*** Жаждущий
Сегодня ночью хозяин почти не спал, мучимый кошмарами, в которых его преследовали мёртвые младенцы. Поэтому сейчас он сидит угрюмый и задумчивый, лениво ковыряя любимый десерт и периодически зевая. – Вам нехорошо, милорд? – елейно спрашиваю, чуть склоняясь над ним. О, какой взгляд! Определённо, господин хочет кого-то убить, в частности меня, но, увы, у него всё равно ничего не выйдет. – Хотите чаю? – Хочу твоей крови, – саркастично говорит он. – Ммм, она и так ваша, до последней капли. Подхожу, опускаюсь на колено и неотрывно смотрю в его неприкрытый повязкой глаз, яркое, глубокое озеро, его хочется испить до дна, окунуться, опустошить. Будто подгоняемый ветром, подаюсь слегка вперёд с безотчётным желанием коснуться лица господина, хоть мимолётно почувствовать мягкость его кожи, но вовремя останавливаюсь, одёргиваю себя. Что это ещё за странные порывы? – Себастьян? – непонимающе приподнимает бровь милорд. – Я лишь хотел поправить ваш костюм. Протягиваю руки перевязать бант. – Педант, – фыркает господин, откидывается на спинку кресла, подставляя шею. Вот теперь я понимаю, что со мной совершенно точно что-то не так. Атласная лента в пальцах превращается в строптивую змею, отказывающуюся завязываться узлом. Или я сам не желаю скрывать под тканью беззащитно открытое горло? Я видел это тело полностью обнажённым множество раз, однако никогда прежде оно не привлекало меня, и никогда ещё скромный уголок пергаментной кожи не рождал острой потребности в тактильном контакте. Его светлость встаёт и, подойдя к камину, отодвигает висящую над ним картину. Достав из кармана маленький ключик, открывает потайную нишу в стене, вынимает толстую папку, картонную коробку и сгружает на стол, где до сих пор стоит посуда с недоеденным десертом. Пока хозяин перемещается по комнате, я чую преследующий его шлейф изменений – подступающая половая зрелость очень скоро заявит о себе. И это меня отчего-то радует. Осознаю, что жду того момента, когда и сам он почувствует напор бурлящей от гормонов крови. Подросткам трудно даётся этот период, они начинают искать выход неподдающимся контролю эмоциональным всплескам, даже господин не сможет противостоять человеческой природе. Пока я убираю со стола приборы, он неотрывно всматривается в камень, прищуривается, затем достаёт из ящика лупу и подносит к шершавому серому боку. – Себастьян, пинцет! Живо! В его голосе нетерпение и предвкушение, он явно что-то нашёл. Прикусив кончик языка от усердия, господин осторожно просовывает металлический прибор в тонкую трещину расслоившейся породы и медленно вытягивает на свет несколько скрученных волокон. – Можешь определить, что это такое, Себастьян? Он передаёт мне пинцет, ожидая ответа, и я подтверждаю горящую в лучистых глазах догадку: – Это шёлковые нити, ваша светлость. – Уверен? – Без сомнения. – Вот и подтверждение того, что у нас на руках действительно тот самый камень, который привязали к телу младенца! Орудие убийства. Взгляни сюда, – он указывает на трещину. – Шнур зацепился за неё, значит, на нём должно быть повреждение. Если это окажется так, то доказательство будет неоспоримо! Милорд с лихорадочным рвением продолжает осматривать через лупу ворсинки, бормоча едва слышно себе под нос: – Господин комиссар вряд ли будет рад такому скорому моему визиту, но ему придётся потесниться. Исследования господина прерывают глухие хлопки по стеклу – в окно бьётся крыльями почтовый голубь. Открываю створку, без труда ловлю трепыхающуюся птицу и снимаю с лапки кусочек свёрнутой бумаги. – Что там, Себастьян? Разворачиваю послание. О, неожиданно. – Хорошие новости. Лорд Рендалл приглашает вас навестить его. – Что за шутки? – не веря хмурится он, откладывает лупу на стол, подходит и выхватывает записку. «Граф, думаю, наша находка вас заинтересует. Комиссар А. Рендалл». – Себастьян. – Да, господин? – я уже знаю, каков будет приказ. – Выезжаем немедленно. Он держится спокойно и непоколебимо, словно его ничто не волнует, но я слышу, как сердце ускоряет ритм в предвкушении новых известий. В кои-то веки ему не терпится встретиться со своим вынужденным коллегой. – Как прикажете. – Возьми это, – он указывает на притаившийся на зелёном сукне булыжник, – хочу сделать подарок. Насмешливая гримаса тянет мои губы. Господин с комиссаром как два петуха – никак не могут ужиться вместе, им даже в одном городе тесно находиться. Вот и сейчас милорд жаждет самоутвердиться, показать, что тоже не сидит на месте, выдав немаловажную улику. Мне даже любопытно, кто из них окажется усидчивей. На стороне лорда Рендалла многолетний опыт работы с преступностью, однако, юность и целеустремлённость хозяина дадут фору даже бывалому следователю. Встречаемся мы тем же составом, что и прежде, только ученики чувствуют себя более уверенно и расслабленно, не ощущая в моём господине конкурента. Мысленно усмехаюсь, если бы только эти глупцы знали, кто стоит за его спиной…*** Ищущий
Приветствие выходит скромным и коротким, я не хочу терять ни секунды драгоценного времени, мне нужна лишь информация. – Вы что-то нашли? – О, да, – сверкает глазами сквозь линзы очков комиссар. На этот раз мы находимся в кабинете, но лучше б это был подвал: здесь его территория, и я чувствую, как на меня давят испытующие взгляды присутствующих. Но промахов они от меня не дождутся. Господин Рендалл открывает ключом один из ящиков стола и выкладывает коробок. Достав несколько листков, пододвигает их ближе ко мне. – Это отчёт доктора Липмана, в зажатом кулаке ребёнка он нашёл вот что... Запустив руку в небезызвестную коробку, комиссар снова кладёт передо мной небольшой бумажный пакет. Со жгучим любопытством я заглядываю внутрь. – Похоже на… засушенный Capsella bursa-pastoris? – Именно, – кивает комиссар. – А что это? – интересуется один из учеников. – С латыни переводится как сумочник пастуший, – поясняет лорд Рендалл. – Что он делал в руке младенца? – хмуро спрашиваю я скорее себя, чем собеседника. – Именно это нам и предстоит выяснить. – Я же говорил, это ритуал, – весомо вворачивает тот самый стажёр, отличившийся в прошлый раз. – Если вы про погребальный ритуал, то в нём используют розовые лепестки, которыми осыпают тело усопшего и заворачивают в саван. Так провожают ушедшего на покой, но не в нашем случае, – осаживаю его, не удержавшись. Будущий следователь возмущённо надувается, однако ответить не рискует. – Предположим, что жертве намеренно вложили этот листик, – начинает рассуждать Рендалл. – Нет, – категорично обрываю его. – Почему нет? – В материалах по предыдущему убийству не фигурировало никаких растений, кроме налипших на пелёнку водорослей. Снаружи. – Вы всё же связываете их, – вздыхает комиссар, устало потирая лоб. – А вы до сих пор нет? Лорд Рендалл откашливается и выходит из-за стола. – Допустим, эти убийства действительно совершены одним человеком, тогда для чего вкладывать в руку жертвы часть растения? – Возможно, оно оказалось там случайно. Ребёнок мог просто взяться за стебель или же лист незаметно прилип к коже. Любопытно, зачем убийце сорная трава? – А что тут необычного? – подаёт голос тот же стажёр. Рендалл укоризненно переводит взгляд на него. – А в каких целях её можно применить? – спрашиваю я. – Настои из сумочника пастушьего помогают при кровотечениях. Моя жена пила… кхм, после родов, – объясняет комиссар. – После родов?.. – это наводит меня на кое-какие мысли. – Да, после… Он осекается, глядит на меня в упор, и я не сомневаюсь, что думаем мы об одном и том же. – Зачем убийце варить лечебный настой, если он так безжалостно обращается с ребёнком? – Может потому, что ему нужна мать этого ребёнка? – предполагаю я. – Живой и здоровой. – Но для чего? И почему никто из них не обращался к нам? – Возможно, они запуганы и боятся навлечь на себя гнев убийцы. Комиссар хмурит брови, даже его усы начинают смешно топорщиться от напряжённой работы мысли. – Или же у преступника есть иные методы воздействия, – продолжаю я. – Нужно найти этих женщин и выяснить, что между ними общего. – Кое-что их всё же объединяет – мёртвые дети. Встаю с жёсткого стула, мне не терпится проверить одну деталь, которую я только что узнал. – Простите, мне пора откланяться. Дела. – Разумеется, граф, – чуть приподнимает свой котелок лорд Рендалл. Дойдя до двери, я вспоминаю о презенте, который собирался преподнести ему, и подаю знак Себастьяну. Дворецкий понимает всё без слов, возвращается и водружает на стол перед комиссаром увесистую коробку. – Что это? – непонимающе смотрит он на меня. – Загляните. Лорд Рендалл, чуть помедлив, снимает картонную крышку и, заломив одну бровь, изучает содержимое. – Не понимаю. – Я нашёл на этом камне волокна шёлка. Не сомневаюсь, на нашем шнуре найдётся пробел, куда они прекрасно подойдут. – Откуда он у вас? О, выражение лиц доселе напыщенных студентов и самого комиссара стоило того, чтоб идти на эту встречу! – У меня свои методы добычи улик, – мои губы растягиваются, но я знаю, что улыбка выходит совсем не доброй. – До свидания. Когда мы выходим на улицу и Себастьян открывает дверь экипажа, я подмечаю едва уловимый блеск в его глазах, а ещё нечто похожее на уважение. Интересно, удостаивался ли ещё кто-нибудь подобных знаков с его стороны? Смотрю на дворецкого, пытаясь отыскать ответы, но его лицо снова непроницаемо, и я начинаю сомневаться, что всего несколько мгновений назад нашёл в нём какие-то изменения. Я для него всего лишь песчинка в бесконечном потоке времени. – Себастьян, помнишь мост? Ему не нужно уточнять, какой именно, он прекрасно меня понимает, кивает и запрыгивает на кОзлы. Через две четверти часа я стою, облокачиваясь на поручень и глядя на мутные воды Темзы, ревностно хранящей свои секреты от любопытных глаз. Пронизывающий холодный ветер яростно теребит подол плаща, желая добраться до плоти, до хранимого ею тепла, и мне страшно представить, что чувствовал новорожденный комочек, когда ледяная вода беспощадно впивалась острыми иглами в его кожу, защищённую лишь прохудившейся тряпкой. Взгляд скользит по металлическим перекладинам за оградой – осмелился ли убийца перелезть через неё, чтоб сбросить тело или же совершил жуткий приговор прямо здесь? Нет, нужно было привязать к телу груз, а перебросить его вместе с камнем за перила – тяжело даже для мужчины. Выходит, преступник оставил ребёнка на земле, затем преодолел преграду, взял жертву и уже на той стороне привязал к ногам приготовленное орудие убийства, а после этого столкнул с балки. Осматриваюсь по сторонам, мимо проезжают экипажи и проходят мирные жители, болтая о погоде и прочих мелочах. Никто из них не подозревает, что в этом месте угасло две невинные жизни. Провожу рукой по широкому каменному поручню, ощущая его шероховатость даже сквозь перчатки, возможно, именно в этом месте убийца вершил свои деяния, никем не замеченный, и теперь безмолвный камень надёжно хранит его секреты. Какие ужасы ты видел за время своего существования? На врезавшейся в мост окраине города теснятся каменные постройки, но окна их слишком далеко, чтоб можно было разглядеть скрытого ночной мглой преступника. А действовал он, несомненно, ночью, иначе его бы заметили. Но для чего ему понадобилось лечить мать жертвы, я пока понять не могу. Мне нужно знать больше о растении, которое использовал убийца, а кто может знать всё о травах? – Себастьян, – обращаюсь к стоящему позади дворецкому. – Что ты знаешь о Capsella bursa-pastoris? – О, господин, неужели мнение скромного слуги для вас имеет значение? Вот же гад, издевается! А-ррр! – Где ближайшая аптека? – На Бридж-стрит, милорд, в четырёх минутах ходьбы. – Прекрасно, тогда устроим небольшую прогулку. Себастьян рукой показывает направление, и я больше не медлю. Нужно было сразу же идти туда вместо того, чтоб терять время на бесполезные размышления. На втором перекрёстке мы сворачиваем и сразу упираемся в двери с широкой вывеской. Толкаю створку и захожу, мелодично тренькает маленький колокольчик. Внутри пахнет травами и веет теплом, наконец, могу отогреться, а то все пальцы отмёрзли. – Добрый день, господин, – вежливо здоровается мужчина за стойкой. И хотя лицо его пока не тронуто морщинами, волосы и усы уже густо разбавлены серебряными нитями седины. – Чего изволите? – И вам доброго дня. Меня интересует одно растение и способы его применения, – вежливо подступаю к аптекарю. – Я вас слушаю. – Расскажите мне о сумочнике пастушьем. – О, это же сорная трава. – Но из него ведь можно сделать лечебный настой? – Конечно, хорошее средство при различных внутренних кровотечениях и внешних травмах. – И это всё? – Хм, в порошкообразном виде предупреждает беременность у женщин. Тут меня словно молния прошибает, последние слова лекаря поворачивают суть преступления под иным углом. – Скажите, а часто ли у вас покупают лекарства из этой травы? – А вам зачем знать? – настораживается мужчина и подозрительно на меня косится. – Понимаете, я со старшим братом поспорил, он утверждал, что пастуший сумочник творит чудеса. Видите ли, он больше не хочет детей и подсыпает своей жене этот порошок, чтоб та не забеременела. А я не верю, что люди покупают какой-то сорняк для таких серьезных целей, вот и договорились – если трава действительно востребована, то я его должник, – лихо импровизирую я, главное – не переиграть. – Ах, вон оно что, – посмеивается аптекарь. – А на сколько спорили? – На двадцать фунтов. – Тогда ваш брат скоро пополнит свой кошелёк. – Почему же? – У меня люди в основном берут только настои, но вот к одному моему коллеге частенько поступают заказы на порошок. – О-о, – с видимым сожалением тяну я. – Неужели настолько распространённое средство? – На него даже постоянный покупатель имеется. Он всегда это добро крупными партиями берёт. Я знаю, так как у нас один поставщик. У меня внутри всё сжимается, как пружина, я чувствую, что очень близок к цели, и «он» – как раз тот, кто мне нужен! Изображаю грустную улыбку только что проигравшего спорщика. – Кому же может понадобиться покупать сорняк в таких количествах? Аптекарь смеется и подмигивает, поигрывая бровью. – Тому, кому это нужно. Переглядываюсь со стоящим рядом Себастьяном, но тот только задумчиво потирает подбородок указательным пальцем. – А кто же тот счастливец, принимающий такие заказы? Мужчина простодушно машет рукой на окно, видимо показывая нужное мне направление. – Мистер Хиггс, его аптека расположена по ту сторону моста недалеко от акведука на перекрёстке главной улицы и Виндзор-стрит. Вот теперь всё. Я выяснил то, что мне было нужно и не склонен продолжать беседу, которой больше нечего мне предложить. – О, спасибо. Что ж, было приятно с вами побеседовать, – вежливо раскланиваюсь я, чуть приподнимая цилиндр. – Всегда рад помочь, и удачи в дальнейших спорах, – посмеивается аптекарь, подкручивая при этом кончики своих усов. – Обязательно. Доброго дня. И мы выходим в осеннюю стужу, погружаясь во влажную атмосферу лондонской суеты. – Вы весьма убедительно лжёте, милорд, – подаёт голос Себастьян за плечом. – Ты всё запомнил? – не вижу смысла обращать внимание на его инсинуации. – Разумеется. – Тогда ты знаешь, что нам делать дальше.