*** Ищущий
О следующей встрече с Себастьяном мы не успели условиться, а сам он не приходит, поэтому уже два дня прошло в бездействии. Я не могу забыть то, что видел в кабинете Сомерсета и обхожу его десятой дорогой. Не только лорда. Потому что стоит только глянуть на дубовую дверь, и в животе что-то переворачивается, а мышцы во всём теле начинает тянуть. Я пытаюсь думать о расследовании, но всё скатывается к образу широкого стола, и двум соединённым на нём в размеренном ритме телам. Они словно выжжены в моём мозге и не желают стираться. Не помню, как исполнял всё это время приказы леди Сомерсет и исполнял ли их вообще. Приходится скрываться по углам, избегая встреч со слугами. Вчера вот меня долго и пристально рассматривала Кэти, а после обеда тихонечко поймала под лестницей и принялась выспрашивать, что с моим лицом, якобы я выгляжу так, будто встретил призрака. Женское любопытство порой переходит всякие границы! Еле отделался от неё, отговорившись неотложным заданием от Хозяйки. Очень много размышлял над словами Себастьяна и об Элизабет. Она прекрасный человек, подруга детства, маячок в моей памяти о некогда прожитых счастливых годах, но именно поэтому я всё больше понимаю, что совсем не готов поставить на ней «чёрную метку» родового долга. Она этого не заслуживает. Не так. Хотя чего я распереживался? Скорее всего, Себастьян вытянет из меня душу гораздо раньше, так что пора выбросить из головы всякие глупости и заняться делом. Вытаскиваю из-под матраса изрядно помятые рисунки, добытые из кабинета лорда Сомерсета, и в сотый раз раскладываю на кровати. Три листка с изображением трёх разных девушек, живущих в этом доме. В них нет ничего необычного или криминального, кроме разве что безрассудной обнажённости натурщиц, и всё же они не дают мне покоя. Возможно, я бы давно уже сообразил, в чём дело, если б не эмоциональная дисгармония. К тому же, на одном из рисунков изображена та самая Элоиза, даже с бумаги вносящая своим видом хаос в идеальный строй мыслей. Я до мельчайших деталей запомнил все анатомические особенности её тела. Ненамеренно, разумеется. Переворачиваю рисунок лицевой стороной вниз. Она мешает мне думать. Делаю глубокий вдох. Выдох. Можно работать дальше. Ещё две девушки соблазнительно улыбаются с молчаливого пергамента. Куртизанки, разумеется: Элен и Жанин. Однако они меня ничуть не смущают, их я обнажёнными не видел. Своими глазами. Я почти уверен, что художник ни кто иной как сам лорд Сомерсет, поскольку все натурщицы ничего от него не скрывают, это видно по их позам, мимике, глазам… Они безоговорочно доверяют автору, а уж такой жгучий взгляд Элоиза дарует только одному мужчине в борделе. Хм, они все влюблены в своего Хозяина. Все, без исключения. Щебечут и теснятся вокруг него, словно стайка рыбок у хлебного кусочка. Несомненно, он спал с каждой из них, теперь я в этом уверен - спасибо случайному и не слишком приятному опыту – об этом говорят якобы непреднамеренные прикосновения, частые отлучки с кем-нибудь в кабинет, взгляды… О, какие взгляды! Иногда я всерьёз опасаюсь, как бы эти девицы не съели своего Хозяина живьём. Любопытно, как они ещё не выцарапали друг другу глаза за каплю бесценного внимания их святейшего лорда. Версию о том, что Сомерсет является отцом утопленных детей приходится исключить. Не думаю, что женщины питали бы нежные чувства к убийце своих отпрысков. Следующий вариант. Бордель посещает добрая половина лондонской знати, кто-то из них наверняка наградил кого-то из этих прелестниц ненужным чадом, а бастардов не слишком жалуют в любой семье. Перебирать же их все… Чёрт возьми, слишком много! Нужно пересмотреть все рисунки в закромах лорда Сомерсета, чтоб иметь лучшее представление о его необычном увлечении. И сам я туда однозначно не проникну. - Себастьян! Окно с шумом растворяется ровно через две секунды, впуская вместе с холодным воздухом моего демона. - Звали, милорд? Его взгляд бегло оценивает комнату и останавливается на листках бумаги, занимавших мою голову последние пару часов. - О, вижу, вы нашли весьма приятный способ проводить время, - от насмешки в тоне так и подмывает огрызнуться. Только он может вывести меня из себя буквально несколькими словами. - Прибереги свой сарказм для другого случая. Моё свободное время заканчивается через десять минут. - Я слушаю, господин, - опускается на колено дворецкий. - Рисунки Сомерсета. К вечеру они все должны быть у меня. Все, Себастьян. - Вы так уверены, что он и есть их автор? Проверяет он меня что ли? - А зачем бы ему понадобилось хранить в своём кабинете чужие художества? - Хм, возможно из сентиментальных воспоминаний об их авторе? - Едва ли он способен на такие нежности, - скептически пожимаю плечами. – Самовлюблённый напыщенный индюк. - Какие эпитеты! А если мистер Сомерсет обнаружит отсутствие своих, как вы выразились, художеств? - Утром ты вернёшь их обратно. Не думаю, что они понадобятся ему ночью, в это время он занят несколько иными делами. - И не только ночью, - понимающе отзывается Себастьян. Откашливаюсь, заталкивая внезапно образовавшийся в горле смешок обратно. - Они нужны мне сегодня. Я серьёзен и вкладываю свои намерения в звучащие необычно ломко интонации. Странно, раньше мой голос звучал несколько иначе. - Само собой. В глазах Себастьяна мелькает нечто, виденное мной и раньше, но оно настолько быстро исчезает, что думать ещё и об этом нет никакого желания. - Могу я ещё чем-то помочь? - Скажешь мне имя убийцы? – даже не пытаюсь скрыть сарказм. - А, ваше расследование завязло, - улыбаясь, приподнимает бровь Себастьян. - Возможно оно сдвинется с мёртвой точки, если у меня будут результаты извращённого труда нашего художника. Себастьян пытливо молчит, что крайне настораживает. Безмолвствую и я. Тишина между нами звенит множеством колокольчиков, он явно что-то знает, но не говорит, я чувствую это. Он хочет, чтобы я догадался сам. Смотрю в его смеющиеся глаза, он – в мои. Неотрывно. Читает ли Себастьян в этот момент мои мысли? Возможно да. - Ты ведь не скажешь? – удобно, не нужно объяснять причину возникновения вопроса, он знает и так. Слегка ведёт головой, что означает «нет». - Вы гораздо умнее, чем сами считаете. - Неужели? – ядовито выплёвываю и отворачиваюсь. - Вы знаете об этом так же как и я, нужно только вспомнить. - Вспомнить? Вспомнить что? Накатывает раздражение, и я принимаюсь вышагивать по комнате из угла в угол. Что-то слишком часто я становлюсь в последнее время подвержен таким эмоциональным нестабильностям. Озарение приходит внезапно и настолько ошеломляюще, что ноги буквально врастают в пол. - О, господи боже мой! Себастьян презрительно фыркает за спиной. - Я слепой дурак! - Не совсем верное определение. - Заткнись, тебя не спрашивал! - Вообще-то спрашивали. Три минуты назад. - Не об этом! - За вас это сделали глаза. Теперь хмыкаю уже я. Ну да, как же. Глаза мои ему сказали! Кстати о них, где они были всё это время? Себастьян говорил же, что здесь обслуживают не только девушки, но и юноши! А я склонен ему верить, уж он-то никогда не ошибается. Однако я ни разу не встретил никого похожего на мальчика лёгкого поведения. Так откуда такие сведения? - Себастьян, у кого ты узнал, что здесь можно заказать юношу? - О-о, - прищуривается он и медленно проводит указательным пальцем по нижней губе, - видите, вы наконец нашли правильное направление! - Себастьян! - Несколько чиновников, один лорд, банкир, пара баронов, виконт и… - Достаточно, - прерываю перечисление. – Сомневаюсь, что хочу услышать о способах изъятия у них признаний. - Всё было вполне законно и благопристойно, если вы об этом. - Неужто за кружечкой чая? - М-м, почти, - уклончиво отвечает Себастьян. Снова принимаюсь расхаживать по комнате, лихорадочно соображая. - Но откуда они берут мальчиков? Узнай это. - Как скажете. - Ты ещё здесь? Хлопок оконной рамы оставляет на душе мерзкое ощущение недопонимания. Встаю около стены и прислоняюсь к ней лбом. Этот бордель скрывает в себе ещё что-то помимо смертей новорожденных младенцев. Говорят, у стен есть уши, но, к сожалению, у них нет языка, чтоб рассказать свою историю. Рядом щёлкают стрелки часов и отбивают полдень. Пора возвращаться к своим временным обязанностям лакея. Выхожу, прикрываю за собой дверь и сталкиваюсь с идущей по коридору Кэти. Она оступается, но я вовремя успеваю схватить её под локоть. - Прости, я тебя не заметил. - Ничего, всё нормально, - рассеянно отвечает та, потирая ушибленное плечо. - Уверена? - Да, - Кэти кивает и выдавливает усталую улыбку. Я ещё утром заметил её подавленность и мешки под глазами, но списал это на тяжёлую работу. - Уж больно ты вялая сегодня, - словно невзначай подмечаю я. - Ничего особенного, просто приснилось что-то неприятное, - пожимает она плечами и подавляет зевок, прикрыв рот ладонью. – Иногда со мной такое бывает. И из-за кошмаров она похожа на амёбу? Мне тоже часто снятся ужасы всякие, но я не рассыпаюсь на части при каждом шаге, а Кэти вот-вот именно это и сделает. - Как твои руки? – спрашивает она участливо. Никак не могу привыкнуть к чужой заботе. Конечно, Себастьян печётся обо мне, но у него на то есть свои причины, а вот Кэти делает это с абсолютной искренностью, от которой болезненно ноет в груди. Наверное, в какой-то степени мне стыдно платить ей ложью за такую душевную открытость. - Почти целы и работе уже не мешают, - демонстрирую ей пока еще перебинтованные пальцы, но уже только до костяшек, и бодро шевелю ими. - Птенчики, на вас прям смотреть приятно! – обгоняет нас вприпрыжку Мери и подмигивает мне. Не сразу понимаю при чём здесь пернатые, как рядом Кэти всплёскивает руками и кричит вдогонку: - Дурочка! Мы просто разговариваем! - Ага, конечно. Вы уже целовались? – Мери оборачивается и продолжает двигаться спиной вперёд, чтоб наши лица были ей видны. Вот тут-то я и понимаю, что краснею самым нелепым образом. Прямота этой девчонки обескураживает, даже Элизабет такое не удавалось. - А-а-а! - многозначительно тянет Мери и весело подпрыгивает. - Да что ты понимаешь! Ну, я тебе сейчас!.. Кэти срывается на бег, Мери взвизгивает и пытается оторваться от погони в запутанных лентах длинных коридоров. Их топот стихает, а я замедляю шаг, раздумывая над тем, в какой опасности могут находиться люди под этой крышей. - Что за шум вы здесь устроили? – вздрагиваю от резкого окрика за спиной. Сэр Томас. И откуда он только взялся? - Негодный мальчишка! А ну-ка иди сюда, будешь у меня драить конюшни до второго Пришествия! Вот уж чего мне хочется меньше всего. И я, как и Мери с Кэти до этого, бегу в то место, где дворецкий будет искать меня в самую последнюю очередь – к комнатам леди Сомерсет. На моё счастье сегодня госпожа Хозяйка не намерена никуда ехать, вместо этого я служу ей в качестве игольницы. То есть она вышивает, сидя в гостиной, а я стою рядом и держу чёртову подушку с швейными принадлежностями, каждую минуту подсовывая её под нос мадам. На соседних диванах расположился выводок необременённых известно какими делами подопечных, взявших пример со своей Хозяйки. Шуршание тканей и чьё-то тихое пение неотвратимо навевают сонливость, уговаривая веки сомкнуться. Машинально вытягиваю подушку, стоит только леди Сомерсет поднять руку, и едва не роняю на пол, когда грузные двери, отворяясь, нарушают устоявшийся покой. Сомерсет Вилсон жизнерадостно жестикулирует, пропуская кого-то вперёд. По тону можно понять, что он старательно что-то доказывает очередному гостю, которым оказывается Себастьян. - Мистер Михаэлис! – мадам откладывает своё шитьё и широко улыбается. - Мисс Сомерсет, - не менее лучезарно приветствует её мой демон. В зале поднимается лёгкий гул, а одна из девушек встаёт, бросается Себастьяну навстречу и к моему немалому изумлению вцепляется ему в левую руку так, будто жаждет её оторвать по самое плечо! Откуда-то взвивается горячее желание, чтоб демон отшвырнул эту девицу от себя подальше, однако тот церемонно берёт её ладонь и целует кончики пальцев. Его ресницы слегка опущены, но я вижу, как он смотрит сквозь них на эту кружевную овечку*, касаясь одновременно белой кожи. Кажется, ещё чуть-чуть - и меня стошнит! Какого дьявола он вытворяет?! Тут двери снова открываются, пропуская сэра Джерома - камердинера мистера Сомерсета. - Герцог Ловель Оуэн, - безликим тоном возвещает он и отходит в сторону. Да чтоб меня Грелль поцеловал! С этим пэром я познакомился месяц назад на приёме Её Величества, и если он меня узнает… - Какая честь! – склоняется перед ним Вилсон и приглашает присесть. - Добрый день. Увы, я, кажется, не вовремя. У вас гость, - господин Оуэн не сдвигается с места, нерешительно обозревая помещение и в частности Себастьяна. Подбираюсь, когда взгляд касается меня, к счастью ненадолго, и тихонько выдыхаю, когда герцог отворачивается. Пронесло. - Что вы такое говорите, мы всегда рады вас видеть! - Финни, думаю, на сегодня ты свободен, можешь идти, - до сознания не сразу доходит обращение по фальшивому имени, поэтому леди Сомерсет несколько озабоченно поглядывает на меня, пока спустя несколько мгновений я не спохватываюсь и не ухожу. В последнюю секунду, прежде чем закрыть дверь, я встречаюсь глазами с Себастьяном. Кажется, даже с такого расстояния я вижу в них своё отражение. Со всех ног буквально лечу в комнату леди Бекки Сомерсет, оставляю там все нитки и иголки, а затем спускаюсь в коридор, ведущий к кабинету лорда. Прячусь в тени чёрной лестницы и замираю в ожидании. Только вот мой манёвр не остаётся незамеченным. - Финни! – в тишине поместья даже шёпот слишком громкий. По ступенькам спускается Мери и перегибается через перила, сложив ладони у рта лодочкой. Хватаюсь рукой за лоб. Только этого мне не хватало! - Что ты делаешь, Финни? Да господи-боже! Высовываюсь из тени и машу, показывая, чтоб она спустилась ко мне. Девчонка на цыпочках и оглядываясь по сторонам пробирается под лестницу, открывает рот для очередного вопроса, но я успеваю его захлопнуть ладонью, прижав её к стене – и вовремя – по артериям коридора звучат приближающиеся голоса. Мы замираем. Указательный палец свободной руки я подношу к губам, приказывая молчать, и Мери согласно кивает. Со стороны главной лестницы к нам приближаются двое, и я узнаю Себастьяна в компании той самой девушки, что так рьяно бросилась его встречать. Амелия – я, наконец, вспоминаю её имя – всё так же виснет на моём дворецком, по неведомым причинам вызывая во мне глухое раздражение. Отступаю вглубь тени, таща за собой Мери, чтоб нас не заметили, но, похоже, моя осторожность излишня: эти двое настолько поглощены разговором, что даже под ноги не смотрят. - …невероятно! Вы так много знаете о культуре и обычаях стольких стран! А языки! Где выучили их? Особенно латынь, это же мёртвый язык. Бедный герцог Оуэн так мило краснел, когда вы заговорили на испанском! Что вы ему сказали? – тарахтит без перерыва Амелия. - Только то, что его акцент невероятно ужасен, - по голосу я понимаю, что Себастьян улыбается. Улыбается ей. Это злит. - Знаете... Себастьян. Позволите называть вас по имени? - Для вас, моя леди - всё, что угодно, - от низких чарующих интонаций мурашки бегут по позвоночнику. В этот момент моё сердце сжимается и начинает стучать всё сильнее и сильнее, словно старается вырваться на свободу из клетки груди. Я даже удивляюсь, почему его ещё никто не услышал. Оказывается, неприятно, когда мой демон называет какую-то куртизанку "своей леди". - Себастьян... ммм, - из уст Амелии это имя звучит настолько непристойно, что становится противно. Внезапно она издаёт громкий то ли стон то ли всхлип, и меня съедает искушение выглянуть из своего укрытия. - Вы невозможны! Вы!.. Да к чёрту приличия, мы не для того здесь! По коридору разносится неловкое топтание и шорох ткани. - Не думаю, что на подоконнике нам будет удобно, - через какое-то время доносится подозрительно приглушённое бормотание Себастьяна. - Нет, будет хорошо. После этих слов дурное предчувствие раскалённой кочергой шевелит угли вздымающейся беспричинной ярости. Перед глазами плывут тёмные пятна, какие обычно бывают, если смотреть прямо на солнце. Немного отрезвляет тихий писк в левом ухе. Опомнившись, я понимаю, что чересчур сильно стискиваю запястье Мери, которая с несчастным видом безуспешно пытается отвоевать свою руку. Отпускаю её и, не выдержав, осторожно выглядываю за угол. Лучше бы я остался на месте. Усевшись на подоконник, Себастьян покорно позволяет терзать свои губы вероломной куртизанке. Он слегка разводит ноги, облегчая Амелии доступ к своему телу, и я наблюдаю, как тонкая рука сползает с его шеи к груди и ниже. Господи, я уже знаю, чем они сейчас займутся, и это знание рвёт меня заживо на части. Прижимаю ладонь к губам, они горят воспоминанием о единственном поцелуе в моей жизни. Почему именно сейчас? Это невыносимо! - Всё же нам лучше найти отдельную комнату, - тягучий баритон Себастьяна врывается в моё потускневшее сознание вихрем шипов, впивающихся в сердце, как иглы в игольницу леди Сомерсет. – Предпочитаю в таких делах обходиться без свидетелей. С разочарованным вздохом Амелия отстраняется и нетерпеливо тянет его за собой. - Тогда давайте поспешим! Они проваливаются в арку приоткрытой двери, щёлкает замок. Этот простой звук что-то обрывает внутри меня. Тело не слушается, да и чувствую я себя неважно, словно только-только очнулся от недельной лихорадки. Я явно болен, да. Знать бы ещё чем. Стираю со лба пот и чуть не подскакиваю, когда неожиданно на плечо ложится чья-то ладонь. Распахиваю глаза и вижу перед собой Мери, она беспокойно переминается с ноги на ногу, внимательно всматриваясь в моё лицо. - Финни, что с тобой? – предусмотрительно шепчет она. - Ничего. - Что-то не похоже. Ты бледный и горячий. - Всё нормально, просто устал. Мери с сомнением продолжает изучать меня, а потом вдруг восклицает «ой!» и тут же зажимает рот руками, будто это поможет вернуть обратно вырвавшийся звук. - Ты что, никогда не видел, как здесь обслуживают клиентов? - Видел, конечно, - иронично и не без сарказма фыркаю я. - У меня есть привычка забираться в чужие комнаты, прятаться в шкафу и подсматривать. Ты разве не знала? Мери тихонько хихикает, не поверив не единому слову. А ведь в каждой шутке есть доля правды. - Финни, открою тебе секрет, - заговорщически говорит она мне на ухо, - мы в борделе! Так что привыкай. Не все добираются до отведённых им комнат. - Я знаю, - мычу сквозь зубы. – Просто мне это… противно. Любовь не купишь за деньги, сколько бы их ни было. Брови Мери изумлённо приподнимаются, а рот открывается в попытке что-то сказать, но ни звука не слетает с губ. Так мы и смотрим друг на друга, я – с вызовом, она – с непониманием. Спустя минуту Мери всё же отмирает, и голос её полон участия и сострадания: - Тебе сделали больно, - глухо произносит она. - В твоей жизни был кто-то, кого ты любил, а потом что-то случилось. Что-то ужасное. Поэтому ты избегаешь эмоций. Такое чувство, будто по затылку меня лягнула лошадь, а душу вынули, потрясли и швырнули об пол, разбив в стеклянную пыль. Я даже слышу звон осколков, мелким градом осыпающихся на гладкий паркет. Откуда ей знать такое? - Я всё-таки права. Не смотри на меня так, - грустно улыбается она, - я видела похожую боль в глазах многих других. Все мы отбросы не только для богачей, но и для собственных родных. Я замечаю, как сбивается едва различимый шёпот, ей нелегко говорить такие вещи, а, значит, они касаются и лично её. И тут я вижу отличный шанс задать парочку компрометирующих вопросов, не вызвав подозрений. - Тогда почему ты здесь? Мери моргает, будто сбрасывает с себя внезапно навалившийся на плечи груз, и непонимающе глядит на меня. - Судя по сказанному, ты вовсе не в восторге от того, что работаешь на этих людей, - поясняю я и рискую, продолжая: - Ты ведь не любишь богатых. Не любишь Хозяев. - А почему я должна их любить? - Мери задумчиво прислоняется спиной к стене рядом со мной. - Достаточно уважения. Меня подобрали на улице, как бездомного щенка, отогрели, дали крышу над головой, к тому же ещё и платят хорошо. Гораздо больше, чем в любом другом месте. О таком я даже мечтать не могла, так что благодарность - это меньшее, чем я могу отплатить. Хмурюсь, это не совсем то, что я ожидал услышать, но кое-что всё-таки почерпнуть удалось: мисс Мери в долгу у Сомерсетов и предана им до мозга костей. - И тебя не смущает нравственность этого дома? - Да какая уж там нравственность! - смеётся она без толики веселья. - Лучше служить в борделе, чем прозябать в подворотнях. Поменьше думай об этом, Финни. Тут Мери машет рукой в сторону двери, за которой скрылись недавно Себастьян со своей протеже. - А на них не обращай внимания, скоро привыкнешь. Все привыкают. - Да. - Идём, пока нас не хватились. Что ты вообще тут делал? Я уж было решила, что и правда подглядываешь. Она берёт меня за руку своей тонкой ладошкой и уводит в другую сторону. - От сэра Томаса прятался, - ложь выходит беззастенчивой и вполне подходящей - Мери понимающе кривится, она тоже не очень любит дворецкого. - Что же ты натворил? - Не я, а вы с Кэти. Из-за ваших игр в салочки Том хотел заставить меня драить конюшни. Она поворачивает ко мне голову, смотрит, а потом прыскает в кулак. - Прости, - выдавливает она сквозь смех. - Ничего. На кухне внимание Мери переключается на грязные столы, а я быстро теряюсь среди прислуги, избавляясь, наконец, от навязанной компании. Нужно срочно вернуться к кабинету Сомерсета и вытащить Себастьяна из лап той куртизанки. Уж не знаю как, но надеюсь по пути что-нибудь придумать. Каков подлец, решил развлечься, когда дело ещё не раскрыто! Мысль о том, как сам же приказал стать здесь клиентом, безжалостно топчу и вытряхиваю из головы, как пыль с коврика. Необоснованная злость снова распускается чёрными цветами где-то глубоко во мне, и я задумываюсь над её причинами. Не понимаю. Я их не вижу. Выглядываю в нужный проход и резко подаюсь назад, чуть не поскользнувшись на ковровой дорожке – навстречу идут герцог Оуэн под руку с Элоизой. Быстро оглядываюсь в поисках укрытия, однако, как назло, нет ни единого шанса спрятаться. Бежать к чёрной лестнице нет смысла, она слишком далеко, к тому же звук каблуков привлечёт внимание. Безвыходность перехватывает горло, мне не положено быть в крыле для гостей, это будет крахом так нужной сейчас карьеры лакея! Сзади слышится лёгкое шуршание, а через миг я оказываюсь втянут в скрытую старым гобеленом нишу. Оборачиваюсь, в едва пробивающемся сквозь полотно неверном свете Себастьян заговорщически прижимает указательный палец к губам и жестом показывает в непроглядную темноту за собой. Согласно киваю, нащупываю рукой шершавый холодный камень стены и медленно шагаю во мрак, плотной массой окутавший со всех сторон. Пытаюсь понять, где находится мой дворецкий, но в абсолютной темноте ничего не видно, нет даже крохи света, которая могла бы помочь глазам адаптироваться. Через некоторое время до сознания доходит, что кроме собственных шагов и дыхания больше ничего не слышно. Останавливаюсь. Прислушиваюсь. Ничего. Напряжение разом сковывает мышцы, страх заползает под кожу, отравляя своим смрадным дыханием. Я уже не в беспроглядном тайном проходе, а в замкнутом толстыми прутьями пространстве металлической клетки. Я один. Никто не придёт. Никто не поможет. Можно молиться до посиневших губ и распухшего языка, всё равно никто не услышит. Вздрагиваю, когда совсем рядом звучит немного озадаченный баритон: - Господин? - Ты здесь, - против воли срывается с губ с явным облегчением. - Разумеется, милорд. Я всегда с вами. С плеч словно падает гранитная плита, и я борюсь со смутным желанием дотронуться до демона рукой. Мне отчаянно необходимо знать, что не только его голос рядом, но и он сам, материальный, непоколебимый и сильный. Однако долго терзаться не приходится, он сам почти невесомо касается моего рукава, длинные пальцы скользят вдоль запястья и исчезают. Нет, не хочу быть один! Рука самовольно, игнорируя сомнения и метания сердца, взлетает и хватается за колючую шерстяную ткань фрака, возможно лацкан, не хочу разбираться. Спёртый сырой воздух разрывает лёгкая усмешка, огладив кожу на лбу чужим дыханием. - Позвольте проводить вас, господин, - его пальцы мягко обхватывают ладонь, но не навязывают свою волю, не тянут, только ждут. – Так мы будем идти гораздо быстрее. И я позволяю, в ответ немного сжимая тёплую даже через перчатки кисть. Панический ужас отступает, захлёбываясь одним только присутствием демона нижнего мира. - Почему ты здесь? – спрашиваю, потому что не хочу идти в тишине. – И как же та куртизанка? - Вас могли увидеть, я не мог этого допустить. Что касается мисс Амелии, то не она должна тревожить вас. Я достал то, что вы просили. Уже назревший на языке язвительный вопрос по каким таким причинам меня не должна тревожить «мисс Амелия» мгновенно улетучивается, заменяясь совсем другим. - Где они? - У меня. Этот ход выведет нас в кладовую, а оттуда проще попасть в вашу комнату незамеченными. Предвкушение разливается по телу, трепеща на кончиках пальцев. Мимо сознания проходит даже то, что рука Себастьяна чуть сильнее сжимает мою ладонь, пару раз погладив кожу на тыльной стороне большим пальцем.***
Рисунки разложены чётким веером на полу, занимая практически всё пространство моей небольшой комнатки. Из всех трёх книг листы разложены в том же порядке, в каком были расположены хозяином. Автор трудился определённо не один год, чтоб создать такую внушительную коллекцию. Однако самое удивительное оказывается в том, что необычное хобби коснулось не только куртизанок, которым отводилось подавляющее большинство изображений, но и всего штата прислуги. Признаться, меня это даже несколько смутило. Почему ценитель обнажённого женского тела вдруг принимается рисовать своих подчинённых, причём эти картины отличаются своей скромностью, потому что все юноши и девушки на них одеты в обычную униформу? К тому же, в отличие от листков, кричащих вопиюще откровенными телами, эти словно подглядывают за повседневной жизнью ничем не примечательных людей, они стирают, готовят, убирают пыль, срезают цветы или отдыхают в тени деревьев, расслабляя натруженные мышцы после длительной колки поленьев. Да, Сомерсет Вилсон рисовал не только женщин, но и юношей. С ними я встречаюсь каждый день, завтракаю, обедаю и ужинаю за одним столом, пересекаюсь в коридорах и иногда разговариваю. Мери, Кэти, Люси, Лаура, Пэт, Гай, немой Джетт, Гильберт, Ларри, камердинер Джером и даже дворецкий Томас, стоящий в углу с полотенцем на предплечье, а также многие другие. И все они мне знакомы, все они работники борделя. Хм… Все, кроме одной. Касаюсь пальцами слегка шероховатого листка. На нём в оконном проёме изображена девочка, срезающая разросшиеся ветви ползущего по стене плюща. - Себастьян, ты видел её здесь? - Нет, милорд. - Может её уволили? Поднимаю рисунок, подношу поближе к свету, всматриваюсь, принюхиваюсь. - Бумага довольно новая, судя по текстуре, однако уголки загнуты и немного затёрты, будто часто лежала на столе и её задевали рукавами, отчего края и завернулись. Её вынимали из тайника, любовались, вполне возможно, что в спешке накрывали чем-то. Зачем? Старались скрыть от чего-то, или кого-то? Не хотели, чтоб чужие глаза видели этот ничем непримечательный образ? Почему же она так часто была предметом внимания? На вид – обычная горничная. Потираю подбородок двумя пальцами, глубоко увязнув в неопределённых мыслях. Любопытно.