Neighbors

      Тэхен лежит неподвижно ровно до тех пор, пока не приходит в себя. Горячий язык Чонгука скользит по ушной раковине, доходит до мочки, а затем в ход идут зубки – Тэ морщится и вздрагивает от неожиданности, когда его осторожно кусают рядом с серьгой. Красноволосый отворачивается, стараясь оттолкнуть от себя промокшего под дождем парня.       — Я уже говорил, что тебе пить нельзя, Гук~и. Не шути так, — отчаянно шепчет Тэ, упираясь ладонями в широкую грудь шатена.       Чонгук ставит колено между ног Кима, раздвигает их и упирается коленной чашечкой в пах, получая на это сдавленный стон боли. Руки Тэхена слабеют, поэтому Гук спокойно наклоняется к его шее, кусает ее и, предварительно пройдясь языком по своим губам, зализывает место укуса. Кожа Тэ пахнет гелем для душа, тем самым, который как-то ему принес Чон в качестве подарка на повышение до ассистента в отделе продаж парфюмерии – так себе подкол, конечно, но Ким им действительно пользуется.       — Просто заткнись.       Чонгук приподнимается, снимает с себя мокрую кофту с каким-то ярким принтом, бросает ее в сторону окна, чтобы не мешалась, и тянет Тэхена в свою сторону за руку, заставляя того сесть напротив.       — Чонгук.       Тэ ничего не делает. Не бьет, не ругается матом и даже не предпринимает попыток кричать о помощи или делать что-то подобное, что в таких ситуациях вообще принято. Он просто произносит гуково имя, стараясь внести в тон нотки жесткости, смотрит исподлобья и морщит нос. И это срабатывает почти мгновенно – Чон отпускает чужое запястье, опускает голову, слушая звук стекающих с челки капель, падающих на простынь, и старается вспомнить, когда Тэхен в последний раз называл его полным именем, не сокращая его до нежного «Гук~и», сказанного с каким-то невероятным трепетом, который Гук всегда чувствует и принимает как должное.       — Хен…так ведь дождь идет…       Сложно сказать, когда их отношения стали такими теплыми. Пожалуй, это началось в средней школе. Тэхен, в отличие от Чонгука, никогда не был в центре внимания, не получал записок с просьбой встретиться после занятий, оставленных в шкафчике для обуви, не принимал помощи и вообще ни с кем особо не разговаривал. Однако все знали его из-за того, что он учился в третьем, выпускном классе. Его темные волосы лежали неаккуратно, будто плотным занавесом закрывая глаза. Его странная одежда, отстраненность и молчаливость… будто он – предмет интерьера, не больше и не меньше. Можно было решить, что Тэхен хотел спрятаться ото всех, убежать, затаиться, исчезнуть… в прочем, наверное, так и было. Полная противоположность Чонгуку.       Чон Чонгук – только-только перешедший в среднюю школу ученик, о котором все болтали без умолку из-за его успехов в учебе. Девчонки бегали толпами, а парни делились на два лагеря: тех, кто ненавидел и тех, кто уважал. Первых, конечно же, было больше. Чонгука это все забавляло сначала, но к концу первого года средней школы надоело так, что стало скучно. А «скучно» Гука совершенно не устраивало.       Чонгук не любил дождь с детства. Хотелось спрятаться от него, закутаться в теплый плед рядом с камином и пить горячий шоколад, слушая шум капель, бьющих по подоконнику и окнам. Дождь всегда вызывал смешанные чувства одиночества и грусти, заставляя Гука сравнивать себя с песчинкой, одной из миллиарда других, выброшенных на берег морскими волнами по ненадобности.       В один из осенних учебных дней, когда дождь разошелся не на шутку, Чонгук решил пропустить занятие по литературе – все равно скучно, а за пропуск ему ничего не будет, это известный факт. Было как-то совсем холодно, и хотелось только дойти до медпункта, лечь под одеяло и уснуть в тепле, проваливаясь в сны обо всем на свете, начиная от сюжета любимой компьютерной игры и заканчивая далеким будущим с роботами и летающими машинами ярко-оранжевого цвета – потому что будущее в понимании Гука нечто пестрое и живописное, такое, каким его никогда не рисуют на иллюстрациях разных известных книг; в коридорах, как и ожидалось, пусто – все разбежались по кабинетам и, наверное, уже давно сидят на уроках, умирая от скуки под нудные разъяснения новых тем, за исключением тех везунчиков, сидящих в столовой, которым по какой-то причине отменили занятие.       Чонгук поднимается по лестнице, смотря по сторонам и пытаясь подавить неприятное чувство вины за прогул, потому что понимает, что пофиг же, но тем не менее как-то не по себе. Свежий воздух, занесенный порывом ветра из приоткрытой двери, ведущей на крышу, приковывает внимание Гука к себе, когда он уже готов повернуть блестящую золотом дверную ручку, прямиком доставившую бы его к месту назначения…но эти приоткрытые дверцы как ворота в рай! И шум дождя, доносившийся оттуда, не приносит привычных чувств, хочется посмотреть, услышать лучше, и впервые в жизни постоять под дождем просто так, не прячась и не боясь промокнуть. И сердце вдруг бьется, вырываясь из груди в сопровождении со сбитым дыханием, и кажется, что вот-вот возможно задохнуться и умереть от этого глупой смертью, захлебнувшись в собственных ощущениях. Чонгук улыбается – удивительно, что дождь сегодня кажется каким-то неожиданно теплым, таким, что хочется прятаться не от него, а в нем, и уже совсем далекой кажется недавняя мысль о походе в медпункт, до которого в буквальном смысле рукой подать, и это очень уж интересно. Будто ему надо быть там, сейчас, именно в это время, именно под этим осенним дождем.       Чон думает своими двенадцатилетними мозгами с секунду, расслабляет руку и уже бежит по ступеням, перепрыгивая через две, чтобы быстрее – все так странно и интересно, что завораживает, потому что Чонгук ненавидит скуку, а новые ощущения совершенно на нее не похожи.       Серая дверь ударяется о стену с сильным стуком, распахиваясь полностью и открывая привычный вид на пустую крышу, со всех сторон огороженную высоким забором, напоминающим прозрачную решетку. Чонгук делает шаг вперед, встает под льющий дождь и чувствует его теплые капли, постепенно холодеющие на теле, волосы мокнут, темная челка ложится на глаза, Гук поднимает голову выше, чувствуя, как ледяные ручейки стекают с челки, пробегая по переносице и капая с лица, устремляясь под поднятый воротник рубашки и вызывая мурашки по всему телу. Чонгук улыбается, потому что странно и интересно одновременно.       — Ты что, идиот? — раздается голос сзади, со стороны двери, рассыпаясь в шуме дождя и превращаясь в шепот.       Гук вздрагивает, оборачивается и видит перед собой темноволосого парня выше него на голову, с большими глазами очень интересной формы и темными кругами под ними. Чонгуку не нужно много времени, чтобы узнать в пришедшем парне ученика выпускного класса Ким Тэхена. Гук хлопает длинными ресницами, рассматривая его испачканный пиджак, переводит взгляд на разбитую губу и заклеенную пластырем телесного цвета переносицу. Брюнет изгибает бровь и всем своим видом показывает недовольство, и Чонгук делает вывод, что он, скорее всего, сейчас возьмет его под руку и поведет к директору, чтобы рассказать о прогуле, потому что он все-таки старше.       — Сонбэним, я…понимаю, что пропускать уроки плохо, но давайте лучше поговорим, вы меня отчитаете, а потом разойдемся?       Гук округляет глаза, Тэхен в недоумении смотрит на него несколько секунд, а затем взрывается смехом, держится за живот, стараясь не касаться ребер, потому что вообще двигаться больно, лыбится своей открытой улыбкой, а Гук стоит в ступоре и не знает, что ему делать то надо – все как-то нелепо получается.       — Ну точно идиот, — говорит своим низким голосом Тэ, проходит мимо парня, попадая под дождь, шагает в сторону небольшого козырька у какой-то старой двери для персонала, и с трудом, морщась, садится на бетонный пол. Чонгук идет следом, зачем, конечно, и сам не знает, но тут его репутация вроде бы под угрозой, а это что-то то да значит.       — Чего? Думаешь, побегу жаловаться? — Чон заходит под козырек, смотрит жалобно на старшего и опускает голову. — Расслабься. Я же и сам прогуливаю. Мне на тебя стучать – себе хуже делать.       Чонгук подходит, думая о том, как он не догадался раньше, садится рядом с брюнетом, опираясь на холодную стену, а тот смотрит на него как на обезьянку в цирке и будто оценивает, подперев рукой щеку и упираясь локтем в колено.       — А идиот тогда чего?       — Чего. А под дождем стоять – не идиот? Осень же.       — И то верно…а вы тут зачем?       Тэхен улыбается уголками губ, а глаза будто хохочут, и Гук невольно сравнивает его с лисом, который выслеживает и вот-вот готовится напасть на добычу.       — Я? А чего «вы» то? Я думал, в первый раз мне показалось, — лыбится Тэ, и Гуку хочется отвернуться, чтобы не видеть его выражения лица.       — Так сонбэ же.       — Мне пятнадцать, так что прекращай.       — Тогда Тэхен-хен?       — Давай просто Тэхен.       Чонгук кивает, смакует это имя, шепчет его себе под нос, а потом вспоминает вопрос, заданный им минуту назад.       — Так зачем ты здесь, хе…Тэхен?       Тэхен отвечать не торопится, зевает, улыбается, а Гук думает, что он совсем не похож на того Ким Тэхена, который ходит по школе с вечно недовольной рожей, в которую так и хочется что-нибудь кинуть – и черт его знает, почему он сейчас совершенно другой; Чонгуку становится холодно, потому что ветер вдруг решает, что самое время показать свою силу, несет розовые лепестки, несколько самодельных самолетиков, наверное, сделанных кем-то из учеников, тут же роняя их под тяжестью дождя, и с новой силой проходится рядом с Гуком и Тэ, заставляя мелкие капли неприятно бить в лицо. Чонгук жмурится, ставит перед собой ладонь, стараясь спрятать лицо от холодных капель, и вздрагивает, когда ощущает что-то на своих коленях. Он медленно опускает голову, видит темную макушку, удобно устроившуюся на ногах, словно на подушке, и непонимающе хлопает ресницами, когда к нему тянется рука, держащая темный школьный пиджак.       — Для человека, который не представился, ты слишком любопытен. Накинь, — велит брюнет, закрывая глаза, — ты ведь без пиджака. Мне не холодно.       — Спасибо, — шепчет Чон, все еще не понимая ситуации полностью. — Меня зовут Чонгук, ты…не знал?       Тэхен вздыхает, лежа скрещивает руки на груди, и поворачивает голову.       — А должен был?       — Да нет вообще-то.       — И я так думаю. Я сюда спать пришел, так что помолчи немного и посиди так, Гук~и. Если будет скучно – смирись. Кому-то хуже, — смеется Тэхен, устраиваясь на коленях поудобнее.       — Гук~и?       — Ага, — зевая произносит брюнет. — «Чонгук» звучит, как ругательное слово.       Гук хочет возмутиться, а лучше бы треснуть этому зазнавшемуся парню куда-нибудь между глаз, но, видимо, слишком долго прокручивает в голове его кончину, так как Тэхен начинает сопеть, и вообще выглядит его лицо очень умиротворенно, Чонгук даже забывает сначала, что хотел сделать. Чон смотрит на светлую рубашку, застегнутую не на все пуговицы, и замечает выглядывающие из-под воротника синие кровоподтеки, уходящие к шее и дальше под рубашку. И это даже выглядит как-то жутко.       Через неделю, когда дожди прекращаются, Гук узнает, что на крыше старший в солнечные дни не спит, а танцует, прячась под тем же самым козырьком, что дождь его успокаивает, что любит он старые фильмы, компьютерные игры, ритмику и холодный зеленый чай, чтобы только-только из холодильника.       Через месяц как-то само получается «ТэТэ», долгие разговоры и общие секреты от учителей и родителей. Еще через пару – частые ночевки у Гука дома, все серии книг о Гарри Поттере, прочтенные по ролям, и шоколадные пудинги, принесенные из кондитерской мамы Чон. А через полгода Чонгук понимает, что не хочет видеть никого на своем дне рождении, кроме улыбчивого и заботливого Тэхена, каким его видит только он, и это не может не радовать.       Через год, когда Тэ поступает в старшую школу, Чонгук бегает к нему на больших переменах, когда идет дождь, потому что дождь – вообще бяка та еще, но рядом с Тэхеном тепло и уютно даже в пасмурный и дождливый день. Да и вообще, делить такие деньки с Тэ уже стало чем-то вроде привычки.       А потом Гук находит Тэ, не явившегося на учебу в один из таких деньков, сидящим на крыльце своего дома. Он выглядит очень плохо – разбитая губа, синяки, выглядывающие из рукавов рубашки и доходящие даже до тыльной стороны ладони, и грустные глаза, так злобно косящиеся из-под челки, что страшно и хочется убежать.       Тогда Чонгук узнает, что Тэхен живет в приемной семье, что их таких целых пятеро и он самый старший, что отец пьет по страшному и поднимает руку на младших сестер и брата, и что ТэТэ любит их больше всего на свете, так сильно, что подставиться под горячую руку вместо них для него как само собой разумеющееся. Чон кричит что-то про проверки из органов опеки, а Тэхен констатирует факт, что никому до этого нет дела, жмется к другу и под его крики о том, что всех убьет, кто к его ТэТэ притронется, расслабляется, позволяя гладить себя по волосам и разрешая становиться особенным, пуская в свои сердце и душу, пусть и так незаметно.       Через пару недель после этого Тэхен рассказывает, что его настоящая семья, которая и не семья в общем, оставила его на одной из автомобильных заправок, когда ему было четыре года – так говорили ему в детском доме. Гук еще не знает, что фраза Тэ «это так страшно, за всю жизнь так и не простить, Чонгук» закрепится в сознании на долгие годы, а его полное имя, сказанное Тэхеном будет ассоциироваться с обидой, злостью и грустью – потому что он никогда не называет его так, даже в компании гуковых одноклассников.       — ТэТэ. Я буду жить с тобой, — тараторит Гук, глядя в блестящие глаза Кима, пока тот собирает вещи в большой чемодан.       — Когда у тебя будет такая вот штуковина, — парень показывает пальцем на аттестат, стоящий на полке, — тогда поговорим.       — Это нечестно.       — Старшие никогда не играют честно, — хохочет Тэ, и Чонгук тут же валит его на кровать, щипая за ребра и радуясь, что на них больше нет синяков. – Ну все, хватит! Пойдем лучше на бои сходим. У меня все еще есть желание.       А потом случается то, что случается, и жизнь Гука переворачивается с ног на голову, заставляя Тэхена стараться удержать его рядом, и это вообще-то получается довольно-таки не плохо, только Чонгук больше не приходит к нему, когда идет дождь, не обнимает и не треплет за волосы. И это чертовски грустно.       Тэхен ведет ладонью по влажным волосам, стараясь успокоить противоречивые чувства, бушующие в нем. Чонгук сейчас похож на себя самого пару лет назад, ищет тепла и уюта там, где их априори не должно быть, грустно смотрит, морщась от света фонаря, и старается не подавать виду, что ему сейчас очень больно. Тэ смотрит пристально, разбиваясь о скалы собственной беспомощности перед этим красивым лицом, тянет шатена за руку и обнимает за плечи, вдыхая запах одеколона.       — Ты, пьян, Гук~и, очень пьян. Просто ложись спать, хорошо? Я лягу на диване.       — Я хочу понять своего отца, хен. Потому что это так страшно – кого-то не простить, —шепчет шатен. — Ты сказал мне об этом однажды.       — Ты все еще помнишь это?       — Я помню все твои рассказы. Каждое слово.       Внутри у Тэхена взрывается последняя пробирка со здравым смыслом, заливая собой чертей, решающих воспользоваться ситуацией и в этом всем помыться, выругаться матом и начать подталкивать Тэхена к разным интересным мыслям, подогревая крутящиеся в голове слова «давай займемся сексом».       Чонгук жмется к другу, водит носом по его шее, стараясь собрать мысли в кучу или хотя бы сидеть ровно, и этим накаляет обстановку до предела, заставляя Тэхена терять самообладание напрочь.       — Я передумал, — отстраняясь и отсаживаясь, говорит Ким, после чего сползает с кровати вниз, и Чон не успевает понять, что происходит, когда красная макушка оказывается между его ног, а руки устремляются к ширинке, — поиграем немного.       Умелые длинные пальцы с легкостью расстегивают ширинку, вжикая молнией, Чонгук громко сглатывает, потому что каким бы он не был пьяным, то, что сейчас произойдет он понимает отлично.       Ладонь проходится по серым боксерам, Ким припадает губами к ткани, старается поймать взгляд Гука, но тот не дается – смущение, рассеянность внимания из-за опьянения или сама мысль о том, что это именно парень там, между его ног готовится подарить ему наслаждение, заставляет отводить взгляд при каждом телодвижении снизу. Особенно, когда этот парень – Ким Тэхен, твой лучший друг. И друзья так не делают, даже не допускают мыслей, и Чонгук, вообще-то терпеть не может «всю эту гейскую херню», но он вроде как для дела попросил, или приказал – не имеет значения, а ТэТэ такой хороший, что согласился! Ну только медаль на шею повесить осталось с надписью «всегда приходящий на помощь друг».       Пальцы тянут ткань вниз, высвобождая член, а губки расстроенно поворачиваются уголками вниз, потому что Гук не возбужден совсем.       — Неприятно?       — Не в этом дело, просто ты же…ну, мужик что ли.       — Ну что ли мужик. – лыбится Тэ, проводя язычком по основанию. — Не думай об этом, просто получай удовольствие.       — Да трудно как-то...       Губки вбирают член в рот полностью, Гук чувствует горячий язык Тэхена, его зубки, касающиеся в разных местах, и чувствует, как становится хорошо. Член увеличивается, Ким старательно работает ротиком, пытаясь не упустить ни единого шанса сделать другу хорошо, а сам старается особо не двигать ногами, потому что в штанах тесно.       Ким удивляется размеру, потому что Чонгук то по возрасту маленький, а тут огого, какой не маленький, и теперь понятно, чего за ним девчонки толпами носятся, и Тэхен сейчас это видит и блин, Чон пришел к нему готовенький и почти напрямую говорит: «возьми меня, хен», а Тэ сейчас смотрит и понимает, что он тут тоже ох, как хочет, чтобы эти сильные руки, хватающие простынь, кинули его на кровать, и Гук взял бы его так страстно, как только мог – за все те разы, в которые Тэхен, кончая от ощущения кого-то в себе, тихо шептал себе под нос «Гук~и». Чонгук откидывает голову назад, старается представить перед собой одноклассницу, с которой все как-то дошло до подобного, и понимает, что не то! Она таких ощущений ему не дарила. И та работница компании, и тату-мастер в его салоне, и журналистка, работающая с отцом…все не то. Приятное чувство колет живот, когда Тэ всасывает щеки и берет глубже, заставляя проваливаться в горло и чувствовать, как там узко. Чонгук опускает голову, видит красные волосы и не менее красные щечки. От вида такого Кима вроде бы должно тошнить, потому что никак иначе – Чон же постоянно твердит всем о том, как все эти вещи омерзительны, но это лицо…       — Хен… — шепчет шатен, и красноволосый поднимает взгляд, да еще такой, что хочется кончить вот прямо сейчас.       Член горячий, Тэхен сосет осторожно и ускоряет темп, потому что хочет сделать все, чтобы «вау», потому что горячий тут не только член, но и его обладатель. На тихий зов Тэ отстраняется от возбужденного органа, смотрит томным взглядом и вдруг чувствует на своей щеке холодную ладонь. На эту нежность Ким отвечает своей – кладет руку на член Чонгука и дрочит ему, слушая одобрительные стоны удовольствия в ответ.       Раскрасневшееся лицо перед глазами совсем некстати, потому что Гук не успевает ничего сказать, как кончает на него, пачкая в сперме, и, наверное, уже накапало на пол, но черт, что творит Тэ! Водит рукой по семени, собирает его и облизывает длинные пальцы начисто, отстраняясь от них с причмоком.       — На сегодня хватит, я выиграл.       Чонгук следит за тем, как Тэ встает и идет в сторону гостиной.       — И завтра…приходи на меня посмотреть. Я станцую для тебя, так что смотри внимательно. В баре меня зовут Вишней.       Шатен тяжело дышит, стараясь прийти в себя и хотя бы нормально раздеться, но во всем теле какая-то слабость. Тэхен, кажется, высосал из него все соки.       Чон ложится на кровать, закрывает глаза и видит перед собой это лицо, смущенное тем, что Тэ делает минет, наверняка свой первый, да и не кому-то там, а Чонгуку, и спать не хочется совершенно. Чон вдруг вспоминает все эти вещи с языком и…кажется, что минет был точно не первым. Слишком Тэхен хорош.       Осознание приходит не сразу – Гук путает его с принятием произошедшего, а потом действительно понимает. Хочется поговорить, сказать, что вовсе Чонгук не хотел принуждать Кима к подобному…и принуждал ли? Мысли путаются, сходясь только в двух вещах: первая – надо поговорить и извиниться, а вторая – Гук теперь тоже ненавидит слойки с вишней.

***

      Чимин крутит головой, высматривая нужный магазин одежды, ест мороженое и болтает что-то о сегодняшнем дне. Юнги старается сосредоточиться на дороге, руле или хотя бы висящей фигурке собаки на зеркале в машине, но получается с трудом, потому что он думает об одном и том же уже довольно долго.       Перед уходом на работу Чим чмокает его в щеку, по приходу тоже чмокает, за ужином опять чмокает, за работой и то чмокает! И все настолько очевидно, что даже страшно спрашивать, но Юнги то вроде должен.       Красный свет светофора указывает на подходящий момент, Мин демонстративно кашляет, чтобы привлечь внимание, а когда добивается своего, выпаливает на одном дыхании:       — Ты же не думаешь, что мы встречаемся, да, Чимин? Чимин от такого вопроса замирает сразу, и, наверное, он уронил бы мороженое, но не хочется пачкать салон.       — Вообще-то да, я так думал.       — Тогда, думаю…надо поговорить.       Чим кивает и понимает, что скорее всего придется собирать вещи.