Ключевая точка

Фрамбуа встретил кавалькаду Первого маршала все так же приветливо подсвеченными окошками придорожных трактиров. Рокэ притормозил, позволяя себе и спутникам передышку, и по улицам они ехали чинно, как и положено сливкам талигской аристократии. Здесь все было ровно так, как Рокэ помнил. Уютные ухоженные домики, теснившиеся вдоль широкой Южной дороги, пестрые вывески трактиров, среди которых очень скоро отыскался написанный неизвестным художником образ прабабки последнего из рода Алва. Октавия все так же ласково и невинно взирала на проезжающих мимо путников небесно-синими глазами и, как тому было положено, привлекла внимание Ричарда, рождая этим фактом в душе внимательно следившего за оруженосцем Рокэ тяжелую тоскливую волну. Какие бы изменения не происходили — основные моменты прошлого следовали один за другим, как по-написанному. Дикон, приоткрыв рот, пялился на девичий образ. Теперь это маршала совершенно не радовало, хотя он прекрасно знал, что остановится в заведении папаши Эркюля. И было в этой предопределенности нечто отдающее обреченностью. Хотя, он, конечно, мог сменить трактир и вместо того, чтобы кинуть золотой в руки сияющего счастьем хозяина «Звезды Талига», расположиться на ночлег в другом месте. Так нет же… По сути это был его выбор. И сейчас тоже. Безумный, грозящий помешательством… И все же Рокэ не мог себе отказать в том, чтобы пережить тот вечер еще раз. Он понял это после бешеной гонки, в которой пытался убежать от своих демонов, безуспешно, впрочем. Ничего не изменилось, но к моральной загнанности и усталости добавилась еще и физическая. Маршалу нужен был отдых, пусть короткий. Так почему бы не разрешить себе и не повторить тот чудный вечер? И он повторял. Старик Эркюль смущенно предложил высокому гостю лучшую комнату в своем заведении, Ричарду отвели спальню попроще, Эмиль расположился этажом ниже. А потом хозяин принес из своих запасов лучшее вино, припасенное для таких вот неожиданностей, уверяя дорогих гостей, что на кухне уже готовится славный ужин. Все повторялось. Потрескивание поленьев в камине, жесткость трактирных кресел, развалившийся напротив Эмиль и вернувшийся с конюшни Ричард, который привычно проверял, хорошо ли устроены кони… Не было сейчас только безмятежного счастливого веселья, льющегося из самой глубины души. Верно ведь говорят, что нельзя войти в одну реку дважды. И все же он попробует. Отказываться от вина Рокэ сейчас не стал. Кубок-другой погоды не сделают, а надираться до полусмерти, как в Тронко, что бы заглушить терзавшую его злость в адрес мальчишки, сейчас маршал не собирался, ее больше не было. Было много чего другого, волнующего, будоражащего, порою пугающего… Но сейчас, въехав в до невозможности тихий и мирный Фрамбуа, Рокэ решил отогнать от себя всю эту муть и не думать, хотя бы один вечер, ночь… Просто позволить себе обмануться и поверить, что нет навалившихся на него сложностей, не было никогда предательства юноши, что до раздирающего мир Излома еще полно времени, что он, Рокэ из рода Алва, все еще беспечен и не обременен разрушающим его мир знанием. Ричард тоже пил, вслушиваясь в царившую в комнате атмосферу, улыбаясь на разбитные шутки счастливого и незамутненного всем тем, что угнетало Рокэ, Савиньяка. Кубок Дикона быстро опустел, и Рокэ, пряча улыбку, поднялся и наполнил его заново. Ричард мазанул по маршалу удивленным взглядом, но промолчал и снова выпил. Хорошо. Так и должно было быть… Пусть будет, хоть один вечер… Встречающие из столицы прибыли тоже в свой срок. Досадливо морщась, Рокэ поприветствовал делегацию, состоящую из не самых приятных ему людей, если не брать в расчет Лионеля, с натянутой улыбкой доложил интересующемуся Ги о тех, кого желает отметить особо. В этот раз Ричард не стоял рядом с ним, и от юноши не исходило явно ощутимое желание быть отмеченным, как случилось в первый раз. Сейчас Рокэ показалось, что Дикону было совершенно безразлично, вспомнит ли о нем маршал, а может, оруженосец даже не думал о подобной возможности. Окделл отрешенно стоял поодаль, поглядывая на прибывшую делегацию немного хмельным взглядом. Рокэ развернулся в полуоборота, так, чтобы иметь возможность наблюдать лицо юноши, и лениво произнес: — Отдельно мне бы хотелось отметить герцога Окделла, который из пушки сбил вражеское знамя. Насколько мне известно, во время Двадцатилетней войны за такое достижение награждали орденом Талигойской розы. Дик, услышав свое имя, вздрогнул и перевел взгляд на Рокэ, а когда маршал закончил свою мысль, лицо оруженосца застыло нечитаемой маской. И это было не совсем понятно. Насколько Рокэ мог помнить, в прошлый раз Ричард, услышав о подобной чести, не скрывал счастливого выражения лица. Ги Ариго, улыбаясь, публично порадовался за сына своего друга и отметил, что он приложит все усилия к тому, чтобы заслуженные награды нашли своих героев. На том аудиенция Первого маршала была окончена, и неприятные люди нестройно покинули прибежище Ворона. Савиньяки, не видевшие друг друга долгое время, тоже откланялись, наконец, оставляя Рокэ наедине с Ричардом. Рокэ кликнул хозяина и велел принести себе еще вина и ужин для юноши. Дик, несколько смущенно и заторможено, снова опустился в кресло. Ричард ел неспеша, Рокэ, придвинувшись ближе, подлил в его кубок, неожиданно сожалея о том, что у него с собой нет гитары. Впереди была только-только зародившаяся ночь, и провести ее Рокэ желал в компании юноши, твердо зная, что у него хватит сил не свалять дурака и не наделать глупостей. Просто хотелось отогреться душой и поверить в то, что иногда время можно повернуть вспять. Кроме того, в такой обстановке у него появилась возможность прочувствовать Окделла и решить, наконец, как действовать дальше. А для этого требовалось юношу напоить, чтобы тот отбросил сдержанность и развязал язык. — Пейте, юноша… — Вам так хочется меня напоить? — тихо спросил Ричард, глядя нетвердо, но с долей подозрения. — Зачем? — День был тяжелый, — Рокэ с невинным видом плеснул вина и в свой кубок, — все мы иногда нуждаемся в возможности расслабиться. Я заметил, что ты, Ричард, сам не свой в последнее время. — Почему вы сделали это? — неожиданно спросил Дик, все же делая довольно большой глоток «крови». Рокэ, любуясь тем, как оруженосец пьет, а потом пробегается по испачканным, влажным губам языком, не сразу понял суть вопроса. — Что это? — оторваться от созерцания чужих губ оказалось куда сложнее, чем думалось. — Представили меня к награде, — пояснил Дик, так, словно каждое слово давалось ему с трудом, — это ведь вы помогли мне сделать тот выстрел, сам бы я никогда в него не попал. Рокэ улыбнулся, попутно вспоминая ту самую помощь. То было чертовски волнующе. Он придерживал Дикона за плечи, показывая, как правильно нужно целиться, чтобы поразить нужную цель, и для этого ему пришлось приблизить свое лицо почти вплотную к щеке Ричарда, который был полностью поглощен процессом и не заметил бы подвоха, даже прижмись Рокэ к нему всем телом. Маршал корректировал прицел, чувствуя даже через ткань мундира идущий от оруженосца жар, пальцами чувствовал, как напряжены мышцы, как Дик дрожит в предвкушении. То было чудесно. Каким образом Рокэ почти удалось убить в себе эти воспоминания? — Поверьте мне, Ричард, дело совсем не в той дурацкой штуке, все время забываю как она называется, и не том выстреле. У вас в жизни будет еще достаточно сражений и битв, за которые вам никто не скажет и доброго слова, и будет славно, если в такой момент вы сможете вспомнить о своей первой боевой награде, — вздохнул Рокэ, повторяя то, что он уже однажды говорил на этом самом месте. Правда теперь знакомые слова звучали совсем не так однозначно, как в прошлом. Очень хотелось верить в то, что битвы у Ричарда еще будут. Для этого Рокэ обязан приложить определенные усилия, чтобы у Повелителя Скал появился шанс. — Спасибо… — тихо произнес Ричард, замолкая довольно надолго. Рокэ кивнул. Говорить об Октавии, как это было в прошлый раз, сейчас ему совершенно не хотелось, а ведь стоило бы. Теперь, когда он точно знал, отчего Ричард в том разговоре помянул Катарину. Прежде маршал считал влюбленность оруженосца несерьезной, и это оказалось серьезным просчетом. Дик сходил с ума по коронованной шлюхе, практически боготворил ее, и яд в бокале Ворона оказался из-за той злосчастной любви. Нужно было говорить. Снова увидеть удивление на расслабленном лице, когда юноша узнает, что на вывеске нарисована совратившая Алву блудница, надменно прочитать лекцию о том, что истинные шлюхи всегда выглядят как праведницы, уточнить, если Дик намека не захочет понимать, возможно вызывая этим ярость, но… Говорить не хотелось… Хотелось совершенно другого.