*** Ищущий
Мне безумно жарко и нечем дышать, перед глазами раскачивается огромная люстра, увенчанная короной множества горящих свечей, а по телу порхают чьи-то умелые пальцы, выискивая пробелы в обороне тугого корсета. Почему рёбра стягивает ненавистный предмет женского гардероба – вопрос пока нерешённый, поэтому я пытаюсь определить, что происходит. Хочу подняться, но запястья тут же перехватывают и вытягивают над головой, прижимая к твёрдой поверхности стола. Да, именно стола, потому что мимо покатилась чернильница, где-то в стороне зашелестели падающие бумаги, а ноги от середины бедра свободно свешиваются вниз. Желая узнать, кто смеет так бесцеремонно лишать свободы и возмутительно непристойно изучает моё тело, поднимаю глаза. Взгляд умелого охотника и бывалого ловеласа Сомерсета буквально поглощает каждый дюйм моей кожи. Кажется, ещё чуть-чуть – и с его губ слюна закапает – с таким аппетитом он облизывается, а широкая усмешка больше напоминает волчий оскал. Одной рукой лорд Вилсон продолжает удерживать мои руки, другая же опускается ладонью мне на скулу, переворачивается и скользит обратной стороной по виску. Не желая ощущать чужих прикосновений, со всей силы рвусь из захвата и с ужасом понимаю, что моих сил катастрофически не хватает даже для того, чтоб пошевелиться, не говоря уже о достойном сопротивлении. Следующей умирает надежда пнуть обидчика ногами – они онемели, не реагируя на призыв мозга ударить побольней. Рука исчезает с лица, но расслабиться не удаётся, поскольку через секунду бесцеремонные пальцы шуршат футами многочисленных складок воздушной юбки, задирая её наверх. В этот момент глаза у меня, наверное, размером с чайные блюдца, а горло сжимается тисками оголённого страха. Нет, нет, нет! - Может вина? – рокочет возле уха Сомерсет предположительно соблазняющим голосом. И что-то внезапно замирает внутри, будто нечто подобное не со мной, но уже случалось, а вот где и когда - не могу припомнить. - Отпустите! – кричу не своим голосом, когда его рука неподъёмной плитой опускается мне на грудь. - Ваш милый ротик знает, что говорить мужчинам, - шепчет Сомерсет, обдавая шею горячим дыханием, и, погладив мою ногу от бедра до колена, забрасывает её себе на талию. Боже милосердный, я уже слышал эти слова где-то там, в другой галактике, в какой-то иной жизни и чужими ушами! Это только сон, сейчас я проснусь, и творящийся вокруг абсурд прекратится! Проснусь, проснусь, проснусь! Тонкие ткани юбки больше ничего не скрывают от ртутно-холодных глаз лорда, а я ничего не могу с этим поделать. Теперь помню, как стал свидетелем чужих развлечений совсем недавно, но не могу представить, почему на месте куртизанки нахожусь сейчас я?! Защита корсетом пала, не устояв в неравной битве со знатоком женского белья, и тёплые пальцы пробираются к животу, оставляя после себя беспокойные стайки мурашек. Мышцы конвульсивно сжимаются, когда лорд стаскивает последнее препятствие в виде кружевных панталон, и прохладный воздух облизывает обнажившийся пах. Кое-как сжимаю колени вместе, но мужчина ловко втискивается между ними и наваливается сверху всем весом, жадно втягивая ртом кожу у ключиц. В бедро упирается нечто довольно внушительных размеров, и я прекрасно помню, как оно выглядит на самом деле. От мыслей, что эта часть Сомерсета каким-то образом вот-вот окажется во мне, подступает дурнота, от ужаса бешено колотящееся сердце не ровен час вовсе остановится. Не могу поверить, что со мной происходит то, чего я больше всего боялся! Кошмар. Снова убеждаю себя, что это всего лишь страшный сон. Сейчас я открою глаза в своей постели и посмеюсь над собственным больным воображением, ведь на самом деле ничего этого нет. Ведь нет же? Проснуться, проснуться, немедленно проснуться! Задыхаюсь. От ощущения рук, ползущих к ягодицам, хочется кричать, и я кричу. Сильно, надрывно, отчаянно. - Себастья-а-ан! И тут мужчина надо мной замирает, прекращая свои манипуляции, и медленно приподнимается. Не знаю, чего в этот момент мне хочется больше – вздохнуть от облегчения или же провалиться под стол, на котором лежу. Вместо лорда Сомерсета на меня смотрит алчущими глазами мой демон. Лицо Себастьяна совсем близко, я даже чувствую спокойное движение его грудной клетки, облачённой в рубашку и жилет, пуговицы которого царапают мою обнажённую кожу. - Милорд? Его густой, как мёд, голос вливается в меня болезненным трепетом, ожиданием чего-то далёкого, непознанного, скрытого. Мысли хаотично и бестолково носятся в голове, как мотыльки на свету, и упорядочить образовавшийся хаос никак не получается. Сглатываю и замираю, когда кончики его пальцев скользят от колена к паху, вспыхнувшему ярчайшим огнём, но вовремя останавливаются - слишком близко и слишком далеко одновременно. Щёки бесстыдно заливает пунцовой краской стыда, делаю глубокий вдох прежде чем сказать ему, чтоб немедленно меня отпустил, но губы так и остаются изображать букву «О», потому что в этот момент Себастьян ныряет под ворох многоярусной юбки и целует кожу чуть ниже пупка. Невероятно, ошеломительно, ярко! Так невозможно ярко, что перед глазами начинают скакать цветные пузырьки. Не знаю, чего хочу больше: поскорее сбежать или податься навстречу нежному прикосновению. Сердце начинает буквально бухать в груди, когда тёплые губы, не отрываясь от кожи, скользят ниже, огибая изнывающую промежность. Суматошно мотаю головой из стороны в сторону, не в силах сказать хоть что-то осмысленное. Кажется, сейчас из моего горла способны изливаться только нечленораздельные звуки, весьма далёкие от связной речи. Руки, наконец, обретают прежнюю силу и вцепляются Себастьяну в волосы, прерывая намеченный путь. Из-за горы ткани я не вижу выражения его лица, однако через долю секунды мир раскалывается пополам, горит в адовом пламене, тонет в самой непроглядной бездне и рассыпается на бессчётное количество пылинок, но мне нет до того никакого дела, потому что на меня молнией обрушилось ощущение влажного, горячего языка там, где никогда не следовало бы. Рывком поднимаю голову с подушки, вперившись взглядом в темноту своей ничтожной комнатёнки. Матерь божья и все святые угодники, приснится же такое! Глубоко вдыхаю прохладный воздух и с мучительным стоном медленно укладываюсь обратно. Безумие, из которого я только что выбрался, кажется абсолютно материальным, мне до сих пор мерещатся прикосновения чужих рук на коже. Господи, лучше бы мне мертвецы снились, они хотя бы не пытаются изнасиловать. Но, несмотря на абсурдность ушедших грёз, тело охватывает приятная ломота. Одной рукой провожу по влажному лбу, стирая холодный пот, и тут до меня доходит, что вторая конечность находится в паху. В смятении и непонятном мне самому страхе опускаю глаза, пытаясь высмотреть в неверном лунном свете детали ночного происшествия. Одеяло оказывается скручено и сбито набок, видимо во сне я барахтался, как утопающий, простыня выглядит не намного лучше, а на сорочке красуется потемневшее от влаги пятно. К великому стыду в голове крутится только одна мысль – я обмочился! Задираю подол, чтоб оценить ущерб казённому имуществу и собственному достоинству, однако как раз в тот момент, когда я оказываюсь постыдно обнажён, улавливаю едва заметное движение в темноте. Резко одёргиваю ткань вниз, пытаясь прикрыть свой позор, но прекрасно осознаю, что от выплывающего из мрака существа утаить ничего не выйдет. Запоздало понимаю, что Себастьян вовсе не материализовался тут сию секунду, а находился довольно давно, если учесть, что накануне я сам просил его остаться… Вот же дьявол! Он видел этот конфуз и наверняка теперь будет смеяться надо мной. Ну, ещё бы! Господин сделал под себя лужу, как младенец! Когда он молча зажигает свечу на столике, выражение его лица абсолютно нечитаемо. А разве можно узнать, о чём думает каменное изваяние? Когда крохи новорожденного света выхватывают из тьмы знакомую фигуру и последствия моего тревожного сна, хочется умереть, но я лишь натягиваю одеяло до подбородка и подбираюсь в ожидании словесного нападения. Однако мои предположения не оправдываются, Себастьян оставляет рядом с подсвечником миску с водой и небольшое полотенце, после чего внимание его переключается на меня. На лице постепенно проступает выражение озабоченности, движения становятся медленными и тягучими, словно он опасается, что у меня сейчас отрастут крылья, и я выпорхну в окно канарейкой. - Милорд, вы позволите? – ещё никогда я не слышал у Себастьяна такого голоса, будто он действительно ПРОСИТ, чтоб я позволил помочь себе. Неторопливо его пальцы сгребают ткань в кулак и тянут. Когда остаюсь перед Себастьяном без защиты одеяла, чувствую себя оголённым нервом, который вот-вот натянется до предела и лопнет. Мне стыдно, жутко стыдно, особенно под всевидящим, неумолимым взглядом дворецкого. Беспомощность окутывает своими силками, вяжет руки и ноги тугими жгутами, большей униженности я в жизни не испытывал, даже тогда, в тот злополучный день, когда должен был умереть на каменном алтаре. - В этом нет ничего зазорного, мой господин, - шепчет Себастьян успокаивающим тоном, старательно вытряхивая содержимое пододеяльника, - со многими такое случается, когда становятся мужчинами. - Что за глупости! – его попытка утешить вызывает лишь возрастающее раздражение. – Если ты не младенец, то не должен мочиться в кровать! Подбираю под себя ноги и обхватываю коленки, со стороны наверняка смотрится убого, но другого способа защититься не нахожу. Ещё бы голову куда-нибудь спрятать, было бы совсем здорово. Тихое хихиканье демона вынуждает вовсе ощетиниться и гордо вздёрнуть подбородок. Именно этого я и боялся! - Смешно?! - Что вы, милорд, как можно, - и он действительно больше не смеётся, только снисходительно улыбается, и в глазах его отражается теплота, какой никогда не наблюдалось в вечном пламени Ада. – Вы так милы и невинны. Окончательно запутавшись, я уставился на него, ожидая объяснений. Что милого в моём ночном происшествии? - Это называется оргазм, господин. Видимо, недоумение на моём лице настолько очевидно, что Себастьян, бросив на меня очередной взгляд, продолжает объяснять. - В вашем возрасте у многих начинаются поллюции. Не вижу причин переживать по таким пустякам, многие подростки через это проходят. - Стой, стой! Погоди. Что за… поллюции? - Непроизвольный ночной выброс семени, - невозмутимо сообщает Себастьян, а я чувствую, как лицо начинает пылать. - Вы вступаете в новый этап своей жизни, организм постепенно будет перестраиваться и изменяться, скажем, ваш голос начал ломаться, он уже сейчас потерял детскую мягкость, обретя взамен жёсткую, но в то же время гладкую тональность. Тело тоже не останется прежним, оно потеряет угловатость, которая вам так претит, местами волоски станут темнее, - пока Себастьян говорит, у меня появляется смутное ощущение, что с ним что-то не так, прежде я не слышал от него подобных интонаций, даже не знаю, как их описать. Текучие. Подбадривающие. Волнующие. Магнетические. Ласковые? Меня охватывают неловкость и стеснение, чувствую себя абсолютно беспомощным, как зверь в зоопарке. Я в замешательстве, к тому же слушать, как демон рассказывает о подростковой нестабильности, очень уж странно, не по себе делается. А от голоса Себастьяна в животе теплеет и становится как-то тревожно. - Всё, хватит! – прерываю смущающую лекцию. – Достаточно. Он замолкает, складывает одеяло на табурет и вновь оборачивается ко мне, окидывая снисходительным взглядом, вздыхает. - Как бы вы не противились, изменения неизбежны. И лучше заранее знать, с чем придётся столкнуться в ближайшем будущем, не находите, милорд? К тому же, не вы ли всегда говорили, что уже не ребёнок? В таком случае нужно и вести себя соответственно, - а вот это уже определённо насмешка надо мной, не иначе. - У тебя слишком длинный язык, дворецкий! – злость вскипает моментально, благодаря ей я тут же забываю о своём незавидном положении. - Прошу прощения. Я лишь скромный слуга в вашем распоряжении, и все мои действия направлены исключительно на благо господину, - он опускает голову и слегка наклоняется. Поза покорности действует безотказно, и наверняка он прекрасно знает об этом, частенько пользуясь ей в нужные моменты. Однако все негативные эмоции улетучиваются, я расслабляюсь, что оказывается большой ошибкой. С демоном никогда нельзя терять бдительности. - Позвольте вам помочь. Замираю, не в силах вдохнуть, потому что для меня стало полной неожиданностью ощущение на своей щиколотке ладони Себастьяна, приятно тёплой даже через ткань перчатки. Сильнее поджимаю под себя ноги, избавляясь от прикосновения. - Я лишь хочу сменить постельное бельё, - не уверен, что это объясняет действие его руки, но я чувствую облегчение, сползая с кровати. Сбегаю к окну, не спуская глаз с демона, быстрыми, чёткими движениями перестилающего постель. Надо же, он даже бельё заранее приготовил, засранец. Одним словом – идеальный дворецкий. Однако вскоре мне становится не до него. Сорочка, пропитавшаяся влагой, холодит кожу, да и ступни изрядно застудились на ничем не покрытом дощатом полу, поэтому вскоре начинаю перетаптываться с ноги на ногу, стараясь хоть как-то согреть заледеневшие конечности. К тому же, осознание того, что в паху я измазан собственным семенем, не добавляет уверенности. Комкаю в кулаке мокрое пятно и стараюсь держать его подальше от кожи, обдумывая, как бы снять рубашку, не испачкав всего себя в процессе. - Господин, позвольте мне, - длинные пальцы Себастьяна неожиданно ложатся мне на плечи, плавно спускаются вниз и отнимают из моих рук подол сорочки, снимая её через голову. Остаюсь стоять голышом, всем видом изображая невозмутимость и пренебрежение ко всему вокруг, хотя у самого, к счастью, скрытые отросшими волосами, уши буквально пылают. - Лучше вернитесь в кровать, милорд, вы ведь не хотите снова заболеть. Пол холодный, - пока я занимаю своё место, Себастьян мочит в чашке полотенце, отжимает и принимается меня обтирать. Пока он занят тщательным омовением моей груди, решаюсь озвучить засевшие в голове вопросы. - И как часто у меня теперь будут эти… поллюции? Он подозрительно медлит с ответом, словно подбирает слова. - Чаще, чем вам бы того хотелось. - Только по ночам? И снова звенящая пауза перед ответом. - Не всегда. Всё будет зависеть от вашего настроя. - Но я не хочу такого! Мне это не нравится, - последнее бурчу совсем тихо, но Себастьян всё равно меня слышит. - У людей далеко не всегда получается контролировать желания собственного тела, особенно в столь раннем возрасте. Он не касается меня руками, лишь тёплое полотенце стирает уже начавшую подсыхать противную белёсую корку, однако когда ткань поднимается от колена вверх по внутренней стороне бедра, едва удерживаю себя на месте, отчего-то дыхание сбивается и хочется зажмуриться. Непонятное волнение полностью завладевает сердцем и разумом, в то время как влажная материя обхватывает мошонку, массируя её в своих объятиях. С моим телом начинает происходить что-то неладное, в животе будто закручивается клубок нервов, щекочет изнутри, нагревается, сладко ноет, почти болит, чем пугает до чёртиков. Напряжение во мне с каждой секундой растёт в геометрической прогрессии, и я, не в силах больше терпеть, уже собираюсь оттолкнуть Себастьяна, но он, возможно почувствовав мою нервозность, отстраняется сам. Споласкивает полотенце в последний раз, надевает на меня чистую сорочку и укрывает одеялом. - Не хочу, чтоб это повторилось, - бурчу под нос, переворачиваясь на бок, и наблюдаю, как дворецкий собирает грязное бельё. - Как я уже говорил недавно, вы всегда можете справиться с вашей… маленькой проблемой сами, если не желаете прибегать ни к чьей помощи, - на это я только фыркаю про себя. - Только будьте осторожны, кожа в паху весьма чувствительна и без должной аккуратности может возникнуть раздражение. Поначалу лучше воспользуйтесь маслом. - Маслом? – как-то мне не совсем ясно, для каких целей. - Именно. Что-то мне подсказывает, что подробности я знать не хочу. - Что я должен смазывать маслом? - Себя, милорд, - Себастьян многозначительно стреляет в мой пах взглядом, от которого мурашки пронзают позвоночник. – Всего лишь намажьте себя маслом и потрите, чтоб добиться нужного эффекта. Выражение лица и голос его вполне серьезны, не похоже, что он разыгрывает меня, но стоит представить, как это будет выглядеть со стороны, и в воображаемый образ вклиниваются картинки из недавнего сна, где дворецкий исполняет роль отнюдь не дворецкого. Живо выдворяю из головы все непрошеные мысли, в которые слишком часто в последнее время начал заползать демон. Об этой странности я подумаю позже, сейчас мне явно требуется отдых. Похоже, в моей жизни просто-напросто слишком много Себастьяна, вот и лезет в голову всякая дурь. - Всё-всё, я понял, хватит! Я вижу, с бельём ты уже закончил, так что свободен, - машу рукой в сторону двери, выпроваживая не в меру заботливого дворецкого. - Спокойной ночи, господин, - откланивается он и задувает свечу. Наверное, ночное происшествие слишком сильно на меня повлияло, потому что стоило двери тихонько захлопнуться, как навалилась небывалая усталость. На краю сознания какое-то время ещё балансировала мысль о том, по какой такой причине я вообще испытал возбуждение, если снилась мне столь унизительная пакость, да ещё и с Себастьяном, но она быстро растворилась в сомкнувшейся вокруг темноте.*** Жаждущий
Закрываю дверь и подпираю её спиной, бросаю на пол бельё, оставляя в руках только сорочку милорда, она до сих пор хранит тепло его тела и ошеломительный запах. Зарываюсь в неё носом, вдыхаю неповторимый аромат, сходя с ума от того, что это всего лишь кусок жалкой тряпки, которая не сможет заменить своего владельца. Кончиком языка касаюсь влажного места, ощущая вкус семени, терпкость которого срывает оковы с дьявольского отродья, всеми фибрами жаждущего заполучить спящего за стеной человека. Неутолимо, безудержно, яростно владеть и душой и телом. Так свежо воспоминание о розовой пятке, вынырнувшей из-под одеяла, об узкой стопе, упирающейся от напряжения в матрас, о маленьких пальчиках, скребущих по простыне в свете изменчивой зимней луны, о серебристой капельке пота, скользящей по изящному изгибу шеи непозволительно небрежно и окончившей свой долгий путь на подушке. И горло сжимается в сухих спазмах от желания коснуться недостижимого. Делаю вдох, ещё один, наслаждаясь запахом господина, затем сворачиваю сорочку в комок и собираю остальное бельё. Нужно уходить, подальше от него, подальше от искушения ворваться обратно и совершить непоправимое. Да, у демонов тоже бывают слабости, и единственная моя слабость сейчас в этой комнате, ничего не подозревая, досматривает свои сны. В груди снова ютится уже знакомая и ставшая в последнее время привычной тяжесть, и я начинаю подозревать, что это не простое вожделение. От него не должно быть так тоскливо, когда глаза цвета глубоководного океана смотрят на меня в лучшем случае с безразличием; не должно разливаться тепло в груди, когда тонкая фигурка засыпает от усталости в кресле, склонив голову к плечу; не должно замирать от ревности сердце, когда кто-то другой смотрит на моего мальчика дольше трех секунд. Ар-р! Животный рык проваливается обратно, не успев вырваться наружу, не время и не место терять над собой контроль. Собираю брошенное бельё, заталкиваю сорочку поглубже в этот ворох и медленно бреду по коридору. Нужно отвлечься – повторяю про себя из раза в раз, и спустя пару шагов мне предоставляется такой случай. Нечаянно брошенный за окно взгляд улавливает движение во дворе. Останавливаюсь. Луна подсказывает, что сейчас едва перевалило за три часа. Спрашивается, кому понадобилось среди ночи идти в амбар? Все слуги давно должны спать, господа – тем более. Интересно. Спускаюсь на первый этаж, по пути заталкиваю в напольную бронзовую вазу бельё - потом заберу – и пулей лечу на улицу. Дверь не успевает захлопнуться за неизвестным ночным скитальцем, я осторожно придерживаю её рукой и выжидаю пару секунд - удостовериться, что преследуемый не заметил слежки. Однако опасения мои оказываются беспочвенны, потому что через мгновение я понимаю, что внутри никого нет. Больше не церемонясь, шагаю внутрь, оглядываюсь. Ни души. Втягиваю носом воздух, улавливая ещё тёплый след. О, думаю, господину понравится секрет этого амбара. Что ж, времени у меня предостаточно, так что можно поразмышлять в сторонке, пока не вернётся мой нечаянный проводник. Однако долго ожидать не пришлось, меньше, чем через четверть часа, часть стены подобно огромной лопасти развернулась боком, пропуская, словно дорогого гостя, невзрачного мальчишку с подносом, укрытым полотенцем. Аккуратно оставив на полу свою ношу, он потянулся к средней полке, уставленной разнообразными баночками со снедью, и нажал на крышку одной из них. Устало скрипнув, механизм с трудом поддался и лениво вернул потайную дверь на прежнее место. Стерев со лба пот, путешествие в скрытые недра амбара явно далось ему с трудом, мальчишка подхватил свой поднос и побрёл прочь, не заметив меня. На его счастье, он так и не поднял головы. Спрыгнув с потолочной балки, подхожу к стене и оглаживаю кончиками пальцев края полок, подбираясь к заветной баночке. Любопытное устройство. Что только не придумают люди, чтоб скрыть свои пороки. Иногда меня посещает желание снова выжечь всю эту гниль с земли, как в далёком 1666 году. Мерзкая человеческая падаль должна быть благодарна за то, что я избавил её бренное существование от Великой Чумы, что, впрочем, не помогло ей стать лучше ни на йоту. На языке появляется привкус желчи, когда я улавливаю приближающиеся шаги, и на этот раз мне знаком запах его души. Лорд Сомерсет входит осторожно, словно боится издать даже малейший шорох и потревожить плотную тишину, обитающую в нутре старого амбара, и даже дверь не скрипит, пропуская хозяина внутрь. Он возится какое-то время у входа, ища горшочек с лучинами и поджигая одну, а когда скромный огонёк слабо разгоняет чернила ночи, опасливо озирается по сторонам. Я отхожу туда, где тьма упряма и неотступна, укрывает меня своими благословенными чёрными крыльями. Она моя подруга с давних времён, и наш с ней тандем в этом мире бесценен. Мужчина пошатывающейся походкой направляется всё к той же заветной стене с секретом, и я чую алкогольный запах, пропитавший его плоть. Лорд ставит лучину в светец и замирает, упираясь лбом в одну из полок. Какое-то время он проводит в этой бессмысленной позе, затем подносит ко рту бутылку, зажатую в руке, запрокидывает голову и делает несколько глотков абсента. Стеклянный сосуд наполнен менее чем наполовину и, судя по состоянию его потребителя, вряд ли является первым. Лорд ласково поглаживает кончиками пальцев каждую выщерблину на полках, будто под его руками не бездушное дерево, а истомлённое ожиданием женское тело. Его дыхание становится слишком частым, как и сердцебиение. А затем и вовсе происходит нечто странное, Сомерсет оседает на пол, так и не решившись открыть потайную дверь, вытягивает свои довольно длинные ноги, ставит бутылку рядом, прикрывает лицо руками и начинает издавать непонятные звуки. Сначала мне кажется, что он смеётся, но чуть позже я понимаю свою ошибку, когда вижу скатившуюся к подбородку слезу. Признаюсь честно, я удивлён. Затем на меня буквально давит волна вины, исходящая от лорда Сомерсета, занимающегося самым обычным самобичеванием, прихлёбывая остатки абсента. К счастью, больше никаких слёз нет, не люблю я человеческие сопли в любых проявлениях. Очень быстро Сомерсет успокаивается и планомерно уничтожает остатки абсента. Вопреки его состоянию и моим ожиданиям, лорд не уснул, вынуждая до самого утра составлять ему невольную компанию. С первыми криками петухов он, пошатываясь, отправляется в особняк, и я, следуя его примеру, выбираюсь из своего укрытия. Слуги уже проснулись, и мне их компания ни к чему. Нужно вернуться в поместье Фантомхайв, подготовиться к сегодняшнему визиту к чете Сомерсетов.