Ключевая точка

Когда случилось страшное, Дик имитировал глубокую задумчивость и размышление о предложении эра. Приглашение в Кэналлоа прозвучало неожиданно, но сказать, что Ричард не мечтал услышать из уст Рокэ нечто подобное, значит бессовестно соврать. Разговоры о том, что Ворон сразу после явление в Олларию планирует отбыть в Алвасете, нервировали юношу давно. Почему нервировали? Да потому что… Ричарду до пятнистых кошек перед глазами не хотелось расставаться с… Рокэ. Глупо и стыдно признаваться в подобном даже себе, но даже дышать юноше было трудно, если поблизости — на расстоянии взгляда — он не находил своего эра. Так было с Дарамы… Именно там, в сизых клубах горького дыма, отношения между эром и его оруженосцем незримо, но чувствительно изменились. Рокэ стал другим, из синего взгляда исчезла изрядная доля привычной насмешки, а сам Ричард в тот момент простил эру смерть Оскара и теперь тянулся к монсеньору, словно молодой росток к солнцу. И… Дику казалось, что самым счастливым временем в его жизни было то время, когда они возвращались из Варасты. Такого Рокэ он прежде не видел, либо Ворон перестал наконец-то прятать от оруженосца свое истинное лицо и позволил Дику видеть себя настоящим, как тогда на поле, когда помогал Окделлу выстрелить из пушки. Теперь монсеньор был таким всегда и это… Это сводило юного Повелителя Скал с ума, заставляя его разрываться между прошлыми убеждениями и возможным будущим рядом с эром. В душе Дика появились большие сомнения на счет правдивости эра Августа, особенно, когда Рокэ рассказал ему о дуэли с отцом. Линия. Общеизвестный факт… Дик, сгорая от стыда за собственное недоверие, спросил о том поединке у Эмиля, а позже, чтобы до конца убедиться, еще и у генерала Вейзеля. Оба без колебаний подтвердили слова Рокэ — о линии знали все, кроме Ричарда, и надеяться, что подобная информация не дошла до Штанцлера или Катари, было по меньшей мере глупо. Возможно, именно поэтому, у Дика не появилось сомнения в том, что Рокэ не лгал и про Придда. Теперь Окделл понимал, что Алва никогда не стал бы опускаться до грязи с той картиной — со своими врагами Ворон предпочитает разбираться по-мужски. Праздник в Тронко, устроенный маршалом, как наивно казалось Ричарду, именно для него, окончательно и бесповоротно расставил приоритеты Окделла. Было до жути упоительно и стыдно лелеять в себе зарождающееся влечение к собственному эру. Пожалуй, никогда еще Дик не считал кого-то настолько потрясающим и влекущим, как Рокэ тем вечером, поющим под гитару удивительную и смешную глупость. Как и дальше, во время ночевки в небольшом городе Фрамбуа, когда Рокэ, пряча улыбку напоил своего юношу, Дик, разомлев от вина, поймал себя на мысли, что он даже жалеет о том, что все слухи о Рокэ и Джастине оказались ложью, если бы то было, можно было бы надеяться хоть на кратковременную взаимность. Впрочем, о том, что Ворон предпочитал женщин, Дик имел возможность убедиться неоднократно и от этих мыслей ему делалось немного тоскливо. Грех конечно великий, даже размышлять о подобном, но… И зачем только Рокэ так красив? Зачем мягок и приветлив? Проснувшись по утру в Фрамбуа, после чудесного вечера проведенного с эром, Дик, обнаружив себя в постели маршала, скоро и досадливо понял, что Рокэ в комнате не ночевал. Отдал оруженосцу свою постель, а сам…сбежал, не оставляя даже возможности для подозрений и постыдных надежд. Дик со вздохом понял, что спал одетым. Расстроился и жестоко отругал себя за распущенность, пообещав, что не ни за что, даже в мыслях не станет вовлекать в грех того, кто о подобном даже не задумывается. Но уже на крыльце, когда стоящий рядом маршал нацепил на плащ Дика свою застежку, вместо утерянной Ричардом, а потом, сняв шляпу с оруженосца, с улыбкой пригладил растрепанные отросшие в Варасте волосы юноши, Окделл почти пожалел о данном самому себе обещании. И все же, рассчитывать даже на каплю взаимности было глупо, как и не желать возвращения в столицу, где Рокэ ждала коронованная любовница. Неотразимая, прекрасная и, как оказалось, лживая. Во дворце пришлось наблюдать, как Ее Величество, смиренно опустив глаза, но сверкая при этом кровавой ройей, подаренной ей маршалом на день Рождения, невинно прикоснулась губами ко лбу Алвы. И в этом почти материнском касании Дику представилось нечто роковое, и сделалось вдруг так тоскливо. Крохотная сцена, случившаяся на глазах толпы людей, отчего-то горчила интимностью и убивала в Ричарде ростки надежды на то, что когда-нибудь эр Рокэ взглянет на него, как на предмет желания. Тогда он не видел лица эра, но отметил горькую ухмылку, мелькнувшую на бледных губах кансильера. Чтобы не выдать своего настроения, Дик сделал вид, что очень заинтересован врученным эру мечом Раканов. Игра эта ему, вероятно, удалась на славу, так как отбыв из дворца, Рокэ с улыбкой вручил полученную реликвию оруженосцу, шутливо заметив: «Вы мой оруженосец, вот и носите». Но разве это могло доставить Дику большей радости, чем та, которую он испытал, услышав приглашение в Кэналлоа. Он едва не согласился сразу, но вовремя себя одернул, решив, что поспешность хороша лишь при ловле блох. Попросил время на размышление, хотя с самого начала знал, чего ему хочется и был уверен в своем ответе. Но все же нацепив на лицо задумчивое выражение, и стараясь не улыбнуться, взял выпрошенную паузу, и, не поднимая глаз на эра, уже воображал себе как будет здорово снова пуститься рядом с ним в путешествие. Подальше от Олларии, подальше от королевы… Идиот! Если бы он не размечтался вот так, то возможно смог бы раньше среагировать на… Глухой щелчок выстрела. Взвившийся на дыбы, хрипящий от натуги Моро, выпавший из седла Рокэ… Неужели подобное может случиться наяву?! Дику хватило несколько секунд, чтобы соскользнуть с Соны, и кинуться к упавшему на мостовую монсеньору. Кэналлийцы охранники уже забегали вокруг, громко крича, заржали кони, но сейчас для Ричарда существовал только побледневший, лежащий на камнях маршал. Ранен! Дик упал на колени, заглядывая в любимое лицо, с ужасом замечая, что синие глаза тускнеют. Рука его скользнувшая по парадному мундиру маршала, коснулась горячей влаги, и даже не глядя Ричард, трясясь от страха, знал, что это такое. — Пусть… — чуть слышно пробормотал Рокэ цепляясь взглядом за склонившегося к нему Дикона и перед тем как окончательно закрыть глаза добавил, — лишь бы не ты… Дик, не задумываясь о том, что означали эти слова, едва не плача, вцепился в плечи Алвы, который теперь очень явственно напоминал мертвеца и заполошно звал эра по имени. — Рокэ! Эр Рокэ… — все бесполезно. — Очнитесь же, монсеньор, вы просто не можете… — шептал Окделл, чувствуя, как щеки обжигает текущими из глаз слезами, — не можете… вы же обещали… Что Рокэ ему обещал, сейчас Дик вспомнить не мог, как и понять, что именно он имеет ввиду. Ах да, перед тем как они вошли во дворец, монсеньор склонившись очень близко, пообещал, что будет рядом с Диком до того момента, пока тот будет в нем нуждаться. Дик тогда промолчал, но для себя отметил, что Алва сильно оплошал, так как будет нужен Ричарду всегда и тремя годами это «всегда» не ограничится. Так неужели все закончится здесь и сейчас? Дикона затрясло. Казалось никогда прежде он не испытывал такого страха и отчаяния, даже когда узнал о смерти отца, вероятно, в том время Ричард был еще слишком мал, чтобы проникнуться горем в полную силу… Сейчас все было иначе. У него на руках умирал человек, который за последнее время сделался личным миром Дика, и страшнее этого для юноши просто быть ничего не могло. Дальше все было словно в тумане. Чьи то сильные руки оттащили Окделла от маршала, к месту трагедии подоспели еще кэналлийцы во главе с бледным и взволнованным Хуаном. Подъехала карета… Благо до улицы Мимоз оставалось всего два квартала. Дик плохо соображал, что происходит. Вокруг, тревожно и непонятно, говорили на кэналоа, кричали и рыдали в голос выскочившие из ближайших домов женщины, кто-то из местных предлагал занести раненого маршала в свой дом, но Хуан наотрез отказался. Он велел перенести соберано в карету, а потом, развернувшись к оруженосцу, коротко велел Дикону, забираться следом, пробормотав, что стрелка изловить не удалось. Юноша без разговоров последовал указанию и устроился рядом с эром, не отводя глаз от едва заметно вздымающейся от дыхания груди маршала, прикрытой лишь пропитанной кровью рубахой. Дышит — значит жив… Сохраните его Четверо… Отчего-то не Создатель, а Четверо… Ричард нехотя перевел взгляд на Суавеса, который зажимал рану Рокэ, чтобы тот не терял кровь. — Он… — Дик хотел спросить выживет ли эр, но голос предательски дрогнул и осекся. — Все будет хорошо, дор Рикардо, рана не смертельна, — Хуан поднял на Окделла тяжелый взгляд и, стараясь смягчить его, выдавил из себя подобие улыбки. Дикон мог бы поклясться, что последнее, что Суавесу хотелось бы делать сейчас — это улыбаться, но тот пытался подбодрить испуганного Ричарда. И от этого снова до ужаса захотелось заплакать. Наверное, от накатившего облегчения. Дик отвернулся к плотно зашторенному окну и, стыдясь снова потекших по лицу слез, поспешно утер их грубым рукавом колета, царапая кожу щек. Хорошо… Не смертельна… Будет жить… — проговаривал беззвучно Дикон, — Пусть живет, пожалуйста. Пусть даже любит Катарину или кого-то угодно другого, только бы жил…