* * *
Фотографий пришлось делать несколько, бедный фотограф едва не терял сознание, но кроме него никто не знал, как обращаться с фотоаппаратом. Найтмер Мун коротко поудивлялась техническому прогрессу, порассматривала фотографию, откуда на неё смотрела она сама и довольная рожа единорожки с голубыми глазами. Пока аликорн развлекалась, её стража не теряла времени и ловко загрузила съестные припасы по небесным телегам, а кобылок — по клеткам. Про Твинкл не забыли и впихнули в последнюю клетку к остальным. Крупная стая Ночных стражей-пегасов поднялась в небо, унося с собой дары и кобылок, чтобы бесследно раствориться в ночи. Найтмер Мун ушла, чтобы ровно через год вернуться за новыми дарами.Часть 2
25 ноября 2017 г. в 19:17
Твинкл пожалела, что не взяла с собой беруши. Личные вещи разрешалось брать с собой — просто мало кто об этом знал. Так в одной из перемётных сумок у неё разместилась копия книги, сборник древних мифов, в том числе и оригинальная история про изгнание Найтмер Мун на луну. Набор письменных принадлежностей — немного чистых свитков и карандашей, хрупкие перья она не стала брать. Пространство второй сумки занял суточный сухпаёк — нераспечатанный свёрток из плотной бумаги, где стоял яркий штамп «Не для продажи». Твинкл купила его за смешную сумму в сто бит у одного из стражников, что сопровождали вагон из Кантерлота в Понивиль.
Колокол продолжал звенеть, но его звон почти заглушался надрывным многоголосым плачем кобылок. На удивление, стражники в округе словно исчезли, возможно их просто не так заметно в толпе. Немнгочисленные взрослые держались куда лучше, но на их лицах то и дело проскальзывала озабоченность, желание, чтобы всё поскорей закончилось. Чтобы жертвоприношение было принято и чтобы можно было продолжать жить ещё один год.
Городскую площадь заливал яркий свет электрических прожекторов, отчего тьма за пределами круга казалась ещё гуще. Пони, как мотыльки тянулись на свет, грудились малыми кучками, борясь со страхами и внушая себе, что всё будет хорошо. Что яркий свет отгонит монстров, что Ночная стража не придёт в этом году.
Твинкл не тешила себя иллюзиями, они все здесь в ловушке. Свои же не дадут убежать, стоит начать протестовать, как эти добрые и сочувствующие лица взрослых сменятся яростью. Она уже видела подобное, как одной пегаске незатейливо сломали крыло и оставили лежать на полу вагона. Хотя бы тогда её крики раздавались в полнейшей тишине — пока остальные кобылки трусливо забились по углам. А сейчас выкрики, истеричный плач и рыдания доносились со всех сторон.
От нечего делать единорожка с равнодушием рассматривала десятки пожелтевших фотографий от времени и солнца. Каменная доска изгибалась полукругом, поделена на одинаковые квадратики. Год, фотография. Год, фотография — только лица и пёстрые расцветки тел пони сменялись. Твинкл дошла до последней, самой новой записи. Предыдущий год, с фотографии смотрит с две сотни лиц. И для следующей записи уже всё готово: свежевыбитый текущий год в камне и подготовлено место для фотографии.
Она всего лишь одна из многих, никто, кроме родителей, не будет её помнить, помнить её жертву. И даже на прощальной фотографии она сольётся с серой массой, никто не назовёт её по имени, не покажет на её лицо и не скажет какой она была при жизни.
Колокол, наконец, перестал звонить. И мэр города, наряженная в нелепый клоунский костюм, начала сгонять всех кобыл для группового фото. На импровизированной сцене около городской ратуши заканчивали расставлять отражатели, чтобы свет лучше падал, а аккуратные ряды многоуровневых скамеек готовы вместить всех жертв, чтобы все влезли в кадр.
Чтобы сделать одну несчастную фотографию, ушло больше часа. По крайней мере, из-за горизонта поднялась полная луна и зловеще освещала землю с ликом кобылы-на-луне. Кобылки внезапно вспомнили, что им надо хорошо выглядеть на фотографии и поспешно вытирали слёзы или пытались хотя бы слушать, что им говорят. Фотограф, молодая земнопони, но явно уже пережившая возраст совершеннолетия, плевалась матом и наигранно хваталась за сердце, при этом не отступая ни на шаг от своего фотоаппарата.
Долгожданная вспышка фотокамеры, и Твинкл облегчённо вздохнула. Её вытеснили в предпоследний ряд, наверняка на фотографии будет видно только кончик её носа. Но она не жаловалась, без каких-либо эмоций посмотрев на тех, кому повезло меньше. Где-то с дюжину пони лежало прямо на земле. Побитые или раненные. Большинство попытались сбежать или ещё как попытались воспрепятствовать проведению жертвоприношения. Кому-то просто не повезло, законы Эквестрии если и продолжали работать здесь, но явно были не в пользу жертв.
Приближалась полночь, а значит пора идти в сторону Вечнодикого леса. Собрать все приготовленные дары до последней конфетки и картофелины. Отправить всех пони на незавидную участь. Местные жители поспешили разбежаться по домам, пока ещё не поздно. Все взрослые одеты в разнообразные костюмы, надеясь, что так их не спутают с жертвами и не заберут. Скоро юные пони поняли, что остались практически одни. Им сказали идти по дороге в лес, и чувство долга подталкивало их.
Не успела фотограф сложить фотоаппарат, не успели пони решиться и направиться в последний в их жизни путь, как мощный порыв ветра вынудил всех прижаться к земле. Смазанные крылатые тени уронили и разбили прожектора, погрузив большую часть площадь в тьму. Резки крики быстро затихли, когда прямо в Понивиль пришла сама Найтмер Мун. Тёмный высокий аликорн, которого не видели лично несколько десятилетий. Обычно она не опускалась до личного присутствия при передаче даров. И её появление сейчас не сулило ничего хорошего.
Мэр опомнилась первой, буквально на брюхе подползла поближе и дрожащими от страха копытами передала свиток с описью. Ночная стража, одинаково выглядящие пегасы с пугающими крыльями, окружили площадь и неотрывно смотрели из темноты.
Найтмер Мун бегло просмотрела список, недовольно покачала головой, отчего у мэра за одно мгновенье добавилось седины в гриве. Её короткую речь слушали все внимательно в звенящей тишине. Дары принимаются, вечная ночь откладывается на ещё один год. Но к следующей Ночи кошмаров Эквестрия должна предоставить уже не каждую десятую, а каждую девятую кобылу.
— Есть возражения? Или может быть просьбы? — издевательски добавила Найтмер Мун, понизив голос до мягкого. Пони слишком напуганы и не способны сказать что-либо, и она это знала. Как и знала, что её требования передадут по всей стране, конечно возникнут недовольства, но пони сами решат проблему. Главное — результат.
— Ваше высочество, если вы позволите, — тихий голос из толпы произвёл действие не хуже взрыва. Пони отшатнулись от говорившей, в панике давя друг друга и толкаясь, пока между ней и Найтмер Мун не образовалось пустое пространство. Аликорн славилась своей кровожадностью и никому не хотелось выводить Найтмер Мун из себя. Твинкл низко поклонилась и подошла поближе — неприлично разговаривать на таком большом расстоянии.
Аликорн оценивающе посмотрел своими кошачьми глазами на наглую единорожку, едва заметно отрицательно помотав головой.
— Если ты собралась торговаться за свою жизнь, то зря — ты уже полностью принадлежишь нам, моя маленькая пони, — от этого обращения у многих шерсть встала на загривке, а вид острых клыков так и притягивал взгляды.
— Нет-нет, моя просьба — сущий пустяк, — Твинкл нервно засмеялась, но не могла прекратить. Этот радостный смех совсем не подходил обстановке и месту, наверняка кто-нибудь подумал, что она свихнулась. — Разрешите мне сделать с вами фотографию?
Фотограф от этих слов упала в обморок, а из толпы донеслись уже настоящие нервные смешки.
— Что есть фотография? — Найтмер Мун, к несчастью, заинтересовалась.
В гриве мэра добавилось ещё больше седины — похоже, Найтмер Мун задержится ещё ненадолго.