*** Роуз
Открыть глаза казалось непосильной задачей, голова раскалывалась на части, а всё тело болело. Роуз попыталась шевельнуться, но быстро поняла, что лучше пока воздержаться от лишних движений. Лёжа на спине, она постепенно осознавала своё тело, вот только оно казалось незнакомым, чужим. Во рту пересохло, и очень хотелось пить, на столе стоял кувшин с водой, однако до него ещё нужно было добраться. Роуз откинула лёгкое одеяло, осторожно села и обхватила голову руками. Как она вообще добралась до постели? Ночная сорочка была насквозь мокрой от пота и неприятно липла к телу, поэтому первым делом девочка постаралась стащить её с себя. Пошатываясь, кое-как добралась до кувшина, дрожащими пальцами обхватила сосуд и жадно отхлебнула. Вода тонкой струйкой потекла по подбородку, охлаждая кожу. Висок прострелило острой болью, и Роуз, едва не выронив кувшин, со стоном опустилась обратно на кровать. Может она заболела? Когда? И что она делала вчера вечером? В памяти обнаружился немалый провал, и как не пыталась Роуз его восполнить, ничего не выходило. Раздался громкий нетерпеливый стук. Метнув взгляд за окно, девочка ужаснулась – солнце давно встало, а это значит, что она проспала. До сих пор ей неплохо жилось здесь, но после такого промаха наверняка последует наказание. Роуз быстро намотала на себя сдёрнутую с постели простыню и поспешила к двери. От резких движений голова закружилась, и она чуть не упала, запутавшись в складках ткани. – Спишь ты тут что ли? – не дождавшись, пока хозяйка комнаты доберётся до входа, внутрь ворвалась Кэти и быстро захлопнула за собой дверь. Увидев подругу, она замерла. – И, правда, спишь. А ты себя нормально чувствуешь? На тебе лица нет. – Я не знаю… всё болит. Роуз медленно села на край постели и опустила голову на подушку. – Там Хозяйка рвёт и мечет. Они с Хозяином так ругались рано утром, что в шкафах хрусталь звенел, – сообщила Кэти, оживлённо жестикулируя. – Нас даже построить забыли. – А что случилось? – Да кто их знает. Хозяйка что-то про клиента кричала, мол, что она ему теперь скажет, если товар испорчен. Можно подумать у нас тут райский сад девственниц, – фыркнула напоследок Кэт. – Роуз, может попросить Хозяйку доктора вызвать? Подруга озабоченно наклонилась и положила ладонь ей на лоб. – Нет, не надо. Если она не в настроении, то безопасней не попадаться под руку. Лучше дай воды, пить хочу зверски. Кэти налила полный стакан и поднесла к губам девочки, придерживая её за плечо. – Ну как, легче? – Немного, – напившись вдоволь, Роуз облегчённо вздохнула. – Поможешь одеться? – Конечно. Через десять минут она уже стояла причёсанной и одетой. – Так, я постараюсь тебя прикрыть, спущусь на кухню, скажу, что ты отправилась греть воду для ванны. Роуз еле заметно кивнула, всё ещё чувствуя себя не вполне здоровой, и вернулась в комнату заправить постель. Стащив смятую простыню, она застыла, потрясённо уставившись на несколько пятен уже подсохшей крови, ярко контрастирующих на фоне белой ткани. Машинально Роуз опустила руку на низ живота и резко втянула воздух сквозь зубы от пульсирующего жжения между ног. Да что с ней случилось? Ничего не понимая, она сдёрнула испачканную простынь, свернула её и бросила в корзину для грязного белья. Забыв о наставлении Кэти, она отправилась прямиком в прачечную, отстирывать непонятно откуда взявшиеся пятна. Подходя к дверям нужной комнаты, Роуз услышала знакомый властный окрик: – Все вон! Две девочки-прачки пролетели у неё перед носом, как пущенные из лука стрелы. Роуз уже собиралась развернуться, но голос Хозяина, раздавшийся из глубины помещения, подействовал одурманивающе, и она припала к стене у проёма. – У меня от вас голова болеть начинает. – И будет болеть ещё сильней, если продолжите в том же духе! – Я уже извинился, что вы ещё от меня хотите? – голос мужчины прозвучал вымученно и глухо. – Извинениями тут не поможешь! Где, скажите на милость, я достану теперь девственницу?! За неё предлагали целое состояние, а вы всё испортили! – гневно повысила голос Хозяйка. – Но я выбирал её для себя, – невозмутимо отозвался мужчина. – Вы прекрасно знали, для чего именно выбирали. Клиент всё равно хочет её. Цена, разумеется, будет снижена, но сегодня он всё равно её получит. – Не делайте этого, – интонации Хозяина неуловимо изменились, проступило что-то, ранее незнакомое. Захотелось хоть одним глазком увидеть его лицо, но Роуз опасалась быть обнаруженной, поэтому благоразумно осталась на месте. – Брат мой, я вас не узнаю. – Я сам себя не узнаю, – проговорил он так тихо, что слова можно было различить с большим трудом. – Делайте как вам угодно. Каблуки шаркнули по полу и застучали, Роуз сообразила, что Хозяин направился к двери, осторожно отступила и быстро шмыгнула под лестницу за поворотом. Мужчина стремительно прошёл мимо, ничего не заметив, но девочка ещё долго сидела в тени, размышляя над подслушанным разговором и пытаясь понять, о ком шла речь. В течение дня она старалась избегать общества Хозяина, однако иногда внутри поднималось беспокойное чувство, будто стылые серые глаза не выпускали её из виду. Тогда девочка оглядывалась в поисках их обладателя и находила неподалеку, но занятого каким-нибудь делом. Вечером, когда оставалось только протереть от пыли мебель в гостиной, в комнату вошёл Хозяин и устроился в кресле у стола, над которым как раз трудилась Роуз. – Мери, – обратился он к горничной, складывавшей книги на полке, – сейчас прибудет клиент, приготовьте чай и проследите, чтоб подали свежие булочки. – Да, Хозяин, – присев в несколько неуклюжем реверансе, она удалилась, оставив Роуз наедине с мужчиной. Казалось, он нисколько не заинтересован в её присутствии, всё внимание было обращено к книге, однако ни в показной расслабленной позе, ни в застывших чертах лица не было обычного спокойствия. И тут взгляд Роуз упал на руки, держащие фолиант на весу – они мелко дрожали. – Хозяин, – отважилась обратиться к нему девочка, – вы себя хорошо чувствуете? Поняв, на что смотрела Роуз, мужчина опустил книгу на колени, закрыл и отложил на стол. – Вполне. Он поднялся, достал из застеклённого шкафа тёмную бутыль и два бокала, наполнил их напитком, заигравшим в гранях хрусталя изумрудными оттенками, и подал один горничной. – Что это? – с изумлением и недоверием спросила Роуз, расширившимися глазами косясь на Хозяина. – Абсент. Попробуй. С опаской дикой кошки она сделала вдох и пригубила бокал. Остро пахнущая жидкость прокатилась по горлу обжигающим комом. Роуз чуть не задохнулась от горечи во рту. – Тише, тише, – Хозяин ловко успел выхватить из ослабевших пальцев хрусталь, пока она не уронила его, и обнял за талию. Даже через одежду кожа под ладонями мужчины горела и плавилась. Он тихо рассмеялся и притянул Роуз ещё ближе к себе. Мысли потекли в несколько раз медленнее, тягуче, сладко, как мёд, а голова пошла кругом. Появилось смутное ощущение, что такое уже происходило с ней ранее, но сознание потускнело и потерялось. – Прости… – голос Хозяина был наполнен ещё большей горечью, чем напиток, предложенный им. Явь стала сном, а может это сон был явью… Роуз казалось, что нежные руки несли её куда-то, уложили на свежие простыни, погладили по волосам… исчезли. Снова появились, но уже совсем другие, незнакомые, чужие. Раздели, огладили грудь, живот, бёдра, изучая, познавая, однако это вовсе не то, чего ждала Роуз, не те ощущения, которые откуда-то помнило её тело. Она хотела бы сбежать, вырваться из невидимых оков, но чужая похоть уже заполнила её собой, а дальше телом завладело безразличие ко всему. Пустота. Апатия. Она не принадлежала себе, разум был слишком высоко, чтоб воспринимать действительность. Где-то там, в иной реальности раз за разом кто-то входил в её тело, но Роуз этого уже не чувствовала. А в глубине тёмных комнат хозяин огромного особняка в бессильной ярости швырнул о стену бокал с абсентом.*** Жаждущий
- Я дал ей уйти. Думал, что поговорю позже, когда девчонка успокоится, но так и не нашёл вчера. После обеда, во время которого она старательно избегала встречаться со мной взглядом, Кэти как сквозь землю провалилась. Она определённо знает, что случилось с мисс Роуз, - меряя шагами комнатку, рассказывает господин. Я готов всю ночь слушать его ломающийся, обретающий мужественность голос, и рад, что милорд, наконец, осознал всю серьёзность своего положения. Ведь не думает же он, что то посягательство на его тело было единичным случаем? - Хотя сомневаюсь, что сумею добиться от неё каких-то ответов, но попробовать всё же стоит. Преданность здешних слуг сравнима лишь с преданностью пса своему хозяину. Однако теперь мне стал понятен этот феномен, они так похожи на Барда, Мейлин и Финни. Почти все здесь сироты, их избавили от голодной гибели, дали кров и исправно платят жалованье. О чём ещё могут мечтать те, кто видел худшую сторону жизни? - Но у Роуз Уотерс немного другая история, её родители живы. - Даже так? - Живут в предместьях Лондона, в семье есть ещё младшие дочь и сын. Семья бедна как церковные крысы, поэтому мать решила продать старшую девочку в бордель. Младшие дети пока не годны для работы. Господин брезгливо кривит губы, облизывает и проводит по ним пальцами, глядя за окно на тёмное ночное небо. Не могу оторвать взгляд от влажной розовой кожи, вызывающей во мне желание изучить её собственным языком… - Отец болен, его мучает лихорадка. Без должного ухода и лекарств он долго не протянет. Милорд выпрямляет спину, не сводя глаз со звёзд, и я чувствую острое желание бросить это гордое тело на кровать, подмять под себя, завладеть чуть приоткрытыми губами, наслаждаясь их теплом и невинностью. Ощущая жгучую потребность защитить от всякого то, что должно принадлежать мне, делаю шаг вперёд. Но тут господин оборачивается и наточивший когти опасный хищник во мне мгновенно отступает в свою берлогу. - Может, стоит уже закрыть расследование? – осторожно интересуюсь, не хочу я, чтоб господин находился здесь и дальше без присмотра. Вернее, как раз наоборот, он под прицелом слишком многих глаз. – Показания о покушении на вашу добродетель вполне весомый аргумент против содержателей борделя. Королева доверяет вашим словам. - Этого мало, – жёстко чеканит он, резко взмахивая рукой. – Кроме чашки с лауданумом у меня ничего нет! - Достаточно, чтоб отравить жизни виновникам. - На костре, как в средние века, их не сожгут, увы. Публичными такие сношения назвать нельзя, а кроме меня в насильственном обращении никто не признается. Нет, обвинения в мужеложстве недостаточно. Милорд обхватывает себя руками и нервно поглаживает плечи большими пальцами. Отмечаю тоскливое, скребущее чувство, возникшее от пойманного в глазах господина отвращения при упоминании о мужской близости. Ну что за глупые предрассудки люди из поколения в поколение вбивают себе в головы? - Помнишь, в руке одной из жертв обнаружили частицы пастушьего сумочника? Утвердительно киваю, стараясь не упускать нить разговора, поскольку пытаюсь одновременно задавить требовательное желание прикоснуться к моему тёплому и такому близкому наваждению. - Я давно понял, что его подливают девушкам во избежание нежелательной беременности, - милорда охватывает азарт, почти скороговоркой он начинает изливать словами поток скопившихся мыслей, быстро перемещаясь мимо меня туда-сюда. - В обед всегда дают зелёный чай, в него-то, скорее всего, и доливают настойку. Наверняка кто-нибудь из горничных пренебрегает ежедневным употреблением этого напитка. Тут и у простого чая-то вкус отвратительный! Вот вам и проблемка. А зачем в борделе никому не нужные дети? От них просто избавляются. И сомневаюсь, что прислуживающие здесь девочки против такого алгоритма. Кэти тому доказательство. Господин останавливается прямо передо мной, дразня слишком чувствительное обоняние своим возбуждённым состоянием. Я слышу, как учащённо бьётся маленькое сердце в его груди, каждый удар, каждый вдох… Пальцы его рук сжимаются в кулаки и разжимаются, разгоняя по венам кровь. Чувствую запах мыла на коже и в волосах… Нет, это уже слишком! - Не ясно мне только одно: где держат девочек во время беременности? – продолжает распаляться милорд, не замечая ничего вокруг. - Я изучил почти всё поместье, но ничего не нашёл. Он замолкает и снова принимается разрезать пространство комнаты вдоль и поперёк. - А с чего вы решили, что это место находится именно здесь? – пусть делится мыслями и дальше, мне нравится его слушать. - Знаю, прозвучит глупо, - во взгляде милорда проскальзывает затаённая опаска, - но интуиция подсказывает: искать нужно тут. Давлю насмешку в зародыше. Ох, ну конечно! Он снова боится своих снов, как и раньше. Только на этот раз под подушкой не припрятан револьвер, и мучают его не давно почившие сектанты, а его собственное воображение, переносящее беспокойство из реальности в ночные видения. - Очевидно, что мисс Роуз не оказалась в числе любителей чая с Capsella bursa-pastoris и теперь находится в незавидном для себя положении. Нужно найти её до рождения ребёнка, иначе ещё одна жизнь упокоится на дне Темзы. Внезапно мой неугомонный граф хлопает себя ладонью по лбу и отчаянно зажмуривается, словно только что вспомнил нечто жизненно важное. - Вот чёрт! - Господин? - Сколько я уже здесь нахожусь? Два месяца, три? – он начинает метаться с ещё большей яростью, словно дикий зверь в клетке. Красивый, юный, отчаянный зверь. - На каком сроке у беременных живот становится заметным? - Зависит от человека, его сложения… - В большинстве случаев? – перебивает он меня. - Примерно после шестнадцати недель. Платье с завышенной талией и широкой юбкой спрячет и больше. Он прижимает крепко сжатый кулак к губам и сосредоточенно сверлит пространство перед собой. - От комиссара вестей о новых жертвах пока не было. Это ещё ни о чём не говорит, но всё же времени у нас может не быть совсем. Пять месяцев плюс три… Семь, восемь… Или всё-таки уже девять?.. Если предположить… - неразборчиво бурчит он себе под нос. – Время, время, чёртово время! Пока господин барахтается в своих умозаключениях, которым я предпочитаю не мешать, мои собственные мысли густыми тучами сводятся к единому мнению – больше ни на минуту не оставлять этого мальчишку одного в стенах борделя. Даже если он будет категорически против. Собственно, ему не обязательно знать о моём местонахождении, а уж я позабочусь о его безопасности. - Себастьян, мне обязательно нужно ещё раз поговорить с Кэти. Поворачиваю голову на голос, сверкающие глубокой морской синевой глаза решительно уставились на меня, маня играющими в чёрных зрачках огоньками тусклых свечей. И столько затаённой страсти кроется за шорами социальной угнетённости, столько кипит в непознанных просторах закованного в цепи сердца, даже не подозревающего о её существовании, что руки так и тянутся высвободить эту невольную птицу, показать, насколько широки могут быть возможности человека. Но я всего лишь дворецкий, а сейчас не время для необдуманных поступков, поэтому я только молча соглашаюсь с господином, кивая головой, и шагаю к кровати. - Вы успеете поговорить с ней завтра, а сейчас уже поздно и пора спать, - откидываю в сторону покрывало и приглашающе приподнимаю уголок одеяла. Судя по всему, милорд ложиться не собирается, он продолжает стоять на одном месте и смотрит на свою постель так, будто в ней копошится клубок ядовитых змей. Ах, да, теперь к старой коллекции страхов прибавился ещё один. Ловель Оуэн… - Если хотите, я останусь. Милорд тут же гордо вскидывает подбородок и шествует ко мне с таким видом, словно он на королевском приёме, не меньше. Садится на кровать и протягивает руки перед собой, разворачивая манжеты пуговицами вверх. Позволяет себя раздеть? С чего бы это? - Хочу, - коротко и ёмко отвечает он. Недоумённо вскидываю брови, демонстрируя непонимание, ведь в последнее время он всячески показывал свою самостоятельность. Неужели сожалеет о былой грубости? Снова доверяет? Признаться, это оказывается отчего-то приятно. Со мной творится что-то странное, когда давно привычными движениями пальцы ловко избавляют пуговицы от петель и дотрагиваются до обнажённой кожи запястий. Безошибочно улавливаю учащающийся с каждым моим прикосновением пульс. Такая близость будоражит господина, а его волнение невероятным образом передаётся и мне. Собственное сердце совершает болезненный удар внутри, словно огромный гонг, затем ещё раз и ещё. Хочется вырвать из себя это чуждое, незнакомое ощущение, колотящееся в глубине, оно слишком непривычное, слишком большое, слишком сильное, даже для меня. Надеваю на милорда сорочку, укрываю одеялом, придирчиво поправляя со всех сторон, и собираюсь укрыться в самом дальнем углу, когда тонкие пальцы неожиданно тянут за рукав. - Сядь на кровать, - приказной тон не оставляет выбора, хотя я предпочёл бы находиться как можно дальше от причины своего беспокойства. - Раньше вы никогда не позволяли сидеть… - Мне так спокойнее, - отмахивается он от меня и зарывается носом в подушку. Довольно милое зрелище на самом деле. Опускаюсь на постель, пружины протестующе скрипят, жалуясь на свою старость, и нехотя прогибаются. - Нужно как можно скорее найти мисс Роуз, - бурчит он полусонно и вздыхает. – Она может не знать, что в опасности… - Вас настолько беспокоит судьба неизвестной девочки? – неожиданно для себя осознаю, что в интонации закрались оттенки ревности. Ещё не хватало, чтоб юный господин их различил! На моё счастье, к этому моменту он уже успел уснуть. Взгляд сам собой падает на чуть приоткрытые губы, а рука тянется поправить спавшее с плеча одеяло, замирает, окончив своё дело, и почти своевольно подаётся вперёд, трогая мягкие пряди растрепавшихся волос. И так тепло становится от столь невинного контакта, слегка покалывает и щемит в груди, что я торопливо отстраняюсь. Эти непонятные чувства, которые вызывает господин… Я всё ещё никак не могу привыкнуть к ним, к их ненавязчивому руководству моими действиями, иногда совершенно бессмысленными, вот как сейчас, например. Зачем я пытаюсь потрогать волосы милорда? Если бы это было всего лишь плотское желание, мне вовсе не требовалось бы его согласие. В таком случае я уже давно взял бы то, что хочу. Но вот я здесь, всего в каких-то полутора футах от этого невозможного человечка, и чувствую себя вором, крадя мимолетные прикосновения. Воистину неисповедимы пути Всевышнего, да простит меня Люцифер. Господин что-то стонет во сне и переворачивается на спину, запрокидывает голову, открывая беззащитное, молочное горло. Такой желанный, сладкий… Ещё один невообразимый звук слетает с губ, ему явно не чаепитие у королевы снится. В последний раз позволяю себе насладиться зрелищем так близко и поднимаюсь, чтоб встать на пару шагов дальше. Могу ведь я позволить себе хотя бы наблюдать со стороны?