*** Ищущий
- Тьфу, гадость какая! – отплёвываюсь от попавшей в горло сажи. – Скажи, ты нарочно это сделал, Себастьян? - Вы хотели попасть внутрь тихо и незаметно, а про степень загрязнения не сказали ни слова, - довольно ухмыляется хитрый гад. Больше чем уверен, он это специально сделал! Стряхиваю с себя хлопья пепла и невольно улыбаюсь – мы похожи на двух трубочистов, такие же чумазые. Отворачиваюсь, заметив, что Себастьян как-то странно на меня посматривает. Мне вообще не по себе после того случая с поцелуем. И сны стали ещё хуже, чем прежде. Теперь призраки детей гонятся за мной по бесконечно длинному коридору, в конце которого меня ждёт Себастьян. Я падаю в его руки, ожидая спасения, но вместо этого он наклоняется и целует, совсем как тогда, до боли, до ломоты в пояснице, а потом… Потом, насладившись моим унижением, отдаёт мертвецам. Я кричу не своим голосом, когда костлявые руки смыкаются на шее, утягивая в темноту, и просыпаюсь. Весь мокрый от холодного пота, остатки ночи я провожу в ожидании бесов, прячущихся по углам комнаты, но они не приходят. Сразу отличить сны от яви почему-то не получается, и страх противно заползает в душу. Кажется, я схожу с ума. Слегка мотнув головой, стараюсь забыть о ночных ужасах и осматриваюсь. Убежище лорда Сомерсета отличается обилием массивной мебели, стены скрыты книжными шкафами, полы устилает круглый длинноворсный ковёр с восточным орнаментом, в центре которого, между двумя диванами, стоит кофейный столик. У окна, занавешенного тёмно-синими бархатными портьерами, отражает лунный блеск полированным боком гардеробный шкаф. Напротив располагается длинный стол с аккуратными стопочками каких-то бумаг. К нему-то я и направляюсь первым делом, хотя сомневаюсь, что лорд Сомерсет будет держать что-то значимое на виду. И действительно, здесь только отчёты о расходах: от семян для сада до новой мебели. Быстро сложив обратно покосившуюся стопку бумаг, тянусь за следующей, но не замечаю коварно подвернувшейся на пути чернильницы. Стеклянный сосуд с хлопком опрокидывается. Не успеваю поймать. На моё счастье крышка закрыта плотно, однако на этом удача заканчивается. Крутанувшись вокруг своей оси, флакон соскальзывает со стола и летит на пол. - Чёрт побери, - обречённо срывается с моих губ. - Будьте осторожней, господин, - Себастьян ловит треклятый пузырёк в последний момент и ставит обратно на стол. Не могу сдержать облегчённый вздох, я вообще последние несколько секунд не дышу. Ругаю себя за неуклюжесть и мысленно благодарю нечеловеческие способности дворецкого. Этому ковру однозначно не пошло бы чернильное пятно. От греха подальше отправляюсь изучать книжные полки на наличие тайников, пока Себастьян проверяет комод. Взгляд стремительно пробегает по тиснёным корешкам. - Попалось что-нибудь интересное? - Пока нет, милорд. Присаживаюсь на корточки и дёргаю ручки нижней ниши, но она не поддаётся. Приглядевшись, отмечаю маленькую замочную скважину. - Себастьян, тут заперто. - Сломать? Выражение моего лица должно яснее слов сказать о мнении по этому поводу. - Кажется, где-то попадался какой-то ключ… - задумчиво возводит глаза к потолку Себастьян. Знаю, что ему нравится меня донимать, и ехидная улыбка, тянущая уголки губ, тому доказательство, но это никак не уменьшает испытываемого раздражения! - Так найди его! – шиплю, стиснув зубы, чтоб не повысить голос. Оказывается, ключ лорд Сомерсет хранит в небольшой шкатулочке на комоде, что меня даже немного разочаровывает. Значит, ничего серьёзного не найду. Секреты обычно прячут более тщательно. Открытая ниша обиженно топорщит на меня корешки каких-то книг. Открываю одну из них и тут же захлопываю. Несколько листов высыпаются, бесстыдно пестря обнажёнными женскими телами. Угольный карандаш, мягкие линии. Работы, несомненно, хороши, если б не их вульгарная откровенность. - Как интересно, - присаживается рядом Себастьян, подбирая один из рисунков. - Не вижу ничего интересного, - бурчу, собирая остальные. – Мерзость какая! Срамота! - А вы присмотритесь внимательней. Он суёт мне под нос несчастный листок, и я уже готов вспыхнуть от стыда и злости за такую наглость, когда понимаю, кто смотрит на меня с пергамента нарисованными глазами. - Это же… Я видел её среди куртизанок. Как же её зовут… Амелия, кажется. А кто художник? Сам лорд Сомерсет? Переворачиваю лист в надежде найти подпись или хотя бы какую-нибудь пометку, чтоб определить по почерку хозяина, но на обороте ничего нет. Достаю из книги другие работы, но они тоже чисты. Стараюсь не краснеть, когда взгляд скользит по изгибам искусно прорисованных женских форм, девушки позировали с явным удовольствием. Одна играет с широкой лентой, другая просто смотрит вдаль, третья придерживает грудь ладонями… Каждую из них автор рисовал неоднократно, разные ракурсы, разные настроения. И я даже готов признать, что картины красивы. Черты девушек переданы с предельной точностью, вплоть до родимых пятен и веснушек. - Себастьян, их нужно все перебрать. - Вы внезапно заинтересовались подобного рода живописью? Совсем недавно она была «мерзостью» и «срамотой», - не забывает уколоть зарвавшийся дворецкий. - Ты знаешь, что я имел в виду, - вручаю ему пюпитр и лезу в нишу. – Здесь таких ещё две штуки. Чёрт, но просматривать их нет времени! Возьмём с собой. - А если лорд Сомерсет обнаружит пропажу? Он прав, неизвестно, как отреагирует хозяин дома, если недосчитается своей собственности. Не исключено, что станет осторожней относиться к клиентам и слугам, тогда мы с Себастьяном первыми попадём под подозрение, как ещё не вполне проверенные лица. Нельзя такого допускать. Достаю из ниши следующий талмуд и наугад выдёргиваю из него несколько листов, сворачиваю и сую в карман. - Остальное верни на место. Едва я заканчиваю фразу, как в комнате раздаётся скрежет проворачиваемого в замке ключа. Сердце мгновенно падает куда-то в пятки и, кажется, перестаёт биться. Мы с Себастьяном переглядываемся. Дверь открывается, скрипя плохо смазанными петлями… А дальше время словно замедляет свой неумолимый бег, потому что демон начинает творить чудеса, к которым я, наверное, никогда не привыкну – все рисунки сметаются обратно в книги, а затем в положенную им нишу, ключик тихо звякает в шкатулке, а меня самого затягивает в какой-то тёмный ящик, на поверку оказавшийся гардеробом. Как только дверь нашего убежища закрывается, в кабинет заходит его законный хозяин, а следом вплывает девушка, одна из куртизанок. Вчера я видел её читающей в гостиной. Пропустив юную особу, лорд Сомерсет снова закрывает дверь уже изнутри, и, оставив ключ в замке, неторопливо разворачивается. - Вина? – интересуется он, выуживая бутылку из стеллажа. - Не помешает. Осторожно нажимаю на дверцу гардероба, увеличивая зазор, чтоб обеспечить себе обзор большего пространства. На плечо неожиданно что-то падает, и я непроизвольно дёргаюсь, едва не выдав нас. Хорошо, что Себастьян, стоящий позади, реагирует быстро и тянет меня на себя. Он безмолвно показывает на висящую рубашку, кружевные рукава которой и стали причиной моего беспокойства. Собственно, я вообще не понимаю какого дьявола иметь в рабочем кабинете гардероб? Мысленно хмыкаю и замираю, прислушиваясь к разговору. - Вы сегодня очаровательны, моя дорогая. - Благодарю, я старалась для вас. Хочу подвинуться поближе к щели, однако пошевелиться не даёт рука Себастьяна, лежащая на моём плече. И тут я осознаю, что до сих пор так и прижат спиной к груди дворецкого, а его дыхание согревает мне шею. Целый рой мурашек моментально расползается по затылку и скачет вдоль позвоночника до самых колен. Тело внезапно деревенеет, и, кажется, каждая мышца звенит от напряжения. Так, Себастьян ведь ничего не делает, он просто придерживает меня, просто стоит рядом, он мой защитник, мой демон… моё проклятие, чёрт побери. По неведомым причинам ощущение его прикосновений почему-то душит исступлённым страхом. Стискиваю кулаки так, словно хочу запереть в них все свои слабости, но результата почти никакого. Наклоняюсь чуть вперёд и стараюсь не обращать внимания на бунт собственного тела. Лорд Сомерсет разливает напиток по бокалам, передаёт один своей спутнице, хрусталь мелодично звенит при легком соприкосновении. Девушка делает глоток, не отрывая глаз от хозяина кабинета, но тот оставляет вино в своей руке без внимания, отходит к письменному столу и прислоняется к нему бедром. - Так о чём вы хотели поговорить? У меня есть время только до ужина. Она бросает быстрый взгляд на часы. - Значит, у нас чуть больше получаса. - «У нас»? – переспрашивает лорд, деланно выгибая бровь. - Да, вы так часто бываете заняты в последнее время, что совсем забыли обо мне, - она допивает вино и ставит фужер на ближайшую полку. - Элоиза, вы ведь умная женщина и должны понимать, что дела всегда стоят на первом месте. - Но есть же ещё и мадам… - О, моя дорогая, не могу же я переложить всю ответственность на хрупкие плечи сестры, - прерывает её лорд с невозмутимой снисходительностью. - Но ведь это не все причины? Есть ещё что-то, что вас гложет… Она подходит ближе к мужчине и кладёт ладони ему на грудь, моя собственная в этот момент останавливается из-за движения Себастьяна за спиной. Макушку щекочут какие-то тесёмки, то и дело забирающиеся за воротник, но они не могут отвлечь от предчувствия чего-то нехорошего. - И потом, раньше вы всегда справлялись со всем без труда, зачем же тогда берёте на себя так много? Вы слишком напряжены, - её руки плавно соскальзывают на плечи, возвращаются к лацканам и ныряют под них. – Мой лорд, вы же знаете, я в любой момент готова помочь вам расслабиться. - Элоиза… - шёпотом выдыхает Сомерсет, с явным сожалением отстраняя нежные руки искусительницы. – Не сейчас, у нас гости. - Когда это вас останавливало? – недоумение в тоне переплетается с обидой. - Вино вскружило вам голову. - Нет, это не вино, а вы. Он опирается руками о столешницу, разглядывая причудливый рисунок древесных узоров, а девушка обнимает его со спины, устроившись щекой между лопаток и с наслаждением вздыхая. - Ваш милый ротик знает, что говорить мужчинам. - Он умеет и кое-что ещё, - поддразнивающе щебечет Элоиза, перемещая руки ниже. Холодный пот выступает на спине, и маленькая капелька сползает по пояснице за пояс брюк, подобно шальным ладоням блудницы. О, Господи, только не это! Нет, нет и нет! Разумеется, я не настолько наивен, чтоб полагать, будто они будут остаток вечера распивать вино и болтать о возвышенном, но видеть такое своими глазами… Выше моих сил. И в то же время не могу оторвать взгляд. В штанах дражайшего лорда упомянутая особа явно обнаруживает нечто очень интересное, о чём говорит расплывающаяся по её губам улыбка. Впрочем, господин Сомерсет тоже не проявляет каких-либо признаков недовольства, скорее наоборот, действия Элоизы доставляют ему немалое наслаждение. Он откидывает голову чуть назад, встряхивая волосами, лицо сосредоточено, а веки сомкнуты. Мне виден только профиль, но тут лорд решает посмотреть на свою совратительницу и становится вполоборота. Его губы приоткрываются, их облизывает по контуру розовый язык, отчего те начинают влажно блестеть, и выглядит это довольно привлекательно. Ошеломлённый такой мыслью, в ужасе зажмуриваюсь. Нет, я не мог такого подумать, всё происходящее за этой дверью омерзительно! Я бы так и стоял с закрытыми глазами, но громкий странный звук пробуждает врождённое любопытство. Оказывается, низкое рычание, ошибочно принятое мной за звериное, принадлежит самому лорду Сомерсету, который полностью разворачивается к своей подопечной и, вцепившись одной рукой в крышку стола, другой притягивает к себе за затылок. В какой-то миг мне чудится, что он хочет съесть несчастную девушку, с такой силой набрасывается на её рот, однако юная мисс ещё крепче прижимается к телу мужчины, цепляясь за его одежду. - Вы умеете добиваться своего, - едва разбираю слова на грани слышимости, не представляю, сколько мистеру Сомерсету понадобилось сил, чтоб вообще соображать в такой момент. У меня самого уже колени подкашиваются. - Мой господин, вы ведь тоже этого хотите. - Хочу! – хрипло рычит лорд, и Элоиза внезапно опускается перед ним на колени, утопая в воздушных тканях платья. Тонкие руки ловко и быстро справляются со всеми препятствиями, стягивают с лорда брюки до самых щиколоток, освобождая его весьма внушительное достоинство, гордо качнувшееся навстречу губам девицы. Наверное, мои глаза сейчас размером с чайные блюдца от такого невероятного бесстыдства, но и не смотреть я не могу, вопреки всем законам благочестия, что-то внутри так и тянется к узкой полоске света в двери. Иррациональная любознательность направляет мой взгляд туда, куда смотреть нельзя ни в коем случае, и я впервые понимаю, что действительно ещё совсем ребёнок. И скорее всего до таких богатств, какими обладает лорд Сомерсет, мне дорасти не удастся. Долго разглядывать подрагивающий в нетерпении ствол мужчины не выходит, поскольку он быстро исчезает во рту Элоизы. Целиком. В полном смятении я успеваю подумать, куда поместилось то, чем природа так щедро наградила лорда, когда приходит запоздалая мысль о том, как вообще можно к «этому» притрагиваться губами?! Это же так стыдно, унизительно и вообще противно! Жар смущения опаляет лицо, причём моё, а не той, которая занимается столь непристойными вещами. Господи, почему они делают такое в кабинете?! Мы же в борделе, в конце концов, здесь целая уйма пустующих именно для таких целей комнат! Не вняв моим немым мольбам, Элоиза перемещает одну руку на пах лорда и втискивает её между его ног. Что именно она делает, я не могу рассмотреть, но господину Сомерсету определённо нравится, он слегка откидывается на стол, а бёдра дёргаются вперёд. Внутри меня начинает происходить что-то необычное, словно натягиваются тонкие ниточки, и голова идёт кругом. Наверное, я ещё не до конца вылечился, потому что становится очень жарко, совсем как в первые дни пребывания здесь. Приглушённый вскрик Элоизы привлекает внимание как раз в тот момент, когда лорд легко поднимает её с пола и усаживает на край стола, рваными движениями освобождая от платья. Стройные ноги в чулках крепко оплетают его худощавую поясницу, руки хаотично ищут опору, сметая на пол аккуратные стопки бумаг, которые не позволяли в полной мере оценить раскрепощённость занятых друг другом людей. Теперь я вижу почти всё, и от этого перехватывает дыхание. Не хочу смотреть. Не могу не смотреть. Девушка ложится спиной на стол, опрокидывая ту самую чернильницу, однако лорд Сомерсет оказывается гораздо проворней меня и торопливо запихивает пузырёк в ящик. Облечённым властью жестом он опускает ладонь на шею Элоизы, поглаживая ключицы, обводит плечи, пересекает ложбинку меж грудей, накрывает живот и ещё ниже... Он словно художник, творящий на холсте удовольствий свой собственный узор, мастер, создающий мелодию вздохов и стонов. Мужчина наклоняется, скользит губами по молочной коже, прижимает к столу взметнувшиеся было ему навстречу руки, прерывисто дышит, похожий на ягуара, поймавшего желанную добычу. И он действительно напоминает хищника, когда за бёдра подтягивает Элоизу ближе к себе, когда наваливается на неё сверху, целуя дрожащие плечи. Сомерсет волной подаётся вперёд, и девушка коротко вскрикивает, нещадно царапая ему спину. С ужасающей ясностью понимаю, что между ними происходит, и внутри меня самого что-то начинает сжиматься и выпрямляться, низ живота тяжелеет, распространяя непривычную слабость по телу, не похожую ни на что. Ничего подобного чувствовать мне ещё не приходилось. Нога Элоизы внезапно соскальзывает со спины лорда, он сам слегка приподнимается на локтях и мне открывается полная картина их грешного действа. Полнее некуда! Воздух в легких отчего-то стремительно заканчивается, из груди рвётся истошный крик, в моём собственном паху творится нечто непонятное, но самое ужасное в том, что я не могу оторвать взгляд от ритмично двигающегося крупного члена. Внезапно глаза мне накрывает что-то тёплое, и от неожиданности я уже готов закричать, позабыв обо всякой осторожности, однако следом захлопывают и рот. - Вам ещё рановато смотреть на такое, милорд, - боже, я совсем позабыл о Себастьяне и непроизвольно вздрагиваю от его глухого шёпота у моего уха. - И ведите себя тихо. Они, конечно, на данный момент слишком заняты, чтоб обращать внимание на посторонние шорохи, но вот кричащий шкаф вряд ли останется незамеченным. Вырываюсь из цепких рук и негодующе поджимаю губы. Не хочу признавать, но он прав, я совсем забылся, а это недопустимо. В какой-то мере я чувствую благодарность, однако какое право Себастьян имеет что-то мне запрещать?! Поворачиваю голову, но в темноте почти ничего не вижу, кроме пары ярких глаз, горящих, как маяки. И их вытянутые зрачки устремлены прямо на меня. В узкой полоске света блеснул белый клык, но скорее всего мне это просто показалось. Стоны в комнате превращаются в исступлённые крики, и я едва сдерживаюсь, чтоб снова не прильнуть к зазору и не узнать, что же можно делать с девушкой, чтоб она издавала такие звуки. Теперь у меня пылает всё лицо, а натянутая в теле струнка превращается в болезненную тяжесть, живот скручивает спазмом. Не понимаю, что со мной творится, и неизвестность страшит. Приваливаюсь плечом к стенке шкафа, зажмуриваюсь и закрываю ладонями уши, не могу больше выносить эти крики, к которым примешиваются звуки мокрых шлепков. Ужасно. Невыносимо. Больно. Сжимаю руки так сильно, что в голове появляется монотонный шум, похожий на прибой, лижущий каменистый берег. Так и сижу, пока чьё-то прикосновение не понуждает открыть глаза. Стоящий на коленях Себастьян неторопливо отводит мои руки. - Они ушли, господин, - тихо говорит он мягким баритоном, словно боится спугнуть редкий вид насекомого. - И нам тоже пора. Скоро ужин. Порываюсь встать, но сразу понимаю, что мне вряд ли это удастся, даже вытянуть ноги и то получается с трудом. - Вам плохо? Обопритесь на меня, - в его голосе мне чудится беспокойство, но это так нелепо, что я сразу отбрасываю подобные мысли. Себастьян подставляет своё плечо и сил хватает только чтоб кое-как ухватиться за него, а дальше нечеловечески сильные руки поднимают меня и несут. Только теперь понимаю, насколько устал, поскольку нет даже толики мыслей о приводившей доселе в ужас близости демона. Больше всего остального меня сейчас заботит поведение собственного тела.*** Жаждущий
Не могу оторвать глаз от худенького мальчишки, прильнувшего к двери. Он весь дрожит, но пока не замечает этого, слишком поглощён падением похотливых людишек. Однако, пожалуй, ему простительно, все дети в таком возрасте любознательны. Хотя нет, больше мой лорд не ребёнок, он наконец на пороге рубежа, всего шаг - и остатки наивности осыпятся древесной трухой. За этой чертой господин ещё не бывал, и оттого я чувствую особенную радость. Возможно, мне бы посчастливилось стать его учителем и в этом виде искусства, но я совершил глупость, сам виноват. Мне остаётся только смотреть на него и укрощать бурлящую где-то глубоко внутри жажду обладания. Я так увлёкся любованием, что упускаю момент, когда стоит закрыть дверь знаний. Лорд шокирован и в смятении. Ну, всё, достаточно. Таких уроков я сегодня не планировал. Закрываю господину глаза и рот, и чувствую отголоски его настроения. Господина мелко потряхивает, а мне так и хочется отгородить его своим телом, как обычно поступаю при любой опасности, но сейчас в этом нет нужды. К сожалению. Укладываю на узкую постель свою бесценную ношу, и как только милорд чувствует под собой опору, сразу отпускает меня, отползает на другой край и заматывается в одеяло, как в кокон. Так и хочется рассмеяться, но я сдерживаюсь, господин вряд ли это оценит. Тем более в таком состоянии. Проявляю наглость и присаживаюсь у изножья, кровать прогибается под моим весом, а мальчишка напряжённо замирает. Не стоит его пугать, поэтому больше ничего не делаю. С минуту сижу неподвижно, однако время у нас ограничено, поэтому тихонько откашливаюсь, предупреждая, что собираюсь говорить. - Господин, вы можете повернуться ко мне? Небольшая пауза и ёрзанье под одеялом. - Нет. - Почему? На этот раз ответом служит тяжёлое молчание. - Вы прячетесь… от меня? - Нет. - Тогда уберите, пожалуйста, одеяло. Я хочу с вами поговорить. - Чтобы слышать - глаза не нужны, - доносится глухое бурчание. Протянутая к упрямому холмику рука замирает и возвращается обратно. - Хорошо, будь по-вашему. - Говори что хотел и уходи. - Я должен попросить прощения за то, что вы видели в кабинете лорда Сомерсета. - А при чём здесь ты? - Я должен был оградить вас от подобных сцен. - Ха! Прочитал бы ему лекцию о целомудрии и морали? Прямо из гардероба? – мой граф приподнимается, и одеяло спадает ему на плечи. - Пожалуй, нет. - Оставь, Себастьян. Иди на ужин, опоздаешь, - вздыхает он, подтягивает колени к груди и упирается в них подбородком. - Если я не человек, то это не значит, что я не могу понимать вас. Моих знаний о людях достаточно, чтоб делать выводы. Сейчас вы напуганы… - Я не напуган! – возмущённо повышает голос милорд, но недостаточно убедительно. - Напуганы, сбиты с толку и странно себя чувствуете. Такого ведь с вами не случалось раньше, не так ли? Выжидаю несколько мгновений, во время которых любуюсь трогательным румянцем на щеках, и сам сглатываю подкативший к горлу ком. Мальчишка волнуется, и это только точит лезвие моего влечения. - Вы ведь и сами знаете, чем занимаются в этом, с позволения сказать, доме. Но случилось так, что вы увидели всё своими глазами, и теперь тело требует внимания к себе. - И что это значит? – угрюмо фыркает милорд, не поднимая головы. - То, что вы чувствуете, называется возбуждением. Оно уйдёт, как только тело получит то, чего хочет. - Что? – господин поднимает покрасневшие изумлённые глаза. – Хочешь сказать, что я должен заниматься тем же, что и они?! Что я должен… Ни за что! Какая низость! Я никогда не буду делать ничего подобного! - Но милорд, когда-нибудь вам придётся продолжать род Фантомхайвов. И именно так исполняется супружеский долг. - Я должен буду делать такое с Лиззи? – господин резко поднимает голову, на его лице отчётливо читаются ужас и брезгливость. - Да, - отчего-то внутри всё холодеет, и я прикусываю язык в наказание за желание пойти и перерезать юной леди горло. – Когда-нибудь она станет вашей женой. - Нет, - мотает он головой. – О, нет-нет-нет! Я не стану унижать её подобной грязью. Уголки губ сами тянутся вверх, однако я успеваю удержать их на месте, а холод внутри сменяется чем-то большим и тёплым. - Если вам претит такой способ, то есть и другие. Иногда мужчины удовлетворяют свои потребности с мужчинами, а женщины – с женщинами. - Какая гадость! – морщится милорд. - А когда партнёра нет, то можно справиться самому. - Самому? - Разумеется, удовольствия подобный метод приносит намного меньше, но люди пользуются им чаще, чем можно представить. Глаза господина медленно округляются. Он смышлёный мальчик, мне не нужно рассыпаться в подробностях, однако так хотелось бы показать наглядно, что можно сделать с человеком, чтоб он забыл собственное имя от наслаждения… О, я многое мог бы показать! Внутри всё начинает клокотать, там зиждется желание сорвать с господина одеяло, распластать на постели и брать до изнеможения, до мокрых простыней, пока не охрипнет горло. Кажется, моё помутнение достигло своего апогея, сейчас я хочу его тело больше, чем когда-либо желал душу. Он отрава, абсент, зелёный яд, проникающий в вены вместе с воздухом. И я опьянён им, очарован… Прикрываю глаза, погружаясь в приятные, но недоступные образы богатого воображения, и продолжаю говорить, понизив тон. - В этом нет ничего гадкого, люди занимаются любовью ради приятных ощущений, удовольствия, наслаждения. Хотя чаще всего ради влияния и власти. Не смотрите так, люди зависимы от требований собственной плоти, хотят они того или нет. Даже пастор, днём проповедующий благочестие под сводами храма, ночью ложится в постель со своей женой. Не думаете же вы, что детей им приносит Святой дух? - Господи, Себастьян, я знаю, откуда берутся дети! – возмущённо сопит господин, трогательно раздувая ноздри. – Но это выглядит как… унижение. - Действительно прелюбодеяние можно использовать и в таких целях. А насилие и вовсе уничтожает человека как личность, но я хотел сказать о другом. Если люди друг другу нравятся и между ними существует доверие, тогда то, что кажется низким, может подарить небывалое удовольствие. - Удовольствие? – возмущённо вспыхивает мальчишка и стремительно краснеет, то ли от смущения, то ли от негодования. – О каком удовольствии может идти речь, когда он её таким… таким… Милорд запинается, умолкает и отворачивается. - Поверьте, в этом процессе оба получают наслаждение. Да, я бы с большим удовольствием наслаждался вашими губами, трогательным изгибом шеи и запахом волос, ласкал ваше тело до тех пор, пока оно не покорится моей воле – а я уверен, что это было бы непросто – пока рассудок не воспарит над звёздами. Я отвёл бы вас туда, где ещё никому из смертных не доводилось бывать, потому что впервые не жду приказа, а хочу этого сам. - Хорошо, допустим, - чуть осипшим голосом соглашается его светлость. – Но ты упоминал ещё предпочитающих свой пол. Уж это-то определённо противоестественно! И в этом чёртовом борделе можно получить такого рода услуги, что, кстати, противозаконно! - Да, общественное давление велико, - губы сами презрительно кривятся. – Людям свойственно ограничивать себя различными рамками, будь они моральными, этическими или физическими. Свободе вы предпочитаете добровольные кандалы. Но разве есть большая разница в прикосновении мужчины и женщины? У тех и других есть голова, две руки и две ноги, а кожа также чувствительна. Убедитесь сами. Осторожно беру ладонь господина и поднимаю на уровень глаз. С сожалением отмечаю, как он слегка дёргается, но всё-таки не вырывается и не отстраняется, с опасением наблюдая за мной. - На вашей коже множество рецепторов, отвечающих за осязание, я провожу здесь… - пальцем трогаю голубоватую венку на запястье, чуть выше повязки, и веду по кругу. – И вы чувствуете моё касание. Считаете, если я сделаю то же самое с мисс Элизабет или любой другой женщиной, то она ощутит что-то иное? С трудом останавливаюсь и выпускаю руку, иначе осуществлю все свои недавние помыслы, и пусть контракт потом спалит меня дотла. - Вряд ли, - хмурится милорд, рассматривая свою кисть так, будто она превратилась в букет цветов. – А ты? - Что я? - Ты так же чувствуешь? Господин переводит взгляд на меня, серьёзен и заинтересован. К сожалению, интерес исключительно философский. - В этом теле да. - И тебе бывает больно? - Коса жнеца особенно неприятна. Мой лорд задумывается на какое-то время, позволяя любоваться собой, а потом находит глазами часы. - Вот чёрт! Себастьян, ужин! – он подскакивает на постели и спихивает меня прочь. – Ты же опоздал! И действительно, уже восемь часов. Возвращаюсь всё также – через окно комнаты Амелии, оставляю её парить во сне, отпираю дверь и бросаю ключ на том же пуфе.