Запах Смерти

«Повезло и тебе: где ещё, кроме разве что фотографии, ты пребудешь ещё без морщин, молода, весела, глумлива? Ибо время, столкнувшись с памятью, узнаёт о своём бесправии. Я курю в темноте и вдыхаю гнильё отлива.» Иосиф Бродский©

Клинок в его руках был опаснее, чем тайфун. Казалось, что этот кусок металла мог разрезать не только плоть человека, но и с таким же успехом разрушить твердейший камень на планете. Алья позабыла обо всём. Как она пришла сюда, с какой целью. Сейчас она лишь ощущала клинок за своей спиной и запах смерти. Желание самой упасть на оружие подавливало чувство самосохранения. Хотелось украсить чувство смерти кровью, её металлическим запахом. Девушка делает крохотный шаг назад и оружие впивается в плоть. С тихим вздохом и дрожью она опрокидывает голову за спину и смотрит на красивый потолок, пока алая струя крови спускается вниз по белой рубашке. Мужчина сзади так же замер, словно ментально чувствуя ощущения француженки. Нож словно испарился, но девушка ничего не чувствовала. Пьянящее ощущение боли и запаха крови, что она могла подарить и без аппарата. Когда у неё в крови цветут розы, она смеётся. Когда их шипы впиваются в вены – плачет. Рана была не глубокой, но кровь не переставала течь. Алья замерла как под вспышкой фотографа, но внезапное отсутствие клинка вывело её из транса. Алья оборачивается и не видит ничего. Ни Стефано, ни гостиной, даже стоны Обскуры прекратились. — Стефано?.. — голос Альи дрогнул, — Что это за место? Не было слышно ответа и девушка двинулась вперёд. Даже шума шагов не было слышно. Весь звук был поглощен темнотой, она еле видела собственные ноги. Ускоряя шаг, она дотронулась рукой до раны. Кровотечение прекратилось. Переходя на бег, Алья громко закричала, словно боясь столкнуться с темнотой. Пронзительный крик отдался эхом, первым звуком в этом месте. — Ублюдок! Я ничего не вижу! Где я? Выпусти меня отсюда, я знаю, что это ты делаешь со мной! — Алья резко затормозила, чуть ли не врезаясь в голубой туман перед собой. За туманом ничего не было, он испарился так же быстро, как и появился. Это точно был он. Грин уже тысячу раз прокляла его за то, что он оказался эпицентром её проблем, что без него её жизнь стала бы лучше. Все эти мысли, вырванные контекстом из её истории стали поедать её разум как черви. Ненависть – это всё, что она чувствовала. Но раз она здесь одна, то стоит поговорить о себе. — Если я умру здесь, то я хочу, чтобы моя могила носила имя брата. Он начал мою историю, он её и закончит. Ещё я хотела бы унести в могилу и его запах. Да, это лучшее, что может произойти. — Алья хмыкнула, садясь на пол и обнимая свои колени. — Я так хочу закончить начатое. Стереть из памяти этого чёртового фотографа и продолжить добывать запахи. Это было бы почётно. Алья подперла подбородок коленкой и прикрыла глаза. Сейчас она была здесь самой собой. Этого не хватало, обсудить свои желания. Не делать поспешных выводов. Парфюмер ложиться на пол, смотря вверх, в пустоту и улыбается. Тишина помогает думать, темнота видеть зрело. Отличное место. Закрывая карие глаза, она ощущает резкую боль на месте раны. Резко пытаясь встать, она видет снова эту комнату. Она лежит на полу, вокруг кровь, а рядом с ней упокоился фотограф, делающий снимки. Алья пытается подскочить, снова начать словесную анархию и придушить итальянца за эти фокусы, но сил не хватало. Стефано смотрел на неё со взглядом профессионала. Серьёзное, сосредоточенное лицо, старательно находя идеальный ракурс её тела. Стоило ей очнуться и подать признаки жизни, как фотограф улыбнулся. — Милый ангел наконец проснулся и пошевелился. Аngelo sanguinoso*. — Стефано сделал завершающий снимок и отошёл на приличное расстояние. — Ты потеряла сознание, когда напоролась на нож. Спишь ты крепко, но дрожишь во сне. Я уже думал, что ты- — Умерла? — перебила его девушка, пытаясь встать, — Это надо постараться меня убить. Сколько я спала? Стефано повёл носом, недовольный тем, что его перебили. Алья же была возмущена тем, что стала спящей моделью, но говорить об этом не стала. Оставив излюбленную камеру на столик, Валентини присел на край кресла цокнул языком. — Около двух суток, — он поправил перчатки, выражая свою не заинтересованность. — Пропустила пьесу "становление Юниона холстом для художника". Девушка наконец поднялась и не понимающе взглянула на него. Стефано медленно улыбнулся, довольный как сытый кот и взмахом руки указал на закрытое шторами окно. Алья прищурилась. При таком оскале он выглядел ещё более устрашающе, но и раньше он не особо внушал доверие Максу. Так что парфюмер послушно открыла окно, сдернув малиновые шторы и тихо ахнула. Город разрушался. Асфальт был разломлен как после землетрясения, в воздухе летали обломки домов. По улицам блуждали люди, а точнее то, что от них осталось. Театр стал ограждён высоким забором с колючей проволокой, деревья вымерли и засохли. На ветках сидели вороны, в клювах державшие куски чьей-то плоти. Как такое можно было сотворить за двое суток? Лёгкие девушки сжались, а сердце замерло. В её понимании это было красивым лишь в фильмах про апокалипсис. Жить в таком мире было невозможно. — Что ты сделал?.. — Алья задохнулась, когда Стефано засмеялся её вопросу. — Что. Ты. Сделал? — Наполнил пустой холст красками. Стал творцом без преград. Ты ещё не видела мои новые работы. Их уже оценил один детектив, гость Юниона. И ты должна будешь оценить. Они стояли напротив мира и вдыхали гнильё прилива. Этот запах оседает в лёгких и пускает корни в ещё живой организм, зарождая в каждом целую маленькую вселенную из крови и плоти.