***
— Пятнадцать самоубийств, ни одного убийства, — ставит точку Чонгук, кидая папку с делами на рабочий стол. — И это только за последние пять лет. Развалившийся на диване в отведенном для них кабинете в полицейском участке Тэхен цокает языком и пожимает плечами: — Люди постоянно умирают. — Пятнадцать! Пятнадцать подростков покончили с жизнью, ради чего? Из-за чего? Почему? — Тэхен смотрит на напарника угрюмым взглядом и не может ничего сказать в ответ. А что тут вообще можно сказать? Какая может быть общая причина у школьников, которые решили убить самих себя? Чонгук сцепляет руки в замок на затылке и тяжело смотрит на него. — Мы охраняем богатеньких детишек, независимо от того, на кого мы работаем. Мы охраняем богатых детишек, которые живут на всем готовеньком, учатся в элитных школах, но все равно почему-то умирают? В свои семнадцать я хотел стать рок-звездой и носить кожаные штаны с ирокезом, так почему они не могут исполнять чьи-то мечты, а умирают? Где справедливость в этом мире? Справедливости нет. Тэхен давно знаком с миром этих богатых семей, отправляющих своих детей подальше от себя в какие-нибудь школы-пансионы, чтобы больше не иметь с ними дела. До тех пор, пока те не научаться держать язык за зубами и не получат элементарные навыки управления родительской компанией. Какой во всем этом смысл? — Алкоголь, наркотики, — начинает перечислять Тэхен, загибая пальцы на руке. — Венерические заболевания, нежелательная беременность, насилие в семье… Даже в обеспеченных семьях оно есть, Чонгук. — Больница, лекарства, полиция, — говорит Чонгук в ответ, нагло загибая пальцы на той же руке, что и Тэхен. Тот смотрит в его глаза, видит явный вызов и вздыхает. Этого парня не переделать. Чонгук открывает папку с делами на середине и тычет пальцем в первую попавшую фотографию молодой девчонки в школьной форме. — Зачем эта Кан Сыльги совершила самоубийство? Какой мотив у нее был? — Еще раз повторяю, у всех мотивы и причины, побуждающие к самоубийству, совершенно разные… — Она умерла, сидя в музыкальной комнате в обнимку с гитарой. С дырой в животе. Она сидела там и умирала, и никто, никто! не пришел ей на помощь. Тэхен не находит ничего, что можно сказать и только прикрывает глаза пальцами. Да уж, видения у него в голове сейчас не самые лицеприятные. Открывшиеся с ноги двери отрывают его от печальных мыслей. Йерим выглядит злой и довольной одновременно. — Что, снова приняли за школьницу? — Завались, придурок. Я с хорошими новостями. — Не томи, — торопит Тэхен ее движением руки и переглядывается с Чонгуком. Им сейчас очень даже пригодятся эти «хорошие новости». — Я узнала имя девчонки, убийство которой связано с Ким Сокджином. Моя «одноклассница» любезно поделилась со мной именем, которое нельзя произносить. Это некая Кан Сыльги из выпуска прошлого года. Выпуститься она, как не прискорбно, не успела… Чонгук не разрывает зрительного контакта, его рука начинает дергаться от неожиданности. Он смотрит на Тэхена своими пугающими глазами, и Тэхен все понимает. Судьба злая дамочка.***
Музыкальная комната встречает устрашающей прохладой. Чжинен оглядывает помещение по периметру и осторожно ступает вперед. Как будто под ним прямо сейчас может взорваться атомная бомба, ха… — Да тут сто лет никто не был, — говорит он и получает согласное мычание в ответ. Чжэбом роется в чьих-то старых тетрадях, лежащих на тумбочке рядом с выходом. Они настолько пыльные, что он еле сдерживает себя, чтобы не чихнуть. — Серьезно, что мы пытаемся тут найти… Улики, которым уже год исполнился? Отпечатки пальцев? — Хоть что-то. Но как вообще можно что-либо найти в этом захламленном помещении? Если только это не клещи или тараканы… — Иу. Чжинен с Чжэбомом одновременно оборачиваются. Хани с неизменным высоким хвостом на затылке и в приталенном пиджаке переступает порог и в отвращении кривит накрашенные яркой помадой губы. — Ты чего это здесь забыла? — Как грубо, — дуется она, разглядывая стоящие в углу музыкальные инструменты. — Скучно, знаете ли, сидеть ежедневно в машине и постоянно только ожидать непонятно чего. Решила, вот, мышцы размять. А тебе лишь бы сразу накинуться… Чжэбом с сарказмом во взгляде смотрит на нее. Ну что это за человек такой, серьезно, — то ничего делать не заставишь, то она внезапно начинает лезть везде, куда ей лезть не стоит. Нет, человек она, конечно, хороший, всегда поможет в трудную минуту, окажет всяческую поддержку, но… Хиен неосторожно задевает рукой стойку, и с громким шумом несколько стоящих рядом друг с другом гитар падают вниз. От ненависти к своей жизни и работе Чжэбома не спасают даже ее преданные глаза котика из «Шрека», когда она смотрит на него с немыми извинениями. — Ан Хиен, ты… — А это еще что такое? Чжинен аккуратнейшим образом обводит кончиком пальца пятнышко подозрительного бордово-коричневого цвета на одной из гитар, затем переводит взгляд на следующую и хмурит брови в недоумении. На еще нескольких гитарах точно такие же пятна, только в разных местах. — Насколько я помню, девушка сама себя заколола? — Вроде того. Что-то нашел? — Чжэбом подходит ближе и отводит уже идущую за ним Хани в сторону рукой. Не хватает им здесь еще дилетанта в таких делах для полной красоты картины. Чжинен медленно кивает и осторожно переворачивает одну из гитар — идеально чистая поверхность, только пыли толстенный слой. Парень рядом с ним дергает за штанины и опускается рядом, зачесывая челку движением руки назад. — Что ж, полиция сработала не очень. — Вообще никак, — исправляет Чжинен и качает головой. Если бы Кан Сыльги ударила себя в живот тем самым ножом сама, то удар получился бы прямым. А такое количество брызг крови, что находятся невооруженным взглядом простого обывателя, говорит немного об обратном: вряд ли школьница могла воткнуть в себя нож с такой огромной силой. Складывается интересная картинка — неужели, все те школьники, которые были уверены в факте ее убийства, действительно закрыли рты из-за вложенных в их карманы денег? И кому понадобилось убивать несовершеннолетнюю девушку в классе музыки, да еще и в школе, где полно учителей и учеников? Странно все это. — Нужно побольше узнать о ней. Может, удастся выяснить мотив убийства и даже найти преступника. Хотя, если полиция даже не удосужилась обыскать помещение, не думаю, что мы что-то сможем найти. — Чонгуки говорил, что она дочь какой-то крупной шишки, — вставляет свои пять копеек Хиен, до этого молча наблюдавшая за их действиями. — Я точно не помню кого, мне это было неинтересно. Разве богатые дядечки не устраивают всеобщий траур, когда их близкие умирают? Тогда мы бы узнали о ее смерти намного раньше из новостей. — Должно быть, здесь было что-то, что не должно было выноситься на всеобщее обозрение. — Что? Чжэбом хмуро на нее смотрит: — Это мы и должны выяснить, Хиен. Кстати, почему ты не с Пак Чимином? Хиен машет рукой в воздухе: — Он меня не любит.***
Никакой справедливости. Чонгук в который раз понимает это, когда вбегает в свой автобус, на котором обычно ездит от работы домой, и наблюдает там сверкающее лицо своего злополучного напарника по заданию, привлекающе машущего рукой. Свободное место рядом с ним вызывающе мелькает перед глазами, когда Чонгук проходит мимо и назло садиться позади. До его уха доносится тихое «говнюк», в котором, впрочем, чувствует маленькая улыбка. У Чонгука это, почему-то, не вызывает ничего, кроме приятного покалывания в губах, — хочется улыбнуться тоже. Но он злой и угрюмый чувак в кожаной куртке, ему нельзя показывать зубки. Он облокачивается о сидение впереди и задумчиво смотрит в окно, наблюдая за тем, как город постепенно входит в ночной режим. Этот вид отчего-то создает спокойствие на душе и в мыслях, и, возможно, поэтому он перестает контролировать свой язык, когда говорит: — Думаешь, кто это был? Тэхен тычет что-то в своем телефоне и поворачивается к нему полубоком, чтобы было удобнее разговаривать; он как будто только этого и ждал. — Я порылся в ее деле немного глубже. Она дочка бывшего премьер-министра. Какая ирония, не правда ли? — Подожди, Кан Джэхана? Того самого премьер-министра? — не понимает Чонгук. Если это так, то становится даже забавнее. Прелесть какая. — Того самого, — согласно кивает Тэхен и показывает ему экран своего телефона. На нем — одна единственная статья в интернете о том, как семья Кан Джэхана прощается с юной дочкой в последний раз. А следующая говорит, что Кан Джэхан покидает должность премьер-министра страны. — Нашлось единственное упоминание об этом в прессе, и больше ничего. Проходит две недели после ее смерти — и у власти уже Пак Чольсу, а про смерть девочки больше не единого слова. Что же интересно могло такого произойти, раз всем журналистам неожиданно заткнули рты? — Я даже догадываюсь, чем именно заткнули. Оба замолкают, думая над происходящим. Как так получилось, что все они зачем-то начали копать дело, на котором стоит огромный и жирный крест? И что случится, если они докопаются до чего-то, до чего не стоит даже дотрагиваться? Чонгук водит пальцем по кожаной обивке автобусного сидения и отводит взгляд от окна, натыкаясь на профиль Тэхена. Он даже не может поспорить с тем, что Тэхен красивый, потому что это было бы абсолютной глупостью с его стороны. Кто вообще будет спорить с этим фактом, но с другой стороны… Если подумать, он не такой уж и плохой. Вся эта их неприязнь из-за соперничества организаций сошла на нет примерно после третьей их встречи, потому что плохо относиться к Ким Тэхену — совершенно идиотская идея, понимает Чонгук. Но все равно почему-то ведет себя как последний дурак, строя из себя пятилетнего обиженного на весь мир пацана. — Милота, ты что, пялишься на меня? Чонгук сконфуженно отводит глаза: — Не было такого.