*** Ищущий
Погоня за Кэти начинает меня утомлять, она словно играет со мной в салочки, исчезая каждый раз из-под самого носа. Измотанный её поисками и приготовлениями к какому-то приёму, который намечается через пару часов, присаживаюсь на кушетку у стены, облегчённо вздыхая. Но не проходит и пары минут, как над ухом раздаётся голос сэра Томаса, подкравшегося так бесшумно, будто он из стены материализовался. - Бездельем заняты, мистер белоручка? Я подскакиваю со своего места, уворачиваясь от его руки, явно намеревающейся ухватить меня за шиворот. - Бегом на кухню! Будешь разносить закуски. Там сейчас все имеющиеся руки нужны, и только попробуй что-нибудь разбить, уши надеру! - Уже там, сэр, - отвесив дворецкому шутливый поклон, уношу ноги подальше. - Дармоед! – доносится мне вслед гневное восклицание. Оказывается понятие «приём» у Сомерсетов означает самую настоящую вакханалию! Большой зал, в котором творится это безобразие, разделён перегородками на зоны, занавешенные всего лишь газовыми шторками, впрочем, они ничего не скрывают от любопытных глаз. Каждая «комнатка» обставлена двумя широкими диванами и компактным столиком между ними, хотя гостям такой минимализм явно безразличен, их вообще больше интересует представление, разворачивающееся в центре зала на невысоком подиуме. Там две девушки – кажется, это Элоиза и Амелия – в легких восточных одеяниях синхронно двигаются в танце под музыкальный ритм думбека и звон цимбал. Их полуобнажённые извивающиеся тела, намазанные маслом, сияют в приглушённом свете и кажутся чем-то сюрреалистичным, напоминая пару змей, скрутившихся в брачной игре. Воздух наполнен сладковатым ароматом каких-то трав и дымом из кальянов, расставленных на каждом столе. От всей этой какофонии запахов у меня кружится голова и хочется поскорее оказаться хотя бы в стенах своей маленькой комнатки, в тишине и покое. Но я стоически терплю и продолжаю разносить закуски разомлевшим гостям, иной раз путающим меня с «подопечными» четы Сомерсет. Приходится, сцепив зубы, улыбаться и с извинениями поскорее откланиваться, ретируясь в другой конец зала. Сами Хозяева расположились в одном из скрытых сумраком углов на небольшой софе. Лорд неспешно покуривает сигару, скрыв лицо под чёрной кружевной маской, а тело широким длинным плащом. С каждым выдохом его фигуру окутывают тяжёлые кольца серого дыма, больше создавая впечатление сотканного из сумрака мистического существа из древних легенд, чем человека. Образ сестры, сидящей рядом - полная противоположность. Глаза и лоб закрывает белая бархатная маска, в тон ей стройное тело облегает парчовое платье, расшитое жемчужным бисером. Периодически пухлых губ касаются кончики перьевого веера, изредка разгоняющего клубы расползающегося во все стороны табачного тлена. Словно ангел и демон, снизошедшие на грешную землю. Гости всё пребывают и пребывают, каждого встречают одетые на манер турецких одалисок «подопечные», скрывающие свои лица под полупрозрачными никабами, усаживают за столики и подают аперитив. Время тянется нестерпимо медленно, а в помещении становится душно, несмотря на периодически открываемые прислугой окна. В очередной раз балансируя мимо разомлевших тел, замираю, едва не выронив поднос. По залу кошачьей походкой скользит мой дворецкий в своём любимом чернильном фраке и алой велюровой маске, но даже под ней не могу не узнать его. Но приводит меня в замешательство не присутствие демона, а сопровождающие его появление события, потому что не только я замечаю его. Амелия явно увидела Себастьяна раньше, потому что к этому моменту успела подобраться к нему вплотную и теперь её танец предназначается для одного конкретного гостя. Оголённая намасленная кожа так и манит прикоснуться, а плавные движения бёдер и живота притягивают к себе взгляды не только окружающих, мой дворецкий тоже смотрит. И хоть под маской различить какие-либо эмоции невозможно, губы всё же трогает лёгкая улыбка, а ладонь оглаживает обнажённую спину, когда Амелия распутно прижимается бедром к его промежности. Тонкие руки в золотых браслетах гибкими лианами оплетают Себастьяна буквально со всех сторон, изящные пальчики то виртуозно вплетаются в тяжёлые пряди волос, закручивая локоны, то заползают под воротник рубашки, незаметно расстёгивая верхние пуговицы одна за другой, пока не достигают бледной кожи, дотрагиваться до которой не имеют никакого права. Кажется небеса разверзлись у меня над головой и пришпилили к полу разрядом молнии, иначе как объяснить, почему я не могу ни сдвинуться с места, ни отвести глаза от разворачивающегося беспутства? Что-то тяжёлое и неприятное начинает ворочаться в груди, злобно рычит, скаля зубы, как дикий волк, ощетинивается и отчаянно, надрывно воет. И мне тоже хочется кричать, кричать до тех пор, пока в легких не кончится воздух, пока они не лопнут от натуги, и я не захлебнусь собственной кровью, может тогда прекратится та боль, что выжигает изнутри. Глаза отчего-то печёт, словно кто-то бросил в них песка, и в носу щиплет, как во время болезни. Но я определённо здоров. Так что же со мной происходит? Взгляд сам собой вновь находит Себастьяна с буквально прилипшей к нему Амелией, и приступ неконтролируемой ярости возвращается с новой силой. Чёрт возьми, почему он позволяет ей трогать себя!? Почему так приветливо улыбается, словно они старые друзья или любовники? От последнего умозаключения стало совсем тошно. Себастьян мой! У него контракт со мной, а не с этой девицей, так что чёртов демон не имеет права ей улыбаться и позволять как трогать себя, так и прикасаться самому! И не имеет значения, что я сам развязал ему руки, разрешив делать всё, что потребуется для дела. Такие уловки переходят всякие границы! Крепко зажмуриваюсь и отворачиваюсь. Что это за мысли такие? Себастьян может проводить время с кем угодно, какое мне до этого дело? Но костлявая лапа холодной тоски, намертво сжавшая болезненно бьющееся сердце, не желала выпускать из него когти отчаянной муки. С трудом получается сделать первый шаг назад, второй даётся уже легче. Перед глазами всё мутнеет, оказывается грудь сдавило спазмом, и я почти не дышал, зато теперь сердце колотится с удвоенной скоростью и жизненно необходимый воздух приходится глотать слишком часто, рискуя получить гипервентиляцию. Хочется остаться поскорее одному, осмыслить свои ощущения и успокоиться, но на мои планы вертихвостке-судьбе откровенно плевать, потому что сто′ит развернуться, и я едва не утыкаюсь носом в чей-то сюртук. Потеряв равновесие, на одно мгновение выпускаю из пальцев поднос и тут же ловлю его, однако этого достаточно, чтоб оставшиеся закуски поехали по гладкому блюду и впечатались в дорогую ткань костюма. Как завершение композиции - одна из тарталеток падает на начищенные до зеркального блеска туфли. Вот дьявол! Чёртова тарталетка медленно сползает на пол с чёртовой туфли, оставляя на лоснящейся коже кремовый след. Сглатываю тяжёлый ком в горле. - Прошу, простите меня, господин, я всё почищу, - слова свинцовыми каплями срываются с языка. - Такому сладкому мальчику можно простить и большее. От этого голоса где-то в животе зарождается и начинает расти паника. Прижимаю к себе покрепче поднос, старательно пряча глаза под чёлкой, потому что герцог Оуэн - последний человек на земле, которого мне хотелось бы сейчас встретить. - Позвольте ваш сюртук, господин? – мурашки табуном бегут по спине, когда герцог делает шаг навстречу. Инстинктивно отступаю, совершенно не желая подпускать его ближе, достаточно уже того, что запах дорогого парфюма раздражает нос и воспоминания, которые хочется навсегда похоронить в самых далёких погребах сознания. Я уже готов позорно сбежать, когда на протянутую руку падает испорченная мной вещь. Откланиваюсь так быстро, что это может показаться невежливо, но мне всё равно, лишь бы поскорее избавиться от липкого, сального взгляда. - Святые небеса, куда ты так несёшься, Финни? Я даже не сразу соображаю, что обращаются ко мне, настолько поглощён своими волнениями от произошедшего. - Мери! Мери, ты моё единственное спасение! - Не преувеличивай моих возможностей, я же не волшебник, - полушутя отмахивается она, но по её лицу понимаю, что она уже догадалась о моей проблеме. – Что, уронил поднос на гостя? – кивает она на сюртук. - Почти. И еще туфли, - докладываю, стараясь выглядеть более-менее смущённым и угнетённым своим промахом. - Главное, что на голову ничего не вылил, а остальное можно пережить, - успокаивает она. - Лучше б уж вылил… А что, были прецеденты? – ставлю поднос на кушетку. - Странно ты выражаешься, прям как один из них, - Мери неопределённо машет рукой и выхватывает несчастный сюртук. – Ну, что там у тебя? О-о, как ты его измазал-то! - Я же не нарочно. Так поможешь? - Ладно, сейчас почищу твоё платье, а ты пока туфлями займись, или что там ещё запачкать умудрился. - Спасибо, Мери, ты чудо. - Потом поблагодаришь, - задорно подмигивает она и отправляется в прачечную. Остаюсь стоять посреди коридора, смотря уходящей девчонке вслед. Что-то в этой хрупкой фигурке, похожей на фарфоровую статуэтку, вызывало иррациональный подъём теплоты из недр моей очерствевшей души. Возможно, будь у меня сестра, я бы чаще ощущал нечто подобное… - Хм, на моей памяти вы никому не улыбались ТАК, - от звука голоса Себастьяна едва не вздрагиваю. Резко оборачиваюсь, предварительно стерев улыбку, появившуюся на губах неизвестно как и когда. - Тогда у тебя что-то не то со зрением, я ничего подобного не делал, - язвительно отпираюсь от очевидной правды. Хочу вставить ещё пару каверзных словечек по поводу его собственного времяпрепровождения, но умолкаю, заглянув в глаза Себастьяна. Столь многогранной игры ликов мне ещё не приходилось наблюдать, кажется, за длинными ресницами умирали звёзды, тухли галактики, вулканы извергали чёрные реки смертоносной лавы, а на фоне всей этой какофонии красок скалилась едва сдерживаемая ярость. Злится? Интересно, почему? С деланным безразличием продолжаю смотреть ему в глаза, чувствуя себя сражающимся на арене гладиатором, где победителем выйдет только один. К моему удивлению демон хмыкает, моргает, и вот уже на меня смотрят спокойные коралловые омуты. - Что ты вообще здесь делаешь? Разве мисс Амелия не будет скучать? – старательно придерживаюсь нейтральных интонаций, несмотря на вздымающееся с новой силой негодование. - А разве мисс Элизабет понравились бы знаки внимания, оказанные не ей? Что за?.. - Что ты себе позволяешь, демон? – хватаю его за лацканы и встряхиваю, но мои потуги смехотворны, тот даже не шевелится, только слегка наклоняется вперёд. – Сам-то ты!.. Не договариваю. Его тёплое дыхание касается моих волос, чуть шевелит их, и я внезапно понимаю, что лицо Себастьяна слишком близко, так близко, что чувствуется аромат шампуня от его волос. - Мой долг обеспечивать ваше благополучие, а ссоры с невестой в него не входят. От его низкого вибрирующего голоса у меня волосы на затылке принимаются шевелиться, а щёки вспыхивают так, что наверняка краснеют. Непонятное волнение провоцирует лёгкую дрожь в руках, поэтому торопливо выпускаю из них ткань, делая шаг назад. Но этого недостаточно для того, чтоб взять себя в руки. Меня начинает беспокоить тот факт, что уже не в первый раз близость Себастьяна вызывает во мне неподвластные, неподдающиеся анализу эмоции. Со мной явно творится какая-то чертовщина. Сначала сны, теперь вот это. - Я заключил с вами контракт и должен следовать его условиям, - то обстоятельство, что в своих действиях Себастьян руководствуется исключительно договором, неприятно кольнуло. Демон вновь подступает ближе каким-то неуловимо-непостижимым образом, словно не ходит, а летает по воздуху. Неожиданно он опускается на одно колено и берёт в свои руки мои кисти, переворачивая их ладонями вверх, прослеживает большими пальцами линии жизни, затем трогает каждую подушечку, начиная с мизинцев. Вроде бы вполне невинные действия, но меня снова бросает в жар, дыхание перехватывает. - Я опасался, что после вашего безрассудного поступка останутся шрамы. Ноги подкашиваются, я чуть не падаю, когда Себастьян наклоняется ниже и, едва касаясь, скользит губами по ладоням. Кажется, пол раскачивается, как хлипкое судёнышко во время шторма. Все тревожные мысли, что одолевали мою голову, куда-то выветрились. - Но не осталось и следа. Кожа такая же гладкая, - продолжает демон, влажный язык обжигает указательный палец, а я не понимаю, почему позволяю ему творить такое. - Хватит! – как бы мне хотелось, чтоб голос звучал грозно и уверенно, но на деле выходит полузадушенный хрип. И вроде бы я должен чувствовать отвращение, однако ничего такого почему-то нет. Выдёргиваю руки, прижимаю к себе, баюкаю, словно обваренные кипятком. На миг чудится, что я вижу скорбь на его лице, но нет, стоит моргнуть – и передо мной непроницаемый, надменный, полный превосходства демон. Смотрит недоумевающе, будто последних двух минут не было вовсе. А может так и есть? Вся эта толкотня в зале, духота, разнообразные ароматы, дым сигар… Надышался непонятно чего, вот воображение и разыгралось. - Что ты вообще здесь делаешь? - зажмуриваюсь, сжимаю двумя пальцами переносицу, старательно выбрасывая из головы всякую ересь. Так, нужно дышать спокойно, умеренно, и унять, наконец, это бешеное сердце, пульсирующее где-то под горлом. - У меня приглашение на данное… мероприятие. Но не это важно. Я выяснил кое-что, что вам будет интересно узнать. - Что конкретно? - Вам понравится, - хищно улыбается дворецкий. - Не тяни, мне надоело изображать мальчика на побегушках, а здешняя кровать просто убивает. - Этой ночью никто не будет следить за всеми гостями, так что нашего исчезновения никто не заметит. Идите за мной, у дорогого лорда Сомерсета есть один маленький секрет в амбаре. - В амбаре? – с подозрением переспрашиваю. – Что он может прятать в амбаре? - Увидите, - улыбается он, по-кошачьи прищурив глаза. Поднос с несчастными остатками бывших закусок остаётся благополучно забытым на кушетке.***
Не могу сказать, что удивлён потайной двери, это не редкость в таких старинных особняках, скорее меня впечатлило выбранное для скрытого хода место. Кто бы мог подумать, что для подобных вещей предпочтут амбар. С интересом рассматриваю мудрёный механизм, открывающий дверь, сожалея об ограниченном времени. Я не прочь сделать и у себя нечто похожее. Но Себастьян удаляется в темноту коридора, а отставать от него не хочется, узость и холодность каменных стен навевают безнадёжность и страх. Неожиданно под ногами исчезает пол, и я падаю прямо на Себастьяна, инстинктивно обхватывая его руками за талию. Носом утыкаюсь между лопаток, кожей ощущая жёсткую шерсть фрака, тонкий шлейф одеколона и едва уловимый аромат чужого тела. Боже, как же, оказывается, он приятно пахнет! Вдыхаю глубже, одновременно усилием воли стараясь отодвинуться от своего дворецкого, но секундой позже необходимость в этом отпадает, он сам разворачивается, ловя меня под подмышки. – Осторожней, милорд, здесь ступеньки. Простите, я должен был предупредить вас заранее, - не понимаю, что происходит, от голоса Себастьяна кровь во всём теле начинает циркулировать в два раза быстрее, чем положено. Хорошо ещё, что в темноте не видно, как краснеют мои щеки. По крайней мере, я надеюсь на это. Про зрение демонов мне ровным счётом ничего не известно. – Лучше возьмите меня за руку. Очень хочется отпихнуть протянутую руку и упрямо идти дальше одному, но здравый смысл и инстинкт самосохранения превалируют. Оказаться с разбитым лбом или вывернутой шеей я отнюдь не жажду, поэтому смиренно вкладываю свою ладонь в его, затыкая подальше мысль о том, что похож на ведомого барашка. Пока голову захламляли всякие бредовые ассоциации, лестница начала резко уходить винтом вниз, вынуждая двигаться почти наощупь. Непроизвольно стискиваю пальцы Себастьяна сильнее, а свободной рукой приходится опираться на холодные камни стены. За очередным поворотом нас встречает приветливо чадящий факел, освещающий небольшую площадку, напоминающую каменный мешок с колоннами из сталагнатов. Теперь стало ясно, почему хозяева выбрали именно это место, они просто сделали проход к давно устроенной самой природой пещере. Но кое-какие коррективы человек всё же внёс. Например, несколько неуместных лакированных деревянных дверей, расположенных друг напротив друга. Поворачиваю ручку одной из них и, к моему удивлению, она поддаётся. Захожу, но внутри царит застоявшаяся непроглядная тьма и сырой запах пыли. Здесь явно давно никто не бывал. Распахиваю дверь шире, и свет факела выхватывает на полу старый ковёр и силуэты меблировки. – Господин, - зовёт Себастьян. Возвращаюсь к своему дворецкому, проверяющему следующее помещение, и вот здесь уже есть на что посмотреть. Свежезаменённые свечи мерцают с начищенных до блеска канделябров, гобелены украшают стены, бархат тяжёлыми волнами спадает на пол, скрывая выбоины в неровной каменной кладке, на полках покоятся потрёпанные книги, мебель облупленная от старости, но без единой пылинки, узкая кровать аккуратно заправлена. На скамье у небольшого стола покоится миска с водой, окунаю в неё палец – ещё тёплая. Все следы чьего-то пребывания налицо, кого-то очень педантичного, привыкшего к порядку, например, горничной. Роуз Уотерс. Вот только… куда она подевалась? Открываю шкаф и перебираю висящие женские платья, достаю одно из них и расправляю. – Себастьян, она была здесь, - бросаю вещь на стоящую рядом постель. – Совсем недавно! – Да, - подтверждает он, задумчиво разглядывая платье. – Мисс Уотерс была здесь меньше часа назад. Куда же она пропала, чёрт её побери?! В сердцах пинаю табурет, он отлетает к стене с громким треском и, опрокинувшись, затихает. – Какого дьявола она испарилась у меня из-под самого носа? А может… Да нет, не похоже, - начинаю расхаживать по комнате, оглядывая мебель. – Если бы её пытались убить, то здесь должны были остаться следы борьбы, а их нет! Себастьян, проверь оставшиеся комнаты, вдруг найдёшь что-нибудь. Дворецкий оставляет меня одного. – Ну же, девочка, подскажи, что тут случилось? Я изучаю каждый ящик в комодах, пытаясь понять, в чём дело. Ни веревок, ни цепей, ни каких-либо других предметов, указывающих на то, что девочку держали тут насильно или как-то издевались, она просто жила в этой комнате, как и в любой другой части особняка. Я даже нахожу в одном из ящиков крошечные вязаные носочки. Складывается впечатление, что в один миг мисс Уотерс просто взяла и ушла. Невероятное предположение, но иных вариантов у меня нет. Беру со стола жестяную кружку и верчу в руках, к донышку с наружной стороны приклеилась пара ворсинок. Стоп! Детские носочки? А на стеллаже я видел пряжу и спицы. Чёрт возьми, она вязала их своему ребёнку! – Себастьян! – Вы что-то нашли, милорд? Вместо ответа показываю свою находку. – Ты понимаешь, что это значит? Себастьян, она не собирается убивать своего ребёнка, она его хочет! – Господин, взгляните. Мой дворецкий присаживается на корточки у двери, с повышенным вниманием изучая пол возле тумбочки. Подхожу ближе и понимаю, что его взгляд прикован к валяющемуся латунному ключу. – Кажется, птичка открыла клетку и улетела, - комментирует Себастьян, поднимая находку и вставляя в дверную скважину. – И, похоже, об этом, кроме нас, больше никто пока не знает. Сомерсеты слишком спокойны для тех, у кого сбежала несушка. Интересно, как она достала ключ? – Думаю, мисс Уотерс украла его у мальчика, который носил ей еду и воду. – И он до сих пор не сообщил хозяевам? – Возможно несчастный так напуган случившимся, что не знает, как об этом рассказать. – Кто это был? – Могу сказать только, что гостям на глаза он не показывается. Задумываюсь над сказанным, перебирая в памяти весь мужской персонал борделя - он не такой уж большой. Взрослых отбрасываю сразу, остаются мои ровесники: Пэт, Джетт и Гай. Ох! Возвращаюсь к столу и хватаю кружку. Переворачиваю её вверх дном, осторожно снимая одну из обнаруженных мной ранее ворсинок. – Это волосы! – короткие и рыжие, как у тихого, незаметного мальчугана с яркими вихрами и веснушками на лице. – Я не знаю больше никого, кому он мог бы принадлежать, кроме немого Джетта. Предполагаю, что когда он принёс миску с водой, мисс Уотерс ударила беднягу по голове, украла ключи и сбежала. Но почему она не сделала этого раньше? В её положении особо не побегаешь… Почему вообще было добровольно оставаться здесь всё это время? – Может быть её что-то напугало? Например, юная мисс узнала, какая участь ждёт её ребёнка и решила избежать этого. – Не исключено. Нам необходим Джетт. Он снабжал мисс Роуз всем необходимым, и может он и немой, но не глухой. Хотя разговор с ним может оказаться не самой лучшей идеей, это напугает и без того затравленного мальчика. С ним потребуется терпение и время… – Нам нужно возвращаться, - глубокий баритон Себастьяна звучит неожиданно близко, и моё тело реагирует само по себе, покрываясь мурашками и щекочущими искрами тепла под кожей. Хочется придвинуться к нему ещё ближе, почувствовать тёплое дыхание в своих волосах, однако разумом осознаю, что такие желания абсолютно ненормальны, неестественны, поэтому, преодолевая тягу поддаться своему телу, отхожу в противоположный угол комнаты. – Да, конечно, - соглашаюсь как можно непринуждённей, - нужно уходить, пока Джетт не переборол свой страх и не донёс Хозяевам о побеге. Но сдвинуться с места почему-то не получается, стоит только подумать о том, что Себастьян снова будет держать меня за руку, пока мы будем подниматься по лестнице, как необъяснимое волнение охватывает меня с головы до ног. В жар бросает только от одной мысли, что его длинные тёплые пальцы обхватят мою ладонь. Что же будет, когда он начнёт переодевать меня ко сну? Тут мой мозг отказывается размышлять вообще и впадает в некий анабиоз. Нет, ну какие глупости лезут в голову?! Уверен, как только мы покинем это гиблое место, то всё наладится и снова будет как прежде. Во всём виноват чёртов бордель с бесстыдно полуголыми женщинами и букетом непонятных запахов. Да. Так и есть. Успокаиваюсь на данной мысли, выдыхаю, чувствую, что вновь обретаю самого себя, и готов двигаться дальше. Себастьян возвращается в приёмный зал, а я – к брошенному мной подносу с закусками. Забираю его и отпраляюсь на кухню, где на меня набрасывается Мери. – Вот ты где, Финни! Держи, костюм давно вычищен. – О, спасибо, Мери! – Отблагодаришь потом… – Долго вы ещё любезничать собираетесь? – налетает на нас пышнотелая кухарка с огромной кастрюлей наперевес. – Работы невпроворот, а они миловаться вздумали. Сейчас сэр Томас вас как застукает, так мало не покажется! От беспочвенных обвинений невольно краснеют уши, но выразить свой протест не успеваю, потому что Мери впихивает мне в руки новый поднос с фруктами и выталкивает за дверь. – Не обращай внимания, - легко говорит она, поддерживая высокий графин с вином. – Всё равно это неправда, мы вовсе не миловались, - хмурю брови, и, кажется, мой голос звучит обиженно. Мери легкомысленно пожимает плечами, ловко подталкивает бедром очередную дверь и поддерживает её носком туфли, пропуская меня вперёд. По-хорошему это должен был сделать я, но кажется, мою спутницу правила этикета либо не волнуют, либо ей о них не известно вообще. – Мери, а ты давно видела Джетта и Кэти? – спрашиваю украдкой, искоса поглядывая на неё. – Кэти гостям напитки должна разносить, а Джетт… - задумывается на какое-то время, вороша свою память. – Кажется он утром лошадей кормил, а потом я его не встречала. А зачем они тебе? – Да так, просто спросил, - небрежно отмахиваюсь, шагая вперёд. Я вдруг чувствую безумную усталость от насыщенности этого дня, даже недвусмысленные взгляды герцога Оуэна и пошлые шуточки некоторых из гостей не трогают моего самолюбия. С Себастьяном я не сталкивался, удалось лишь отметить, что он предпочёл уединиться в самом дальнем и тёмном углу. Чужие смех и веселье раздражают, а облегчение наступает только в минуты необходимости заглянуть на кухню за очередной порцией съестного – возможность хоть ненадолго покинуть шумный зал. Запах табака смешивается с ароматическими маслами и по′том, образуя ядерную смесь, от которой болит голова. После очередного рейда на кухню понимаю, что окончательно выбился из сил. Удерживая поднос, приваливаюсь спиной к стене коридора, поднимаю голову, упираюсь затылком в безликую прохладу, и прикрываю глаза, наслаждаясь относительной тишиной. Где-то там, в утробе особняка упивается похотью и вседозволенностью лондонская знать, стучат ножи о разделочные доски, шипит масло на сковороде, звенят тарелки. С удовольствием простоял бы так до утра, но вынужден повернуть голову на приглушённый ковровой дорожкой звук шагов. Я уже готов к выволочке от здешнего дворецкого, однако ко мне подходит не сэр Томас, а леди Сомерсет собственной персоной. Вопрос о том, что делает Хозяйка в коридоре для прислуги, едва не срывается с языка, на своё счастье я вовремя успеваю себя заткнуть. - Мальчик мой, ты в порядке? У тебя нездоровый вид. Отлепляю себя от прекраснейшей во всем мире опоры и, противореча своему состоянию, отвечаю: - Да, Хозяйка, я только хотел немного передохнуть. Мне уже пора. - Постой, постой, - останавливает она меня, преградив путь своим веером. – Не так быстро. Даже из-под маски в её глазах читается острота стального лезвия, эта женщина гораздо проницательней и умней, чем хочет казаться, что вызывает во мне чувство тревоги. Но через секунду направленный на меня взгляд смягчается, тонкие пальцы оглаживают мой подбородок, побуждая поднять голову, а подведённые ярко-красной помадой губы скрашивает улыбка. - Завтра после полудня у меня важная поездка, и мой лакей не должен валиться с ног, так что верни поднос на кухню, этим займётся кто-нибудь другой. Пусть Лаура сделает тебе кружку горячего шоколада и отправляйся спать. При упоминании горячего шоколада меня чуть в дрожь не бросило. Вот уж благодарю покорно, обойдусь! - Спасибо, Хозяйка, - откланиваюсь, насколько это возможно с подносом в руках и возвращаюсь обратно. Неужели этот адский день подошёл к концу? Но прежде, чем вернуться в свою комнату, я решаю ещё раз заглянуть в приёмный зал. Сам не знаю, что конкретно тянет меня туда, наверное шестое чувство, и оно определённо решило сыграть со мной злую шутку. Оказывается, Себастьян уже не так уж и одинок. Эта мерзавка Амелия снова запустила в него свои коготки, причём не в таком уж переносном смысле. Её нетерпеливые пальчики то и дело ныряли в густую чёрную шевелюру, когда сама она устроилась на подлокотнике дивана, распутно водя преступно-оголённой ногой по бедру моего дворецкого. На меня словно вылили ведро ледяной воды, стало так паршиво, будто меня предали во второй раз, хотя это и невозможно. У Себастьяна со мной контракт, он повинуется мне – напоминаю сам себе непонятно для чего. Я вообще не понимаю, как общество куртизанки можно приравнять к предательству, но от одного вида мило воркующего с кем бы то ни было демона у меня просыпается желание убивать. Амелия что-то томно шепчет ему на ухо, они дружно смеются, и у меня перед глазами плывёт алая дымка. Сплёвываю себе под ноги, будто это поможет избавиться от горечи, сжимаю кулаки, разворачиваюсь и отправляюсь к себе. На этот раз не меняя маршрут.*** Роуз
Она вздрогнула, когда в замке повернулся ключ, и дверь медленно открылась. Джетт как обычно приветливо улыбнулся и поставил на пол тяжёлый с виду ларь. - Принёс? – нетерпеливо спросила Роуз и сползла с кровати. Передвигаться теперь было не очень удобно, неимоверно больших размеров живот не способствовал гибкости. Мальчик кивнул и, достав из недр сундучка книгу, протянул её Роуз. - Спасибо, Джетт, ты замечательный! – она быстро обняла его за плечи и прошлёпала обратно к софе. От вязания у неё уже болели все пальцы, а благодаря книгам дни становились короче. Роуз поджала под себя ноги и погладила жёсткую обложку, собираясь открыть, но тут мальчик сунул ей в руки запечатанный конверт и отошёл. Пока Джетт снимал со стен канделябры для замены старых оплывших свечей на новые, она распечатала послание и углубилась в чтение. Это было не первое письмо, которое ей передавали, и в каждом требовали написать о самочувствии, не беспокоит ли её что-либо, и есть ли какие-то пожелания в развлечениях. Поначалу подобное казалось странным, зачем беспокоиться о её состоянии? Но Хозяева всегда отличались хорошим отношением к своим слугам, не ругали за мелкие провинности и хвалили за успехи. Главное было не угодить в руки дворецкому, вот кто оказался действительно строгим и не особо приятным человеком, но Роуз старалась поменьше попадаться ему на глаза и выполнять свою работу достойно. Она пересела за стол, положила перед собой чистый лист, макнула перо в чернильницу и принялась выводить неровные буквы. Роуз не требовала многого, все пожелания обычно сводились к просьбе прислать новую книгу, пряжу или тёплый платок, потому что иногда начинала побаливать поясница. До сих пор Хозяева и так были к ней слишком благосклонны, и испытывать судьбу не хотелось. Уже за то, что не вышвырнули на улицу, а позволили доносить ребёнка с крышей над головой, в тепле и сытости, Роуз должна быть признательна. Она ведь всего лишь инструмент для получения прибыли. Не от доброты же душевной её купили у матери. Теперь она была обязана возмещать траты Хозяев на своё содержание. Она знала своё место, однако от этого знания не становилось легче. Непрошеные слёзы подобрались к глазам, но девочка встряхнулась, свернула пергамент, вложила в тот же конверт и отдала Джетту. В последнее время она всё чаще задумывалась над тем, кто являлся отцом её ребёнка, и в сознание всё чаще пробиралась убеждённость в том, что им был сам Хозяин. Роуз отчаянно нуждалась в этой уверенности. Ведь он был не просто первым её мужчиной, он был спасителем, он был идолом, которому можно поклоняться. Воспоминания возвращались тяжёлой неохотной поступью, готовые в любой момент утонуть в излюбленных прогалинах безвестности. Свои ночные кошмары ворошить не хотелось, но Роуз понимала, что, как бы там ни было, они важны. Сквозь мутные грани ушедшего в прошлое забытья постепенно проступало осознание действительности. Мерзкой, склизкой, тошнотворной, но неприятие её не делало реальность иной. И хоть Роуз не помнила в подробностях, что происходило с ней теми ночами, когда разум оставлял её блуждать в мареве наедине с чудовищами, мучающими её тело, факт, что её насиловали, был так же неизбежен, как ребёнок в животе. Извлекать эту мерзостную грязь из тёмных уголков своей памяти было больно, но Роуз не могла оставить их там, гнить и разлагаться, очерняя её тело и разум. Она всего лишь хотела покоя, а эти уродливые тени не позволяли и такой малости. И всё же мысль, что полюбившийся человек вот так запросто отдавал её для развлечений другим ради денег, острым шипом ранила душу. Нет, она не будет об этом думать. Не сейчас. Как только Джетт покинул её обитель, Роуз уронила голову на скрещенные на столе руки и надломлено рассмеялась, ощущая, как слёзы всё-таки вырвались наружу и теперь капали из глаз. Отчаяние рвалось наружу ураганным ветром и неудержимыми всхлипами, уступая место усталому облегчению. Её никто никогда не выпустит из этого Ада. Она пленница и останется ею до конца своей жалкой жизни. А что будет с её ребёнком? Роуз моментально пришла в себя и выпрямилась, словно жердь. Разве ей позволят оставить его себе? Скорее всего малыша просто отдадут в приют. При этой мысли у девочки по спине побежали мурашки, нет, такой судьбы для своего ребёнка она не желала ни в коей мере. Вскочив на ноги, Роуз принялась расхаживать по комнате туда-сюда, охваченная волнением. Вспомнилась мать, от которой она никогда не знала ни любви, ни ласки, и на душе сделалось гадко. Разве могла она, после всего, что пережила в отчем доме, обречь своё дитя на одиночество и страдания? Словно в ответ на её мысли низ живота потянуло изнутри, ребёнок зашевелился, и Роуз, охнув, уселась на софу. - Всё будет хорошо, - забормотала она. – Я тебя не брошу. Она осознала, что не сможет этого сделать, не после того, что было с ней самой. Плавно поглаживая внушительный холмик, Роуз успокоилась и задремала, раздумывая над тем, какое даст имя будущей дочери или сыну.