж бестактно. Понятно, что он не был слепым от рождения. Иначе семпай бы знал. А может семпай и виноват? Зацепившись за эту мысль, Фран начал рассуждать дальше. Едва ли то, что он видел, было результатом механического повреждения, как у Хроме. Глаза остались в глазницах, только завернулись под веки, оставив на виду одни белки. Потрясение? Шок? Если так, то существует вероятность…, что шок его и исцелит. Учитель рассказывал о подобных случаях. Вот только под силу ли ему, Франу, это сделать? Ведь он всё-таки скорее иллюзионист, чем экстрасенс или целитель. Одно дело снять руками лёгкую головную боль, а совсем другое – вернуть утраченное зрение. Да и правильно ли это – делать из Джила-самы подопытного кролика?       — Фран…       — У?       — Ты уже давно так сидишь. Устал?       Чтобы семпай задал такой вопрос. Франу даже смешно стало при этой мысли.       — Не-а. Как ваше самочувствие, Джил-сама?       Принц медленно сел, потёр виски и улыбнулся:       — Не знаю, как ты это сделал, но не болит. Честное слово!       — Вот и хорошо…       — А если хорошо, почему ты плачешь? Ну же, Фран, что случилось?       — Да, Фран, скажи. Меня это тоже интересует! – Бельфегор стоял, прислонившись плечом к стеллажу и противно посмеиваясь. - И-ши-ши! И чем это вы здесь занимаетесь?       — Не тем, что навыдумывал твой извращённый ум! – буркнул Расиэль. – И вообще не понимаю, что ты тут делаешь. Я ведь вроде велел никого не впускать.       — Грубишь? Ши-ши! А вот это зря-а. Смотри, открою лягушонку твою маленькую тайну. А что? Он ведь думает, что ты весь такой правильный, белый и пушистый. А ты - ши-ши-ши! - всего лишь ходячая бацилла!       Стерпеть такое Расиэль уже не смог, и хотя удар был не так и силён, его оказалось достаточно, чтобы у Бельфегора из носа пошла кровь. Фран невольно зажмурился. Сейчас такое начнётся…       «Ну и где же они, хотелось бы знать? Когда не надо, они тут как тут, а вот когда на-адо…».       — И-ши-ши-ши-ши! И кто это посмел меня ударить?! Ты, Джил? Да я глаза тебе выцарапаю!       — Не советовал бы вам слишком размахивать руками, - раздался вдруг откуда-то спокойный голос Спаннера. – Я усовершенствовал этих Мосок и смею вас уверить, реакция у них ничуть не хуже, чем у ковбоев из вестернов. Выстрелят – мало не покажется.       — Что? Моски? Откуда? Зачем?       — Э-э-э, потому, семпай, что у нас есть к вам несколько вопро-осов…       — У «нас»? Ши-ши-ши! – Бельфегор поднёс к разбитому носу платок и издевательски усмехнулся. – Это у тебя с Джилом что ли?       — Врой! Он ещё и ёрничает! «У нас», значит, «у нас», и точка!       — Ого! Вся коалиция в сборе. И Вонгола с Каваллоне, и дуэт из Мельфиоре. И-ши-ши-ши-ши! Принц даже стихами заговорил от удивления!       — Что происходит? Вы в чём-то обвиняете моего брата? - Расиэль чувствовал, что народу в помещении много, хотя и не совсем понимал, откуда они взялись.       Скрипнула дверь.       — Джил-сама, Ваше Высочество! – это уже Оргельт. – Простите великодушно, но я никого не впускал, и как они вошли – не знаю!       — Не волнуйся, Оргельт. Думаю, они всё сейчас объяснят.       — Да что тут объяснять, - Савада Тсунаёши всегда немного смущался, когда ему приходилось брать слово. - Фран воспользовался своими способностями иллюзиониста, а мы… прошли через потайной ход. И-извините…       — Надеюсь, у вас была веская причина так поступить! - не унимался Оргельт. – Это ж надо было додуматься – ворваться в апартаменты Его Высочества, когда он…       — Мне уже лучше, - успокоил дворецкого Расиэль. – А сейчас, господа, пройдёмте в гостиную. Мой будуар, согласитесь, немного маловат для совещаний.