Если об этом не знает никто во Вселенной, я доволен. Если знают все до одного, я доволен.
Стефано Валентини, местный фотограф, впервые оказался в парфюмерии на Юнионе. Со стороны улицы не было видно, как это место было уютно внутри. Парфюмерная лавка была не одна в здании, под боком находился цветочный магазин и пекарня. Казалось, что проходя мимо этих мест можно было задохнуться. Алья часто жаловалась на расположение парфюмерии, мало того что посетители частенько роняли пробники духов и пытались смешать их, играя в её работу парфюмера, так ещё с двух сторон наступают ароматы выпечки и цветов. Все эти ароматы смешивались, что она готова была поклясться, что начнёт торговать противогазами. Вообще любовь Альи к духам была двусторонней. С одной стороны она благословила свою парфюмерию, постоянно повторяя: "Вся Франция гордилась бы моей работой!", а с другой понимая банальность ароматов. Никаких чувств. Никаких эмоций не слышно в аромате. По дороге он разглядел облупившийся указатель, сообщавщий, что здесь находятся могилы цветов. Фотограф явился в этом место за одеколоном с розами. Могилы цветов, ему нравилась эта ассоциация. Он смугло помнил, где вычитал это, но это было самым подходящим сравнением. Стефано видел в цветах людей, что жертвуют собой для создания воздушных шедевров. Ему нравилось, что в Юнионе были такие места. В этом городе пахло вдохновением и смертью. Открывая дверь, прозвенел маленький колокольчик над головой, для шумного входа гостя. Не прошло и минуты, как перед его глазами выскочил белокурый мужчина лет тридцати, должно быть ровесник. Огруглые глаза цвета жженого сахара не моргая устремились на него, уже во взгляда говоря: "Что надобно? Что тут забыли? Вы случаем не ошиблись?". Крепко сжимая в руках деревянную ручку швабры, он отступил в сторону, наконец давая проход. — Вас что-то интересует, месье? Должен вас предупредить, что мисс Грин, парфюмер, сейчас занята и подбором духов для вашей персоны не сможет за- — Максим начал быстро говорить на своём не совершенном английском, отводя глаза от пристального взгляда гостя, пока его благополучно не перебили. — Мне нужен одеколон из роз. У меня мало времени, я бы хотел сразу приобрести их. — Валентини преодолел порог парфюмерии, осматривая цветные склянки и баночки с сушеными цветами. — Ладно, — сказал он. — Извините меня. Максим съежился, чувствуя жгучее неприятное жжение в районе лёгких. Было крайне стыдно, что приходиться заставлять покупателей теряться среди этих многочисленных ароматов создаваемых его сестрой. Несколько раз француз стукнул себя по подбородку пальцем, борясь с желанием бросить метлу и помочь ему. Этот мужчина выглядел, откровенно говоря, пугающе. На мгновение Грин задумался что к ним нагрянул патологоанатом. Фиолетовый костюм и цветастый шарф завязанный французским узлом (у Максима чуть ли не заиграл гимн Франции в голове из-за такого напоминания о родине) говорили обратное. Он человек искусства, Максим чувствует это. Алье бы понравился этот человек. Будь её воля, она бы выжала красоту этого человека во флакон и сохранила бы его как духи. Однако бюрократическая система Юниона, да и вообще всего мира оказалась палкой в двух концах. Человек в шарфе ушел в глубь галереи ароматов, от чего Макс свободно выдохнул. Аккуратно он прошёл к двери в подвал, постучав в неё. — Алья, ради Бога, поднимись к нам! К нам заглянул месье… – Макс запнулся, оглядывая гостя, и тот с усмешкой прошептал своё имя, прогоняя весь шпионаж Грина. – Валентини, верно? Je n'ai pas entendu. Чтобы сделать заказ духов! Максим был готов открыть дверь и прокатиться по лестнице вниз. Вся эта атмосфера была неуютна для него. Человек по имени Валентини видел, как он напряжен. Даже не смотря на неясные ему французские фразы, не редко выступающие через разговор, он чувствовал накал в голосе. Его фотоаппарат «Veritas» бы запечатлел этого сверх-эмоцианального француза. Несколько раз он прошёл мимо этой двери, ожидая сестру и дергая ручку. Как загнанный зверёк, в ожидании своей хозяйки, которая возьмёт его в свои тёплые ладони и унесет домой. Наконец, спустя дикий грохот нарушивший идиллию парфюмерии из подвала вышла высокая бледнолицая француженка, слегка прищурившись окидывая взглядом свою обитель. Если сравнивать Алью и Максима, то она была покровом ночи, а он белым пляжем под солнцем. Можно было поставить под сомнение их родство. Скорее муж и жена со своим семейным делом. Стефано задержал дыхание, словно кто-то впился пальцами ему в глотку и не давал дышать. Перед глазами поплыло, но на ногах он спокойно стоял. Это модель, не сравнима с теми балеринами, что в недавнем времени он стал перевоплощать в искусство. Он бы назвал её Звездой, Луной своей галереи. — Чем могу быть любезна? — звонко спросила она, оставляя флаконы духов на одной из стеклянных полок. — Духи. Розовые. — подал свой голос Максим, сразу же скрываясь за дверью в подвал. — Верно… Желательно аромат алых роз.***
От него пахло проявителем, трудом и розами. Цветами, подаренные ею. От неё терпением, зацикленностью и преданностью. Не пахло цветами, кожа Альи не истощала тех ароматов, что она продаёт. Так пахнут лишь мертвецы. Они терпят, когда их тела разъедают трупные черви. Они зациклены на своей судьбе, подаренной им Господом. Они преданы тем, кто подарил им тот покой в сырой земле. Смерть – это платочек от Бога, надушенный и нарочно брошенный в руки. Прошло около часа проведённого вместе времени, потом фотограф забрал свои духи и собрался уже уходить, оставив свой адрес и номер. На случай, если Алье понадобиться пару фото. Эта любезность должна была стать ключом к доверию девушки, чтобы она сама смогла к нему придти. Но девушка любезно пригласила его к себе в "лабораторию", рассказывая о своей работе и не редко упоминая о семье. О своём детстве, о парфюмерии, чьи запахи сводили её с ума. Стефано же попытался рассказать что-то о своём прошлом, но упомянуты были лишь карьера фотографа и работа в театре. — В этом мы варим духи. Нейтраты, вода, и то, из чего желаешь сделать духи, — она постучала свой крохотной рукой по железной бочке, — Сейчас там нарциссы. Она уже открыла рот, чтобы продолжить играть роль экскурсовода, пока её взгляд не упал на сломанный стул, который служил ей. Алья стояла на нём, когда пыталась дотянуться до крышки бака. Он был целым ещё когда она выходила. Алья закрыла карие глаза, и медленно стала вдыхать аромат, витающий в воздухе. Не нарциссы. Не цветы в общем. Не дерево. Отдаёт мускусом и тошнотворным запахом чего-то сваренного. Алья была вегетарианцем, поэтому этот запах ударил по внутренностям, заставляя её кашлять. Руки трясло, мраморная кожа стала ещё бледнее. Этот запах стал постепенно впитываться в лёгкие, разнося по венам эту эйфорию запахов. Дежавю. Где-то она ощущала этот аромат. Не здесь. Когда-то. Её проблема с памятью поймала Грин в расплох. — Au secours*… — прошептала француженка, руками упираясь в горячий бак и судорожно хватая ртом воздух. — J'ai mal a la tete*. Алья напрочь забыла про собеседника, который сквозь пелену её слёз пропал в голубом тумане. Как кошмар он исчез, оставив эту головную боль. Этот аромат было трудно разгадать, словно призраки срезанных цветов спрятали ответ в иероглифах. Нужно быстро дышать, чтобы понять. Красное дерево с кускусом? Нет. Может, туда случайно упал чей-то кот? Из-за этого появился этот безумный трупный запах? Алья несколько раз стукнула себя ладонь по лбу, не давая себе позволить влюбиться в это. Девушка находит силы подняться, и эта высота на каблуках показалась ей высочайшей. Хватая уцелевший стул на место сломанного, парфюмер поднимается выше, рьяно пытаясь приблизиться к облаку над казаном. Толкает крышку, чтобы увидеть, что мучает её сознание. С уст сорвался громкий крик, режущий слух. Пара фраз на французском, громадные слёзы падают в кипящую воду. На дне этой бочки, с минимальным количеством воды, что едва бы доставало до колен, лежало тело. На металлической стенке шла алая дорожка вниз, ведящая до самой головы жертвы. Светлые кудри перепачканы кровью, а карие глаза мужчины были наполнены горячей водой с оттенком нарциссов. Бог в цветах. Перед глазами явилась картина Нарцисса, утонувшего в озере из-за своей красоты. Он действительно был прекрасен. Эти ароматы воспевали ему колыбельную, и текст этой песни был написан его кровью и жизнью. Девушка шепчет последние слова своему возлюбленному брату, посылая свой воздушный поцелуй и закрывая аппарат. — Я сохраню твой великолепный запах, братец, — шепчет она с акцентом, дрожащими ногами спускаясь на пол, — Твой запах солнца будет согревать парфюмерию всегда. Алья резко поворачивается и ловит яркую вспышку фотоаппарата, сковывающую её тело невидимыми цепями. Француженка не сразу понимает, что с этого момента её жизнь подверглась опасности, и что это серебряное око не станет упускать лучшие кадры.