Еще ты каждый миг моей покорна воле, Ты тень у ног моих, безличный призрак ты; Покуда я дышу — ты мысль моя, не боле, Игрушка шаткая тоскующей мечты.
*** Когда Стефано покинул парфюмерию с просьбой посетить его, Грин сначала просто не поверила. А потом пришла в ужас – когда фотограф намекнул, почему они отныне являются коллегами. Мысль о том, что ей придётся отправляться на поиски итальянца, подтвердили подозрения Альи: человек, отражение которого она видит в зеркале напротив, не совсем в своём уме. Карие глаза, зрачки которых были сужены, с безумием смотрели на неё. Она сидит на полу, свёрнутая в комочек, обнимая свои колени и подрагивая от холода. Алья поднимается на ноги, уже босиком, и медленно шагает к зеркалу. Как долго она так просидела? Когда успела уснуть? Глаза опухли от слёз, а в горле пересохло. Сейчас она выглядит другой. Как луна без солнца - бледная и сонная. Алья ловит себя на мысли, что не узнаёт себя. Сквозь пряди волос мелькает дикий взгляд, словно она несколько лет сидела в заточении. Может так и было. С Максимом они были затмением, а по отдельности лишь солнцем и луной. Может быть, Алья и не менялась. Такой и была всегда. Подходя к письменному столу, она открывает один из ящиков и достаёт блокнот. В нем девушка записывала ароматы и духи, сделанные из них. Чёрной ручкой она выводит имя своего брата и даёт своему творению название "Нарцисс". Почерк был размашестый и размазанный, но красивый. Под информацией она быстро стала писать что-то на французском. «Je suis une créature, je ne suis pas un homme. Je mange les âmes des autres. Folle de la racaille… Tout cela est vrai, mais je suis le créateur. J'ai créé un mode de stockage de l'âme. rère…» И так же быстро стала писать на английском, более криво и неумело, оставляя эту бредовую записку тому, кто найдёт тело. «Ты можешь осуждать меня. Ты можешь ненавидеть, проклинать, но прими меня такой на мгновение. Даже если я не знаю тебя, никогда не смеялась с тобой и не плакала – пойми, я люблю тебя. Люблю тебя любым. И когда ты умрёшь, я сохраню твой аромат рядом с могилой цветов.»***
Цокот каблуков раздавалось эхом по улице. Солнце, такое живое и тёплое заставляло улыбаться. – "Он всегда рядом", – смеялась она, по стереотипам сравнивая брата с этим ярким диском на небе. Девушка улыбалась. Никогда она не чувствовала себя такой живой, свободной от правил и норм. Но две мысли не покидали её: Первая мысль о её странной неуверенности. Алья до сих пор считала убийство и плохим, и хорошим. А вторая мысль – что же такое хочет показать ей месье Валентини, что может быть лучше её духов из человеческих душ. – "Как же непривычно легко думать о таком", — хмыкнула парфюмер, шумно отворяя дверь в театр. Никого. Абсолютная тишина. Звуки шагов отдавались эхом по коридорам. Алья шумно сглотнула и навострила ушки, дабы не теряться в неизвестности. Первое, что могла она отметить, так что здесь было тёмно. Дальше пяти метров она ничего не видела, лишь приоткрытая входная дверь освещала путь тонкой лентой света. Алья нащупала в кармане чёрных джинс телефон и стала набирать номер. Гудки. — Comment ça va?* — Алья промурлыкала это для поднятия настроения и борьбы с этой наготой помещения. — Я посетила театр, в поиске вашей галереи и заблудилась. Не встретите? — Моя драгоценная Обскура направит тебя в главный зал, Алья. Но вот мой совет… Не задерживайтесь. Девушка накрутила на палец прядь смольных волос и осмотрелась. А ответ она услышала лишь усмешку, перелилась которая в смех. Такой тихий, шипящий и хрипящий. За спиной Грин послышался шорох. Но пошевелиться не хватило храбрости. Следом прозвучал продолжительный женский стон. Алья вздрогнула. Медленно, стараясь не спугнуть источник звука, она обернулась. Губы француженки распахнулись и замолкли в немом крике. Перед ней стояло существо на трёх изуродованных ногах и в пуантах, стояло оно спиной, элегантно выгибая спину назад. Заместо головы был старый фотоаппарат с лампой для вспышки, и держался он на шее-гармошке, которую держали руки монстра. Алья выронила телефон из рук и он разбился о каменный пол. Существо издало невнятный следующий стон, делая шаг вперёд своей элегантной ножкой, отчего девушка чуть не потеряла сознание. Камера любопытно осматривала её, иногда издавая новые насыщенные звуки. Алья сделала шаг назад и балерина замерла. Ещё один шаг, и тогда этот монстр с громким возгласом побежал на неё. Со всех ног Грин побежала по темноте, цепляясь руками за ручеи запертых дверей, пока впереди не оказалось прохода, где был свет. Существо безостановочно бежало за ней, иногда пытаясь ухватиться каким-то лесками или проводами, парфюмер так и не выяснила это в погоне. Залетая в проход двери, Алья захлопывает дверь и запирает её на засов. Тот монстр недовольно стонет, ударяясь о дверь и явно не впечатлившись исходом погони, уходит. Переводя дыхание, Алья наконец начала осматривать комнату. Это было похоже на гостиную. Была расставлена дорогая мягкая мебель, столики и тумбочки из красного дерева. Было довольно уютно. — Ну и как тебе моя Обскура? — этот знакомый голос напугал её, и та была готова поклясться, что ещё один такой испуг и Алья разобьёт ему нос. — Довольно милая, но навязчивая особа. — сострила девушка, нервно спиная рукав своей блузки. — Мой шедевр, — сказал он и показал себя - всё это время он стоял в углу комнаты. — Я рад, что ты посетила мою скромную обитель… Алья прищурилась на него, пока тот обходил стул. Стефано вышел из тени и улыбнулся. Ослепительно и дерзко. Следом фотограф проводил пальцами по резьбе спинки стула, и кивком головы приглашает сесть. Грин медленно покачала головой, принимая это за молчаливую игру. — Я пришла сюда смотреть на фотографии, а не на живых мертвецов, "Доктор Франкенштейн". — Алья поймала себя на удачном сравнении, — Но я чувствую, что мне надо уйти. Сейчас же. Алья оборачивается, чтобы уйти, пока за дверью не простонала её проводница Обскура. Она несколько раз потопала на своём месте, завопив громко снова. Грин чувствует спиной прикосновение металла к коже спины. Острый кончик носа упирается в один из позвонков, из-за чего девушка от испуга забывает как дышать и двигаться. Она ждёт. Выжидает. Но снова его ядовитый смех оглушает стены театра, и Грин чувствует, что сбежать не выйдет…