Neighbors

      Холодные руки хозяйничают под чимовой рубашкой, пальцы водят по позвоночнику, устремляясь вниз, останавливаются на пояснице и дразнят легкими касаниями. Юнги проводит носом по чиминовой шее, вдыхает сладкий запах кожи, и думает, что промежуток от ушка до ключиц – самое лучшее в нем. Горячие губы целуют, дразнят теплым дыханием шею, Чимин стонет, неуклюже толкается вперед, заставляя Юнги вжаться в стену.       — Тише, малыш, потерпи немного, — шепчет брюнет, слегка отталкивая Чима от себя. — Доберемся до кро…       Чим терпеть не собирается, и так слишком долго терпел – грубо целует, не давая договорить, и стонет в губы, обдавая их приятной вибрацией.       Юнги отвечает на это – обнимает за талию, осторожно прикусывает пухлые губы Чима, понимая, что будет жалеть потом, а когда тот, подаваясь вперед, останавливает ладонь на щеке Юнги, Мин позволяет ему немного побыть главным.       Чимину кружит голову от такого Юнги, который охотно принимает все его действия, отвечает на них и даже не старается противиться.       — Хен… — Чим с трудом отрывается от губ, смотрит томным взглядом в глаза Юнги и берет его запястье своей рукой, — ты очень красивый, — шепчет, смущенно отводит взгляд и кладет руку брюнета на свои брюки в районе паха.       — А ты сегодня своего не упустишь, да?       Юнги чувствует, как Чимин возбужден, его руку обдает теплом, а каждое движение пальцами рядом с ширинкой сопровождается дрожанием тела блондина и тихими стонами. Мин сильнее надавливает на член через брюки, водит рукой вверх-вниз, а затем расстегивает ширинку и высвобождает черные боксеры. Чимин хватается за плечо брюнета, упирается лбом в его грудь и старается сдерживать стоны, когда Юнги запускает руки в чимовы боксеры, находит член и обхватывает его рукой. Блондин подается вперед, толкаясь в руку Мина, тяжело дышит и сжимает пальцы до светлых отметин на плече Юнги, заставляя его морщиться от болезненных ощущений. Черти Юнги берут верх, опрокидывая котлы со здравым смыслом, бегут куда-то по лужам вылившейся жижи и кричат «думай членом, Мин!». И Мин думает – толкает Чимина, вынуждая его пятиться назад, проходя мимо дверного проема в кухню, пока тот не упирается в стол поясницей. Чим сначала не особо понимает, что происходит, а когда сильные руки закидывают его на столешницу, позволяя сесть, до него начинает доходить, что Юнги тоже не собирается терпеть до кровати. Чим не успевает опомниться, как его брюки летят на пол, падая куда-то под стол и наверняка мараясь, но разве важно? Сейчас важны только эти руки и томный взгляд из-под темной челки, прожигающий своим желанием до внутренностей.       Чимин хватается руками за минову шею, неумело подается вперед бедрами, скользя по поверхности стола и отправляя стоящую рядом сахарницу лететь на ламинат, громким звуком разбивающуюся там.       — Куплю новую, — хрипит Юнги, видя во взгляде Чима беспокойство, а затем движением руки отправляет к разбитой сахарнице пирожные, чтобы освободить столешницу.       Руки у Юнги всегда холодные, но сегодня они кажутся особенно ледяными – там, где Мин водит пальцами, кожа покрывается мурашками, и Чимин дрожит не столько от этого приятного холода, сколько от возбуждения, которое от него в разы усиливается.       Боксеры Чима осторожно снимают под горячие поцелуи в ключицы, под хриплые стоны, доказывающие, что ни один блондин тут сходит с ума от возбуждения.       Юнги укладывает Чимина на стол, быстро расстегивает ширинку на своих брюках, освобождая себя от неприятных давящих ощущений в области паха, облизывает два пальца и вводит их в чимову попку, мысленно извиняясь за то, что и в этот раз без смазки. Блондин хрипло стонет, покачивая бедрами в знак одобрения, а Юнги на это отвечает резкими движениями пальцев внутри, стараясь найти нужную точку. Чимин вдруг выгибается в спине, стонет громче и дышит чаще – и Мин понимает, что нашел.       Лицо у Пака сейчас такое развратное, что хочется втрахивать это тело в стол бесконечно, пока не начнет умолять прекратить или биться в истерике, но останавливает только то, что перед ним Чимми. Его малыш.       Юнги стягивает мешающие брюки до колен вместе с черным нижним бельем, высвобождая возбужденный орган и сразу же пристраивая его у чимовой задницы, предварительно вынув оттуда пальцы. Получив движение бедрами навстречу, Мин рывком входит, заставляя Чимина поморщиться. Принимать размер Юнги довольно сложно, особенно для Пака, не занимающегося сексом регулярно, но ради этого ощущения, которое заполняет тело, погружая Чима целиком в паутину невероятного удовольствия, он готов терпеть что угодно.       Мин входит и замирает, стараясь выждать немного времени – Чим и сам понимает, бывает, когда хочется кончить сразу, по разным причинам. И у Юнги этой причины нет, он вообще обычно такими вещами не страдает, но че-е-е-е-рт, какой Пак узкий. И это лицо, корчащееся от смешанных чувств удовольствия и боли, это милое личико, которое Мин так хочет увидеть в момент, когда партнер достигнет экстаза.       Чимин тяжело дышит, старается прочувствовать пульсирующий член внутри, запомнить этот момент получше, пока сердце выбивает бешенный ритм уже где-то в горле. Юнги смотрит так оценивающе, что хочется прикрыть тело, зажмуриться или закрыть глаза рукой – только бы он не видел всего чимова смущения.       Юнги начинает двигаться, держа Чима за бедра, тянет его в свою сторону, проникая глубже, заставляя Пака стонать с каждым толчком. Грязные хлюпающие звуки заставляют Чимина смущаться больше, и он все же закрывает глаза запястьем, слыша разочарованный вздох, слетающий с губ брюнета.       — Не прячь лицо, малыш, — Юнги осторожно касается чужой руки, отодвигая ее от лица, параллельно с этим стараясь ускорять толчки. — Я хочу всего тебя сейчас. Хочу видеть, что тебе хорошо. Смотри на меня.       У Чимина внутри разгорается пламя из всех спрятанных чертей, подогревающих влечение и желание в своем адовом котле страсти, в котором варятся те самые бабочки, а потом возрождаются из пепла, как фениксы, заставляя все чиминово существо дрожать перед Юнги, хотеть его тело и д у ш у.       Мин отпускает чимовы бедра, ведет одной рукой по его соскам, вырывая с пухлых губ стон после каждого касания, а второй обхватывает возбужденный член, массируя головку круговыми движениями большого пальца.       — Хен, сильнее…       — Ммм, — стонет брюнет, становясь чуть грубее. Пухлые губы напротив замирают в немом крике, Чим толкается навстречу Юнги, стараясь попадать в такт его движений.       Мин ведет рукой по чужой шее, касается пальцами подбородка и останавливает ладонь на чимовой щеке, гладя нижнюю губу Чима большим пальцем.       Юнги чувствует, как партнер сжимает его внутри, понимает, что Пак на пределе, поэтому старается быть нежнее – так приятнее. Наверное. Обычно о таких вещах он не думает совершенно, но сейчас почему-то хочется, чтобы Чиму было хорошо. Он же все-таки только что признался ему в симпатии...       Блондин разочаровано хмурится, когда толчки становятся медленнее – он трактует это по-своему, желая вернуть того немного грубого Мина, потому что где-то таится надежда, что появление такого поведения во время секса – есть проявление каких-то более высоких чувств, чем хорошее отношение к своему сожителю; Чимин чуть поворачивает голову, целует лежащий на своей губе палец, а затем берет его в ротик, посасывая и глядя с прищуром в округлившиеся глаза Юнги. Мол, вот так тебе, глупый Мин Юнги.       Сам Мин Юнги в этот момент чувствует жар в груди и тяжесть внизу живота, и ему становится совершенно все равно – расшатаются ли ножки стола или они вовсе развалятся, потому что перед ним сейчас чертовски сексуальный парень, желающий его ничуть не меньше, а то и больше него самого.       — Мало тебе, блять? — рычит Юнги, возвращаясь к грубым толчкам и рваным касаниям чужого члена. Это первый раз, когда Мин ругается матом, оставаясь наедине с Чимом, и Пак вообще в душе не представляет, что это может значить, поэтому отбрасывает разные мысли и подчиняется сильным рукам, хватающим его за член и бедра.       — Да…сильнее.       Юнги еще раз повторять не надо, он совершенно не переживая отныне, сильнее сжимает бедра уже двумя руками, впиваясь ногтями в нежную кожу, заставляет своими толчками Чимина скользить по столу, вероятно, царапая его спину, но выбивая из него такие дурманящие разум вскрики, что уже абсолютно все равно.       Член проникает так глубоко, как это вообще возможно, Мин смотрит на прекрасную картину и хочется взять камеру, чтобы запечатлеть – получилось бы отличное порно, куда горячее всех наигранных видеороликов с каких-нибудь знаменитых порно сайтов.       Чим кончает первым, пачкает в сперме свой живот, заставляя светлую жидкость стекать с кубиков пресса, бьется в экстазе, дрожа от полученного удовольствия и неосознанно кривя лицо. Лицо, на которое Юнги не может насмотреться.       Мин кончает следом, делая несколько завершающих рывков, успевая вытащить член, смешивая свое семя с чиминовым на его великолепном торсе. Чим лежит неподвижно, тяжело дышит и старается бороться со сном, так не вовремя заставшим его врасплох – ему ведь столько всего нужно спросить и сказать. Изменятся ли, например, после этого их отношения, или может ли Чимин теперь ждать Юнги после работы прямо в студии, сидя на высоком стуле и болтая ногами, пока очередная модель меняет сотую позу. Или, может быть…может быть, ему уже все это позволили? Юнги надевает спущенные ранее брюки, затем тянет Чима за ноги к себе, осторожно располагая его на своих руках. Блондин смотрит из-под челки, стараясь фокусировать взгляд на лице партнера, но усталость накрывает тело полностью.       Мин несет Чимина в спальню, аккуратно укладывает его на широкую постель, достает салфетки из прикроватной тумбы, лежащие там для таких вот случаев, вытягивает одну и вытирает сперму с чужого живота, задевая пальцами горячую кожу.       И все-таки тело у Чимина невероятно красивое. Совсем уж не сочетающееся с его милым и невинным лицом. И Юнги почему-то вдруг радует, что об этом знают совсем немногие. А он лучше всех.       Чим зевает, походя больше на не проснувшегося котенка или щенка, получает такое свойственное Юнги касание по волосам большой ладонью, и улыбается, потому что ох, как он счастлив. Знал бы кто.       Мин встает, говорит «засыпай» и собирается выйти, но его останавливает робкое, почти совсем невесомое касание пальцами по холодной ладони.       — Останься.       Шепчет Чимин, надеясь, что эти слова растворятся в тишине так и не став услышанными, но Юнги совсем неожиданно произносит:       — Хорошо.       И от этого, правда, становится очень страшно.

***

      В кафе напротив кинотеатра варят отличный кофе. Такой, который нравится Чонгуку гораздо больше покупного или сваренного Чимином. В меру сладкий, в меру горячий и совершенно не горький – такой, какой обычно покупают подростки, чтобы казаться взрослыми. Глупый способ, конечно, но пить кофе и не морщиться – великое дело, особенно для любителя приторных слоек с вишневой начинкой. «Но они имеют кислый привкус, на секундочку», а это то, что, по мнению Гука, к такому типу людей его не относит.       Семнадцать лет – странный возраст, который, по идее, должен был открывать новые дороги, позволять делать все, что хочется, не думая о последствиях и жить в удовольствие – конечно, в свободное от учебы время, которая вообще должна была быть ненавистной из-за того, что ставила бы в определенные рамки, но Чонгук всего этого избежал. Просто так сложилось – все планы на ближайшее будущее рухнули в тот злополучный вечер.       А ведь Гук тоже постил на свою страницу в соц. сетях все эти записи с картинками «вечно 17» с какой-нибудь настраивающей на размышления песней. Но в шестнадцать он уже и забыл о существовании таких вещей. И он даже не понял, что этот год провел практически так, как и планировал – в клубах, барах, с девушками. Минимум учебы, максимум развлечений. Все так, как он и хотел. Только оказалось, что все-таки не хотел, по-видимому.       Пар поднимается над чашкой кофе, дурманя своим приятным ароматом. Девушка с соседнего столика строит глазки и меняет положение ног, слегка раздвигая их. Чонгук улыбается ей, потому что довольно симпатичная, но желания познакомиться не возникает: слишком вульгарно – во-первых, он совершенно трезв – во-вторых, он пришел в кафе по слишком важному делу – в-третьих.       — Прости, опоздал, — доносится низкий голос, а затем брюнет садится напротив, и вовсе заслоняя предмет гукова наблюдения, — просто ночью…забей, просто не срослось.       — Я вроде и не спрашивал о причине, — бухтит Чонгук, двигая вторую чашку с кофе пришедшему только что мужчине. — Остыл почти.       — Слишком любезно для того, кто недавно грозился мне рожу начистить. Давай только быстро, не хочу опаздывать на работу.       — Рожу, как ты сказал, я тебе начистить еще успею, так что пользуйся моей добротой, так сказать, пока можешь, Мин Юнги.       — Вот уж спасибо, Чон Чонгук, всем бы вашу снисходительность.       Гук улыбается – не может скрыть, что что-то в этом парне подкупает его так сильно, что он готов даже перестать мечтать убить его путем сожжения на костре или сажания на кол. Какой-нибудь слишком опасный для жизни кол. Куда-то под корку закрадывается мысль о том, что что-то у них есть общее в характере или в прошлом…или еще в чем, но есть. И вдруг не хочется ненавидеть. Но имидж никуда не деть – Чонгук же до жути принципиальный и гордый. Да и прощать его он совсем не собирается.       — Итак, давай, рассказывай. Ты знаешь, что меня интересует.       Юнги знает, да. Отпивает немного кофе с чашки, морщится, потому что сладкий и вообще больше на чай с молоком похож, и отодвигает стакан подальше.       — Мерзость. — Мин поднимает голову, смотрит на заинтересованного Гука и начинает: — Вообще, я с твоим отцом на одном деловом вечере познакомился. Опущу подробности, потому что и сам не особо хорошо помню, но с того вечера мы ушли вместе. Мне тогда вообще было без разницы, с кем и куда, потому что выпил я ух, как много. Он отвел меня в отель, который рядом с компанией, где он работает, думаю, знаешь о нем, там мы, конечно, не книжки читали, а утром я очень быстро свалил, думал, что не увидимся больше. Мои любимые отношения на одну ночь, знаешь, — шатен кивает, стараясь сдерживать злость на отца и вдобавок на Юнги, потому что слушать подобное довольно тяжело. — Однако потом мы снова встретились, в кафе, если не ошибаюсь, а может это уже после было… не столь важно. Но мы стали общаться, я бы даже сказал, что подружились. Секса между нами было не много – в основном после подобных деловых вечеров в том же отеле. Меня устраивало, потому что искать кого-то было довольно проблематично, а я как раз занимался новой коллекцией фотографий.       — Странная дружба, — бубнит Чонгук, пожимая плечами и сжимая кулаки. – Дальше.       — Дальше он рассказал мне о твоей матери, — Гук приподнимает одну бровь и складывает руки в замок, — о том, какой она прекрасный человек. Они учились в одном университете, кажется, ходили на одни дополнительные занятия. На них они вроде и познакомились. Подружились и твой отец открылся твоей матери. Рассказал о том, что любит мужчин.       — Хочешь сказать, мама знала?       — Да, знала. Она приняла его. И искренне полюбила. Я думаю, что это очень больно – любить того, кто никогда не сможет любить тебя в полной мере. Поэтому я восхищен смелостью твоей матери, которой было достаточно только своих чувств. — Юнги пожимает плечами. — Потом они обручились, появился ты и все остальное…но нельзя было назвать вас полноценной семьей. Сам понимаешь, почему. Твой отец говорил, что женщина, которая может сделать его счастливым одной фразой, достойна лучшего мужчины, чем он. Думаю, он бы очень хотел любить ее также, как она его любила. Хоть он и старался делать это всю жизнь – получалась только братская любовь, не сравнимая с той, которую он так хотел дать ей. А развод…думаю, ты понимаешь, что это было неизбежно.       Чонгук кивает, стараясь переварить услышанное. Пытается поверить в то, что отец, действительно, другой ориентации, что мама знала…и что он совсем ничего не знает о своих родителях.       — Почему он рассказал все это тебе?       — Я бы тоже хотел знать.       Неловкая тишина давит, хочется что-то объяснить, помочь Гуку понять, но эта ситуация слишком личная – можно сделать что-то не так и испортить все одним словом.       — У тебя дома есть виски? Водка, ром, абсент…что угодно.       Юнги кивает, глядя на наручные часы – ему еще нужно забрать Чимина из дома.       — Я не собираюсь спаивать…       — Пожалуйста.       Чонгук дарит Юнги такой жалобный взгляд, что брюнет видит в нем запутавшегося парня, одинокого, совершенно растерянного, в чем-то похожего на него самого.       — Если откажу, все равно найдешь, что выпить? Знаю, что найдешь.       На самом деле в подобной ситуации Мин поступил бы также. Поэтому самое здравое решение – согласиться и дать парню качественный алкоголь, а не купленный за гроши спирт или что-то вообще непонятное, что он найдет у своих знакомых. Очень сомнительное решение, но Юнги соглашается. И многие бы осудили, но он знает – по-другому только хуже.       Юнги встает, кидая чаевые в папочку со счетом, кивает в сторону улицы и последнее, что говорит перед тем, как выйти, это:       — Постарайся не пить в одиночку. И…просто знай, что никто не выбирает, с кем ему хорошо – с мужчиной или женщиной. Никто не выбирает, что нравится больше – быть взятым или брать кого-то. Никто не выбирает, с какой ориентацией ему родиться. От этого люди не становятся плохими или хорошими. — Чонгук хлопает ресницами и старается прокрутить только что сказанные слова в голове.       — Скорее, я не могу опаздывать на работу.       Свет фонаря неприятно бьет в лицо через приоткрытое окно в спальне. Шум дождя перебивается другими более близкими звуками. Тэхен морщится и открывает глаза, слушая шаги по своей гостиной. Он лениво тянется за телефоном, который лежит на полу, смотрит на время, показывающее около половины третьего, и садится на кровать, потягиваясь.       — Чего так поздно, Гук~и? Заходи.       В дверном проеме виднеется очертание, Чонгук, шатаясь, подходит, что позволяет красноволосому сделать вывод о том, что он пьян. Шатен подходит ближе, а в комнате повисает облако смешанных запахов – сигарет, алкоголя и одеколона.       — Что-то случилось?       Игнорируя вопрос, Гук толкает парня на кровать, нависая сверху. У Тэхена от таких действий перехватывает дыхание, и он нервно сглатывает.       — Что такого незабываемого в том, чтобы быть взятым другим мужчиной? — Чонгук тянет каждое слово, выдыхая запахом перегара в лицо Кима. — Это так приятно? Приятнее, чем с женщиной? Нет…приятнее быть в роли женщины?       Тэхен теряется от таких вопросов, непонимающе смотрит в стеклянный взгляд Гука, лицо которого освещает некогда ненавистный фонарь. В голове проносится вопрос о количестве выпитого алкоголя, толкающего Чонгука нести всю эту чушь.       — Что ты такое гово…       — Давай займемся сексом, — шатен наклоняется к ушку Тэ, — хен.