slow motion.

      Март. С каждым днем становилось теплее. Чонгук обходился кофтой и тонкой кожанкой, но к вечеру обязательно мерзли кончики ушей, а пальцы становились деревянными и будто не своими вовсе. Но в теплой квартире под шум рассказов о прошедшем дне его соседи по квартире, Хосок и Сокджин, пили чай или какао отогреваясь. Пальцы немного покалывали, а щеки горели ярким румянцем от смеха.       Эта традиция совместного вечера за чашкой чего-то горячего приелась как-то сама и стала любимой частью дня: не важно, с каким настроением ты приходишь домой, стоит только сделать первый глоток, и вот оно осознание, что всё закончилось. — Хосок-хён куда-то уходит? — интересуется Чонгук, домывая чашки. — На очередное попоище в чей-то квартире на окраине города с целью отдохнуть от тяжелой недели, — монотонно отвечает Джин, наблюдая за суетившимся туда-сюда парнем. — Но сегодня — понедельник, — подмечает Гук.       Сокджин согласно кивает и продолжает: — Для этих молодых скакунов, что не день, то пятница. — Но, хён, ты всего лишь на два года старше его. — Не обращай внимание, Чон-а, ему этих двух лет отрыва достаточно, чтобы его больше никуда не звали. Он стар для этого всего.       Под шум двух парней Чонгук ощущает на себе этот терпкий воздух, пропитанный тревогой и проваливается во воспоминания. Они похожи на болото: тянут на глубину, туда, где невозможно дышать, и ты весь до краев, как бы не сопротивлялся, наполняешься этой грязью. Не выкашлянуть, не вдохнуть.       А вокруг, как оказывается, никого, кто мог бы протянуть руку. — Хён, возьми меня с собой? — Дресс код: оттенки красного, — только это говорит Хосок, хватая пальцами свой темно-красный бомбер, как пример.       Чонгук думает, что зря. И то, что он не находит ничего красного в своем шкафу, тому подтверждение. Но в комнату стучится Ким-спаситель-Сокджин и протягивает свою толстовку: не совсем красную, скорее малиновую, но это всё, что они смогли отыскать с Хосоком. — Хо сказал, что ты и в этой пройдешь. Чонгук? — Что? — Не пей много. Её стирать только вручную, — Сокджин ласково проводит ладонью по ткани толстовки. С грустью в глазах смотрит, как младший тонет в ней. — Постараюсь блевать на прохожих, хён, — ухмыляясь, говорит Чонгук. — Как легко с тобой договориться.       Первый раз. Когда тебе двадцать, то список вещей, которые делаешь в первый раз, такой длинный и будоражащий. Ты прокручиваешь в голове пункты, крича о том, что обязательно стоит это попробовать, но когда ты на пороге этого, то просыпается некий страх. Человек всецело в предвкушении этого первого раза, он только видел, как делают это другие, и то, как пройдет у него, очень волнующе.       Чонгук сжимает одной рукой пластиковый стаканчик, другой зарывается в волосы и в попытках расслабиться делает первый глоток. И что-то подсказывает, что он не должен был пить этот напиток вот так, за один раз, потому что, возможно, это было что-то через чур крепкое. Но жжение во рту перерастает в теплые ощущения по всему телу.       Указание Хосока не отходить ни на шаг от него полностью игнорируется. После пары глотков Чонгук теряет скованность и думает, что возьмет с этого вечера всё, а если что-то не успеет, то напросится к хёну на следующую вечеринку и, возможно, согласится сходить выпить с одногруппниками в следующий раз, когда те снова соберутся.       После еще нескольких бокалов Чонгук вливается в пьяную толпу молодежи подпевающая хитам, наблюдает за плавными движениями девушек вокруг и кричит со всеми, когда замечает, что в центре танцпола разгорается танцевальная битва.       Движения резкие и чистые в исполнении, следуют биту в музыке. Чонгук завороженно наблюдает за тем, как парень отдается этому моменту, не жалея ничего, принимая движения своего соперника с широкой улыбкой. Они оба сливаются с музыкой воедино.       Всё заканчивается с новой песней, под шум разгоряченной толпы и аплодисментов. И снова все берутся за бокалы, растворяются в разговорах.       Чонгуку жарко. Он находит Хосока в компании каких-то парней и предупреждает, что ненадолго хочет выйти. — Там за поворотом есть выход к балкону, — кричит Хо, прижимаясь слишком плотно к младшему. Он тоже возбужден происходящим.       Парень следует указанию пьяного хёна и находит дверь, ведущую на балкон. Там на удивление почти пусто, кроме пары человек, делающих селфи и одного курящего парня, который опасно пошатывается от выпитого алкоголя и слишком сильно заваливается за ограду. — Всё хорошо? — интересуется Чонгук.       Незнакомец принимает положение стоя с огромными усилиями, вглядывается в чонгуково лицо и делает слишком уверенный кивок. Он роняет сигарету на пол и долго смотрит, как она догорает на кафеле. — Упала, — констатирует незнакомец и кривит голосом так, будто он уронил нечто более важное, чем сигарету. — Упала, — соглашается Гук.       Парень достает еще одну из пачки, зажимает её между губ и одной рукой ищет в карманах зажигалку, и хоть от выпитого алкоголя с громкой музыкой голова болит нещадно Чонгук почему-то говорит: — Можно и мне одну?       И говорит так решительно, будто не в первой затягиваться. Он принимает сигарету из чужих рук, а у самого они трясутся от неуверенности в том, что с ней делать. Чонгук держит её губами, стараясь не сильно сжать или наоборот не уронить.       Он помнит, как делали это прохожие, его брат, и когда ему протягивают зажигалку с огнем потрясывающийся рукой, оставалась только втянуть воздух черех фильтр, но он от чего-то медлит. — Первый раз? — и после кивка Чонгука парень убирает зажигалку. — Не стоит даже пробовать. — Я сам позабочусь о себе, — раздраженно говорит Чонгук. — Дай мне зажигалку. — Нет, я сам.       Парень снова протягивает ему зажжённую зажигалку и держит до тех пор, пока бумага на конце не чернеет, а Чонгук не заходится в кашле. Гук ожидает услышать смех и слова о том, что не стоило, но докуривают они в тишине. Незнакомец стоит рядом весь в черном, кроме красных кед, а лицо закрывает модная в этом году панама. — Не забудь про пепел. — Я знаю, не дурак, — снова раздраженным тоном. — Дурак, — он выбрасывает сигарету за ограждение. — Не кури, а если приспичит, то давай вместе. Окей?       В начале марта еще рано для цветущей розовой вишни и глупых обещаний для человека, которого ты видишь в первый раз. — Окей.       И широкая очаровательная улыбка, что возникает после его слов, возрождает те чувства, о которых Чонгук уже и забыл.

Надежда.