#np stray kids — voices
Смотреть на многочисленные царапины, синяки и кровяные пятна на белой коже становится почти физически больно. Когда медсестра не совсем аккуратно прикладывает ватный диск с перекисью, Чимин с силой сжимает кулаки, впиваясь ногтями в ладони, и сжимает челюсти; Сынван не издает и звука. Дергается пару раз, но молчит, просто прожигая друга взглядом. Она сидит на соседней койке, над ней склоняется молодая медсестра в маске и белом халате, а Сынван смотрит на Чимина успокаивающим взглядом, пытаясь не показывать страха и облегчения от того, что все это закончилось. Все ведь закончилось, правда? читает он все-таки, и его тело прошибает от мурашек изнутри. Ему хочется верить, что все позади, но когда он видит, как кривит лицо его лучшая подруга, когда ей наносят мазь на одну из губоких царапин, ему хочется медленно умирать. Сынван касается его ладони, садясь рядом. — Все хорошо. Он мотает головой: — Все не хорошо, Сынван. Тебя чуть не убили. — А тебя хотели убить, — пытается Сынван шутить, но это не вызывает у Чимина даже маленькой улыбки. Она обнимает его за плечи и притягивает к себе ближе, окуная в тепло, которое им обоим сейчас так необходимо. — Сейчас все хорошо, Чимин. Мы можем расслабиться, слышишь? Со временем все вернется на свои места, и мы снова заживем спокойной жизнью восемнадцатилетних, а пока… Она замолкает, раздумывая над своими словами. Спокойной жизнью они вряд ли заживут; Сынван будет помнить взгляд этого больного ублюдка, который он бросал на нее из своей машины каждый день, до конца жизни. А Чимин, скорее всего, опять будет винить во всем себя, что он делает буквально постоянно. Сынван его жалко, но в то же время она его за это немного ненавидит — как может такой человек, как Чимин, винить себя во всем плохом, происходящем в их жизни? Это неправильно и несправедливо, но тот просто не понимает, не слышит, когда Сынван говорит, что она рядом, что они могут справиться со всем вместе. Но… Он слишком самостоятельный, слишком независимый, слишком эмоциональный человек, принимающий все жизненные удары на себя, что совершенно точно не является нормой. Для Сынван он — некий пример для подражания, но иногда ей действительно хочется накричать на него и привести в нормальное состояние. Чимин в ее руках становится мягким и податливым, обнимая в ответ. Что-то бормочет себе под нос и сжимает хрупкое девчачье тело в объятьях. Сердце Сынван боязливо сжимается. Отголоски прошлых чувств просыпаются внутри, подавая ей тревожный звоночек. Конечно, конечно, она была в него влюблена. В такого человека, как Чимин, невозможно было не влюбиться. Только вот… — Сынван-и, мне нужно тебе кое-что рассказать. Она кивает, готовая слушать. Чимин некоторое время молчит, собираясь с мыслями. — Если ты не заметила, отец нанял мне охрану, — мямлит он ей в плечо, — и личного водителя. Они каждый день со мной в школу таскались… — Я знакома с твоим водителем, — ухмыляется она, вспоминая нахала, спасшего ей жизнь. И, вполне возможно, что именно он стал той отправной точкой, тем решающим моментом, в который Сынван внезапно осознала — она Чимина больше не любит. Как друга, конечно, но ей больше не больно каждый раз, когда она смотрит на него вблизи, ослепляя саму себя его красотой. Влюбиться в лучшего друга было ужасной идеей, но начать испытывать симпатию к взрослому парню, наверное, еще более ужасной идеей… — И… в общем, — парень прочищает горло, отстраняясь от нее, и теперь Сынван видит, что у друга покрасневшее лицо и смущенное выражение на нем. Частично, она может догадаться, о чем он хочет ей рассказать. Только не уверена, готова ли она это услышать. Чимин еще раз прокашливается и на одном дыхании выпаливает: — явлюбленвнего. Остолбеневшая Сынван выдыхает тихое и испуганное «в кого?», заставляя Чимина напрячься: — А, нет, не в водителя. В своего… своего телохранителя. Ох. Она не думала, что такое признание можно будет так легко принять. Ей остается только кивнуть и: — Я догадывалась, Чимин-и. — Ты не ненавидишь меня за это? — Чимин, я обещала обидчикам БэмБэма набить им морду, если они еще раз будут над ним издеваться из-за внешнего вида. То, что геем являешься ты, а не он, совершенно ничего не меняет, — говорит Сынван уверенно и ободряюще улыбается парню. Пытается показать максимально оптимистичный настрой, но с учетом ситуации, это выходит немного сложно. Навязчивый червячок внутри подначивает рассказать о своих прошлых чувствах, но разумное подсказывает, что лучше будет Чимину этого не говорить. Никогда не говорить. Она ведет бровями, чувствуя небольшое жжение в районе переносицы с царапиной под слоем пластыря. — И это взаимно? Ты и твой охранник. Чимин краснеет еще больше и отводит взгляд: — Нет. Не знаю. Он ничего не говорит, а я считаю, что для него я ничего более, чем обуза. Кому нужен неопытный школьник с подростковыми драмами и переходным возрастом? В любом случае, это конец. Его работа закончена, а мне нечем его удержать. Он жует нижнюю губу и медленно произносит: — Иногда нужно уметь отказываться от любви. Особенно, когда твоя любовь никому не нужна.***
— Нет у вас никаких доказательств, ублюдки, — выплевывает мужик, сидящий напротив, и в буквальном смысле попадает своей паршивой слюной Чонгуку на лицо. Тот прикрывает глаза, считает до пяти и медленно их открывает. Настроение у Чонгука ни к черту. После часового выслушивания всех подробностей совершенного этим мешком дерьма, ему хочется размять кулаки и набить Мун Сонха его жирную морду, но Намджун за стенкой останавливает его от желаемого. Чонгук делает глубокий вдох и впивается в мужчину взглядом. — Ты думаешь, — медленно проговаривает он, заставляя того вздрогнуть, — что у государственной организации нет камер наблюдения с записывающим устройством в кабинете, — он делает специальную паузу, — для допросов? Мун Сонха небрежно дергает рукой, показывая свое наигранное равнодушие к ситуации. — Как бы не надеялся на помощь, ты уже за решеткой. Ты и твой дерьмовый начальник, — добивает его Чонгук, ухмыляясь. — Полиция уже едет сюда. Вы по уши в говне, ребята. И вам из него не выбраться. Сколько бы бабла у вас не было. Когда его уводят в наручниках работники полиции, Чонгук откидывается на стуле, сцепляет руки за головой и угрюмо смотрит в одну точку на стене до тех пор, пока кто-то не появляется в комнате. Тяжелая ладонь ложится на его плечо, заставляя обратить внимание на постороннее присутствие; Чонгук вздрагивает и поворачивает голову. — Устал? — спрашивает Чжэбом, садясь напротив, где только что сидел этот мерзкий человек. — Скорее задолбался, — Чонгук жмет плечами и начинает растирать глаза пальцами. — И переполнился чужим дерьмом. Я уже и забыл, что такие люди существуют. Чжэбом понимающе кивает. Мун Сонха во всем сознался. Сдал своего начальника, думая, что ему за это ничего не будет. Но если в суде этих улюдков решат оставить безнаказанными, они ворвутся прямо на заседание и заставят всех послушать запись того, что им сегодня рассказал один из них. Чжэбом звучно хмыкает на свои мысли и заходится внезапным приступом смеха, заставляя Чонгука посмотреть на него, как на дебила. — Ты, видимо, тоже задолбался. С ума сходишь по-тихому? — Я… Я просто представил, как мы врываемся в зал суда, — он снова фыркает, не сдерживаясь, и по-шальному улыбается, — и умываем судью своими неоспоримыми доказательствами. А потом суд взрывается. И мы не оборачиваясь оттуда сваливаем. Чонгук улыбается тоже: — Ты больной. — Как и все остальные, чувак! Согласись, это было сложное дельце. Мы тут все с ума сошли. Он кивает и тянет кулак к Чжэбому, по которому тот бьет своим: — Братишка, мы все тут чокнулись. — Ага. Но все еще не узнали их мотива, — с нотой печали говорит Чжэбом, вздыхая. — Он так и не раскололся. — О, — Чонгук вспоминает кое о чем и округляет глаза, — дневник! — Дневник? Чонгук бьет себя по голове. Как же он мог забыть про это — то, ради чего все это заварилось и принесло ненужную смерть. Чертов дневник. Который скоро будет у них на руках.***
И вот, он, наконец, лежит перед ними. Тэхен опасливо смотрит на Сон Сынван, сидящую напротив в мягком кресле, в котором та выглядит совсем крошечной и хрупкой. Неестественная бледность и худоба делают ее похожей на безжизненный манекен, а пустой взгляд добавляет схожести и наводит на Тэхена ужас. Эта красивая девушка сейчас такая замученная и уставшая, что ему хочется подойти и обнять бедняжку, приговаривая, что все будет хорошо. Но Тэхен на работе и таким заниматься не должен, но что-то подсказывает ему, что сейчас этого ему никто не запретит. — Я прочитала его сегодня с утра, — говорит она, и голос ее срывается под конец предложения. Ей становится тяжело дышать, и Сынван расстегивает первую пуговицу на своей рубашке. — Ты не против, если я открою? Она улыбается: — Конечно, нет. Он теперь ваш, у меня он был всего лишь на время. Тэхен кивает и тянется рукой к заветной тетради. Она обклеена рисунками, а на первой странице исписана нотами и стихами. Кан Сыльги была очень творческой личностью и подавала огромные надежды как в пении, так и в танцах. Возможно, стала бы популярным айдолом или танцором, но жизнь решила так над ней поиздеваться. Тэхен немного подрагивающими пальцами переворачивает первую страницу под безэмоциональным взглядом Сынван. «30 декабря. Папа, зачем ты снова привел сюда этих людей? Что вы делаете в той комнате? И почему я не могу спокойно спать после этих встреч по ночам…» Еще страница. «31 декабря. Они снова здесь? Это стало повторяться все чаще. Зачем господин министр приходит к нам домой? Я… не знаю что думать…» Пять страниц вперед. «18 января. Оппа, ты должен знать. Мои оценки улучшились, но я не прилагаю к учебе никакого усилия, ведь она мне не интересна. Оппа, что-то ведь не так, правда? Кто-нибудь может открыть мне глаза?» «29 января. Мне страшно. Папочка, я слышала ваш разговор. Зачем ты так делаешь? Зачем ты даешь ему деньги? Я запуталась…» «1 февраля. Мне не нужны хорошие оценки. Мне не нужна учеба в Гарварде. Мне не нужна дружба с дочкой министра образования. Мне нужна семья.» Тэхен задерживает дыхание, переворачивая еще одну страницу. «2 февраля. Я рассказала тебе не для того, чтобы получать по лицу, отец. Если ты хочешь продолжать давать деньги этому мужчине, не втягивай в это меня! Всю нашу семью посадят, если узнают… А если не узнают, то это продолжится среди других учеников. Сколько еще людей дают взятки этому человеку? И почему теперь отец смотрит на меня, как на предательницу?» Следующая страница показывает дату. Дату, в которую Кан Сыльги умерла; Сынван отводит глаза, еле сдерживая слезы. «5 февраля. Если бы я не подслушала тот разговор, я бы осталась жива?» Тэхен смотрит в эту строчку до тех пор, пока пришедший за ним из машины Чонгук не начинает тормошить его за плечо. Он не слышит, как тот говорит ему что-то, не видит, как Сынван поднимается с кресла и сбегает в свою комнату, оставляя их наедине с этой «тетрадью смерти». Тэхен приходит в себя, когда дневник выходит из его поля зрения, оказываясь в руках его напарника. В глазах Чонгука читаются все его эмоции. — Она… — Знала. Тэхен впервые подает голос, и тот скрипучим звуком разносится по огромной комнате. Он смотрит на Чонгука пустым взглядом, тихо спрашивая: — Она знала, что умрет, да? Поэтому не сопротивлялась. Не видела в этом смысла. Он поздно понимает, что его щеки становятся мокрыми. Он плачет? Тэхен не плачет, никогда. Его эмоции трудно вызвать, но когда его прорывает, он начинает плакать без остановки. Тэхен судорожно вытирает лицо рукавами рубашки и всхлипывает. — Ее… Ее голоса никто не услышал, — хрипит он, когда Чонгук садится на корточки рядом с ним и тянется, чтобы крепко обнять. Тэхен обводит его шею руками и прижимается к нему, пытаясь успокоится. Горничная в проходе с паникой смотрит на них и спешит уйти, замечая, как Чонгук начинает медленно поглаживать парня по спине и волосам. Тэхен судорожно вздыхает. — Даже тот учитель, он не услышал ее, понимаешь, Чонгук-и?.. Чонгук молчит, продолжая гладить чужую дрожащую спину. Он не мог услышать. Ведь она ничего никому не говорила. Кан Сыльги молчала, и это — единственная ее ошибка.***
#np dnce — cake by the ocean
Чжинен вращает головой из стороны в стороны и восторженно раскрывает рот. Так много людей. Их огромная группировка заняла весь ресторан японской кухни в Мендоне, за аренду которого их начальству пришлось отвалить немаленькую сумму. Но, в конце концов, премьер-министр Южной Кореи умеет хорошо платить. Сейчас семь вечера, самый разгар веселья в этом районе, и проходящие за окном люди постоянно оборачиваются, зыркая в сторону их шумной компании за стеклом и весело улыбаясь. Чжинен думает, что смотря на них, невозможно не улыбаться. Ну такая разношерстная компашка. Его взгляд сам по себе находит объект его воздыханий. Хеджин очаровательно пытается убрать с волос застрявший рис и не сругнуться, потому что ее рюмка с классическим соджу (довольно нестандартный выбор в японском ресторане) подозрительно быстро пустеет каждый раз, когда разгоряченный Джексон подливает туда новую порцию алкоголя. Повсюду раздается смех и шуточки, а Чжинен вздыхает и влюбленно улыбается. Когда в его ребро утыкается чужой локоть, парень приходит в себя и оборачивается, встречаясь взглядом с сидящей рядом Йерим. Та как-то печально на него смотрит. — Братан, — говорит она, — у тебя ноль шансов. Чжинен непонимающе моргает: — Чего? Девчонка тычет пальцем в сидящую напротив них женщину и показывает руками крест. — Не твоя она, — грустно говорит она, и язык ее заплетается. Чжинен еще раз непонимающе моргает, раздражая Йерим, из-за чего та недовольно машет руками и ставит его перед фактом: — Замужем она, придурок! На него будто падает мешок с кирпичами. Но Йерим уже отвлекается от него и начинает болтать с Марком об учебе в университете, оставляя Чжинена умирать медленной смертью. — Ну уж нет, я предпочитаю спать по ночам. Марк негодующе опускает брови: — Ты уж выбери — учиться ты хочешь или спать. Если не ночью, то когда? Йерим задумчиво смотрит в свою тарелку: — Мм, по выходным? За что получает его уничтожающий взгляд. — Хорошо, так почему ты не можешь делать это ночью? — Ночью я занята! — Чем ты можешь быть занята ночью, черт возьми?! Я в универе ночью только зубрил и упивался кофе! Йерим недовольно фыркает: — Все тебе расскажи! — Господи, ты не можешь меня обмануть. У тебя даже парня нет, чтобы иметь его как предлог не учить теории государства! — Да что вы все заладили?! — кричит она, привлекая внимание остальных, но сама этого не замечает. — Есть у меня парень, господи помилуй! И именно из-за него я ночью учиться не могу, доволен, идиот?! В этот момент все вокруг замолкает. Официант приносит им еще несколько порций роллов и супа и неловко уходит на рабочее место, сдерживая улыбку. Марк смотрит на Йерим широко открытыми глазами и начинает ржать. Просто дико угорает. — Ты только что раскрыла абсолютно всем подробности своей личной жизни, гном, — мрачно говорит Тэхен с другого конца стола, вытирая уголки рта салфеткой. — Как неприлично. Йерим краснеет, резко встает из-за стола и уходит в туалет, с позором сбегая. Тэхен посмеивается, ловя взгляд Чонгука, сидящего рядом. — Что? — Ты неисправим. Истинный изумродовец. Чонгук улыбается своей яркой улыбкой, сглаживая свой грубый тон. Тэхен улыбается в ответ и не может отвести взгляд. Он влюблен, и это, наверняка, видят все. Намджун, бросающий на них взгляд весь вечер, и которого Чонгук за этот вечер уже задолбал вопросами об отпуске и путевкой на Майами; Суен, которая тащится от него с первого дня своей работы; Хани, которая не может утихомирить смешинки в своих глазах, да даже Сольджи кидает на них заинтересованные взгляды. Еще бы, ведь они не отлипают друг от друга весь вечер. Тэхен поглаживает его ладонь, лежащую на столе, а под столом — колено, неприкрытое дыркой на джинсах. Чонгук смотрит на него таким взглядом, будто готов поцеловать прямо сейчас, но сам Тэхен каждые пятнадцать минут напоминает ему о том, что они съели по несколько порций острого супа, да и целоваться на виду у их коллег — сомнительное наслаждение. Но они все равно не выдерживают, и первым в туалет отходит Тэхен, обещающе проводя пальцами по его плечам. Юнги смотрит на них и кривит лицо. Его так и тянет покурить после увиденного, и он отодвигает стул со скрипом, выходя на воздух.#np jun. k — think about you
Ночной Сеул встречает его холодным воздухом, остужающим немного пьяную голову. Воздух забирается в легкие, а глаза сами по себе закрываются, поддавшись спокойствию ночного неба. — Тоже шум задобал? — раздается голос Югема рядом, и Юнги открывает глаза. Кивает, ухмыляясь, и достает из пачки в кармане сигарету, закуривая. Шум, ага. Если только шум в его голове. Не утихающий не на секунду уже несколько дней. С закрытия дела прошло три дня, и внутри у Юнги почему-то осталась только пустота. Его движения замедлились, реакции тоже, будто он потерял то, ради чего ему следует двигаться и существовать. Он выдыхает сигаретный дым и прищуривает глаза. Возможно, он застрял. Застрял в днях, эмоциях и воспоминаниях о теплых пальцах, мягких губах и уставших глазах, искрящихся каждый раз, когда Юнги заглядывал в них своими. Был ли он влюблен? Да. Влюблен ли он сейчас? — О чем думаешь? — Югем смотрит вдаль и чему-то улыбается, дожидаясь от него ответа. Юнги хмыкает, пожимая плечами. — О всяком. О жизни, наверно. Знаешь, стремная штука, не любит она меня. — Понимаю, — воодушевленно соглашается с ним парень. — Я тоже жить задолбался. Слушай, тут мост недалеко, может сбросимся? Это заставляет Юнги зайтись смехом и одновременно кашлем. Югем хохочет тоже и стучит его по спине. — А если серьезно, — говорит Юнги, когда они оба успокаиваются, — я думаю о том, какой я идиот. Только идиот мог так сделать. — Влюбиться в школьника? Он одаривает Югема недовольным взглядом: — Вот ты, иди ты нахрен. Проницательный говнюк. Тот пожимает плечами и улыбается. Они снова замолкают, наблюдая за фигурами людей, проносящимся мимо и не обращающих на них никакого внимания. Юнги докуривает сигарету, бросает ее в мусорку, но не уходит, оставаясь на улице и вдыхая ночной воздух, зарываясь в мысли. Но Югем спустя какое-то время снова привлекает его внимание. — Что планируешь делать? Забыть об этом? Юнги не знает. Он опускает взгляд на свои кеды и шмыгает носом. — Не знаю. В его мыслях нет никакой стоящей идеи. Что он вообще имеет право сделать в такой ситуации? — Я думаю, — осторожно говорит Югем, косясь на него, — тебе не стоит. Не стоит забывать об этом. Это часть твоей жизни, пусть и не самая приятная, — заканчивает он и хлопает Юнги по руке, разворачиваясь на пятках, но останавливается перед уходом. И словно не специально бросает в него слова: — Тем более, скоро выпускной. Ага. Выпускной. Да, он влюблен сейчас.***
#np моя мишель — отстой
Букет в руках оказывается слишком большим и закрывает Чимину половину лица на фото. Бэм фыркает, из-за чего фотоаппарат чуть не выпадает из его рук, получая от Чонхвы убивающий взгляд. Он смущается, краснея щеками, и продолжает делать семейное фото для семьи Пак. Отец Чимина сдержанно ему улыбается, забирая из рук фотоаппарат и отдавая его своему водителю. Он долго смотрит на Чимина, думая о чем-то своем, и когда отворачивается, говоря о чем-то с дочерью, Чимин выдыхает. Выпускной. Ну и чего тут такого знаменательного? Всего лишь поменяется обстановка, в которой они будут грызть гранит науки, и люди вокруг. Чимину не весело и не хочется плакать от радости или печали, — все его мысли занимают события месячной давности, а не крики девчонок, просящих сфотографироваться с ними на память. Он пихает дурацкий букет Чонхве в руки, получая в ответ недовольное мычание, и отступает назад, печально улыбаясь. Бэм пытается услужить его сестре, таская за ней повсюду ее шмотки, а Сынван потерялась где-то со своими родителями. Чимин не чувствует себя брошенным. Он чувствует себя потерянным. Из-под его ног не уходит земля, он не теряет смысла жизни, он просто прощается. Не со школой, нет. Со своей первой влюбленностью. Он сжигает внутри себя эмоции, подавляя их и закрывая в сейфе с кодовым словом «Юнги». Выбрасывает его в море своих собственных чувств и улыбается, прощаясь с ним. С Юнги. В жизни много чего происходит просто так, без причины. С Юнги он встретился по одной причине, прощается по многим другим. Так получилось, так сложились события в паззл, и этого было просто невозможно избежать. Просто так, без причины, звонит его телефон в кармане школьных брюк. Чимин смотрит на здание школы, доставая его оттуда, и отвечает на звонок, поднося телефон к уху. — Алло. — Поздравляю с выпуском. У него подкашиваются коленки, хотя этого никто не замечает. Но лицо его выражает все, что он сейчас чувствует, потому что отец начинает кидать на него подозрительные частые взгляды. Чимин молчит несколько долгих секунд, пытаясь собраться с мыслями. — Спасибо, хен, — выдавливает он из себя. Он не слышал голос старшего так долго, будто целую вечность, и так сильно скучал по нему. По голосу. По Юнги. Он не может сдержаться, когда говорит: — Я думал, ты забудешь обо мне. Юнги молчит. И говорит только спустя половину минуты. — Я тоже. Но ошибся, — Чимин задерживает дыхание, ожидая продолжение. Он не двигается с места, продолжая сверлить взглядом чертову школу, когда Юнги все же продолжает. — Теперь ты взрослый. — Ага. — И тебе, конечно же, наплевать на мнение отца. — Да. — И на мнение окружающих. — Именно, — Чимин приходит в себя, оживая и возбужденно перехватывая телефон поудобнее: — Погоди, что? — Чимин, я самый ужасный взрослый на свете, — говорит Юнги настолько откровенным тоном, что младший задыхается. — И поступил ужасно, приехав сюда, поэтому чувствую себя отвратительно. И если ты сделаешь сейчас что-нибудь из ряда вон выходящее, я, возможно, почувствую себя лучше. До Чимина доходит через десять секунд. Он резко разворачивается на пятках кроссовок и делает несколько порывистых шагов вперед, начиная выискивать взглядом знакомую худощавую фигуру. А найдя, просто не успевает сдержать самой счастливой улыбки на свете. Он начинает буквально светиться изнутри, когда делает еще несколько шагов вперед, разгоняясь, и несется к нему навстречу, полностью игнорируя выкрики отца за своей спиной. Ему наплевать. Наплевать на отца, на учителей, на чужих родителей и детей. Он знает, что здесь есть два человека, которым не важно, кого он любит, и это заставляет его чувствовать себя еще более счастливым. Он ловит нервный взгляд Юнги, который смотрит то на него, то на его орущего отца, но не останавливается, врезаясь в мужчину всем телом. Чимин обнимает его так крепко, будто ожидал этого всю свою жизнь, стискивая Юнги до хрипа и получая в ответ точно такие же крепкие объятья. И только на мгновение, когда он тянется своими губами к чужим, Чимину кажется, будто он видит через дорогу от школы тонкую фигуру Сыльги, улыбающуюся ему своей поддерживающей улыбкой. Он вспоминает. Нет, здесь есть три человека. Три его друга, которые никогда не бросят его из-за его чувств к этому парню. Чимин улыбается, кидая в то место еще один взгляд и закрывает глаза. Он прощается, но не со своей влюбленностью. Он прощается со своей лучшей подругой. Но он увидит ее снова. Обязательно увидит, ведь их дружба — вот что бессмертно.