*** Ищущий
Я бегу, бегу изо всех сил, продираясь сквозь густой молочный туман, но они не отстают. Спотыкаюсь обо что-то и падаю, неуклюже взмахнув руками, которые тут же погружаются во что-то, обдирающее мои ладони. Чувство дежа-вю ужом заползает под кожу. Сжимаю кулаки, собираю крохи растоптанной кошмаром смелости, и бегу дальше, оскальзываясь на неустойчивой поверхности под ногами. И только ещё через несколько отчаянных рывков смотрю вниз. От представшего зрелища чуть не падаю снова, борясь с застрявшей в горле тошнотой. Вокруг меня, насколько хватает взгляда, вся земля усыпана человеческими костями, маленькими детскими костями, противно хрустящими под подошвами ботинок. Боже, смилуйся надо мной! Ха! Как глупо вспоминать о том, кто был глух к моим молитвам даже на предсмертном одре. - Помоги! – ледяное дыхание касается спины, оглаживая её костлявыми руками. Бесконтрольная дрожь сотрясает всё тело, поддавшееся страху и панике. Кажется, у меня перестаёт биться сердце, когда холод переползает на грудь и шею, сковывая незримыми путами и без того оцепеневшее тело. Нет! Я не хочу! - Оставьте меня в покое! – кричу, надрывая горло, но вместо слов слышу только глухое сипение. Холодный пот скатывается со лба, цепляется за ресницы и застилает глаза мутной пеленой. - Помоги! Вырываюсь из цепких когтей смерти, следующей за мной по пятам, и бегу дальше, не оглядываясь назад. Я не хочу видеть их страшные, изуродованные загробным миром останки, отчего-то решившие, что могут истязать меня таким образом. - Чем я могу помочь? Вы все мертвы, а я жив, пока ещё жив. Я живой! - Помоги! Спаси! – колючий шёпот заполняет уши, звеня многократным эхом прямо в голове. Невыносимо! - Что я вам сделал? Чего вы от меня хотите? – изо всех сил выкрикиваю, задыхаясь от отчаянных и бессмысленных попыток убежать от неизбежного. – Хватит! - Спаси. Ей не место среди нас… - умоляющий шёпот над ухом сбивает с ног в очередной раз, и я падаю в чёрную бездну небытия.***
- Нет! – вздрогнув всем телом, я открываю глаза, не вполне осознавая, где на самом деле нахожусь. Мои жуткие сны, кажется, решили пробраться и в действительность. Сфокусировавшись, вижу перед собой обеспокоенное лицо нависающего надо мной Себастьяна. Лёгкие горят, словно наполнены расплавленным серебром, жадно глотаю воздух, но всё равно мне кажется, что я задыхаюсь. Что они говорили? Кого я должен спасти? Неужели Роуз? - Успокойтесь, господин, это был всего лишь дурной сон. Достав из глубин своего плаща платок, дворецкий прикладывает его к моему лбу, стирая выступивший холодный пот. Но это вряд ли поможет, потому что я вымок почти до нитки, а по спине до сих пор скатываются крупные капли. Ткань теперь неприятно липнет к телу, покрывшемуся мурашками то ли от заботливых прикосновений Себастьяна, то ли от ещё туманящего разум безумного сна. Иногда кажется, что кошмары никогда не оставят меня в покое, став почти неотъемлемой частью моей жизни. Стараюсь проморгаться, сбросить гнетущий морок, но перед глазами только начинают плыть разноцветные пятна, словно кто-то забавы ради выпустил у меня перед носом мыльные пузыри. - Вам плохо, милорд? – в богатом низкими нотами голосе демона слышится неприкрытое участие и беспокойство. На слова сейчас нет сил, язык категорически отказывается шевелиться, поэтому мотаю головой, отчего меня начинает мутить. Прикрываю глаза, старательно сдерживая рвотный позыв, и медленно упираюсь в спинку сиденья, кэб и так покачивает, не улучшая моё состояние. Мороз всё ещё гуляет по позвоночнику, не спеша оставлять моё измученное тело, словно осколки-ледышки снежной королевы вонзились в самое сердце и теперь топорщат свои шипы, ревниво отгоняя спасительное тепло, не позволяют согреться. Моей давней знакомой явно не терпится приласкать меня в своих цепких объятиях, но старухе с косой придётся немного потерпеть, я ещё не закончил дело и умирать раньше времени не собираюсь, пока Невидимка не окажется за решёткой или... на том свете. - Господин? – пытается привлечь моё внимание Себастьян, но я не в силах ни пошевелиться, ни ответить. Хочу лишь покоя, который ускользает каждый раз, как появляется на горизонте, подобно миражу. Возможно, если просто сидеть без движения, то демон поймёт моё скромное желание побыть в тишине. И вроде бы сердцебиение приходит в норму, и дыхание уже не такое загнанное, однако это хрупкое равновесие, к которому я пришёл с таким трудом, рассыпается, как карточный домик, когда мои ледяные пальцы оказываются накрыты одуряюще тёплыми ладонями. Резко открываю глаза, устремляю взгляд на спокойное лицо демона, невозмутимо продолжающего разминать мне руки, постепенно пробираясь к запястьям и снова возвращаясь к кончикам пальцев. - Вы снова замёрзли, господин. Тоже мне открытие, мысленно хмыкаю, но рук почему-то не отнимаю. Чужое тепло так привлекательно в своей щедрости, так убаюкивающе-прекрасно, что расставание с ним кажется просто кощунством, поэтому я вновь смыкаю веки, наслаждаясь ощущением растекающегося жара в разминаемых конечностях, бесконечно благодарных своему спасителю. Согреваясь, сознание принимается подбрасывать картины странного характера, мне начинает мерещиться, что у Себастьяна обязательно где-то внутри должен гореть огонь, но не такой, как, скажем, в костре, ему не нужны ни угли, ни поленья, чтоб поддерживать пламя, оно просто есть, полыхает само по себе, будто звезда в ночном небе. И я тянусь к нему, хочу потрогать, взять в руки, почему-то я уверен, что не обожгусь, Себастьян не позволит такому случиться, ведь так? Слегка приподнимаю ресницы, следя из-под них за умелыми и достаточно медленными движениями чужих рук. И, чёрт возьми, я готов съесть собственную шляпу, если ошибусь, но прикосновения Себастьяна несут в себе не только желание согреть мои окоченевшие конечности, они полны… нежности? Почему-то эти мысли больше не вызывают ни неприятия, ни омерзения, наоборот, опьяняющее чувство умиротворения наполняет каждую мышцу в теле, и кожа почти зудит от желания быть приласканной этими длинными пальцами, остановившимися сейчас над ниткой пульса. Я окончательно забываю о своём сне, когда Себастьян чуть смещается, наклоняясь вперёд. Он так сосредоточен на моих руках, что становится даже немного обидно от того, что столько внимания уделяется только им. А ещё подмечаю, что от моего дворецкого, оказывается, довольно приятно пахнет, тонкий изысканный аромат исходит от его волос, чёрным водопадом обрамляющим высокие скулы. Внезапно откуда-то появляется желание наклониться и зарыться носом в этот струящийся шёлк, вдохнуть всей грудью манящий букет корицы, пудинга, зимнего холода и почти забытого домашнего очага. Непроизвольно подаюсь слегка вперёд, глубоко втягиваю воздух, и тут Себастьян поднимает голову, оказываясь так близко, что мы почти соприкасаемся носами. Я смотрю ему прямо в глаза и ощущаю, как постепенно проваливаюсь в них всем существом, лечу в карминную пропасть, из которой уже никогда не выберусь, утонув в крови бездонных колодцев. Губы дворецкого приоткрываются – может он хочет что-то сказать? – и замирают, а я не могу оторвать от них взгляд, почему-то сейчас эта задача настолько непосильна, что шею сводит судорогой от напряжения. А ведь я уже знаю, какими властными они могут быть, как подчиняют своей воле без особых усилий, как жадно пьют свободу. Я, определённо, схожу с ума, раз думаю о таких вещах. Но почему тогда сердце заходится в аномальном ритме, а во рту пересыхает, как в пустыне, когда кончики волос дворецкого робко щекочут кожу на щеках? Взгляд смещается чуть ниже, следя за медленным движением кадыка, нырнувшего под жёсткий воротник рубашки. И снова возвращаюсь к губам, по которым только что скользнул язык, оставив влажный след и, глядя на него, хочется сделать то же самое. Подмечаю, как чаще стала вздыматься грудная клетка Себастьяна, неужели ему тоже тяжело дышать, как и мне? Вот только если ранее тому причиной был кошмар, то сейчас нечто совсем иное. Расширенные зрачки вытягиваются, утопая в золотом ободке языков пламени, заполняют радужку, становясь чернее безлунной ночи. Неожиданно они становятся ещё больше, хотя нет, это лицо Себастьяна стало ещё ближе, дыхание его смешивается с моим, путается в волосах, оглаживает подбородок. Ещё пара дюймов - и наши губы коснутся друг друга, но вместо этого кончик носа упирается демону в переносицу. Оказывается, я задержал дыхание и теперь шумно выпускаю воздух из лёгких. - Себастьян? – вырывается непонимающий хриплый шёпот, будто я безостановочно кричал несколько часов подряд. Он отвернулся. Что происходит? Ощущаю себя так, словно только что сбросился с моста Патни в Темзу, упав на воду плашмя, и разлетелся в стороны пеной, ошмётки которой теперь болтаются на грязных волнах, безвременно растворяясь в безразличной мутной толще. Себастьян сползает окончательно со своего сиденья, оказываясь на коленях у моих ног, сильнее сжимает мои пальцы в ладонях, подносит их к своим губам и осторожно касается, прикрыв глаза. - Господин приказал «никогда не делать ничего подобного», - собственные слова произнесённые столь непривычно тоскливым тоном кнутом щёлкают в ушах, заставляя жалеть о сказанном. Будто высеченные из мрамора, они неумолимо плывут перед глазами. Ведь слово, как известно, не воробей… В то же время я ощущаю некое облегчение – он отвернулся не от того, что не хотел, а потому что моё желание важнее. - Но ведь я могу отменить приказ, - говорить чётко не получается, как ни стараюсь, слова застревают в горле, царапаются, не желая выходить наружу, но какими бы строптивыми они ни были, приложив немало усилий, я выталкиваю их из себя. - Можете, - с придыханием почти мурлычет демон, неотрывно глядя, кажется, в самую душу. - Тогда отменяю. В тёмных глазах с новой силой вспыхивает пламя, а появившаяся за долгое время улыбка кажется вполне искренней. И мне нестерпимо хочется почувствовать её. Не знаю, кто из нас первый подаётся навстречу, а может это просто кэб качнуло так удачно, но в следующий миг я ощущаю губы Себастьяна на своих собственных. Если бы я сейчас не сидел, то, наверное, позорно плюхнулся бы на пол, потому что ноги начинают неметь и превращаются в желе. Однако то, что происходит между нами сейчас совсем не похоже на предыдущий поцелуй, губы Себастьяна всего лишь скользят по моим, невесомо, мучительно медленно, фактически невинно, но от этого целомудрия в груди тревожно ворочается чувство досады. Это вовсе не то, чего я хочу! От разочарования невыносимо сжимается сердце, а руки непроизвольно вцепляются в рукава чужого плаща, безжалостно комкая жёсткую ткань. Где-то в груди формируется клубок многогранных эмоций, растущих с каждой наматывающейся нитью, а потом что-то рвётся, отпускает, и на выдохе получается почти стон. И вот тут Себастьян буквально вламывается внутрь, будто только этого и ждал, его язык врывается в мой невольно приоткрывшийся рот, парализуя своей напористостью и жадностью. Прикусывает нижнюю губу, сильно, больно, но тут же зализывает, словно извиняясь, касается языком нёба, пробегается по кромке зубов и снова ныряет вглубь, вынуждая задыхаться от катастрофической нехватки воздуха и избытка новых чувств. Создаётся такое ощущение, что Себастьян торопится познать меня везде и сразу, словно боится, что я сейчас выпрыгну из кэба и сбегу, но я не смог бы этого сделать, даже если бы захотел. А сейчас я определённо не желаю и с места сдвигаться. Ну, разве что ещё немного ближе к моему дворецкому. Наверное, он читает мои мысли, потому через секунду Себастьян обхватывает меня за талию и подтягивает к себе, отчего я проезжаюсь по сидению и буквально впечатываюсь пахом ему в живот. Перед глазами всё плывёт, и неважно, что они закрыты, я плавлюсь от ощущения жгучей ладони на пояснице, от близости чужого тела, от прерывистого дыхания, одного на двоих. Напор Себастьяна постепенно ослабевает, теперь он ласкает мои губы с непередаваемой нежностью, целуя то верхнюю, то нижнюю так неторопливо, что хочется взвыть, а когда я пытаюсь проявить инициативу, ответить тем же, мой бунт незаметно подавляется властными, почти грубыми объятиями. Никогда ещё, ни в жизни, ни в мечтах, ни во снах я не ощущал ничего подобного, не представлял, что может быть так хорошо, так неправдоподобно прекрасно, глубоко, волнующе. От поцелуев у меня уже саднят губы и затекла шея, но остановиться сейчас кажется смерти подобно. Зародившееся в груди тепло начинает постепенно спускаться к животу и расплывается там жидким металлом, превращая удовольствие в тянущую боль, которая немного отрезвляет и толкает в действительность. И тут в сознании вспыхивают воспоминания, возвращающие с небес на землю. Себастьян, мой Себастьян точно также целует и обнимает изящную девушку, скользит руками по тонкой талии, по округлым формам бёдер и упругих грудей, которых у меня никогда не будет, позволяет расстёгивать пуговицы на своей рубашке и чёрт знает что ещё вытворять. Фантазия буйно дорисовывает самые пошлые сцены с переплетёнными, почему-то обнажёнными телами, хотя ничего такого между ними я точно не наблюдал. Зато прекрасно помню, как на приёме Сомерсетов Амелия живым плющом вилась вокруг моего дворецкого, а тот был только рад обнимать в ответ. Гад ползучий! Острая боль заползает под кожу, вытравляя затуманивший разум дурман возбуждения. Да что же это такое! Я что, ревную? Что я вообще делаю?! Кажется, Себастьян замечает навалившиеся на меня сомнения и отстраняется, с беспокойством заглядывая в глаза, видимо, выискивая причину изменений. Его брови удивлённо приподнимаются, когда он находит то, что ищет – злобу и отстранённость, но интерпретирует их, по всей вероятности, в корне неверно, поскольку мгновенно меняется в лице. Себастьян неспешно, я бы даже сказал, нехотя убирает руки с моей талии, оставляя холодную пустоту и грызущее чувство одиночества, брошенности. Огонь в его глазах постепенно угасает, пока окончательно не тухнет, меняясь на привычную равномерную коралловую гладь. Он склоняет передо мной голову, оставаясь при этом на коленях, а руки упираются в пол. - Простите меня, господин, я неверно понял вас. Этого никогда больше не повторится, ведь вы сказали… Мысли мечутся в голове напуганными пташками. Что? О чём вещает чёртов демон, что он со мной сделал, что я никак не могу прийти в себя? Хочется хорошенько встряхнуть его за несвойственную недогадливость, что я, собственно, и делаю, хватая за грудки. - Заткнись, Себастьян! Замолчи! – рявкаю я, совершенно не сдерживая бурлящую в жилах ярость, а затем слова льются из меня неудержимым потоком, извергая наружу наболевшее. – Я не знаю, что со мной происходит, ясно тебе? Не знаю! Но в том проклятом борделе я больше не останусь. Это всё он виноват! Из-за него я чувствую себя странно, меня мучают кошмары и ненормальные желания. Я сам ненормальный! Не-нор-маль-ный! Я не хочу больше чувствовать то, что чувствую, моя голова раскалывается, а тело не слушается. И я больше не намерен наблюдать, как ты милуешься с этой Амелией, не ровен час проглотите языки друг друга! Захлопываю рот и едва удерживаюсь от того, чтоб заткнуть его ещё и руками, причём обеими. Что я сейчас наговорил? Лицо Себастьяна вытягивается от изумления, а потом губы расплываются в широкой и согревающей улыбке. - О-о! – издаёт он невнятный звук с проскальзывающими нотками радости. – Вот оно что. Меня затапливает смущение, заставляя отвести взгляд в сторону, но мой дворецкий смотрит на меня так пронзительно, склонив голову набок, будто силой мысли хочет вскрыть мой череп и заглянуть внутрь, что я не выдерживаю и позорно заливаюсь жгучим румянцем. - Что заставило вас так говорить о себе, милорд? Почему вы назвали себя ненормальным? – вкрадчиво интересуется Себастьян, перемещая ладони на мои колени. Я бездумно гляжу на его руки и не могу никак справиться с тем сумбуром, который творится у меня в голове, и душе заодно. Как можно словами объяснить то, чего сам не понимаешь? - Я хочу то, чего желать не должен, - бормочу устало и встречаюсь с демоном взглядом. Не стоило этого делать. Я вновь ощущаю необъяснимое притяжение, меня влечёт к сидящему передо мной мужчине, всё моё существо охватывает желание наклониться совсем чуть-чуть и ещё раз припасть к его губам, как паломник к драгоценной святыне. Я до сих пор ощущаю на языке его вкус, а кровь бурлит от переизбытка неведомых ранее эмоций. Но на этот раз я сдерживаюсь от необдуманных поступков и поворачиваю голову к окну, изображая заинтересованность видом за ним, хотя на самом деле абсолютно ничего не замечаю. Весь ужас положения состоит в том, что на этот раз мне до безумия понравился поцелуй, и не просто понравился, мне хочется его повторить. - Почему не должны? – продолжает допытываться Себастьян. - Потому что так не должно быть, - почти шёпотом отвечаю, не оборачиваясь. – Категорически неприемлемо. Я не такой. - Но если вам нравится… - Нет, не нравится! – резко обрываю его, хотя должен признать, что лукавлю, произнося эти слова. - Ну, а причём здесь мисс Амелия, которую вы упомянули? – вкрадчивые нотки в и без того низком голосе Себастьяна жутко отвлекают. Как назло, все здравые аргументы, крутившиеся в голове, теперь самому кажутся смехотворными и беспочвенными, я только выставлю себя идиотом, если озвучу хоть один из них, поэтому молчу, уставившись вдаль. - Милорд, - бархатно рокочет дворецкий, - если бы я вас не знал, то подумал бы, что вы ревнуете. - Что?! - моментально вскипаю от возмущения. - Господин, я всего лишь выполнял приказания, используя для добычи нужной информации все возможные способы, как вы сами и хотели. - Мм, а мисс Амелия, наверное, самый главный источник, она же в курсе всех дел, проворачиваемых четой Сомерсетов, - я честно пытаюсь сдержать эмоции, но они лавиной прорываются наружу чистым сарказмом, стоит вспомнить мерзкую куртизанку. - Она нужна была для отвода глаз. Мы ведь в бордель проникли всё-таки. - А ты и доволен, - мрачно кошусь на него и замечаю появившуюся на губах лёгкую улыбку. - Всё же вы ревнуете, - довольно мурлычет он, сверкая глазами куда-то в район шеи. – Но я хочу вас успокоить, мисс Амелия никогда не была со мной в том смысле, в котором вы думаете. - Ты за кого меня держишь? – зло вскидываюсь я. – В борделе. В комнате с куртизанкой. Наедине. Чем же можно заниматься? Наверное, пить чай и раскладывать пасьянс. А я-то, глупый, не догадался! Плечи Себастьяна начинают тихонько подрагивать, и я понимаю, что он просто смеётся. Гнев с новой силой расправляет крылья, готовясь к полёту. - Конечно, всё это возможно, юный господин, однако я вынужден вас разочаровать. Мисс Амелия всего лишь спала. Уже оформившаяся на языке тирада, готовая дождём отравленных стрел обрушиться на демона, осыпается снежной крупой на последних словах Себастьяна. На подсознательном уровне я не могу поверить столь неправдоподобному откровению, но я точно знаю, что демон не может мне лгать, не так прямолинейно. Засевшая под сердцем заскорузлая пружина с облегчением разворачивается, радуясь, наконец, свободе, и уже укоренившаяся где-то внутри, ставшая привычной боль сразу уходит. Странно, до этого момента я и не подозревал, что она отравляла меня своим ненавязчивым существованием, будто была невидимой, пока на неё не показали пальцем. - Она считала сны реальностью, а я мог использовать для дел свободное время, - продолжает рассказывать Себастьян, но дальше я слушаю его в пол уха, потому что самое главное уже уловил. Внезапно он замолкает, я даже не сразу осознаю, что мы уже какое-то время сидим в тишине, разбавляемой шелестом ветра и топотом копыт. - Возможно, есть ещё что-то, не дающее вам покоя, господин? - Нет, - коротко качаю головой, по-прежнему не глядя на собеседника. - Тогда, может, посвятите меня в свои планы? Почему мы возвращаемся в особняк Сомерсетов? Я считал, что после встречи с комиссаром мы отправимся за мисс Уотерс, ведь в записке… - Я знаю, что там написано, - нетерпеливо перебиваю, но объяснять свои поступки демону нет никакого желания, он всё равно не поймёт, не осознает ценность человеческой жизни, да что уж говорить, я и сам часто пренебрегаю столь хрупкой мерой, но после нескольких месяцев, проведённых в борделе, после того, как познакомился и узнал живущих там людей, я хочу уберечь их от опасности. Кэб резко качнуло, отчего руки дворецкого соскользнули с моих коленей на сиденье. Стало зябко и сожаление об утраченном контакте тонким когтем царапнуло неугомонное сердце. - Тпр-ру! – слышится голос извозчика, притормаживающего лошадей. - Похоже, мы приехали, - Себастьян поднимается и открывает дверцу. - Заплати кэбмену и пусть подождёт на этом месте. - Хорошо, господин. - Ты останешься здесь, - предупреждаю его, видя, что дворецкий собирается следовать за мной. - Милорд, - настороженно косится на меня Себастьян, - сейчас это может быть небезопасно. Труп у реки говорит сам за себя, пчелиный улей зашевелился и будет жалить любого, кто подойдёт слишком близко. - Давай обойдёмся без лирики, Себастьян. Сейчас мне нужно, чтобы ты остался тут, и не спорь со мной, это приказ. Я кое-что проверю и вернусь. Дворецкий настороженно прищуривается, поджимает губы, но больше не возражает и остаётся стоять возле экипажа, провожая меня пристальным взглядом, который я ощущаю на себе буквально до самого особняка. Не важно, что он думает о моих действиях, я должен убедиться, что из слуг больше никто не пострадал. Первым делом бегу на задний двор, проверить свою теорию. Запоздало сожалею, что не попросил у Себастьяна лупу – наверняка бы она нашлась в одном из его карманов. Что ж, обойдусь, не слепой же я всё-таки. Быстро поздоровавшись с несущим вязанку дров Гаем, пробегаю мимо, останавливаясь только на небольшом пятачке, выложенным камнем вокруг небольшого колодца. Возможно всё это зря, ведь здесь уже неоднократно побывали слуги и даже если какие-то следы и оставались, то их давно загубили. Обойдя колодец кругом, заглядываю внутрь, вдыхая влажный воздух, и подтягиваю к себе деревянное ведро. А, вот оно! Отбрасываю ведёрко за ненадобностью и присаживаюсь на корточки, вглядываясь в бревенчатый оголовок. Дерево – прекрасный материал, даже влажное, оно впитало в себя пролившуюся здесь недавно кровь. Длинная багровая капля растянулась по округлому боку предпоследнего от земли бревна, навсегда вобрав в себя память о совершённом преступлении. Я был прав. Я всё-таки прав.***
Бегом залетаю на кухню, напугав своим внезапным появлением поваров. Миссис Кирсти, погрозив мне поварёшкой, снова отворачивается к печке и продолжает колдовать над бурлящим котелком. Оказавшись вновь в доме Сомерсетов, я почему-то теряюсь и не могу сходу сформулировать, что меня интересует в данный момент. Эти чёртовы стены определённо действуют на меня гипнотизирующе, путая сознание. Особенно отчётливо всплывают в памяти ощущения губ Себастьяна, невольно сравниваемые с уже полученным некогда опытом в одном из путаных коридоров хозяйского крыла. Дьявол! Мотаю головой, сбрасывая неуместные думы, так и лезущие в голову надоедливыми мошками. У меня ещё будет время заняться самоанализом, так что прочь все посторонние размышления! - Миссис Кирсти, вы не видели Джетта и Мери? – запыхавшись выпаливаю я, подспудно надеясь, что мальчишка внял моему приказу не высовываться из своей комнаты. - Ай-яй, молодой человек, что с вашими манерами! – сварливо, но только для виду бурчит она. – Не видела никого я. Сегодня вообще день не задался, все куда-то бегут, кричат, спорят. Мало нам вечно недовольного жизнью сэра Томаса, так ещё Хозяин с Хозяйкой разругались вдрызг. Первый раз на моей памяти такое! - А что случилось? – ледяной ком нарастающего волнения мешает нормально дышать. - Да кто ж их знает, - пожимает плечами миссис Кирсти, вытирая руки о полотенце.– Дверями хлопали, да посудой бросались. Хозяйка поди расстроилась и больше не появлялась, а Хозяин весь чайный сервиз расколотил, даже горячий шоколад любимый пить не стал, сидел в кресле у камина, как смерть бледный. Потом к Хозяйке пошёл, уж что они там делали - не знаю, но он почти сразу от неё вышел, да снова бушевать начал, целую бутыль об стену разбил. Метался из угла в угол почище бешеного тигра. Кухарка покачивает головой, цокая языком, и тянется за травами. - До сих пор в ту комнату никто зайти не решается, хоть Хозяина там и нет уже. - А где он? - Уехал куда-то, - разводит руками миссис Кирсти. - Велел Гаю коня седлать и верхом укатил. Чёрт-чёрт-чёрт! Этого я и боялся. Дьявол, знал же, что только потеряю время, вернувшись сюда, но всё равно приехал! - А давно? – спрашиваю словно между прочим, стараясь не выдать своего интереса. - Да пару часов назад вроде бы, может больше. Срываюсь с места, стремительно минуя лестницы и коридоры, пока не останавливаюсь перед дверью в комнату Мери. С замиранием сердца толкаю деревянное полотно, вваливаюсь внутрь, едва не распластавшись на полу, в последний момент цепляюсь за ручку. Мери испуганно таращится на меня, как на седьмое чудо света, ну ещё бы, моё появление весьма эффектно. - Финни? – она перекладывает на скамью вещи, которые штопала минутой ранее, и поднимается. Облегчение буквально оглушает, переведя дыхание, чувствую, как улыбаюсь, причём вполне искренне. Я действительно рад, что она жива. - Мери, нет времени объяснять, пойдём со мной! – не дожидаясь, когда она разложит по местам швейные принадлежности, хватаю её за запястье и тащу за собой. Ничего не понимающая девочка не сопротивляется и покорно бежит следом, даже не задавая вопросов, наверное, от неожиданности. Дверь комнаты Джетта оказывается чуть приоткрыта, что вызывает во мне тревожный вихрь, закручивающийся ещё быстрее, когда мы заходим внутрь. - Милостивый боже! – вскрикивает Мери и зажимает ладонями рот, делая шаг назад. Я же наоборот бросаюсь вперёд, к распростёртому на полу у кровати телу мальчика. Первым делом хватаю его за руку, судорожно нащупывая на запястье пульс, и его отсутствие приводит меня в ужас, подхлёстывая панику. Нет, нет, нет! Я не могу потерять ещё и Джетта! Упорно не оставляя надежды, прикладываю пальцы к шее с замиранием сердца стараясь обнаружить признаки жизни. Отмечаю уже начавшие наливаться на коже синяки, не оставляющие сомнений в том, что мальчишку душили голыми руками, отметины соответствующей формы ясно об этом говорят. Конечно, от него хотели избавиться, ведь он главный свидетель. Жилка под пальцами слабо дёрнулась, вызывая волну непомерной радости. - Мери! Мери, он жив! Да очнись же ты и помоги мне поднять его! - Как?.. Кто мог это сделать? Джетт даже мухи не обидит, - сквозь всхлипы и пробивающиеся рыдания причитает она, но твёрдо обхватывает мальчика за плечи. – Может лучше позовём кого-нибудь на помощь? - Угу, и будем отдыхать рядом с ним. Давай, нужно вывести его из дома. - Куда? Нам нельзя выходить, если сэр Томас узнает… - Плевать мне на сэра Томаса! Нужно выбраться отсюда, и чем быстрее, тем лучше. - Надеюсь, нам никто не попадётся на пути. Боже, почему он такой тяжёлый?! А с виду не скажешь, - пыхтит Мери, забрасывая руку Джетта себе на плечо, с другой стороны я делаю то же самое. Уж не знаю, каким чудом или молитвами, не перестающими литься из уст девчонки, но мы выбираемся на улицу через чёрный ход так никого и не встретив. Приходится попыхтеть, чтоб дотащить Джетта до экипажа, оставленного для страховки довольно далеко, однако я уже с десяток раз возблагодарил высшие силы за то, что перестраховался и не отпустил кэб. Завидев нас, Себастьян немедля оказывается рядом и без лишних вопросов перехватывает на руки нашего безвольного спутника. - Пусть их отвезут в моё поместье, там они будут в безопасности. Дворецкий понимающе кивает, устраивая мальчишку на сиденье, а я пока могу перевести дыхание. - Финни, подожди! Я ничего не понимаю, куда мы поедем и что значит «твоё поместье»? – нервно вцепившись в складки своей юбки умоляюще смотрит на меня Мери. – Почему ты бросаешь нас? Она с любопытством косится на Себастьяна, поджимая губы, явно борясь с желанием засы′пать меня морем вопросов, и едва сдерживается. Однако любознательность, в конце концов, берёт верх. - И я знаю этого господина, он не раз бывал в нашем доме. В покоях мисс Амелии. Последнее замечание больно царапает когтистой лапой ревности по беспокойному сердцу, обновляя едва затянувшиеся раны. Всё-таки огромная сила, содержащаяся в простых словах, далеко не преувеличена, они бьют глубоко и точно, пронзают насквозь, как сотни безжалостных стрел. Хочется вцепиться себе в волосы и дёрнуть посильнее, чтоб перебить боль душевную болью физической. - Я позже тебе всё объясню, а сейчас прошу не спорить со мной, на это нет времени. Я лишь хочу помочь мисс Роуз сохранить свою жизнь. - Откуда ты… - глаза Мери расширяются, но больше она не говорит ни слова, обозначая своё повиновение твёрдым кивком головы и решительным шагом в салон кэба. - Когда прибудете на место, отдайте это письмо слугам в поместье. Там указания на счёт вас и вашего друга, - Себастьян вручает немного растерянной девочке конверт, и та согласно кивает. Дверца закрывается, и дворецкий хлопает по ней, разрешая кэбмену отправиться в путь. Несколько мгновений мы стоим и провожаем взглядами уезжающий экипаж. - Письмо значит, - обращаюсь к Себастьяну, всё ещё смотря вдаль. – И когда ты понял? - Что вы не удержитесь и захотите спасти жизни небезразличных вам людей или что Бард, Финни и Мейлин никого не пустят в поместье во время вашего отсутствия и потребуется письменное заверение? Хмыкаю и степенно поворачиваюсь к моему дворецкому. - И то и другое. Написал, пока я вытаскивал их из борделя? - Да. А догадался о довеске, когда вы решили вернуться сюда, хотя прекрасно знали, чем это решение может кончиться для мисс Уотерс. - Мы спасём и её, - твёрдо заявляю, вскидывая голову и впиваясь взглядом в безразличное лицо Себастьяна, я не позволю больше никому умереть. – Так что нам нужно поторопиться. Господин Сомерсет покинул особняк несколько часов назад, и боюсь, времени совсем нет. Ему потребуется не меньше трёх с половиной часов на дорогу к деревне, в которой жила мисс Роуз, но нам столько не нужно, не так ли, Себастьян? Сегодня я намерен прибегнуть к нетрадиционному способу передвижения. Демон весело ухмыляется и подхватывает меня на руки. Мне даже на какой-то миг кажется, что делает он это с немалой долей удовольствия, а может быть мне просто хочется так думать. Безнаказанно обвиваю его шею руками, вдыхая неповторимый до головокружения аромат чужого тела, и теснее прижимаюсь к широкой тёплой груди. - Давай, Себастьян, мы должны попасть в отчий дом мисс Роуз раньше, чем это сделает лорд Сомерсет.*** Роуз
Сегодня скука одолевала Роуз больше, чем обычно. Все книги были перечитаны не менее, чем по два раза, от спиц болели пальцы, да и ребёнок пинался куда сильнее, изводя мать чрезмерной активностью. Она лежала на кровати, обхватив руками огромный живот, и наблюдала, как довольно упитанный паучок вьёт себе гнездышко в углу под потолком. Бестолковое создание, кого он собрался тут ловить? Кроме мокриц за месяцы пребывания в этом месте Роуз больше не замечала никаких живых существ. Мыши и те не водились. Хм, но где-то ж этот экземпляр умудрился отрастить такое брюшко! Глупый, отощает же. Роуз даже стало жалко несчастное божье творенье, и она глубоко вздохнула. Тихо зашуршал вставляемый в замочную скважину ключ. Наконец-то Джетт пришёл! С нескрываемой радостью она приподнимается и садится на кровати. Поговорить, конечно, с ним невозможно, но Роуз была рада любому присутствию человека рядом с собой. После нескольких месяцев одиночества её одолевала безумная тоска по шёпоту ветра в листве, по солнечному свету, по плеску воды в реке, по смеху неугомонной Кэти и шуткам Мери. Но больше всего Роуз скучала по вкусному аромату горячего шоколада, по холодным айсбергам, схороненным на дне светлых проницательных глаз, по уверенным рукам, что-то рисующим угольным карандашом на листах чуть желтоватой бумаги. Встряхнув светлыми локонами, она соскользнула с постели и бросилась навстречу уже вошедшему мальчику, нагруженному кувшином с водой, полотенцами и мисками с ужином, перехватывая часть ноши. - Хозяин ничего мне не передавал? – с нескрываемой надеждой поинтересовалась Роуз. В последнее время он был так добр, что присылал ей платья и сладости. Джетт искренне улыбнулся, кивнул и снял крышку с металлической миски, в которой оказались присыпанные сахарной пудрой цветные ломтики, к слову, невероятно сладкие. Роуз даже замычала от удовольствия, положив один на язык. - Вку-усно! – протянула она, закинув в рот следующий кусочек. Джетт тем временем поставил на стол металлическую кружку и ткнул пальцем в исходящий паром суп, намекая, что Роуз должна нормально поесть вместо того, чтоб перебивать аппетит сладким. Внезапно он вскинул вверх указательный палец, и его губы приобрели форму буквы «О». Пошарив по карманам, достал сложенный лист бумаги и протянул девочке. - Это от Хозяйки? Джетт отрицательно помотал головой, озадаченно нахмурился, не зная как объяснить от кого письмо, в итоге непонятно взмахнул руками и отвернулся к подносу, взял миску и принялся наливать в неё воду из кувшина. Роуз устроилась на краю постели и нетерпеливо развернула послание, но стоило ей увидеть до боли знакомый, скачущий почерк, как она чуть не выронила записку из рук. Зажмурившись, помотала головой, отгоняя горькие воспоминания о почти забытом и похороненном прошлом. «Дорогая моя Роза, знаю, что не имею никакого права писать тебе, но моё положение в какой-то мере позволяет это сделать. Я болен и хотя бы в последние дни своей жизни хочу попросить прощения за то, что не смог прокормить собственную семью; за то, что нечасто бывал дома; за то, что не смог уберечь от той участи, на которую обрекла тебя твоя мать. Возможно, теперь мои слова ничего не значат, но я не знал о том, что она хотела тебя продать. Я никогда не искуплю этот грех, и душа моя будет заслуженно вечно гореть в аду. Надеюсь, что моё письмо когда-нибудь всё-таки доберётся до тебя, потому что на ещё одно у меня вряд ли хватит сил. Прощай, моя дорогая Розочка. С любовью, твой отец.» Роза. Так к ней только он обращался. Слёзы всё-таки навернулись на глаза и крупными каплями поползли по щекам. Давно уснувшая боль мгновенно взметнулась белым гейзером. Отец. Умирает. Как же так? Едва сдержав рвущийся наружу всхлип, Роуз стёрла солёную влагу с щёк и снова перечитала неровные строки. Отец уйдёт из жизни, а она так больше ни разу его и не увидит. Он не знал. Ничего не знал. А ведь она даже не смогла с ним попрощаться, когда Хозяин увозил её из дома. Дом. А был ли он у неё когда-нибудь? Роуз никогда не чувствовала себя нужной в покосившейся от старости и непогоды хибаре. Теперь у неё новый дом, с чистой постелью, горячей едой и какой-никакой заботой, которой к ней никогда не проявляла родная мать. Нет, она не вернётся туда ни за что на свете, однако увидеть отца в последний раз она просто обязана, должна сказать, что не держит обиды, не на него. Увидеть сестру и брата, хоть ненадолго, но… Кто её отпустит? Уж точно не в её положении. Вот через недельку-другую может быть… Господи, да о чём это она? У отца нет столько времени, возможно, отсчёт пошёл на дни, а то и часы! Выходило, что пока Роуз будет отсиживаться в тепле и каком-никаком уюте, отец умрёт, мучаясь лихорадкой и угрызениями совести, сгорая не только от болезни, но и от вины. Так и не узнает, что Роуз простила его. Взглянув на дверь, на стоящего к ней спиной Джетта, на кружку на столе, решение пришло само собой почти мгновенно и было принято как неизбежное. Успев мысленно попросить прощения, Роуз быстро схватилась за металлическую ручку и с размаху огрела донышком по голове не догадывавшегося о такой подлости мальчика. Тихо выдохнув, Джетт рухнул на пол. Перепугавшись не на шутку, девочка поставила кружку на место и упала на колени рядом с другом. - О, боже! Прости, прости меня! – нервно дрожащими руками она ощупала его грудь, а затем припала к ней ухом, придерживая свой живот одной рукой. Глухое «тук-тук» вырвало из груди вздох облегчения, Роуз отыскала в карманах оглушённого ключи и поторопилась встать. Наспех подхватив несколько вещей потеплее, связала их узлом и бросилась к выходу. Что-то подталкивало её торопиться, гнало поскорее убраться отсюда, пока никто не узнал о содеянном ею грехе. Господи, она ведь подняла руку на человека, на своего друга! Пальцы тряслись от напряжения и адреналина. С трудом попав в замочную скважину, Роуз повернула ключ, рванула дверь и быстро зашагала прочь, позабыв обо всём на свете, в том числе и об оставшемся на постели драгоценном письме. Она не собиралась сбегать насовсем, только навестит отца перед смертью и вернётся обратно. Ведь здесь остаётся её сероглазое сердце.