Враг мой

Несколько недель прошли спокойно, где-то даже лениво. Метеоритных дождей больше не было, и Дин немного успокоился. В глубине души ему нравилось учить Кастиэля, а еще он не мог не признать, что их сосуществование становится все более и более приемлемым. С инопланетянином было не скучно, он оказался любознательным и восприимчивым к языку людей, старательно повторял слова, иногда потешно их коверкая. Дин завидовал пернатому — язык мерифрианцев*, как сам себя назвал Кас, по-прежнему казался зубодробительной клекочущей абракадаброй. К тому же у Кастиэля обнаружилось своеобразное чувство юмора: он быстро сообразил, как можно безбоязненно доставать Дина, и часто подкалывал его с серьезной миной на лице. Как-то вечером они сидели перед весело трещавшим костром: Кастиэль тренировался в английском, а Дин пытался соорудить молоток. Постройка дома все так же стояла на первом месте в его приоритетах. — Это моя правая нога, — медленно выговаривал Кастиэль, тыча пальцем в ногу. — А это — левая, — сообщил он, переводя взгляд на другую. — Моя правая и моя левая нога, левая и правая, — как ребенок радовался он. — Это — мои ноги, — поведал Кас, глядя через пламя на закатившего глаза Дина. — Да, — стиснув зубы пробормотал Дин. — Ты просто умник. — Да, я — умник, — повторил Кастиэль, дотрагиваясь до копны спутанных темных волос. — Это моя голова, — радостно сообщил он Дину и как-то совсем по-птичьи наклонил ее к плечу. — Молодец, Кас. У тебя — уродливая голова, — сообщил Дин, суживая глаза и подначивая пернатого. — Нет, нет, — замотал головой Кас. — Это — моя умная голова, а это — твоя уродливая голова, — подытожил он, показывая пальцем на Дина и разразившись клекотом-смехом. — Ха. Ха. Ха, — саркастически отреагировал Дин. — Мерзкая голова у кордзиз*, — снова захихикал Кас. — Ну все, хватит! — разозлился Дин, тыкая в сторону пернатого молотком, словно воссозданным по чертежам пещерного человека. — Если будешь продолжать в том же духе, я перестану учить тебя английскому, — пригрозил он. — Извини, человек, — хмыкнул Кастиэль. — Так-то лучше, — тут же успокоился Дин. — Знаешь, пока ты тут коротаешь время и бездельничаешь, играя роль послушной женушки, я пытаюсь придумать, как нам наладить наш быт и выжить, понимаешь? — Дин постучал пальцем себе по лбу, кривя губы в усмешке. — Знаешь, мои предки говорили, что если что-то не получилось с первого раза, пробуй снова и снова. — При этих словах глаза Кастиэля расширились, и он с удивлением уставился на Дина. — Кордзиз, тебя научить этому великий Гаадах*? — вдруг, еле сдерживая дыхание, спросил Кас. — Нет, — осклабился Дин. — Микки-Маус. — Кто? — переспросил Кастиэль недоуменно моргая. — Мик-ки. Ма-ус, — четко артикулируя, повторил Дин. — Микки-Мос, — повторил Кастиэль, смешно наморщив нос. — Это великий Гаадах кордзизов? — Да, типа того, — немного подумав, согласно кивнул Дин и вдруг резко сменил тему. — Слушай, а как называется ваша планета? — Мерифри*, — чуть помедлив, ответил Кастиэль, стараясь говорить медленно, чтобы Дин понял. — А что это обозначает? — На языке кордзизов? М-мм, дай подумать. — Кастиэль опустил голову и задумчиво поворошил палкой в начавшем затухать костре. Наполовину прогоревшие ветки, словно обрадовавшись глотку кислорода, затрещали, и вверх взметнулось окрепшее пламя. — Я не знаю этого слова на вашем языке. Гаадах создал нас крылатыми воинами, своими посланниками. Но чем-то мои предки сильно разозлили великого Гаадаха, и он лишил нас силы, но не захотел уничтожать. Он создал планету Мерифри и отослал нас на нее. — Падшие ангелы… — прошептал Дин.

***

Дин шагал уже по протоптанной дорожке, бодро взбивая ногами облачка серой пыли и таща в лагерь очередную добычу, снятую с истребителя Каса. Настроение было отличное, и Дин громко горланил любимую песню, радуясь тому, что на этой планете никто не будет ныть и просить его заткнуться. О, временами я дико устаю, — голосил Дин. Но я знаю, что мне ничего не осталось — только скитаться! Время пришло, пришло время Пропеть песню мою! В этом месте он дал петуха, но совершенно не расстроился и продолжил: Я весь мир обойду, я найду девушку по пути. Я уже в дороге десять лет на сегодняшний день — Скитаюсь, ищу королеву моей мечты…* — Тут хочешь не хочешь, а только король пернатых задниц присутствует. Ладно, Дин, проехали, — пробормотал он себе под нос, останавливаясь. Ожерелья из снятых кабелей давили на шею. Он жутко устал. Кастиэль все так же демонстративно отказывался помогать в тяжелой работе, фыркал и предпочитал выполнять, по мнению Дина, сугубо «бабские» обязанности. Причем совершенно этим не гнушался, словно такая работа была для него в порядке вещей. Он искал хворост и поддерживал огонь в костре, регулярно собирал и относил куда-то в кусты мусор, и содержал в порядке принесенные с собой вещи. Через день он ходил к капсуле за свежими лепешками, снова и снова созревавшими в углублениях на месте собранных. В конце концов Дин смирился с таким положением вещей и перестал париться и приставать к Касу с просьбами. Согласно насечкам на дереве — своеобразному календарю — они с Кастиэлем прожили на неуютной планете уже около трех земных месяцев. Понятие это было относительным, так как Дин не сразу сообразил начать делать зарубки, да и без приборов не мог подсчитать и установить продолжительность суток. Поэтому он, не мудрствуя лукаво, высекал зарубку каждый восход солнца. Кастиэль тоже мало чем смог помочь, на их планете велось совершенно другое исчисление. Дину таки удалось построить некое подобие жилья, в которое он вложил бесконечное количество пота, мата и упертости. Поняв, что строение с вертикальными стенами без наличия скрепляющих бревна материалов ему не осилить, он несколько дней напряженно думал, пока в очередной поход к кораблю Каса ему в глаза не бросились полусферические очертания машины. Поэкспериментировав с бревнами, Дин сумел создать постройку, напоминавшую вигвам индейцев на его родной планете, только вот жить в ней можно было с большой натяжкой — она была слишком маленькой. Дин потратил километры нервов, убеждая упертое создание, что безопаснее спать хотя бы в таком, не слишком уж надежном убежище, из которого, если вытянуться во весь рост, ноги торчали наружу. Кастиэль упрямо спал на земле у костра. До первого метеоритного дождя. А еще Дин окончательно примирился с присутствием в своей жизни пернатого. Мало того, уже некоторое время он чувствовал, что к обычной симпатии примешивается и некий налет физиологического влечения. Дин был здоровым половозрелым мужиком, и тупая дрочка не приносила морального удовлетворения, лишь семяиспускание и мозоли на натруженной руке. Но как подступиться к индифферентому Кастиэлю, он до сих пор не понял. Тот с удовольствием учил язык людей, выполнял свои обязанности в лагере, пытался привить какие-то свои знания, но совершенно не обращал внимания на невербальные брачные прыжки Дина, уже давно готового к новому витку в их отношениях. Дин устал и решил сделать паузу, сев на лежащее на земле огромное бревно и переводя дыхание. Вдруг под бревном он заметил какое-то шевеление. Он наклонился и чуть не рухнул лицом вниз под весом кабелей. Немного в стороне, разгребая толстопалыми лапками бежевую жухлую траву, вылезло животное: его тело покрывал панцирь, похожий на крышу китайской пагоды. Дин вытаращил глаза, в ответ создание уставилось на Дина тремя глазами, расположенными в ряд; под ними топорщилось нечто, напоминавшее гибкий трубчатый рыбий рот, только раздвоенный. По сторонам двигались два щупальца, ощупывая почву. «Мясо», — промелькнуло в голове у Дина, и он протянул руку, чтобы поймать животное. «Мясо» оказалось проворным и явно не желающим быть съеденным: оно коротко пискнуло и быстро исчезло в кустах, усиленно перебирая лапками. Дин, гремя кабелями, как шаман бубнами, попытался догнать потенциальный ужин, но тот оказался слишком проворным. С этого момента существование на планете перешло на новый этап, и поймать «броненосца» стало навязчивой идеей Дина; однако внешне кажущееся неуклюжим животное, при виде Дина развивало поистине рекордную скорость и виртуозно сматывалось. Как-то вечером Дин вернулся к стойбищу крайне раздраженным. Он смог поймать лишь несколько рыбок-слизняков у озера, и масла в огонь его и так истончившегося терпения невольно подлил Кас. Он даже не обратил внимание, что Дин вернулся, продолжая читать свою книжонку, обычно висевшую на шее на цепочке. Книжечка была миниатюрной, сделанной из какого-то неизвестного Дину металлического сплава, с тонкими, словно паутинка, страницами, испещренными странными иероглифами. Кастиэль каждый вечер снимал эту книжечку с цепочки, открывал и читал. Молча покачиваясь, иногда устремляя глаза в темное небо. В такие моменты его лицо озарялось непонятным Дину внутренним светом, словно инопланетянин мысленно говорил со своим Создателем. И это безумно раздражало. Спроси кто: «Почему?», Дин не смог бы связно ответить. Возможно, потому, что в такие моменты он чувствовал себя третьим лишним. Бросая раздраженные взгляды на медитирующее пернатое, Дин счистил чешую с рыбок, выпотрошил их и, порезав кусочками, насадил на тонкие прутья. Поджаренные на огне рыбки становились не такими мерзкими на вкус, но все равно отдавали гнильцой и тиной. Дин со страстью наркомана мечтал о нормальном мясе, иногда ему даже снился английский стейк из броненосца, поджаренный на углях. Он держал прут с рыбешкой в огне, краем глаза следя за Кастиэлем, явно не собирающимся заканчивать свое чтение. Дин прищурился и закатил глаза; его терпение явно заканчивалось. Он достал прут из огня и начал дуть на горячие куски. — М-м-м… — промычал он, откусывая. — Вкуснятина. Не хочешь попробовать? Он протянул еду в сторону Кастиэля. Тот наконец соизволил повернуть голову, чтобы посмотреть на Дина и протянутый прут, сплюнул в сторону и отвернулся. — Тебе напомнить, кто приучил меня к этой гадости? — спросил Дин, подняв бровь. Кастиэль смущенно передернул плечами. — Кстати, — заметил Дин, снимая с прута оставшиеся куски рыбы на тряпицу, служившую тарелкой, — я собираюсь улучшить наше меню. — Как? — словно смилостивившись, полюбопытствовал Кас, наконец отрываясь от своего молитвенника. — Ну, смотри, — похвастался Дин, довольный, что Кас обратил на него внимание. Он с гордым видом достал из-за спины самодельный лук, который смастерил из подручных средств. Оружие выглядело кривовато, но Дин его уже опробовал; как ни странно, оно стреляло туда, куда Дин направлял стрелы, вырезанные из прутьев. — Нас вскоре заберут отсюда. Твой народ или мой, — вдруг невпопад сказал Кас, снова поднимая лицо к небу. — Ты забыл, что между нами война? — спросил Дин, вдруг посерьезнев. — Да тут раньше автобусы станут ходить, чем нас найдут. — Кордзизы… как легко вы сдаетесь. Гаадах учит нас: разум побеждает всегда, — сообщил Кас, назидательно подняв указательный палец. Дин вдруг звонко расхохотался. — Откуда ты набрался этого бреда? — зло прищурившись, спросил он. — Из книжонки, которую постоянно читаешь? Я — тот, кто побеждает. Меня бы здесь не было, если бы не вы, дети гадские, — прошипел он. — Гаадахские, — вдруг рыкнул оскорбленный Кастиэль. — Да какая разница! — выплюнул Дин. — Эту войну начали вы, люди, — закричал Кастиэль. — Знаешь что, Кас, — провоцирующе тихо сказал Дин. — Твой Гаадах — самый натуральный отменный говноед. Кастиэль одним прыжком преодолел костер и схватил за грудки успевшего вскочить на ноги Дина. В глазах пернатого полыхала ярость, и Дину показалось, что сейчас Кас его ударит. Но тот сдержался. — А твой Микки-Мос — большой тупой придурок! — прорычал он в лицо Дину. Дин смотрел в перекошенное гневом лицо уже совсем не врага и вдруг прыснул; всю злость словно рукой сняло, и он звонко расхохотался, оседая на землю, смотря на оторопевшего от такой реакции Кастиэля. Он смеялся до слез и не мог остановиться. Сквозь застилавшую взгляд дымку он видел, как Кастиэль медленно склоняется над ним и с удивлением дотрагивается до мокрого виска, снимая пальцем соленую слезинку, как подносит палец сначала к глазам, полным недоумения, разглядывая дрожащую каплю, а потом кладет палец себе в рот. — Соленое, — странным голосом протянул Кастиэль. Дин хмыкнул, успокаиваясь. — А у вас что, слезы сладкие? — спросил он. — Ангелы не плачут, — тихо отозвался Кастиэль и отодвинулся от Дина. На следующее утро, когда лес все еще утопал в молоке тумана, Дин сидел в засаде около норы броненосца и ждал, когда тот вылезет. Ему было холодно, пальцы, сжимавшие лук, замерзли, так и хотелось засунуть их подмышки, но он не двигался, с терпеливостью хищника поджидая свою цель. Наконец послышалось шуршание, показалась морда, задвигались, сканируя пространство перед собой, щупальца. Дин очень осторожно наложил стрелу и, стараясь двигаться как можно тише, натянул тетиву. Броненосец выполз из своего убежища. Дин глубоко вздохнул и выпустил стрелу. Просвистев в воздухе, она вонзилась в тело чуть ниже края брони. Раненое животное заверещало и бросилось в сторону. Дин, взревев от разочарования, вскочил и рванул следом, крича: «Эй, мясо! Стой! Стой, мать твою!» Броненосец прошмыгнул под полуповаленным деревом, Дин, не раздумывая и не смотря перед собой, перескочил через препятствие, оступился и упал в находившуюся прямо за деревом черную яму, дно которой было покрыто мелкой галькой. «Грязный, поганый сукин сын!» — выругался Дин, вставая и выплевывая изо рта мелкие камушки. Ноги по щиколотку утонули в гальке. Он осмотрелся: неровная поверхность стен ямы, перевитая, словно венами, обнаженными корнями деревьев, была достаточно высокой, примерно в два его роста, но, при некотором усердии можно было выбраться, не прибегая к посторонней помощи. Вдруг он почувствовал колебание под ногами: тихо шурша, галька начала оседать, проваливаясь в появившуюся воронку, его начало засасывать, словно он ступил в болото. Дин заволновался, пытаясь отступить, перебирая ногами в галечной трясине, нутром чувствуя опасность. «Что за нахуй!» — нервно выматерился он, когда на уровне глаз закачался лиловый отросток с присосками на конце. Пару секунд он завороженно рассматривал змеевидное создание, раскачивающееся, словно слепая кобра перед прыжком, но быстро пришел в себя, развернулся и полез вверх, стараясь выбраться из западни. В следующее мгновение Дин ощутил вышибающую воздух из легких сильнейшую боль, чувствуя как отросток обвивается вокруг лодыжки, с легкостью разрывая ткань летного костюма и впиваясь в мясо. Создание, кем бы оно ни было, с нечеловеческой силой потащило Дина вниз, в центр ямы. Он заорал, зовя Каса, надеясь, что тот услышит, бесполезно дергая ногой и пытаясь освободиться. Он срывал ногти о камни, пытаясь удержаться, чувствуя, как щупальце впивается в плоть все сильнее, сдирая кожу, обнажая дрожащие от боли и напряжения красные окровавленные мышцы. Он кричал от безумной боли, чувствуя, как взмокшие пальцы медленно соскальзывают с камней, и у него остается все меньше сил, чтобы держаться. Вдруг он почувствовал, как его руку обхватывают прохладные пальцы, и скорее услышал, чем увидел вспышку от выстрела, опалившего щеку. Он почувствовал, что его нога свободна и Кастиэль тащит его наверх, в безопасность. Выбравшись из ямы, он буквально упал на пернатого; ноги не держали, Дина колотила крупная дрожь. Страшный рык заставил их обернуться: из черной гальки, словно демон из преисподней, вырастала уродливая голова, похожая на драконью, покрытая словно лишаем чешуйчатыми наростами; из клыкастой пасти торчал обрубок, густыми толчками выплескивавший на поверхность ямы жидкость лилового цвета: Кастиэль явно отстрелил монстру язык. Кас поднял пистолет и выстрелил еще несколько раз. Чудовище взвыло, оседая в гальку, а Дин потерял сознание.