Ключевая точка

Дик захмелел ожидаемо быстро. Рокэ хорошо помнил этот вечер и знал, что юноша после трех-четырех кубков, непременно уснет, прямо в кресле, даря своему эру возможность просто полюбоваться на себя. День, проведенный в седле, способствовал здоровому и крепкому сну ничуть не хуже выпитого вина. Но пока Ричард еще держался, можно было завести неспешную и полезную для Рокэ беседу. Нет, он совершенно точно не собирался говорить о женщинах. Ни об Октавии, ни, упаси Создатель о Катарине… Все что Рокэ хотел бы (или не хотел) знать по этому вопросу, так вышло, ему уже известно. Так к чему снова мучить себя очередным приступом ревности? А в том, что это гадкое и смешное чувство уже засело у него внутри, Рокэ нехотя признавал, чувствуя поднимающуюся в душе злость, когда на мордашке оруженосца проступали черты романтика-мечтателя. Как это ни смешно, Дик, в пылу словесной перепалки спросивший: «Вы что, эр Рокэ, ревнуете?», неожиданно попал в самую точку. Теперь можно было смело ответить — «Ревную, юноша, еще как!». Но даже признайся Рокэ в подобной слабости, разве ж Окделл поверил бы? Разумеется — нет, принял бы брошенное насмешливое (по-другому Алва просто не мог) признание за очередное издевательство. И все же говорить было нужно. О чем угодно, лишь бы урвать хоть каплю информации, очень важной теперь для Рокэ, которую получить в другом случае было бы проблематично. Но, как на зло, в голову маршала не приходило ни одной подходящей темы. — Скажите, Ричард, — начал Рокэ, не рискуя медлить, так как Дик с каждой минутой выглядел все более сонным, — вы рады возвращению в столицу? Дик моргнул, с усилием повернул голову, одарив своего монсеньора, долгим воловьим взглядом, а потом неожиданно зажмурился, словно пытаясь разогнать хмельной дурман, и отчаянно мотнул головой. — Нет? — искренне удивился Рокэ. — Отчего же? Ричард разлепил глаза и снова посмотрел на Рокэ. — Вы же все сказали… — медленно произнес он, заставляя Рокэ напряженно соображать, к чему юноша клонит, но тот почти сразу пояснил сам, — по возвращении в Олларию все непременно должно вернуться на свои места. Там я… Понимаете, мне будет очень стыдно… — Не понимаю, — мягко произнес Рокэ, лаская взглядом расслабленное и такое красивое сейчас лицо Ричарда, — объясни. — Так получается, что я больше не могу относиться к вам, так же как раньше, — очень тихо произнес Дик, пряча лицо за кубком, в котором еще плескались остатки темного вина. — Не могу вас… Долг и Честь велят мне испытывать к вам ненависть, вы убили моего отца, вы враг всем Людям Чести… Но я не могу… Рокэ слушал, затаив дыхание. Похожие слова он слышал тем кошкиным вечером в Тронко, только теперь они звучали для него совершенно по-другому. Это было признание… — Я убил твоего отца в честном поединке, — сказал Рокэ, придвигаясь ближе, так, чтобы между ним и Ричардом расстояние не превышало пары-тройки бье, — мы сражались на линии. Наши с Эгмонтом шансы были равны. Кубок в руках юноши дернулся. Рокэ закусил губу, чувствуя готовую покрыть его с головой тоску. Ну вот, они снова вернулись к тому, через что однажды переступить не удалось. Однако теперь Рокэ не был смертельно пьян и тем более зол. И все же дальнейших слов Дика он ожидал с волнением. — Это была линия? — очень тихо произнес Ричард, и сейчас маршал был уверен, что Дик слышит это впервые. — Удивлены? — так же тихо спросил Рокэ, а потом постарался без сухости в голосе добавить: — Обстоятельства дуэли известны всем, ну, или почти всем. — Мне всегда говорили иначе… — Дик залпом выпил остатки вина и сморщился, словно в питье развели полынь, а потом, отдышавшись, посмотрел на Рокэ, прямо в душу. И в этот нетвердый хмельной взгляд был… Рокэ боялся пошевелиться, не желая спугнуть этот взгляд. — Мне лгали? — казалось, Дик готов был заплакать. Ворон подался вперед и, касаясь руки Ричарда, забрал у мальчишки пустой кубок, а после накрыл безвольно упавшую кисть своей ладонью. Очевидно, что вопрос, заданный юношей, был риторическим и ответа не требовал. Маршал осторожно погладил дрожащие пальцы, удивленно думая о том, как неожиданно оборачивается разговор на столь болезненную для них обоих тему. Ричард глядел на чужую руку, но свою при этом забрать не пытался, доводя этим Рокэ до внутренней сладкой дрожи. Алва, не спуская с Ричарда глаз, осторожно подхватил руку юноши и поднес ее к своим губам, касаясь невесомо, лишь намечая поцелуй. Дик поднял взгляд и замер… Впрочем, Рокэ показалось, что замер весь мир вокруг него. Застыл в хрустальном ожидании. Одно неловкое движение и спокойное лицо Ричарда исказится гневом и… Кажется, нечто подобное они уже проходили, но… Нет, тогда все было иначе. Губы Ричарда дрогнули, и он неожиданно произнес: — Я рад, что это была линия… — Что, прости? — выдохнул Рокэ, который почти оглох от напряженного ожидания реакции Дика. — Это немногое меняет, но… — Дик шевельнул пальцами, которые до сих пор сжимал в своей руке маршал, но опять-таки забирать руку не стал, — мне отрадно знать, что вы не поступили с отцом подло. — Я выполнял приказ… — Вы не забрали у него шанс, — Ричард прикрыл глаза. — Я заблуждался на ваш счет, эр Рокэ. Простите. — Тебе не за что просить прощения, — Рокэ, почувствовав облегчение, снова поднес пальцы Дика к своим губам, целуя их уже не таясь. — Можно еще вина? — Тихо пробормотал Окделл, никак не реагируя на действия монсеньора. Рокэ поднялся и после недолгого размышления наполнил-таки кубок Дика. — Вот держи, — Рокэ протянул юноше кубок, — но это последний, в противном случае завтра тебе придется несладко. — Пусть… — Дик с какой-то исступленной жадностью выпил предложенное, двумя большими глотками, а потом совершенно не по-герцогски, утерев рукавом губы, сказал: — На трезвую голову я никогда не решился бы… Рокэ замер. — Не решился бы на что? — Сделать вот так… Ресницы юноши прикрыли блеснувшие глаза, но это не помешало ему податься вперед и в слепую найти губы Рокэ, накрывая их влажным, немного неловким поцелуем. Это было непонятно. Рокэ на миг даже решил отстранится и разобраться в происходящем, но… Вместо того, что правильно, он подался вперед и ответил. Это ничем не напоминало Тронко. Сейчас целовал не Рокэ, целовали его. Заполошно, неумело, но страстно, пробирая разливающимся по телу желанием до самых глубин. Невероятно! Но все равно совершенно непонятно. Хотелось рвануться и получить, наконец, все то, чего так жаждалось. Но именно ирреальность происходящего, останавливала Ворона, заставляя довольствоваться тем, что ему дарили. Дик отстранился, когда ему потребовалось вздохнуть полной грудью, на лице его можно было прочитать обреченность, смешанную с отчаянием. — Что это было? — спросил Рокэ, тоже переводя дыхание. — Вы проиграли кому-то спор? Говорил маршал мягко, без насмешки, рискуя сломать только что случившееся невероятное, но не прояснить ситуацию было невозможно. Очень хорошо маршал помнил Тронко. — Нет… — Тогда что? — Вы очень хороший, — Дик говорил медленно, словно поцелуй забрал у него последние силы, но все же говорил, подбирая слова и не сводя рассеянного взгляда с маршала. — Я понял это только пройдя с вами войну… И боюсь, что вернувшись в столицу все это может пропасть, рассеяться. Эр Август узнай о том, что я чувствую к вам, просто не выдержит… У него сердце слабое. И Катарина… Она так волнуется за меня, я не могу их разочаровать, но в то же время я больше не могу ненавидеть вас, это выше моих сил. Когда мы вернемся, все будет по-другому. Я просто не знаю, что делать дальше… Мне кажется, что я… люблю вас, или же это все проклятое вино… — Определенно вино, — пробормотал Рокэ совершенно не ожидавший подобных откровений. Чуть слышные слова, что сползали с губ, которые только что его целовали, путали все еще больше. Простой смысл сказанного заставлял внутри все томно сжиматься. Алва перебрался на подлокотник дикова кресла и осторожно обнял юношу, прижимая его к себе. — Но мы обязательно во всем разберемся, Рикардо, — выдохнул он, уткнувшись носом в русую макушку и блаженно вдыхая запах волос Дика, до сих пор пахнущих степью, — дай только доберемся до дома.