Yesterday I found my worst regret I'll hide it away so no one ever knows
+44 – weatherman
Когда наступает то время суток, в которое люди занимаются любовью, Юнги каждый раз вспоминает. Как прошел день, что хорошего и плохого было. Как прошла неделя, сделал ли он все правильно. Как проходила его жизнь до этого момента и может ли он гордиться собой. А еще он иногда вспоминает того, кого видит каждый божий день. Кто уже давно притих на своей постели, чтобы выспаться, а утром снова, как ни в чем не бывало, улыбаться и заботиться обо всех. Они не занимаются друг с другом любовью, но им все равно нравится это время суток. Когда шелест опавших листьев за окном становится все громче, заглушая такую важную тишину. Или шум вьюги заставляет сжаться под одеялом, словно колючий снег может пробраться к тебе сквозь стекло и крепкие стены здания. Иногда они разговаривают совсем немного. Например, когда Юнги уже готов закрыть глаза на ближайшие восемь часов, но поверх повязки на запястье ложится чужая рука. Сокджин поглаживает грубые бинты, без слов заставляя младшего развернуться к себе лицом. Юнги говорит, что ему уже почти не болит и просит оставить его. Иногда, совсем редко, Сокджин не уходит. Он мантрой умоляет, чтобы болело у котика и у собачки, а у Юнги чтобы не болело. Иногда, совсем редко, Юнги отворачивается и еле слышно говорит, чтобы болело лучше у сокджиновых летяг, а не у собачек. Но Юнги все равно думает, что Джин самый лучший сосед в мире, даже когда покушается на его личное пространство. Потому что старший все равно потом послушно уходит. Совсем редко, почти никогда, в то время суток, когда люди занимаются любовью, они не ложатся спать и долго-долго жалуются друг другу. Они сидят на нейтральной территории, на полу, так, чтобы как можно меньше заходить на чужую часть комнаты, пока Юнги показывает новые и старые синяки и разрешает подуть на них. И погладить бинты на растянутых связках. И пусть не болит у собачек, потому что тогда, которое и так почти никогда, Сокджин не придет и не погладит. А Юнги не отвернется, чтобы сквозь боль соврать, что все нормально. Юнги рассматривает Сокджина на предмет какого-то рычажка, и даже спрашивает про таковой все чаще. Только он знает, какой бывает Джин в то время суток, когда люди занимаются любовью, и это чертовски личное. Юнги не хочет делиться этим ни с кем, так что он боится, что заденет однажды этот рычажок и выключится обычный Сокджин. И включится его. Такого хочется спрятать и никому не показывать, ни за какие коврижки. Такому хочется показывать и свою другую сторону, показывать слёзы и боль, не врать, что все хорошо. Но Юнги только кивает в ответ, потому что старший всегда первым идет с аптечкой и просит втереть разогревающую мазь в плечо. Сокджин совсем по-детски рисует цветочки йодом, вместо сеточки, и Юнги сначала смотрит исподлобья, но все равно улыбается. Джин дует на ушибленное колено младшего, чтобы йод скорее высох, ну или просто так, потому что от этого, наверное, не так сильно должно болеть в понимании Джина. Он поглаживает кожу на коленке большим пальцем и заглядывает младшему в глаза. И совсем случайно, в тот же самый момент, Юнги тоже посмотрит. И стоит им зацепиться взглядами дольше, чем положено, как ни у кого уже не хватает смелости разорвать этот контакт. Когда блеск в глазах уходит, а взгляд делается пустым, Юнги на секунду смотрит на приоткрытые губы старшего, прежде чем отвести взгляд в сторону. У Сокджина губы красные, влажные и горячие. Юнги думает, что они такие, потому что старший хорошо целуется. У Юнги губы тоньше и бледнее, наверное, потому что он слишком часто сжимает их, закусывая внутри зубами. Они совсем не подходят друг другу. Как дождь и солнце. Ты не насладишься серой печалью в полной мере, когда вместе с дождем на тебя будут падать яркие лучи. Ты не будешь достаточно счастливым, когда тепло от солнца разорвет градом больших и холодных капель, атакующих с большей силой, потому что нужно утопить самую яркую звезду на небе. Но иногда они смешиваются и тогда получается радуга. И это красиво, но очень быстро заканчивается. – Не надо. Потому что однажды, в то время суток, когда люди занимаются любовью, они поцеловались. Ни один до сих пор не знает, зачем это было, и кто виноват, потому что все произошло так естественно, будто они каждый день так делали. Юнги все еще помнит, что губы Сокджина мягкие и горячие, а еще помнит фразу «этого больше никогда не повторится», сказанную раз двадцать за ночь. Сокджин тоже знает, что не надо. Потому что, даже если им обоим не хватает этого дерьма, то все равно это остается гребаным дерьмом. Потому что потом ты не выберешься из этого, и конец наступит даже раньше, чем ты будешь его ждать. Это как выключить фильм на середине, сказав, что дальше пленку зажевало, а копий нет. И каким же нужно быть тупым, чтобы сказать потом, что фильм все равно был прекрасным. В то время суток, когда люди занимаются любовью, Сокджин и Юнги просто спят, как и другая половина людей, которая использует ночь по её прямому назначению.