Так уже случалось раньше

       Домой я вернулся к девяти часам. Спать твёрдо решил в мастерской.        Я зашёл на кухню перекусить и взглядом столкнулся с Фрэнком. Он сидел за столом, ужинал молоком и печеньем, смотрел сериал. Фрэнк было хотел мне что-то сказать, краем глаза я увидел, как приоткрылся его рот. Я прошёл мимо, отвернувшись от него, взял стул и, запрыгнув на него, достал с верхней полки виски. Его мне как-то дали в качестве презента за хорошую работу.        С этой бутылкой я направился в спальню, достал из шкафа одеяло и пошёл в мастерскую. Там у меня стоял небольшой диванчик и царил творческий беспорядок. Мастерская была моей обителью. Как только мы купили этот маленький домик, распределение площади сразу стало понятным нам обоим. Фрэнку для работы достался подвал, там лучше звукоизоляция, мне — продолговатая светлая комната со стенами, выкрашенными в непонятный, местами облезший синий цвет. Дом мы оборудовали согласно своим финансовым возможностям. Он был чертовски тесным. Гостиная, в которую попадаешь сразу с порога, две комнаты, кухня, ванная и подвал.        В мастерской у меня стоял диван. Его Фрэнк подобрал на гаражной распродаже. Он был старым и местами неровным. Спать на нём — пекло. В обычной жизни я использовал его как складилище для моего шмотья, но теперь я постелил на него одеяло и откупорил бутылку. В завалах бумаги у меня можно было найти что угодно, в том числе и штопор.        Я засветил небольшой жёлтый торшер, налил виски в стакан. Теплый, он отдавал спиртом, но мне было как-то всё равно. Я со стаканом завалился на диван, воткнул в телефон наушники и включил музыку. Глаза сами зажмурились, а по щеке потекла слеза.        За что мне такое? Я всю жизнь старался выбиться в люди, а в итоге…        Я закончил университет около двух лет назад, после чего сразу же устроился работать в организацию, занимающуюся ремонтом и обустройством помещений. В мои обязанности входила прорисовка каких-то декоративных элементов и оформление. Было интересно. Но главное — были деньги. Без денег никуда. В любом случае.        Фрэнк получил образование по музыкальной части. Он даже пробовал преподавать. Только вот после первого дня преподавания он поклялся мне, что никогда не будет иметь дела с детьми. А потом Фрэнк стал играть в барах. Он создал группу и мог репетировать с ней часами. Это приносило кое-какие деньги.        Проработав в сфере дизайна год, я понял, что это дело не принесёт мне развития. Я стал больше уделять внимания своим навыкам. В то время мы снимали комнату у одной старушки. Фрэнк её просто не переваривал. Он ей тоже не нравился. «Несносный мальчишка», — говорила она и постоянно, оставаясь со мной наедине твердила о том, какой же он вредный. Я смеялся.        Ночи напролёт я проводил над листами бумаги, рисуя. В интернете я искал работы в издательствах. Мне хотелось стать иллюстратором.        Я делал рисунки к сказкам и небольшим детским повестям. Так меня заметили в издательстве «Орандж» и предложили иллюстрировать «Портрет Дориана Грея». Я был счастлив, что через год моих метаний от сказки к сказке мне пришлось взяться за что-то весомое.        У нас с Фрэнком был уговор, затянуть ремни потуже, не тратить деньги и откладывать всё, что у нас есть.        Конечно же, ничего не было гладко. Выбиваясь из последних сил, я, плетясь с работы, мог заскочить в какой-нибудь бар и напиться там до одури. После «Портрета Дориана Грея» мне долго не удавалось найти заказчика. Я был нервным и настолько вышел из себя, что буквально расшиб руки, колотя стены.        Тем временем Фрэнк и его ребята нашли себе продюсера и студию. Вышел их первый альбом. Я был на седьмом небе от счастья и стал ещё больше пить. Фрэнку звонили и сообщали, откуда меня забрать, где я пьяный валяюсь в луже своей рвоты. Я понимаю, это было гадко. Он со слезами на глазах грозил, что позвонит моим родителям, что они меня отрезвят, закодируют. Он плакал и умолял.        Подарочное издание «Алисы в Стране Чудес» буквально вытащило меня. Меня пригласили в офис «Орандж» и познакомили с Бобом, опытным и хорошо зарекомендовавшим себя иллюстратором. Управляющая сказала, что «Портрет…» принес хорошую прибыль, и они готовы предложить мне постоянную работу. Я без малейших колебаний согласился, ведь можно было делать иллюстрации на дому и с лёгкостью совмещать две работы. Над изданием я и Боб работали вместе, он должен был немного меня подучить для начала.        Мы сработались. Я выливал ему душу, а он был чуть ли не единственным человеком, кто меня слушал. Даже с Фрэнком я говорил не так.        Фрэнк ревновал. Он ревновал меня ужасно. И я его понимал. Я тоже был жутким собственником, неспособным никого делить. Просто Фрэнк не мог дать мне того, что дал Боб. Фрэнк не был мне другом.        Я даже не знаю.        Мне всегда казалось, что я знаю Фрэнка достаточно хорошо. Только вот это было не так. Он был непонятен мне. Каждый раз я пытался его расшифровать, но нет. Ничего не получалось. И что самое интересное, меня расшифровать он даже не пытался. Это задевало моё самолюбие и заставляло чувствовать себя одиноким.        Однако, Фрэнк был человеком, который вытащил меня из пропасти. Я был ужасным, полным, никому не нужным художником. Мы познакомились на благотворительной ярмарке, оба работали там волонтёрами. Он мне сразу понравился. Его глаза были какими-то хитрыми, а улыбка озорной, чертовской.        Буря закипела во мне, а волонтёрская деятельность стала чем-то воодушевляющим. «Только бы увидеть того парня», — мелькало в голове.        Заикаясь, с огромными паузами в словах я проговорил: «Эй, привет, я Джерард. Давно тебя на всяких мероприятиях вижу. Мы, кажется, в одном университете учимся».        «Да», — ответил Фрэнк. Тогда он улыбнулся, а по моей спине пробежали мурашки.        Общие интересы, музыка, фильмы. Я влюбился и долго боялся признаться как себе, так и ему в этом. А потом поцелуи, эйфория. Так уже не будет. Эйфория всегда сменяется печалью.        Я не мог с ним расстаться. Он был у меня первым и единственным. Он был моим человеком. Не знаю, с чего я это взял. Таким же «моим» можно назвать Джамию или Боба (Господи! Тут ещё это происшествие с Бобом). Хотя… По сути эти трое понимали только часть меня, одну из граней, в то время как вне их взора оставалась куча других, не менее важных сторон.        Я уснул сидя, ночью случайно опрокинул бутылку на диван, теперь он будет пахнуть алкоголем. Проснувшись, я твёрдо решил попросить у Фрэнка прощение. Я виноват. Его жизнь также полна ереси. Мне надо усвоить одно очень важное правило: Фрэнк — не враг. Он никогда не был мне врагом. Мы много ссорились, а потом мирились. И в такие моменты он открывал мне себя, я видел, как сильно обнажена его душа.        Я вышел из мастерской и громко позвал его. Никто мне не ответил. Я удивлённо посмотрел по сторонам. Обычно Фрэнк не просыпался рано, и его всегда можно было застать мирно дремлющим в постели. Я побежал в спальню и ужаснулся, постель была не расправлена. Он даже не ложился. Я пробежался по комнатам, заглянул в подвал — его нигде нет. Значит, он даже не ночевал дома.        Это было для меня шоком. Я прижался к стене и в рыданиях поскользил вниз. От слёз я задыхался, начинался новый приступ истерики, когда стук сердца был больше похож на стук отбойного молотка, а дыхание настолько трудным, что вдох делался с тяжёлым стоном. Я не понял, как так могло получиться.        Фрэнк не мог себе позволить меня обидеть. Он всегда обижал только себя в своих словах и действиях. Я этого не понимал, это меня даже раздражало. Вместо решения проблемы он искал только аргументы против себя.        А теперь он поступил так…        В моей голове одно мнение: Фрэнк — мой. Я ревновал его ко всем, даже к его собственной матери. Я любил внимание. Ощущая его недостаток, я чувствовал едва ли не физическую боль.        Теперь он мог сделать что угодно. Он разозлён. А может, он разочарован во мне, в жизни. Мне страшно.        Я отклонил голову от стены, а затем что есть мочи ударил по ней головой. И так, удар за ударом, я ощущал непередаваемый на словах кайф. Сотрясение в голове, тупая боль. Черепушка — как маятник, удары — как стук метронома. Ритм ускоряется, ускоряется… Хватит.        Я успокоился так же быстро и незаметно для себя, как и начал. Я взял мобильный и набрал номер Джамии. Она была сосудом для моих мыслей, мягким, тихим, умным человеком, с которым приятно поговорить.        Каждый из моего окружения хорош по-своему. С каждым у меня своя связь. Джам была мои культурным и психическим альтер-эго. Мы были родственными душами, но в то же время абсолютными противоположностями. Вкусы на некоторые вещи у нас совпадали, на некоторые расходились кардинально.        — Алло, — сказал я.        — Добрый день, — сказала она в трубку нарочито серьёзным профессиональным голосом. — Чем могу быть полезна?        — Ты это… Ты же на работе?        — Да. Эй-эй-эй, Джи, что за голос? Что стряслось?        — Фрэнк дома не ночевал.        — Вот те раз. Что у вас опять?        Джамия, как и Боб, были частыми свидетелями подробностей моей личной жизни. Я был транслятором своих мыслей в их неискушённые уши.        Я рассказал Джам обо всё, даже…        — И это даже как-то странно получилось. Его губы, мои губы. Раз — тепло… Я был пьян, но я сознательно это сделал.        — Ты не прав, ой как ты не прав, — говорила Джамия.        По ту сторону трубки слышался шелест бумаги. Джам заносила в журнал данные посетителя. Она работала администратором в салоне красоты.        Вообще, после колледжа искусств, где я до поступления в университет учился вместе с ней, такой выбор профессии был довольно странным. Она, в отличие от меня, решила обойтись без высшего образования и сразу пошла работать. Тем не менее, мы с ней очень тесно общались.        — Я запутался, — выдохнул я. — Хотя, тут-то и путаться не в чем. Просто… что-то мне подсказывает, что это только начало. Мне предстоит пройти большие разборки.        — Что ты будешь с Бобом то делать? — в её голосе послышался лёгкий смешок.        — Понятия не имею. Буду стараться не смотреть ему в глаза.