slow motion.

— Мы можем поехать вместе. Сокджин-хёна только дождаться надо.       Чонгук пихает в рюкзак теплую толстовку на всякий случай, если задержится в Пусане, и после поднимает взгляд на обеспокоенного Хосока, который держит в руках ранее купленный букет. — Я справлюсь, — Гук забирает свои вещи, обнимая на прощание друга. — Не первый раз же.       Хосок гипнотизирует закрытую входную дверь, за которой спряталась спина младшего. После того, как они узнали, что Чонгук обязательно каждый месяц навещает могилу своего друга, были против сего действия. Они говорили, что он не обязан, но Чонгук всегда отвечает, что справится.       Как-то раз трое парней решили убрать из разговоров лживое «всё будет хорошо», и после они просто пытались справляться. Так было проще сражаться с реальностью.       Чонгук отдает предпочтение автобусу, а не скоростным электричкам, потому что ему не нужно экономить времени в сутках. Парню некуда спешить или что-то доказывать, мол, смотрите, как я покорю очередную вершину.       Он выискивает свое место и улыбается, когда понимает, что он будет сидеть возле окна. Почти пустой рюкзак отправляет на место для багажа сверху, а букет остается на его коленях, аккуратно зажатый между ног, пока Чонгук распутывает наушники.       Они ждут пока не набирается полный автобус. Место пустует почти до отправки, но неожиданно рядом присаживается маленькая девочка с похожим же букетом, как у парня. Он ставит песню на паузу, наблюдая за ребенком. — Одинаковые, — выдает девочка с грустным выдохом, опуская плечи. — Нет же, смотри, — делая голос тише и мягче, чтобы не напугать. — Они разного цвета.       Чонгук тыкает на маленькие бутоны розочек, которые не сразу заметишь. У девочки бутоны насыщенно-красные, а парня бледно-розовые, почти белые. — Что значит этот цвет для тебя? — интересуется малышка, заглядывая Чонгуку в глаза, и не отводит взгляда, пока тот не набирается сил ответить. — Прощение. Этим букетом я хочу попросить прощение, — парень натягивает улыбку, — как думаешь, этого достаточно? — Мама говорит, что главное честность, а правильно подобранный букет поможет, если сложно что-то сказать вслух, — девочка с важным видом поправляет упаковочную бумагу. — Или что-то в этом роде. — Значит, быть честным? Спасибо, крошка, — Чонгук проводит мягко по макушке малышки.       Появляется обеспокоенная мама в попытках извиниться за болтливость своей дочки, но Гук уверяет, что так намного интереснее, но перед тем как уйти женщина поднесла к губам и нежно шикнула, и, дождавшись, пока за ней повторит дочка, уходит на своё место. Малышка поворачивается и повторяет Чону то, что показала ей мама. Парень широко улыбается и кивает головой, соглашаясь помолчать. Не включая музыку, но, не снимая наушники, он отворачивается к окну, прикрывая глаза, и сильнее сжимает букет в руке.       Чонгуку интересно, как незнакомые люди со своими с первого взгляда ненужными разговорами приводят в ясность чужие мысли, говоря простую истину, которую мы забываем.       Автобус приезжает на вокзал Пусана почти к вечеру. Попрощавшись с малышкой и ее мамой, Чонгук забирает свой рюкзак, а уже на улице решает надеть припасенную толстовку, потому что здесь намного прохладнее, чем в Сеуле. Не хотелось бы снова валяться беспомощным у себя в комнате, пока Джин приговаривает о том, что выкинет всю легкую одежду из его гардероба, а Хосок заливает ему в рот какую-то жижу в надежде, что поможет.       До пункта назначения Чонгук добирается на арендованном велосипеде, игнорируя теплый салон автобуса. Он выбирает дорогу подольше, чтобы проехать вдоль набережной, но не остановиться, даже если сильно хочется посмотреть на то, как исчезает солнечный диск. Он не готов встретиться с морем. Ни глазами, ни сердцем. Чонгук обязательно вернется, чтобы раскаяться, возможно, летом.       Ему хотел бы кого-нибудь обвинить в своем страхе перед завтрашним днем. Потому что страшно с каждым разом осознавать, что там впереди черная гуща не принятой ответственности, и никто не станет тебе проводником в силу того, что ты сам не уверен в том, что ожидаешь увидеть там. Чонгуку хотелось бы, что мимолетное «завтра» не наступало, пока он не найдет ему смысл.       На входе на кладбище Гук просит охранника приглядеть за велосипедом, и, завидев знакомого паренька, мужчина соглашается, уверяя, что все будет в порядке. Проходя по узким тропинкам-лабиринтам, Чонгук замечает возле нужной его могилы парня. Тот присаживает на корточки и зарывается пятерней в блондинистые волосы оттягивая. Чонгук отчего-то останавливается в пару метров, удовлетворяя свое любопытство, когда встречается с ним взглядом — это не тот человек, которого он ожидает тут увидеть. — Я мешаю пройти? — интересуется парень, когда замечает на себе изучающий взгляд. — Ты знаешь Югёма? — в голосе нет ни капли заинтересованности в ответе, только раздраженность. — Учился с ним в одном классе, пока не случилось это, — парень опускает голову, упираясь в землю взглядом.       Чонгук усмехается тому, что люди каждый раз самоубийство называют «это», поскольку не находят сил в себе и в голове, чтобы выговорить ровным голосом. — Мне всегда было интересно, почему он это сделал. Глупая отмашка взрослых на расспросы прессы и учеников, что Югём не справился с давлением перед выпускным экзаменом, слишком жалко, не думаешь? — Больше никаких причин и не было, — Гук всё-таки решается встать рядом. — Ты сам-то в это веришь? Мы же знаем правду. Югём справлялся с любым объемом материала и подтягивал отстающих учеников, — на этих словах он грустно и совсем немного приподнимает уголки губ. — Он был открытым и добрым. Знаешь, что было отправной точкой?       Пусан у всех ассоциируется с теплым солнцем, с галькой, по которой невозможно ходить и морем. Для Чонгука же это город-кладбище, где всё, что однажды цвело и отмеряло своим сердцебиением время, погибло. За одну ночь весь город навсегда потерял вкус жизни. Гук сжимает в кармане руку в кулак не потому что зол, а потому что замерз. Даже с плюсовой температурой. Даже в теплой толстовке. — Мнение общества, — Гуку сложно пытаться отвечать на нежеланные вопросы. — Общества? — парень издает короткий смешок, кривя ухмылки на пухлых губах. — Мнение родителей еще возможно, но ты же знаешь, Чонгук, что молчание хуже? Особенно молчание от близкого и единственного друга. Я уверен, что Югём тебе всё рассказал, но ты же предпочел промолчать, да? Ты жалкий трус, Чонгук!       Букет приземляется на мокрую черную землю, которая пропитана слезами, а кулак Чонгука зажимается на воротнике парня, притягивая к себе. Ненавистно высматривая в чужих глазах намерения этого разговора, Чон находит только слёзы, игнорируя страхи, что так похожи на него. Чонгуку даже не надо объяснений тому, почему этот парень знает его имя.       Как этот парень,ничего не зная, может раскидываться такими громкими словами! Он не прожил и дня в шкуре Чонгука, чтобы вешать на него ярлык. Он проебался, но Гук никогда не отрицал этого. — Не пытайся, парень, сделать меня виноватым в его самостоятельно принятом решении. Я, блять, не умею читать чужие мысли, а Югём молчал! Знай, где твоё место, перед тем как интересоваться причинно-следственным анализом чужих жизней. Не перед тобой мне вставать на колени. Так что засунь свои переживания о нём подальше, если не смог сберечь его, — Чонгук подходит еще ближе к парню, чувствуя, что тот не может уверенно стоять на своих ногах. — Трус? Да, но я, блять, так же, как и ты, живу в первый раз, а об этом не говорят вслух и не объясняют за обеденным столом о том, как понять, что твой друг, уходя от тебя, вечером перережет вдоль свою руку этой же ночью!       Парень отталкивает от себя Чонгука. На шее проявляется красная полоса от сильно сжатой ткани, а воздуха категорически не хватает. Слёзы огромными горошинами падают на землю впитываясь. Парень на последних силах ударяет Чонгука в грудь и переходит на шепот. — Он просто хотел быть понятым, Чонгук! Он просто хотел открыто любить!       Чонгук ловит чужие руки в попытках успокоить, но тот не дается, вырывается, пытаясь сделать ему больнее. Он не хочет находить покоя, подобно волнам, когда море снова начинает бушевать, его удары разбиваются о чужие плечи. Парень находит в Чон Чонгуке причину его страданий. Перекладывает на него ответственность и пытается ненавидеть.       Но слезы льются еще больше от осознания того, что его сегодняшние слова в сторону Чонгука могут стать его отправной точкой. Они оба знают, чего стоят слова. Он просто жалок. — Я узнал об этом слишком поздно.

***

— Мне сегодня признались в чувствах. — Красивая? — Очень. Но не в моем вкусе.       Чонгук поднимает взгляд от учебников, жуя карандаш. Щуря глазки и в голове перебирая качества, которые могут не устроить Кима, выдает: — Блондинка? — Еще и со стрижкой под горшок.       Они смеются, а Югём снова умалчивает о двух вещах за этот короткий разговор: о том, что не красивая, а красивый, и отказал не потому что блондин, а потому что давно уже любит другого. Но смотря, как Чонгук хмурится над очередной задачкой в сборнике, присаживается рядом, чтобы помочь, иначе они снова задержаться в библиотеке до закрытия.       Ким знает, что Чонгук обязательно его поймет и не важно, какое решение он примет.