***
Хиен просит высадить ее у не особо большого торгового центра где-то на краю Инсадона, там она грациозно вываливается из машины и уходит внутрь, цокая каблуками своих лодочек и махая рукой на прощание. Югем показывает жестом поскорее валить и сам трогается с места. Они с Чонгуком договорились встретится в небольшом ресторанчике, где продают замечательное, самое лучшее жареное мясо в Сеуле, перетереть дружеские вопросы, пообсуждать девчонок в кафе и всякое такое, чем обычно занимаются нормальные среднестатистические парни в их возрасте. Но, черт, разве их можно такими назвать? Если только очень поднапрячь фантазию. Чонгук ждет его за крайним левым столиком, с аппетитом глядя на ворчащую на плитке свинину, и выглядит при этом вполне… нормально. Его челка не зализана, как обычно бывает в повседневные рабочие дни, а просто свисает на лицо, он напевает что-то себе под нос и выглядит очень счастливым от факта существования жареной свининки. Ну просто божий одуванчик, а не бывший ученик полицейской Академии! — Йо. — Йо, — отзывается Чонгук на их привычное приветствие и наливает себе в стеклянный стакан еще газировки. Алкоголь на их работе строго запрещен даже в выходные. Хотя, какие тут выходные, если пару недель назад бедняжку Чонгука вырвали на дело прямо в первый день отпуска? Он до сих пор высказывается Югему в катоке про их босса со всей ненавистью, но все знают: Чонгук Намджуна любит, любит как старшего брата, и очень-очень уважает. Но никогда об этом сам не признается. Югем садится напротив и хлопает в ладоши, перед тем как взять в руки палочки. — Что нового расскажешь, мой монохромный друг? Парень смотрит на него с усмешкой и кладет уже готовый кусок свинины ему на тарелку. — Не могу поверить, что ты все еще не вышел из возраста цитирования «Мадагаскара», — Югем жмёт плечами и молча жует, ожидая от друга ответ. Во всяком случае, Чонгук сам палится, когда узнает цитаты каждый раз. — Мы все еще пытаемся найти хоть какую-то ниточку, связывающую Ким Сокджина с преступным миром, но все тщетно. Чистейшей репутации человек — не единого правонарушения, даже штрафа за проезд в неположенном месте нет! Не учитель, а монашка. — Грубо. — Зато правдиво, — не уходит от своего Чонгук, усиленно пережевывая салат. Он отпивает из стакана и с громким звуком ставит его на стол, из-за чего часть газировки оказывается на его же футболке, выглядывающей из-под черной матовой кожухи. — Ну не просто же так премьер-министр страны сказал нам его опасаться! Нет, он, конечно, может и ошибаться, но я в этом мягко говоря сомневаюсь. — Думаю, там у половины школоты какие-то проблемы, — Югем недовольно вытирает пятно от соуса с чехла телефона. Он вспоминает девчонку на велосипеде и трясет головой. — Когда мы забирали Пака из школы в последний раз, за его подружкой кто-то вел слежку. Может, мне и показалось, но… Ты же знаешь, мой внутренний пес еще никогда меня не подводил. Чонгук рассеянно стучит металлическими палочками по столешнице. Вот тебе и сюрприз. — Слежка — это всегда плохо. Ты ее запомнил? Девчонку. Югем кивает, но сам же сомневается. Если честно, он даже ее лица не видел, что уж говорить о сотне точно таких же школьниц, постоянно выходящих из школьного здания. — Давай не будем говорить о работе? — переводит он тему и с мольбой смотрит на парня напротив. Тот с уверенностью кивает и засовывает в рот еще один сверток с мясом. — Но, конечно, я не могу не спросить про твоего напарника. Чонгук хмурится и недовольно парирует: — Мы договорились не говорить о работе пять секунд назад. — Это не работа, а тонкости отношений между людьми! — Ты такой тупой, — Чонгук наигранно удивляется и нарочно медленно жует. — Он… такой типичный изумрудец. — Я бы не сказал, что все изумрудцы одинаковые. Скорее, они просто имеют что-то общее… Наглость? Излишнюю самоуверенность? — рассуждает Югем непонятно зачем. — По крайней мере, они точно знают себе цену. — Это, конечно, да, но таких как они, — парень делает широкий жест рукой, — я все равно не могу долго терпеть. Я начинаю нервно чесаться и икать, находясь с Ким Тэхеном в одном помещении дольше трех часов. Югем делает соблазнительную волну бровями: — А ты уже проводил вместе с ним больше трех часов? Уверен, что все так уж плохо? — О нет, заткнись! Заткнись и ешь свое мясо, Ким Югем! — Так все-таки что-то есть, да? — он уже вовсю угорает, схватившись за майку на животе и не пытаясь скрыть насмешки. Как же здорово издеваться над лучшими друзьями! — Может быть, ты все же запал на него, а? В него прилетает лист салата, и даже с ним на лице Югем ощущает и видит этот ненавистный взгляд, направленный точно на него и не грозящий ни чем хорошим. Он Чонгука хорошенько так разозлил только что, и это, ну, ОЧЕНЬ плохо. Тот смотрит несколько секунд прямо в глаза и говорит, говорит четко, ясно и по слогам, чтобы даже самый тупой (Югем) понял. — Никогда.***
— И как я мог оказаться в такой ситуации? Понятное дело, мне хотелось как можно больше заполучить себе деньжат! — Тэхен кричит, а ручка в его пальцах мажет Йерим по щеке жирной линией. Если он еще раз так сделает, ей придется запереть его в туалете и не выпускать до вечера. Он согласился помочь Йерим с домашкой, потому что она все еще «школьница», а с учебой у нее всегда было несладко, но если честно, она уже против этой затеи. Все, что Тэхен делает последние полчаса — безостановочно болтает о чем-то непонятном, Йерим так и не смогла уловить главную тему их одностороннего разговора, что-то про подработку незнамо где и странных тэхеновых знакомых. Все знакомые Тэхена странные. Он решает ей сложный пример с логарифмами всего лишь за пару минут, и пока делает это, рассказывает какой его партнер по миссии идиот. Йерим лишь устало вздыхает, слушая очередное нелепое высказывание в его сторону и старательно переписывая пример в тетрадь корявым почерком. И изумленно поднимает голову лишь тогда, когда парень задумчиво прикусывает кончик ручки и: — Но он такой симпатичный козел. Ей только что не послышалось, верно? Что-то происходило, пока она проводила целые дни в душной белой блузочке и чертовой школьной юбке, и это что-то точно прошло мимо ее. Потому что не заметить отстраненного взгляда в приоткрытое окно и зажатого между зубов кончика языка не сложно, находясь рядом с Тэхеном в достаточной близости, и совсем другое дело слышать каждый день его голос и не видеть этого странного лица. — Ким Тэхен, — говорит она, — ты в него втюрился что ли? И получает в ответ огромные испуганные глаза. — Да я бы никогда!***
Хеджин заканчивает печатать свой отчет к следующему собранию команды и расправляет плечи. Спина затекла от долгого нахождения в одной позе и мышцы неприятно ноют, требуя немедленной разрядки и упражнений в зале. Хеджин хмыкает. Какие упражнения с такой-то работой… Она вроде и несложная, требует знаний обычного офисного планктона, но выматывает похуже физических упражнений, заставляя каждый день приходить домой за полночь и буквально валиться с ног на не расправленную кровать. Если ее спросят, выбрала ли она бы этот же путь, будь у нее возможность, она бы несомненно ответила «да». Ну идеальная же работа, а? Когда на ее стол мягко опускается стаканчик с кофе, жизнь становится немного лучше. — Всем нам нужно в отпуск. Чжинен в ответ только улыбается. С этим даже не поспоришь. — Всегда хотел спросить, — говорит он, присаживаясь на край стола и складывая руки в замок. Хеджин поднимает на него уставший взгляд и несколько раз зажмуривается. — Почему Вы поставили именно меня как ответственного за дисциплину? Она дарит ему крошечную улыбку и откидывается на свой высокий кожаный стул. Сейчас она выглядит в нем совсем крошечной, а не шикарным боссом как в голливудских фильмах. — Вы же и сами видите, что меня никто не слушается… — Потому что ты милашка! — внезапно перебивает она Чжинена, заставляя того почувствовать, как кончики ушей теплеют. Его только что назвала милашкой Ан Хеджин, что? — Что… Хеджин смеется, наверное, из-за нервов. — Ну правда же милашка, — и пьет свой горячий черный кофе. Без сахара. И это так на нее похоже, что Чжинен даже не может с ней спорить; в качестве еще одного приятного подарка телефон на ее рабочем столе отзывается звонком. Хеджин вздыхает, смотрит на Чжинена короткие три секунды и нехотя поднимает трубку. — Да? Он следит за сменой эмоций на ее лице и приходит к выводу, что случилось что-то такое, что нельзя отнести только к хорошему или только к плохому. Хеджин кладет трубку и хлопает в ладоши: — Составили список всех смертей, имеющих связь со школой Ханим. Появилась ночная работка, парень.***
Чимин закидывает в рюкзак все самое необходимое для ночного побега и кивает сам себе, застегивая молнию. Чтобы не случилось, он должен сегодня попасть на выступление Бэма, и никакой телохранитель ему не сможет помешать. Даже такой, как у него за дверью. Последний штрих — накинутый на плечи бомбер и бейсболка козырьком назад, и Чимин уверенно шагает к окну на цыпочках. Он старался быть максимально тихим, чтобы Юнги подумал, что он спит или смотрит фильм, или делает что-то еще, но никак не собирается сбежать через окно в его комнате на первом этаже. Ему так повезло иметь комнату на первом этаже, и с этой мыслью, освежающей его не слишком оптимистичные взгляды на мир, он с минимальным шумом открывает окно внутрь и прислушивается. За дверью в комнату не слышно никаких посторонних звуков, кроме тихого разговора ведущих по телевизору. Отлично, думает он, и переступает через оконную раму сначала одной ногой, затем другой и уже тянется за оставшимся на подоконнике рюкзаком, когда слышит чужое картинное покашливание. Чимин сжимает рюкзак в руках и недовольно закатывает глаза. Юнги смотрит на часы на своем тонком запястье и выгибает бровь. Его темные волосы создают невероятный контраст с белоснежной кожей, и в темноте этого летнего вечера это выглядит поистине привлекательно. И в любой другой момент Чимин бы засмотрелся, залюбовался бы, но… — Куда это мы собрались, господин Пак? Телохранитель (какое же это длинное слово) скрещивает руки на груди и смотрит насмешливо, мол, думал меня обхитрить, малец? так вот, не получится. Чимин закидывает рюкзак назад и смотрит на него угрюмо из-под челки, спадающей на глаза. Юнги выгибает бровь. — Что ж, похоже, мне все же придется развлекать Вас всю ночь, да, господин Пак? Эти его слова заставляет Чимина дергано поднять голову. Он же не мог… так легко сказать эту фразу? Черт, черт, черт… Чимин ощущает себя идиотом, когда чувствует, как щеки загораются красным. А он, что, как идиот, повелся?