Ах, на гравюре полустертой, В один великолепный миг, Я встретила, Тучков-четвертый, Ваш нежный лик, И вашу хрупкую фигуру, И золотые ордена… И я, поцеловав гравюру, Не знала сна…
1
Год Излома. Год тягот и невзгод. Так утверждали древние легенды и нянькины страшные истории из далекого детства, но если б это было лишь бабкиными сказками! Ирэна отложила перо и, сдвинув брови, еще раз перечла написанное. Выстроившиеся в ровные столбики цифры ее отнюдь не радовали, но пересчитывать по четвертому разу не тянуло — все равно, как ни складывай, результат выходил один и тот же. И весьма печальный. Нет, голодать ей с братьями, конечно же, не грозило, продавать и закладывать фамильные драгоценности — тоже. Но то, что расходы с каждым годом неуклонно росли, а доходы — наоборот резко снизились, было очевидно без всяких подсчетов. Война прочно обосновалась в Придде, согнав крестьян с полей и вынудив их искать хлеба, крова и работы в более безопасных местах. Пока они ограничивались тем, что перебирались с одного края принадлежавших семье Ирэны земель на другой. Но если Западная армия продолжит отступать, таща за собой вконец обнаглевших «гусей», люди побегут дальше на юг, в Борн, Ариго, Старую Эпинэ... Не сказать, что толпы беженцев — такое большое счастье, но уж лучше потерпеть трудности несколько месяцев, от силы — год, чем оголить собственные земли, позволив людям искать счастья в чужих краях. С запада шли безрадостные вести — дриксы все глубже вбивались клином в Марагону, марагонцы огрызались. Если фок Варзов и примчавшийся с юга с частью своей армии средний Савиньяк не начнут кусаться в ответ, через месяц-другой от Альт-Вельдера останутся одни головешки. На востоке же… Ирэна потерла мгновенно начавший саднить висок — в последнее время все, что касалось земель, находящихся внутри Кольца Эрнани, вызывало жесточайшую головную боль. Даже в игре по-крупному рыжие крохоборы не упустили возможности нажиться за чужой счет, и пока Колиньяры заставляли подписывать признательные показания, фламинго не погнушались подсунуть под росчерк пера бумаги на земли и имущество. Хвала Создателю, и тем и другим сейчас пришел конец, но оставшиеся на местах и уже успевшие вкусно прикормиться манриковские прихлебатели продолжали грести в свой карман, делая честные глаза и тыча в подписанные отцом дарственные. Нет, жизнь Вальхена стоила потери пары особняков, но… Как же было противно собственное бессилие перед человеческой подлостью и корыстью! Ирэна отложила лист с подсчетами и придвинула поближе доставленную утром почту. Помимо уже знакомых конвертов с фламинго на печати, в которых — даже не нужно было их вскрывать, чтобы узнать — содержались очередные уверения в почтении вкупе с заверенными крючкотворами Манриков копиями дарственных, на сей раз было что-то новенькое. Не сумев пересилить любопытство, женщина протянула руку к объемному пакету, скрепленному светлым воском, однако без печати. Покрутив конверт в руках, Ирэна взрезала ножом край. С легким шуршанием на стол выпала засушенная темная роза, засыпав остальные конверты мелкой трухой раскрошившихся лепестков. За ней на столешницу скользнула перевязанная алой лентой бумажная трубочка. Ирэна выронила из рук обертку и испуганно отшатнулась назад, не решаясь развернуть письмо. Неужели шутка, о которой она уже и думать забыла, опять возобновилась?! Сделав вдох, женщина решительно схватила записку, сдернула ленту и развернула листок. День накануне зимы неприлично краток, На марше иней чеканит мои следы. У меня в организме хронический недостаток Соленой, горькой, теплой морской воды. Мой интендант спит в седле, завернувшись в попону, Лошади роют копытами заиндевелый наст. Я вновь привязываю письмо к засушенному бутону, Упрямо, как будто это все, что связало нас. Связало нас? Что ты мелешь, дерзостный аноним? Закатные твари, почему мы все так усложняем... Спит океан. Вахту несет над ним Твой часовой, вечен и несменяем. Пальцы задрожали, не сумели удержать письмо. Ирэна зачем-то прижала их к губам и — неожиданно для себя — разрыдалась. Плакать было легко и сладко. С каждой слезинкой, с каждым всхлипом взваленная на хрупкие женские плечи ноша делалась хоть капельку, но легче. Выбившись из сил и безнадежно испортив носовой платок помадой и сурьмой, Ирэна отбросила мокрый перепачканный кусок кружева и, решительно хлюпнув носом, снова взяла в руки послание. Заиндевелый наст и иней красноречиво говорили о том, что автор письма служит отнюдь не в Южной армии, где, как ей было известно, находился Анри Дарзье. Впрочем, в то, что записки писал племянник Сильвестра, Ирэна уже давно не верила. Как и в то, что их автором мог быть Робер. Этот человек был в столице в канун прошлого Зимнего Излома, сейчас он находится в Западной армии. Или Северной? При мысли о старшемСавиньяке Ирэна непроизвольно поморщилась. Ну и что с того, что олений граф интриговал на пару с покойным кардиналом и, кажется, был близко знаком с его племянничком! Но представить Лионеля Савиньяка лазающим в окна к дамам и пишущим любовные — да вообще любые — стишки было выше ее сил. Кто еще из знакомых дворян служил в Северной, Ирэна не помнила. Значит, Западная. Мой интендант спит в седле, завернувшись в попону… Его интендант, значит?.. То есть, чин не ниже полковника, скорее всего… Прямо хоть пиши Вальхену и спрашивай, кто там у них из старших офицеров забавляется рифмоплетством! Интересно, Валентин удивится, если его и в самом деле об этом спросить? Ирэна, с трудом удержавшись от смешка, потянулась за начатым накануне письмом. Задумчиво покусала перо, размышляя, как бы спросить, не вызвав подозрения. Взгляд на мгновение задержался на корешке зачитанного в юности едва не до дыр Веннена. Перо опустилось в чернильницу и вывело на листе ровным почерком с изящными завитушками: «На днях случилось радостное событие: моя Кирше ожеребилась. Малыша тут же взял под свою опеку Питер, заявив, что собирается вырастить из него своего будущего боевого коня. Самое смешное, что, как ты, верно, помнишь, жеребенок этот — сын Заката, то есть — единокровный брат Веннена. И теперь Питер настаивает на том, чтобы назвать малютку Дидерихом. Вальхен, неужели все торские офицеры — настоящие и будущие — такие поклонники поэзии? Может, они все только перед дамами изображают суровых рубак, а сами украдкой зачитываются стихами и втайне сочиняют сонеты?» Что ж, неплохая концовка письма. Число. Подпись. Теперь — письмо Корнелию, и можно отправлять. Ирэна придвинула чистый лист и снова задумчиво прикусила кончик пера. Стоит ли писать мужу о том, что ухаживания таинственного кавалера возобновились? Если скрыть, то потом будет сложно объяснить свое молчание. Но откуда бы Корнелию узнать о письме, если она его уничтожит? А она его уничтожит непременно — негоже честной женщине при живом муже хранить в шкатулке письма воздыхателя. Да и Корнелию там, в Марагоне, забот хватает, чтоб еще переживать о покушениях на добродетель оставленной дома жены. Ирэна решительно обмакнула перо в чернила и почти без остановки набросала десятка три строчек, сухо и по-деловому информирующих супруга о положении дел в Васспарде и Альт-Вельдере. Запечатала оба письма, сунула компрометирующую записку за корсаж и дернула шнурок звонка.2
— …Собрать все имеющиеся у нас силы в кулак и дать генеральное сражение… На чистом листе бумаги несколькими уверенными росчерками пера испуганно взметнулась в небо гусиная стая. За ней, воинственно опустив рога, скакали два четвероногих — то ли лося, то ли оленя. Рука с гранатовым перстнем на пальце на мгновение замерла, окунула перо в чернила. — …Тем временем бергерский корпус под командованием генерала Райнштайнера… На пути гусиной стаи выросли кучерявые кустики, из-за которых на жирных пташек уже облизывалась, хитро щурясь, притаившаяся лиса. — …Васспардский полк под командованием Придда прикроет фланг… Из лужи около куста высунулся пузырь с восьмью извивающимися отростками, символизирующими щупальца. Маршал Савиньяк нахмурился и нарисовал рядом еще одного уродца. Теперь спрутов было два. Бывший Маршал Юга нахмурился снова. Потом хмыкнул, покосившись на сидевших за столом плечом к плечу герцога Придда с зятем. Перо снова нырнуло в чернильницу, и один из восьмилапых взгромоздился на скачущую навстречу птичьей стае лошадку, бойко размахивая зажатой в щупальце шпагой. — …Конный корпус генерала Ариго остается в резерве и при необходимости поддерживает васспардцев… Эмиль быстро поднял глаза на командующего авангардом. Жермон лишь едва заметно кивнул. А вот стоящий за его стулом Арно едва не зафыркал от возмущения, бросая злые взгляды на невозмутимых спрутов напротив. Маршал Запада улыбнулся и дорисовал на голове лошадки маленькие рожки. Второму морскому гаду тоже требовалось какое-то персональное отличие. Лэкдеми покосился на носящего нынче титул графа Гирке виконта Альт-Вельдера и пририсовал зажатую в щупальце чудища хвостатую найери. Критически осмотрел картину. Поморщился. Вот только воинственных дам нам на поле боя и не хватало! Испорченный листок накрыл другой, чистый. — Может, все-таки послушаешь? — пнул под столом маршала Запада маршал Севера. — Я слушаю, — Эмиль ответил близнецу тем же маневром. — Я, между прочим, все записываю. Старший Савиньяк скептически приподнял бровь, разглядывая обосновавшегося на листе жирного гусака и тощего оборванца со сломанным копьем верхом на заморенной плюгавой лошаденке — Хеллинген как раз принялся стенать о нехватке провианта, оружия и обмундирования в обеих армиях. — Значит, проблему надо решать, — озвучил очевидное Лэкдеми и несколькими штрихами пририсовал вокруг гуся блюдо с яблоками. — Мы решаем, господин маршал, — вступился за своего коллегу Карсфорн. — Но наши возможности не безграничны. Амбары и склады Ноймара и Агмара пусты. Последняя партия лошадей для пополнения кавалерии была закуплена на деньги… — Довольно, Гэвин! — непривычно зло одернул начальника штаба Людвиг Ноймар, но дотошного генерала унять было не так-то просто. — …на деньги от залога изумрудов герцогини… — Я полагал, что принцесса крови вправе распоряжаться своими драгоценностями по собственному усмотрению, — почти прорычал Людвиг, по-волчьи оскалив клыки. — Вас, Карсфорн, это касаться не должно. — Нас, Людвиг, должно касаться все, что относится к нуждам армии Талига, — в углу листа припавший к земле волк зло щерился на не обращающего на него внимания филина с пером в лапе и стопкой бумаг под крылом. — Карсфорн, пора бы вам уже привыкнуть, что в Западной армии лошадьми у нас занимается маршал Савиньяк. Хеллинген, вас я прошу запомнить то же касательно Северной армии, — Лионель выдернул из рук близнеца пока еще чистый лист и черкнул несколько идеально ровных строчек, прямо на месте залил письмо воском и запечатал кольцом, после чего не глядя сунул стоящему за его стулом Сэц-Алану. — Люсьен, отправьте это с курьером в Савиньяк. — Чувствую, поголовье мы будем восстанавливать половину следующего Круга, — наигранно вздохнул Эмиль, дорисовывая последнюю лошадку в табуне, предводительствуемом гордо вышагивающим оленем. — А ты воюй так, чтобы не пришлось, — сквозь зубы посоветовал старший. — Чтобы не пришлось, надо быть либо Рокэ, либо Ги Ариго, — поморщился Лэкдеми и потянулся за чистым листом. — С вашего позволения, господа, я все же продолжу, — откашлялся Карсфорн и снова взялся за свои бумаги. Ноймар бросил на начальника штаба предупреждающий взгляд, но промолчал. — Обоз находится в неудовлетворительном состоянии. Шестьдесят восемь телег требуют починки, двадцать четыре — замены. Часть телег с возницами взялся обеспечить граф фок Варзов, но этого будет недостаточно. Лионель медленно обвел взглядом присутствующих. Хеллинген переложил бумажки и согласно покивал головой. Айхенвальд поправил манжет. Вайспферт сидел нахохлившись, ни на кого не глядя. Лейдлор и Фажетти о чем-то негромко спорили, время от времени бросая короткие взгляды в сторону Спрутов. Бэзил что-то горячо доказывал отцу. Эрмали и Вейзель строили батареи из подручных предметов — все, что не касалось их любимых пушек, этих двоих не интересовало. Реддинг молча слушал Мениго, время от времени качая головой. Придд вежливо скучал. Гирке выглядел настороженно, словно к чему-то прислушивался. Давенпорт время от времени бросал на него быстрые взгляды, рассеянно выбивая пальцами марш. Карсфорн ждал. Маллэ что-то настойчиво объяснял Шарли, тоже то и дело косясь на невозмутимую лиловую парочку. Людвиг о чем-то резко спросил Райнштайнера, тот коротко ответил. Ноймар дернул плечом и отвернулся. Ариго молчал, разглядывая столешницу, зато Арно у него за спиной едва не подпрыгивал от возбуждения, испепеляя Спрутов возмущенными взглядами. Эмиль… рисовал. Хорошенький женский профиль. Лионель сдержанно вздохнул: — Гэвин, что там еще, кроме этих кошачьих телег? Карсфорн взглянул на маршала как-то укоризненно и вытянул из стопки очередную бумажку: — Фураж. По моим подсчетам… Лионель обреченно скосился на рождающуюся под пером старшего младшего змеедеву, но понять, чем мифическая красотка может помочь с фуражом, так и не смог. — Полковник! Герцог Придд! Младший Савиньяк выглядел злым и возбужденным. Впрочем, таким он был сегодня и в штабе, куда его зачем-то привел с собой Жермон Ариго. — Граф, оставьте нас, — шурин при посторонних всегда обращался к родне официально, словно к малознакомым людям. Корнелий коротко кивнул и отступил на пару шагов в сторону. Пышущий гневом теньент недовольно ожег его взглядом, но препираться с полковником не стал. — Чем могу служить, виконт? — Прекрасно знаете, чем, — с трудом сдерживая ярость, прошипел мальчишка, буравя Валентина исполненным презрения взглядом. — Но не мне, а Талигу. Вот наглец! Гирке резко шагнул навстречу нахалу, но был остановлен небрежным взмахом руки. — Потрудитесь объясниться, виконт. —Вы и так все прекрасно поняли, — с отвращением выплюнул Савиньяк, смерив однокорытника взглядом. — Еще в штабе. Однако предпочли сделать вид, что вы тут совершенно ни при чем. — Будьте любезны, виконт, говорить яснее, — не поддался на провокацию Валентин. — Яснее? Да уж куда яснее, герцог?! — ноздри Сэ раздувались, словно у проскакавшего галопом пару хорн жеребца. — Возможно, Лионелю, фок Варзов или Ноймариненам и достает такта кормить армию за свой счет, не требуя этого от остальных людей… Чести. Но я не генерал, герцог. И не глава семьи. Все, что я имею — это мой конь и моя шпага. И именно поэтому я считаю себя вправе спросить вас, герцог Придд: почему вы промолчали там, в штабе? Ведь земли вашей семьи находятся совсем рядом! Неужели одно из богатейших семейств Талига не в состоянии выделить на нужды армии пару паршивых телег, раздери вас кошки?! Корнелию очень захотелось поставить зарвавшегося юнца на место, но Валентин снова не позволил, едва заметно качнув подбородком. — Именно потому, что вы, виконт, не глава семьи и не генерал армии, о которой так печетесь, я и не собираюсь обсуждать с вами подобные вопросы, — шурин вежливо, но холодно кивнул. — Я вас не задерживаю, теньент. — М-медуза, — скривился на прощание Савиньяк, вымещая зло на оказавшемся на пути камешке. Валентин предпочел этого не расслышать, провожая южанина равнодушным взглядом: — Из Альт-Вельдера есть известия? — Новых — нет, — Гирке слегка пожал плечами. — Только то, что известно из письма Ирэны. Те, кто сумел выбраться, сейчас в Васспарде. Твоя сестра пытается найти всем занятие и кров. — Я не верю, что они прошли через всю Старую Придду с узелком в руках, бросив весь скарб дриксам на разграбление, — Валентин все же соизволил обернуться. — Армии нужны подводы, Корнелий. Напиши Ирэне, пусть она объяснит людям. — Эти телеги — их единственный шанс на спасение, Вальхен, — Гирке недовольно нахмурился. — Люди их не отдадут, пока война стоит на пороге.Если мы сдадим Южную Марагону и отступим в Старую Придду, им снова придется хватать жен, детей и провизию и уходить дальше на юг. Валентин промолчал, задумчиво глядя куда-то за его плечо, хотя — Корнелий знал — там нет ничего, кроме полусгнившей стены сарая. — Савиньяк может делать красивые жесты на публику — он достаточно богат и влиятелен, а война пока еще слишком далеко от его дома. Герцогиня Ноймаринен — как верно заметил ее сын — принцесса крови, сестра бывшего короля и тетка будущего, супруга регента. Кому, как не ей показывать пример самоотречения ради Талига?! А твои люди вот-вот начнут голодать, потому что половину земель урвали рыжие, а на второй полыхают пожары. А именно об этих людях ты обязан заботиться в первую очередь. Ты не имеешь права отбирать у них последнее, Валентин. Пусть сначала регент вернет то, что принадлежит тебе по праву, а уже потом просит помощи. Сюзерен должен дарить, а не отбирать — только тогда он вправе рассчитывать на верность и преданность вассалов. — Хочешь сказать, что мне не следует рассчитывать на твою верность, Гирке? Корнелий едва не выругался: — Я полагал, что являюсь для тебя не только вассалом, но также другом и родичем. Я ошибался? На щеках шурина проступил едва заметный румянец: — Разумеется, нет, Корнелий. Не ошибался. И все же… напиши Ирэне. Выдержать спокойный взгляд светлых глаз оказалось отчего-то слишком трудно, и Гирке нарочито обидчиво отвернулся: — Как скажешь. — Поразительное единодушие! — хмыкнул граф Савиньяк, обозревая опустевшую комнату. — На совещании бы так! — Любишь управлять послушными марионетками? — оторвал взгляд от очередного художества близнец. — Мне казалось, ты более оригинален. — Ты прав, я люблю играть в кошки-мышки с интересным и непредсказуемым противником, — Лионель и в самом деле по-кошачьи потянулся и улыбнулся. — С игроком таким же, как и я. А марионетки должны быть послушны кукловоду. Иначе они грозят испортить представление. — И это чудовище — мой родной брат! И после этого кто-то еще смеет называть Рокэ отродьем Леворукого! — притворно ужаснулся старший младший, добавляя взметнувшимся на портрете локонам еще пару завитков. — Если бы ты не был так похож на отца, Ли, и если б я так свято не верил в матушкину добродетель… — Я понял, к чему ты клонишь, — снова потянулся Лионель. — Но в таком случае ты, мой безгрешный братец, также оказываешься сыном Врага и исчадием зла. — Иди в Закат, — миролюбиво огрызнулся Эмиль. — Когда-нибудь все там будем, — оскалился маршал Ли. — Или ты полагаешь, что совратители чужих жен пребывают в Рассвете? Близнец вздрогнул и побледнел даже сквозь южный загар. — Та-а-ак, — Лионель хмыкнул и понимающе покачал головой. — Значит, все эти птице-рыбо-д…девы были неспроста… Стой! Не надо! — Он ловко перехватил руки брата, метнувшегося порвать рисунок. — Портрет и в самом деле похож. Настолько похож, Эмиль, что я бы не советовал размахивать им перед носом Гирке. Хоть наш молчаливый полковник и не похож на ревнивца, к вопросам чести Спруты относятся слишком серьезно. Как только граф поймет, что обзавелся парой огромных рогов… — Прекрати, Ли! — старший младший рванулся, выкручивая стиснутые братом запястья. — Нет никаких рогов! — Нет? — Лионель с усмешкой разжал пальцы. — Не похоже на тебя. Раньше тебя такие мелочи, как наличие законного супруга у приглянувшейся красотки, особо не смущали. До Альт-Вельдера галопом — несколько часов. Оседлай Фульгата, нарви охапку сирени или что там еще не успело отцвести, швырни ей в окно. Женщины, особенно молодые и скучающие в одиночестве, от этого млеют. Не мне тебя учить! — Она — не такая, как остальные! — Ну вот… — Ли хмыкнул и плюхнулся на свой стул. — Этого только не хватало! Ты что, по-настоящему влюбился?! Влюбился в эту замороженную сельдь?! Эмиль, ты меня удивляешь. — Ты ее не знаешь! О, да братец начал огрызаться! — А ты сам? Ты-то ее знаешь? Нежная кожа, хорошенькое личико, тоненькая фигурка. А внутри — холод и высокомерие. — Это не так, — набычился близнец. — Она… другая. То, что ты видишь — лишь маска, а на самом деле… — Судя по твоей убежденности, рога у графа Гирке все же имеются, — подзадорил брата Ли, но тут же поспешил согнать с лица усмешку, заметив полыхнувший во взгляде старшего младшего огонь. — Но-но-но, не сверкай глазами, я тебе не враг и не соперник, чтобы на меня так смотреть. При упоминании старшего спрута Эмиля снова перекорежило. Лионель вздохнул и успокаивающе потрепал брата по плечу: — Только без глупостей, слышишь? Без глупостей, Миль. — Не бойся, — старший младший нервно дернул щекой и отвернулся к окну. — Топиться в ближайшей луже или пускать себе пулю в лоб от неразделенной любви я не стану. Скорее уж пристрелю этого… с позволения сказать, законного супруга, за пару невинных записок сославшего молодую женщину в замшелый замок. — Вот именно от подобных глупостей я тебя и предостерегаю, — похлопывания по плечу из успокаивающих стали ободряющими. — Впрочем, тоже вариант, если тебе лишь хочется утешить красивую молодую вдову. — Ли! — интересно, почему на гербе их рода гарцует олень, а не огрызается лев? — Еще одно слово, и я забуду, что ты — мой брат. — Дурак, — Лионель встал. — Если хочешь заполучить свою найери, не приближайся к Гирке. Нет ничего пошлее и предосудительнее, чем жениться на вдове человека, собственноручно отправленного в Закат. Лионель ошибся, полагая, что поспешно покинувшие штаб офицеры уже разошлись по своим полкам и корпусам. Заметив подпиравшего спиной столбик крыльца Ариго, Савиньяк невольно оглянулся на дверь, размышляя, что из их разговора с братом мог расслышать Жермон. — Кого-то ждешь? — нацепить беззаботную маску хватило одного мгновения. Ли дружески улыбнулся. — Эмиля, полагаю? — Вообще-то я хотел поговорить с тобой, — еще сильнее нахмурился земляк. — Пройдемся? Заинтригованный, Лионель молча сделал приглашающий жест, подстраиваясь под шаг все еще слегка прихрамывающего генерала. — Я хотел поговорить о твоем брате. Лионель невольно напрягся — неужели, все-таки слышал? — и на мгновение прищурился, искоса разглядывая простодушное лицо шагавшего рядом офицера. — И о котором же? — Голос не подвел, прозвучав совершенно равнодушно, даже скучающе, Ли даже на секунду показалось, что он немного переиграл. Ариго взглянул на него с явным удивлением: — Разумеется, об Арно! — И что не так с Арно? — позволил себе слегка расслабиться Ли. — Он опять просит о переводе в «фульгаты»? Жермон поморщился — видимо, эта тема все еще вызывала у командующего авангардом зубную боль: — Иногда я уже помышляю отдать его на воспитание Реддингу. — Арно снова что-то натворил? — легкомысленно вскинул бровь Лионель. — Опять вызвал на дуэль твоего любимчика? — Полковник Придд — не мой любимчик, — неожиданно огрызнулся Ариго, вновь заставив Савиньяка напрячься и навострить уши, вслушиваясь в интонации. — Но ты прав, речь идет о Валентине. Кажется, Арно за столько времени так и не осознал, что его с бывшим однокорытником разделяет несколько воинских званий, и тон, который могли позволить себе двое унаров, в разговоре с вышестоящим является нарушением субординации. — Предлагаешь мне поучить твоего адъютанта Уставу? — Улыбка получилась насмешливой и слегка кривоватой. Такой, как надо. — Я предлагаю, — Ариго недовольно засопел. — Я прошу тебя поговорить со своим братом о его поведении. — Могу я узнать, что именно они не поделили на сей раз? — изобразил на лице скуку Ли. — Телеги, — мрачно бросил Жермон и неожиданно остановился. — Лионель, Арно пытается быть похожим на тебя, брать с тебя пример. Иногда весьма неуклюже. Поэтому я и хочу, чтобы ты с ним поговорил, объяснил, что… Что так нельзя. Нельзя требовать от людей того, чего они дать не могут. — Можно, — показал клыки Савиньяк, но тут же сменил одну маску на другую. — Я правильно понял, что Придд ему отказал? — Валентин ничем не мог помочь, Лионель, — Жермон как-то странно на него покосился. — Надеюсь, это не ты подбил Арно?.. — Разумеется, нет, — Ли недовольно дернул уголком рта. — Если бы мне понадобилось поговорить с Приддом, я бы сделал это без участия брата. Ариго снова засопел, пряча глаза. Лионель мысленно возвел очи горе, поражаясь, как можно быть таким доверчивым и простодушным. Впрочем, на сей раз он действительно говорил правду: Арно к Придду он не посылал, малыш и сам рыл копытцем землю еще в штабе, и разве что слепому — или блаженному Жермону — было не догадаться, чем это должно было закончиться. Значит, подвод Спрутеныш не даст… Ошибся ты, братец, не поможет нам твоя бесчувственная найери. Или все же поговорить с любимцем Ариго самому? Что ни говори, но Жермон нутром чует людей — может, и не зря же он так прикипел к мальчишке. А перевозбудившийся Арно запросто мог начать разговор с оскорблений и испортить все дело. Ли попытался зайти с другой стороны: — А граф Гирке? Что он думает о всей этой ситуации — насколько мне известно, до Альт-Вельдера отсюда рукой подать. Происходящее должно волновать полковника как никого другого. Во взгляде Жермона мелькнула укоризна. Та-а-ак… Все интересней и интересней. Может, старший родственник не только за молодого герцога полком командует, но и всеми остальными делами ведает? Иначе с чего бы Валентину везде таскать за собой зятя? Лионель задумчиво потер пальцами гладко выбритый подбородок. Граф Гирке… Что же вы из себя представляете, загадочный и немногословный торкский полковник? Ли задумчиво улыбнулся удивленно наблюдавшему за ним Ариго: — Благодарю, Жермон. Я с этим разберусь. В устремленном на маршальскую спину тоскливом взгляде командующего авангардом отчетливо читался вопрос: «С чем именно?».3
Курьер — молодой вихрастый теньент в форме васспардского гарнизона — заметил их не сразу, а, заметив, тут же вытянулся в струнку и возмечтал провалиться сквозь землю. Остальные участники веселья, толпившиеся у коновязи, поспешили поскорее ретироваться. Гирке смерил легкомысленного юнца суровым взглядом и молча протянул руку, требуя пакет. Стремясь загладить свою оплошность, парень метнулся рукой к сумке, от волнения дергая ремень не в ту сторону. Валентин скучающе разглядывал комья грязи под ногами. Грязи, в которую чуть не упал выроненный криворуким теньентом пакет. В последний момент выбросивший руку вперед Корнелий едва сдержался, чтоб не выругаться. Курьер побледнел и, кажется, вот-вот готов был лишиться чувств. — Свободны, теньент, — Гирке передал опечатанную сургучом пачку писем шурину. — Отыщете капитана Румпфа. Поступаете в его распоряжение. Приказ о вашем переводе в Западную армию будет отправлен в Васспард завтра же. Надеюсь, лошадь у вас приличная? Парень беззвучно открыл рот, озадаченно покосился на перебирающего письма Валентина и, так ничего и не сказав, неуверенно кивнул. — В таком случае не задерживаю, — Корнелий движением брови отпустил растерявшегося мальчишку, за минуту попавшего из тыла на передовую, вопросительно взглянул на шурина. — Не одобряешь? — Перевода? — Валентин, не поднимая глаз, продолжал тасовать письма. — Одобряю. Румпф сделает из растяпы офицера. — Тогда что не одобряешь? — не дал уйти от ответа Корнелий. Валентин наконец соизволил отвлечься от почты и взглянуть прямо в лицо: — Того, как это было сделано. Тебя разозлил один теньент, ты выместил злость на другом. Я не прав? — Ты не прав, — Гирке равнодушно отвернулся. — Обратно в качестве курьера я бы рекомендовал отправить Зимрока — он подавал рапорт. Шурин промолчал. У Ноймара обнаружились явно сдружившиеся за последние дни Эрмали с Вейзелем. Все трое стояли вокруг стола, склонившись над огромной картой Южной Марагоны, поверх которой лежал внушительных размеров лист с какими-то каракулями, и увлеченно играли в солдатики. Если быть точнее — репетировали расстановку батарей в обсуждавшемся утром генеральном сражении. Лионель махнул рукой, призывая не отвлекаться, и молча уселся в единственное имевшееся в комнате кресло. — Нам прерваться, или то, о чем ты пришел поговорить, не является военной тайной? — сверкнул белозубой улыбкой Людвиг, уже отошедший от ссоры с Карсфорном и вновь приобретший хорошее расположение духа. — Не является, — Лионель с нарочито равнодушным видом покрутил в руках стоявшую на столе походную чернильницу. — Просто хочу побольше узнать о людях, с которыми нам вместе воевать. — И что же мне тебе про себя рассказать? — снова осклабился Ноймар, не отрывая взгляда от стола с картой. — Что такого, чего ты еще обо мне не знаешь? — Ну… — чернильница вернулась на свое место, в пальцах Савиньяка завертелось сточенное гусиное перо. — Расскажи, например, про своего бывшего оруженосца. — Про которого? — на этот раз Людвиг все же на секунду обернулся. — Про полковника Гирке, — Лионель с виду расслабленно откинулся в кресле. — Капитаны и теньенты меня не интересуют. — Хм… Ты меня как-то врасплох застал, — Ноймар хмыкнул и на какое-то время замолчал, передвигая по листу фигурки. — Даже не знаю, что тебе про него рассказать… — Людвиг задумчиво поскреб пальцами щеку и передвинул батарею чуть левее. — Торкский офицер, с четырнадцати лет порох нюхает. В семнадцать уже был теньентом. На год обскакал меня, став полковником в двадцать пять. Может быть, сейчас тоже в генералах бы ходил, если б за какими-то кошками его в столицу не понесло. — Семья? — словно невзначай бросил Лионель, продолжая увлеченно играть с письменными принадлежностями. — Скорее — новая семья, — небрежно пожал плечами друг юности. — Наверняка это была очередная затея Придда. — Бывший оруженосец с тобой не делился? — поддел северянина Савиньяк. — Зря остришь, — Людвиг и не подумал обидеться. — Корнелий вообще неохотно распространялся на подобные темы. — А сейчас? — А сейчас вообще перестал, — Ноймар наконец оторвался от солдатиков и пристально посмотрел прямо в глаза. — Лионель, тебя интересует Гирке или Придды? Ли закрылся ничего не выражающей улыбкой: — Гирке. Придд — тоже, но о нем я спрошу у Ариго. Мгновение Людвиг молчал. — Тебя еще что-то интересует? Лионель отрицательно качнул головой и плавно перетек из состояния «полулежа» в состояние «стоя». Его много что интересовало, но плох тот политик, который задает вопросы в лоб. — Нет, я составил примерную картину. Благодарю за помощь. Господа, не смею больше мешать. Валентин еще раз пробежал глазами конец письма. «…Вальхен, неужели все торские офицеры — настоящие и будущие — такие поклонники поэзии? Может, они все только перед дамами изображают суровых рубак, а сами украдкой зачитываются стихами и втайне сочиняют сонеты?» — Корнелий, как ты относишься к стихам? — юноша улыбнулся, разглядывая удивленное лицо зятя. — Нет, правда! Нечасто встретишь строевого жеребца по кличке Веннен. — Откуда вдруг такой интерес к поэзии? — недовольно оторвался от изучения рапорта Гирке. — Это письмо от Ирэны? — Да, — Валентин чуть склонил голову к плечу, наблюдая за тем, как родственник меняется в лице. — Что-то не так? — А что может быть не так? — Гирке достаточно быстро взял себя в руки и притворился безразличным, но от юноши не ускользнуло мгновение потери самоконтроля. — Ирэна решила написать тебе о поэзии? — Боюсь, до нее дошли вирши Сузы-Музы, — Валентин едва заметно улыбнулся. — Иначе с чего бы она стала спрашивать меня, кто из офицеров развлекается рифмоплетством. Корнелий, все в порядке? — Просто устал, — зять дернул уголком рта в слабом подобии улыбки и подхватил с пола оброненный рапорт. — И что же? Многих, — Гирке усмехнулся, — поэтов Северо-Западной армии ты знаешь? — Не считая Сузу-Музу? — юноша прикусил кончик пера. — Ну, разумеется, несравненного и величайшего Жиля Понси. Родственник кисло поморщился — видимо, он тоже имел несчастливый опыт общения с любителем подрубленных пней. Валентин улыбнулся, продолжая постукивать пером по нижней губе: — Правда, ходят слухи, у него в последнее время появился серьезный соперник. Как выяснилось, Лионель Савиньяк пишет недурные стихи. — В духе Сузы-Музы или тоже про пни? — голос Гирке непонятно с чего надтреснул. — Неожиданно — и то, и другое, — усмехнулся Валентин, вспомнив метавшегося по штабу с зажатым в руке «ответом» маршала Севера оскорбленного поклонника Барботты. — Какой поразительный талант, — зять поморщился, откладывая так и не дочитанный рапорт. — Может, граф Савиньяк еще и любовной поэзией забавляется? — Не слыхал, — Валентин пожал плечами. — Но почему бы и нет? Гирке резко поднялся: — Проверю, как разместили новых лошадей. Валентин вопросительно приподнял бровь, но от вопросов пока решил воздержаться. Итак, что мы в итоге имеем? Перспективный молодой офицер, о службе в Торке знает не понаслышке. Получает звание за званием. И вдруг неожиданно по требованию родственников — оставим версию Людвига — все бросает и переводится в Олларию дохнуть с тоски в столичном гарнизоне. Обещали тепленькое местечко? Не тот типаж. Покорно исполнял роль пешки в руках тестя? Возможно. Возьмем на заметку в качестве одной из версий. Побоялся отпускать одну молодую жену? Но Гирке отнюдь не выглядит ревнивцем: ему самому для вызова на дуэль вполне бы оказалось достаточно той бестактности, что как-то позволил себе в отношении тогда еще виконтессы Альт-Вельдер окончательно потерявший голову Эмиль на одном из столичных балов. Полковник же тогда даже бровью не повел. А как же тогда офицерская честь? Как торкский полковник мог равнодушно наблюдать за тем, как на глазах у половины двора его законную супругу сжимает в объятиях и пожирает взглядом первый юбочник Талига?! Или Гирке запретили цепляться к Савиньякам? Что бы они ни творили. В таком случает господин полковник и в самом деле получается марионеткой Приддов, которую по своему усмотрению дергал за ниточки старый герцог. А молодой? Кто теперь чьей марионеткой является? Из раздумий вырвали приближающиеся шаги. Лионель обернулся. Не замечая маршала, через площадь быстро шел объект недавних размышлений — еще более бледный, чем обычно, с плотно сжатыми губами и стиснутыми кулаками. Ли заинтересованно приподнял бровь и сделал шаг навстречу: — Полковник. Гирке резко, на ходу развернулся. Взгляд на мгновение полыхнул чем-то непонятным. Все интересней и интересней… Кажется, кого-то тут застигли врасплох. Однако уже через мгновение Гирке справился и с лицом, и с голосом: — Господин маршал? Браво, граф! Но с Лионелем Савиньяком вам все равно тягаться рановато. Ли изобразил участие: — Какие-то проблемы дома, полковник? На мгновение в расширившихся глазах Спрута мелькнуло что-то темное и опасное, но граф снова сумел с собой справиться: — Нет, господин маршал, все прекрасно. Ого! Неужели, попал? Обманутый муж наконец разглядел собственные рога? Эмиль, правда, утверждает, что рогов пока нет, но если они с этой морской ведьмой такое вытворяли принародно, то уж в уединенных беседках близнец своего бы точно не упустил. Кажется, усмешка отразилась на лице, потому что Гирке побледнел еще сильнее. Занятно… Не думает же он, что это я покушаюсь на его семейное счастье?! А впрочем… пускай думает. Сейчас главное — чтобы рогоносец не думал об Эмиле. Близнеца он, конечно, предупредил, тот хоть и помахал воинственно рогами, но к совету прислушался, Ли это знал. Но вот если Спрут сам полезет защищать честь неверной жены, старший младший его просто убьет. Быстро и незатейливо. А нам это совсем ни к чему. Лионель резко сменил тему: — Что за лошади прибыли сегодня в ваш полк? Это явно не те, за которых было заплачено изумрудами Олларов, и — уж тем более — не табун из Савиньяка. — Это полумориски из Васспарда, — Гирке вздернул подбородок, посмотрел прямо в глаза. — Полковник Придд счел себя вправе самостоятельно озаботиться нуждами своего полка. — Похвально, — кивнул Лионель. А Хеллинген свое получит, что не доложил. — Но впредь попрошу без самодеятельности. Я не позволю превращать армию в обособленные ватаги партизан. Рапорты на то и существуют, полковник. Взгляд Спрута стал холодным и почти презрительным. — Есть еще что-то, о чем я должен знать, но о чем герцог Придд не счел себя обязанным поставить меня в известность? — сильнее нажал Савиньяк. — Нет, господин маршал, — вздернул подбородок марагонец. Или врет, или подвод действительно не будет. Но какой смысл врать? Лионель на секунду задержал взгляд на прозрачно-льдистых глазах полковника. Чересчур бесстрастных и равнодушных. И мысленно выругался. Леворукий бы побрал этих непробиваемых Спрутов! Вместе с их телегами.4
Бруно не спешил. Дриксенская армия кружила стервятником, то собираясь в кулак, то обманчиво растягиваясь, выманивая талигойцев с облюбованных позиций. Марагона пылала. Эмиль — тоже. — Ли, чего мы топчемся на одном месте? — близнец резко поднялся и прошелся по комнате взад-вперед. — Ты ждешь, когда от Южной Марагоны останется выжженная земля? Хочешь дать генеральное сражение на пепелище? Люди гибнут, Ли! Простые люди: крестьяне, милиция. А армия наблюдает, как жгут дома и режут, словно свиней, тех, кого она обязана защищать. У меня вот-вот взбунтуется половина генералов. Даже Райнштайнер — и тот смотрит волком и скрежещет зубами. Еще немного, и Западная армия выступит, Ли. — Западная армия без Северной никуда не выступит, — Лионель повел плечами, отрывая взгляд от разложенной на столе карты. — Сядь! Я готов простить подобную истерику Арно, но тебе — нет. Ты маршал, Эмиль. Будь любезен соответствовать. — Люди гибнут, Ли! — оскалился близнец, но на стул все-таки — не опустился — упал. — Для тебя, быть может, это и мелочи, но это живые люди. — Те, кто не хотел попасть в жернова войны, уже давно ушли на юг. Не решай за тех, кто остался. — А ты? Ты, Ли? Какое ты имеешь право решать, жить им или умереть?! — брат снова вскочил и заносился кругами по комнате. — Это решаю не я. И довольно об этом. Армии не двинутся с места. Я не позволю тебе поддаться на провокации Бруно. Пусть жгут, дома можно отстроить заново. — А люди? Убитые крестьяне, изнасилованные женщины, оставшиеся сиротами дети? — Это неизбежность, Эмиль, — маршал Севера вновь склонился над картой. — Мы не можем спасти всех, можем лишь свести потери к минимуму. — Для тебя это — просто цифры, да? — в голосе близнеца прозвучала горечь и что-то еще, заставившее Лионеля поднять голову. Брат поспешно отвернулся. Савиньяк криво усмехнулся: — Разумеется. — И уже другим голосом добавил: — Осталось недолго, Эмиль. Даю слово. Исполнявший обязанности гонца теньент был ранен в голову, сопровождавшие его кипрейщики на взмыленных, качающихся от усталости беспородных лошадках — прокопчены, словно пробирались сквозь закатное пламя. Двое вояк из марагонской ланд-милиции подхватили свалившегося с седла теньента под руки и потащили в штаб, третий собрал поводья храпящих полузагнанных животных. — Откуда? — Гирке буквально снял вопрос с языка. Валентин нахмурился. Марагонец отер рукавом лоб, еще живописнее размазывая пот и сажу: — Из Альт-Вельдера, господин полковник. Гусаки, значит, там. Еле верхами ушли. Валентин заметил, как спина зятя на мгновение напряглась. — Все успели уйти? — Почитай, что все, — кипрейщик снова вытерся рукавом. — Кто верхами, кто в телегах, кто пешим ходом — и в леса. Мы вперед поскакали, сообщить, значицца. Так что остальные вот подтянутся, стал быть, если… — Милиционер смолк, хмурясь и пиная сапогом камушек, стараясь не смотреть на двух полковников. — У гусей-то тоже конница имеется… — Гирке, поднимайте полк, — на этот раз, кажется, уже Валентин опередил вопрос зятя. — Под мою ответственность. Скорости коней хватило лишь на то, чтобы, миновав укрепления бергерского корпуса и оставив за собой усыпанный лютиками луг, влететь наискосок во фланг дриксенской коннице, сбивая ей ход, отвлекая, закручивая, отсекая от почти пойманной добычи, уводя в сторону. Кто-то щедрый кинул за горсткой крестьян и недобитых кипрейщиков не меньше пары эскадронов, так что по численности силы «гусей» и потрепанного в боях «лилового» полка оказались почти равны. Веннен заржал, вынося седока из гущи рубки и позволяя оглядеться. Беженцы снова сумели оторваться, часть милиционеров, кто еще был способен держать оружие, развернулась, встречая противника в смешанном конно-пешем строю нестройными залпами. Пока ситуация выглядела довольно обнадеживающей. Если к дриксам не придет помощь. Корнелий развернул чалого и сжал коленями теплые бока. Вымуштрованный конь равнодушно перескочил через свалившегося ему под ноги теньента, оскалился на вражеского гнедого. Гирке рубанул сплеча, уклоняясь от ответного удара. Лягнувший гнедого Веннен вынес хозяина на следующего противника, толкнув мощной грудью тонконогого каурку. Корнелий ударил с оттягом. Оставшийся позади каурка вместе со всадником повалился набок. Гирке перчаткой вытер забрызганное кровью лицо, крутанул коня, осматриваясь. Недовольно дернул уголком рта: на холме за перелеском показались синие всадники. Не меньше полка. Ну почему все худшие предположения непременно оправдываются?! Дриксы, похоже, тоже заметили идущую на выручку подмогу, стали наглее. Полковник едва успел слить за спину удар летящего в голову палаша и тут же, пока тяжелый клинок противника не успел подняться, хлестко рубанул по незащищенному боку. Веннен рванулся, помогая выдернуть шпагу из скорчившегося в седле тела. Беженцы уже почти скрылись из виду. — Отходим! Отходим, господа! — Гирке сжал коленями конские бока, толкнул жеребца прочь из образовавшейся свалки, обратно через заросший лютиками луг, к укреплениям бергерского корпуса. — Не бежать! Отходим! К флешам! Флеши, словно только и ждали, чтобы о них вспомнили, огрызнулись дружным залпом. Слишком далеким для причинения серьезного вреда, но достаточно веским, чтоб отбить у дриксов желание преследовать повернувшего противника. Чалый, взмахнув хвостом, легко перелетел через голову стоящего на одном колене бирюзового стрелка. Гирке на скаку отсалютовал шпагой невозмутимо наблюдавшему за поворачивающим неприятелем генералу Райнштайнеру и завернул жеребца к переводящим дух и устало сползавшим с загнанных коней виновникам переполоха, среди которых уже мелькала каштановая макушка Валентина. — Все живы? — Корнелий наклонился в седле, успокаивающе похлопывая по почерневшей пота шее разгоряченного стычкой коня. — Раненые есть? Сидевший прислонившись спиной к тележному колесу белобрысый кипрейщик по-детски всхлипнул носом и отрицательно помотал головой, по примеру своего собрата, сопровождавшего раненого теньента, утер рукавом слезы: — Живы, Ваша Милость, — парень кое-как встал, утирая на сей раз сопли. — Только бабка Беата… померла, — белобрысый кивнул на покрытую старым одеялом телегу. — Худо бабке стало. Не довезли, растрясли, видать, когда галопом по полю уходили. А старуха и так плоха была. Оттого и не ушла вместе со всеми, думала, не допустят «гусей» до Альт-Вельдера-то… Корнелий стиснул зубы, спешился, жестом велел откинуть край одеяла. Знакомые с детства черты старой няньки Беаты теперь казались неузнаваемыми, заострились, одеревенели, словно у куклы из балагана. Гирке отвернулся, нашарил ладонью повод Веннена. За спиной ударила о подвернувшийся камень подкова, и чалого толкнул в бок грызущий удила серый в яблоках чистокровка. Если кого в этот момент Гирке меньше всего и хотел видеть, так это хозяина серого красавца-мориска. — Полковник Придд, полковник Гирке, прошу вас уделить мне пару минут внимания, — Савиньяк, не дожидаясь ответа, толкнул жеребца каблуками. — Сэц-Алан, разыщите генерала Райнштайнера. Лецке, к генералу Ариго. Корнелий хрустнул зубами, подтянулся в седло. Дожидаясь Валентина, придержал зло косящего на маршальского коня Веннена. Поняв, что завидует чалому, столь открыто демонстрирующему свое отношение к неприятной ему лошади, полковник криво усмехнулся. Савиньяк любовался закатом. Притихший мориск замер изваянием, лишь время от времени позвякивая удилами. Обнаружившийся тут же генерал Шарли с недовольным видом грыз травинку, рассеянно поглаживая гриву своего вороного — по-видимому, выволочку маршал собирался устроить не одним «лиловым». Ни Ариго, ни Райнштайнера, ни посланных за ними адъютантов пока не было. Гирке остановил Веннена голова в голову с нервно поводящим ушами серым Валентина. — Я вас слушаю, господа, — бросил Савиньяк, даже не соизволив обернуться. — Сначала вы, генерал, как старший по званию. Шарли бросил быстрый взгляд на маршальскую спину, сплюнул откушенный стебелек: — Виноват, господин маршал. — Полковник Придд? — Я полностью осознаю свою ответственность за отданный приказ, господин маршал, и готов понести соответствующее наказание. Слишком хладнокровно и равнодушно, Валентин. Ввести в заблуждение это отродье Леворукого — совсем не то, что уболтать простака Ариго. — Полковник Гирке? — Я выполнял свой долг, господин маршал, — дерзить высокомерному южанину, пытающемуся изображать Зеленоглазого, оказалось чрезвычайно приятно. Что же до последствий… Похоже, Савиньяк решил взяться за Приддов всерьез и докончить то, что не успел покойный кардинал. Так что, если командующий Северной армией нацелился проредить неугодное семейство, от расстрела не спасут ни наглость, ни оправдания, ни смиренное покаяние. — Долг или приказ, полковник? Вот оно что! Тебе не все равно, кого, тебе нужен Валентин. Не дождешься! — Я выполнял свой долг, господин маршал. — То есть приказа полковника Придда вы не получали? — Полк в атаку повел я, господин маршал, — сохранять спокойствие и невозмутимость становилось все труднее. — По моему приказу. Корнелий стиснул зубы, чтобы не выругаться, и хлестнул своенравного мальчишку взглядом: дурак, что ж ты сам себе петлю на шею накидываешь?! — Интересная ситуация, — Савиньяк все же обернулся, изобразив ленивое любопытство. — И кто же из вас двоих лжет? Гирке молча отвернулся, чувствуя, как его медленно затопляет равнодушие. Сзади глухо застучали по земле копыта. Райнштайнер был не один, его сопровождали Людвиг Ноймаринен и Эмиль Савиньяк. — Генерал Райнштайнер? — серый в яблоках мориск, повинуясь едва уловимому движению повода, развернулся на задних ногах, зло покосился на оказавшегося у него почти перед самым носом чалого. Веннен угрожающе ударил копытом о землю. — Доложите, что произошло. — Разведка боем, — Райнштайнер педантично расправил складку на рукаве. — Пять или шесть эскадронов дриксенской кавалерии, пользуясь прикрытием в лице марагонских беженцев, попытались прорваться в расположение нашей армии с целью разведки и, предположительно, диверсии. Поднятый по тревоге полковником Гирке полк задержал неприятеля, позволив кавалеристам генерала Шарли и моим стрелкам приготовиться к обороне. Мой адъютант, по-видимому, разминулся с вами. Людвиг довольно осклабился. «Ловко, — мысленно улыбнулся Корнелий. — Так ненароком и в герои угодишь. А Шарли, выходит, тоже не усидел на месте, наблюдая, как дриксы вот-вот вырежут беженцев, тоже повел своих «вороных», но, похоже, успел добраться только до бергерских флешей. С другой стороны — «вороные» пришлись бы весьма кстати, если б «гуси» не побоялись преследовать отходящих «лиловых». Гирке с признательностью глянул на кавалериста. — Благодарю, генерал, — Савиньяк даже бровью не повел, хотя Корнелий прекрасно понимал, что доклад Райнштайнера спутал любимчику Леворукого все карты. — Шарли, Придд, Гирке, свободны. Трое названных отдали честь и развернули коней. Эмиль непроизвольно тронул жеребца шпорой, заставив отшатнуться от едва не задевшего его коленом Гирке. Спрут бросил в сторону своего маршала равнодушный взгляд, деревянно кивнул и пустил чалого кентером. Лэкдеми подъехал к разглядывающему перчатки брату: — Может, объяснишься, Ли? Лионель поднял взгляд на Людвига. Ноймаринен тут же кивнул Райнштайнеру, и оба молча удалились вслед за не успевшей скрыться из виду троицей. — Тебе обязательно устраивать сцены прилюдно? — голос старшего был злым и сочился ядом. — Может, перед обеими армиями продемонстрируешь ссору двух маршалов? — Кто тебе дал право цепляться к моим офицерам, Ли? — и не подумал успокоиться Эмиль, слишком хорошо знавший, как близнец умеет переводить разговор в нужное ему русло. — А ты, как вижу, испытываешь чувство вины перед нашим обманутым супругом? — Лионель неприятно улыбнулся. — Не беспокойся, я не перейду границы допустимого. — Что… — опешил Лэкдеми. — Что ты имеешь в виду? Ты… поэтому велел мне не приближаться к Гирке?! Что ты задумал, Ли? — Не беспокойся, тебя это никак не коснется, — брат расправил краги на перчатках и снова улыбнулся. Все так же неприятно. — Не смей, Ли! — Эмиль сам не знал, чего требовал не сметь, но чувствовал, что затея близнеца ему не нравится. — Я тебе запрещаю вмешиваться! Слышишь?! — Не кричи, — Лионель шевельнул поводьями, заставляя Грато обойти загораживающего дорогу золотистого мориска. — Ариго перепугаешь. Лэкдеми резко обернулся: и в самом деле в их сторону трусили рысцой Жермон и младший Лецке. Разговор с братом снова откладывался на неопределенное время. На холмике маршалы не задержались. Два кровных мориска, красиво словно на смотре вскидывая передние ноги, шли голова в голову легкой рысью. Отставая на два корпуса, ехали четыре генерала и мальчишка-адъютант. Почуявший недруга Веннен всхрапнул и угрожающе заржал. Серый ответил презрительным равнодушием, не проявив к полукровке никакого интереса. Его хозяин, впрочем, тоже подчеркнуто не замечал ни отчитанного полковника, ни телег с беженцами. Телег… Гирке поморщился, провожая Савиньяков пристальным взглядом. Словно что-то почувствовав, маршал Севера оглянулся. Корнелий дернул подбородком, указывая на нестройный обоз: хотели телеги, господин маршал? Вот вам телеги. С грузом. От этой мысли стало противно. Савиньяк придержал коня, равнодушно наблюдая, как снимают на землю завернутое в одеяло тело старой няньки, ударил пятками явно не привыкшего к подобному обращению обиженно взвизгнувшего жеребца, пуская его собранным галопом вдогонку за рыжим собратом. Гирке стиснул зубы и повернулся к беженцам и кипрейщикам: — Все, кто способен держать в руках оружие и хочет драться за свой дом, остаются здесь и ждут дальнейших распоряжений. Остальные могут уходить в Васспард. Его Светлость герцог Придд и его сестра, графиня Гирке, обещают кров и свое покровительство всем нуждающимся. — Драться за свой дом? — грузный немолодой кипрейщик с обмотанной заскорузлой тряпкой головой поморщился, собираясь плюнуть, но под взглядом полковника сдержался. — Так нету больше дома, Ваше Сиятельство. Нету. Сгорели наши дома, пока господа генералы изволили решать, бить гусей или поберечь собственные перышки. А теперь хотят, чтоб мы за них бились? За что, скажите на милость? — Еще слово — и расстреляю на месте как паникера и дриксенского лазутчика, — пистолет вылетел из ольстры и почти уперся дулом в лоб попятившегося ополченца. — Это не приказ. Кто не желает сражаться, могут уходить дальше на юго-восток, в Васспард. Разумеется, это не касается тех, кто дал присягу, — Корнелий задержал взгляд на потупившемся кипрейщике и убрал пистолет обратно в ольстру. — Я обращаюсь к тем, кто не обязан брать оружие в руки, но кому не безразлично, что будет с Марагоной. Дом — это не только четыре стены и крыша. Наш дом — Марагона. — Это господин граф так хорохорится, думая, что гуси пожгли только наши хибары, а его замок целехонек. Веннен взвизгнул от резкого рывка повода, крутанулся на задних ногах. Краснощекий парень испуганно попятился от наступающего на него жеребца, пока не запнулся о попавший под пятку камень и не повалился навзничь под копыта чалого. — Взять, — Гирке небрежно кивнул на мгновенно побледневшего детину, успокаивающе похлопал жеребца по шее. — И еще. Сколько бы из вас ни решило продолжить путь дальше на восток, половина телег останется здесь. На нужды армии. Кто боится за свое имущество и лошадей, может остаться в качестве возниц. Я все сказал. Офицеры ланд-милиции, управляющий Альт-Вельдера и те, кого вы выберете среди себя старшими — через полчаса в моей палатке. Ответом ему было гробовое молчание. — Ты же не хотел отдавать подводы, — полпути молчавший Валентин наконец оторвался от разглядывания своих перчаток. — Почему вдруг передумал? — Лучше мы добровольно отдадим половину телег, чем Савиньяк заберет их все. — Рад, что ты это понимаешь. Корнелий бросил короткий взгляд на едущего с ним стремя в стремя родственника, но ничего не ответил. Мальчишка! Умный, способный, подающий большие надежды. Но пока все равно еще мальчишка. Гирке вздохнул и расправил поводья. — Ты уже знаешь про Альт-Вельдер? — снова попытался завязать разговор шурин. — Разведчики утверждают, что гуси его сожгли. Корнелий помолчал, прислушиваясь собственным чувствам, и внезапно понял, что печальное известие не стало для него новостью. Хуже того — он был почти уверен в подобном исходе и теперь лишь кивнул подтвердившемуся предположению: — Камни не горят, Валентин. В отличие от картин, гобеленов, материных вышивок, родительской кровати… — Что ты собираешься сделать с тем крестьянином? — тактично сменил тему родственник. — Ничего, — Гирке подтолкнул чалого, идущего на его вкус слишком медленной рысью. — Посидит немного в яме, успокоится. Валентин одобрительно кивнул: — Заедешь со мной в штаб сообщить о телегах? — Если ты считаешь это необходимым, — пожал плечами Корнелий. Видеть Савиньяков, а особенно — старшего, лишний раз не хотелось, но и отпускать мальчишку одного на съедение этому чудовищу он считал себя не вправе. — Пожалуй, заеду. Время еще есть. По мере приближения к штабу четверка генералов отставала все больше и больше — даже интересно, кто такой догадливый оказался: Райнштайнер или Людвиг. Мальчишке-адъютанту же хватило одного сурового взгляда, чтобы вообще исчезнуть с глаз долой. Последний отрезок пути братья проделали ходкой рысью, опасаясь ненароком сбить разгоряченными конями кого-нибудь из вечно толкущихся перед крыльцом штабных. — И долго ты намерен от меня бегать? — Эмиль в ярости захлопнул дверь прямо перед самым носом сунувшегося было следом очередного братнего не то адъютанта, не то ординарца. — Может, все-таки соизволишь уделить мне минутку своего драгоценного внимания и объяснишь, что ты творишь в последнее время? — Прекрати орать, Эмиль — не на плацу, — близнец даже не повысил голоса. — Сядь, не мельтеши. Лэкдеми демонстративно просьбу проигнорировал: — Ли, по какому праву ты отчитываешь моих старших офицеров, словно нерадивых унаров? За какими кошками ты вообще лезешь в дела Западной армии? Пытаешься доказать, что ты — лучший маршал, чем я? Разрубленный Змей, Лионель! У армии может быть только один маршал! Можешь думать, что хочешь о своих и моих талантах, но я не допущу, — Эмиль, как в детстве, ухватил брата за накрахмаленный кружевной воротник, — слышишь, я не допущу, чтобы в бою мои офицеры, получив приказ, оглядывались, ожидая твоего одобрения. Ты понял? Близнец улыбался, не пытаясь освободиться. Лэкдеми грязно выругался и, резко отпустив воротник брата, громыхая ножнами об углы, опрометью вылетел наружу, едва не сбив вовремя расступившихся Придда и Гирке. — У армии может быть только один маршал, — Лионель встряхнул растрепавшимися волосами и тщательно расправил измятые кружева. — А сколько их должно быть у двух армий? Леворукий! — Савиньяк опустился за стол, вылил в бокал остатки вина из бутылки, но пить не стал. — Как это, брат мой, ни печально, но проблему надо решать. И как можно скорее. А следовательно… Следовательно, другую проблему надо решать тоже немедленно. Сэц-Алан! Адъютант мгновенно возник на пороге, словно караулил или подслушивал под дверью. Лионель поморщился собственной подозрительности. — Полковника Гирке ко мне. Немедленно. — Полковник Гирке и полковник Придд ожидают в приемной, — Сэц-Алан широко улыбнулся, словно в присутствии спрутов в штабе была его собственная заслуга. Вот уж у кого голова ни о чем не болит! Лионель почувствовал, что вечно веселый и всем довольный адъютант его раздражает. Как и мелкий спрутеныш, который вечно сует свой нос, куда не требуется. Теперь придется звать их обоих. — Пусть войдут, — Савиньяк бросил взгляд на опустевшую бутылку. — И принесите еще вина. Придды вошли уже привычно плечом к плечу, только в дверях старший немного поотстал, пропуская молодого родича вперед. — Рад, господа, что вы оказались в штабе, — Лионель сделал приглашающий жест, предлагая присаживаться. — Я как раз собирался послать за вами. Савиньяк мысленно улыбнулся, заметив, как полковники быстро переглянулись. — Господин маршал, — опередил уже открывшего было рот шурина Гирке. — Мы прибыли в штаб с целью обсудить один крайне важный вопрос с маршалом Запада. «Пытаешься спрятаться за Эмиля, скользкий Спрут? Не выйдет. И я прекрасно знаю, какой важный вопрос вы собрались обсуждать с моим великодушным братцем, — Лионель отпил глоток, пряча за бокалом улыбку. — Но даже не надейтесь, что я вас к нему подпущу, господа Придды». — Если вы немного задержитесь, то непременно обсудите свой вопрос, — Савиньяк подпустил в голос ленцы, усыпляя бдительность собеседников. — Маршал Запада скоро должен вернуться. Пока же готов скрасить ваше ожидание в меру своих сил. Благодарю, Сэц-Алан, принесите еще два бокала. Гирке покосился с едва скрываемой ненавистью. Придд невозмутимо расправил кружевные манжеты. Лионель радушно улыбнулся: гости все правильно поняли и теперь вне себя от ярости, что их распрекрасный план летит кошке под хвост. Вернулся Сэц-Алан с бокалами, однако ни один из гостей даже не шевельнулся, оба лишь кивком поблагодарили адъютанта. Савиньяк предпочел этого не заметить, напустив на себя беззаботный вид и обновив содержимое собственного бокала: — А пока моего брата нет, я бы хотел поговорить с вами, господа, не как маршал с полковниками, а как граф Савиньяк с герцогом Приддом и графом Гирке. Не дрогнувший лицом Валентин лишь слегка опустил ресницы в знак согласия — очевидно, своему голосу полковник Зараза все же доверял меньше. Его старший родич мгновенно окаменел и словно через силу кивнул, глядя прямо в глаза. Что ж, достойных противников мы уважаем. Лионель отсалютовал графу бокалом: — Я хотел бы поговорить с вами, господа, о нуждах армии… — Мы бы тоже хотели поговорить о нуждах армии, граф, — ему показалось, или Гирке специально сделал ударение на его титул. — Именно с этой целью мы и прибыли к маршалу Запада, — звание брата наглец также подчеркнул особо. «О-о-о, господин храбрец, кажется, вы только что намекнули, чтобы я не совал свой нос в чужие дела? — Лионель отставил бокал и полюбовался на игру света в гранях фамильного перстня. — Порой я убивал и за меньшее, дорогой мой рогоносец». — Из Альт-Вельдера удалось спасти некоторое количество телег и лошадей, — очень невовремя встрял в разговор спрутеныш. — Часть я распорядился оставить для перевозки женщин и стариков в Васспард. Оставшиеся вместе с возницами поступают в распоряжение Западной армии. Именно об этом мы с полковником Гирке и собирались сообщить маршалу Лэкдеми, — Придд поднялся, отвесив продолжавшему улыбаться Лионелю изысканный придворный поклон. — Прошу нас простить, господин маршал, вряд ли мы дождемся возвращения маршала Лэкдеми — нам с полковником необходимо заняться размещением беженцев. Будем вам весьма признательны, если вы передадите наши слова маршалу Запада. — Непременно, полковник, — Савиньяк тоже умел отвешивать изящные поклоны. — Благодарю вас от имени своего брата, герцог, и от своего собственного. Граф… По-прежнему улыбаясь, Лионель лично проводил гостей до двери и лишь после этого позволил себе сбросить маску радушия. Спруты раздражали его все больше и больше. — Телеги ему нужны, как же! — Гирке взлетел в седло, едва коснувшись ногой стремени. — Зачем ему телеги, если армия топчется на месте и никуда двигаться не собирается?! — Или армия не движется вперед, потому что не хватает подвод для обоза, — Валентин неспешно разбирал поводья своего серого. — Ты его защищаешь? — Я привожу доводы, Август, — как и все Придды, за исключением Ирэны, шурин звал его по первому имени. — Если бы Савиньяку для наступления нужны были подводы, он бы их взял без лишних церемоний, — резко бросил Корнелий, сдерживая рвущегося в галоп жеребца. — Но ему нужно другое, Валентин. — И что же? — взгляд родственника был подчеркнуто равнодушным. «Твоя сестра», — Гирке едва успел стиснуть зубы, не дав сорваться с языка подозрениям, о которых шурину пока еще не следовало знать. — Мы с тобой ему мешаем. Как герцог Вальтер мешал Дораку. Нынешний серый кардинал носит вместо рясы камзол и шпагу, Валентин, но от этого не менее опасен. — В отличие от отца, мне нечего делить ни с Алвой, ни с Савиньяком. С Алвой-то — быть может, и нечего, а вот с Савиньяком… Гирке снова задумался, рассказать или нет Валентину о письмах. Но какие у него доказательства, что их автором был Лионель Савиньяк? А собственные домыслы и намеки Отродья Леворукого, разумеется, не в счет. Корнелий приотпустил поводья, позволяя Веннену все же перейти на легкий галоп: — Просто не доверяй ему, Валентин. О большем я тебя не прошу.