Враг мой

Вокруг него был ад, земля разверзлась, и он, кувыркаясь, падал в бездонную трещину, больше не понимая где низ, а где верх. Зловеще выл голодный огонь, и раздвоенные ядовитые языки пламени, жадно извиваясь, лизали черные стены преисподней в ожидании добычи. Дина кружило в горячем воздухе, как сухой лист, обжигало гаснущими на коже огненными искрами. Он упал, словно муха в паучью сеть, натянутую в обжигающе-черной бездне; стальные крюки впились в тело, разрывая кожу и мясо, распиная его, заставляя орать от боли, чувствовать, что он висит так уже вечность, которая никогда не закончится. Через всю эту адскую боль до него доносились отголоски ощущения чего-то прохладного, заботливого, осторожно прикасавшегося к вздувшейся, обожженной коже. И он тянулся к этой прохладе, пытался напиться ею разодранным от крика ртом, припадал к ней и мечтал, чтобы это ощущение никогда не исчезало. Даже мечась в бреду лихорадки, он незримо чувствовал присутствие Кастиэля, его заботливые руки, то прохладно ложившиеся на пылающий лоб, то нежно, но твердо удерживавшие, когда Дин, бессознательно рвался куда-то бежать. Они осторожно нажимали на нижнюю челюсть, заставляя открыть рот, вливая в пересохшее горло теплый пресный бульон. Словно ангел накрывал его своими крыльями, даря ощущение тепла и защищенности. Кастиэль приподнимал его, подставляя импровизированную утку, под которую приспособил пустой панцирь животного. Чем-то смазывал рану, держал за руку и все время был рядом. Дин проснулся и почувствовал, что лежит словно в мягком коконе. Он осторожно скосил глаза: пернатый сделал нечто вроде гнезда из собранной травы и остатков тряпок, в которое и уложил Дина. Лодыжка все еще безумно ныла, и пульсировала и дергала болью. Дин застонал и повернул голову: Кас сидел у костра и нагревал над огнем металлический прут. Дина передернуло. — Ты же не хочешь тыкать этой палкой мне в ногу? — тихо спросил он, удивляясь, как хрипло звучит сорванный голос. — Плохо, что ты уже проснулся, лучше бы ты продолжал спать, — покачал головой Кастиэль. — И да, хочу, — спокойно продолжил он. — Нужно тыкать. Иначе твоя кровь может стать плохой, и ты уйдешь на встречу со своим Микки-Мосом. Дин фыркнул, ему стало стыдно, но в данный момент он не собирался объяснять Касу, что Микки-Маус — не Создатель, а всего лишь мультяшный персонаж. — На вот, возьми в рот и сожми зубами. — Кастиэль протянул Дину небольшую палку. — Господи, — пробормотал Дин. — Все бы отдал за глоток виски. — Дин, что такое «господи» и «виски»? — спросил Кастиэль, продолжая держать раскаленный прут над огнем. — Кас, ты такая любопытная задница, когда это совершенно неуместно, — прохрипел Дин. — «Господи» — это другое название Микки-Мауса, а «виски» — вкусное питье, от которого в голове начинают скакать разноцветные веселые шарики и становится хорошо. Кас, давай уже, лечи! Кастиэль осторожно вложил между зубов Дина кусок дерева, и тот сжал челюсти, напряженно наблюдая, как раскаленное острие медленно, но неумолимо приближается к ране… Нечеловеческий вой еще долго раздавался эхом по округе. Когда Дин снова пришел в себя, то первое, что он увидел, приподнявшись — темноволосую макушку Кастиэля, склонившегося над ним и обматывавшего раненую ногу чистыми тряпицами. Кас почувствовал взгляд Дина и поднял голову, неосознанно прикусив нижнюю губу. — Как ты, кордзиз? — спросил он, встревоженно смотря на Дина. Кончики крыльев в беспокойстве возили по земле, взбивая пыль. — Кас… — прохрипел Дин. — Наклонись ко мне, — попросил он. — Зачем? — Хочу проверить, не умер ли я. Кастиэль нахмурился, явно не понимая, что происходит, но не стал перечить и наклонился к Дину. Тот обхватил лицо ангела ладонями и, не долго думая, прижался губами к его губам. Кастиэль замер, не отвечая, его глаза съехались к переносице, с недоумением уставившись на Дина. Тот, уже почти прикрывший глаза и собиравшийся углубить поцелуй, заметил совершенно окосевший от шока взгляд Каса и резко отпрянул. — Что-то не так? — хриплым голосом спросил он Кастиэля. — Что ты делаешь? — почему-то шепотом задал встречный вопрос Кас. Его глаза потихоньку разъезжались, принимая нормальное положение. — Я… ну… целую тебя? Для начала, в благодарность. — А зачем вы, кордзизы, так делаете? — наклонив голову, задал следующий вопрос Кас. Дин замялся. Он буквально задницей чувствовал приближение очередного глубокого попадоса с этим пернатым, но маятник уже начал раскачиваться. Дин на секунду прикрыл глаза, собираясь с мыслями. — Поцелуи, Кас, обычно это прелюдия к сексу или же возможность показать другому человеку свою симпатию. С сексом нам придется подождать, пока моя нога не заживет, но… — Странные вы, свою симпатию можно показать, просто потеревшись носами. Рот же создан для того, чтобы им есть, — назидательно прервал Дина Кастиэль и тут же спросил. — А что такое прелюдия и секс? Дин закатил глаза. Вот за что ему это: за какие такие грехи его забросило на эту проклятую планету да еще с созданием, слыхом не слыхивавшим о сексе? Он скрипнул зубами и попытался доходчиво объяснить пернатому суть слов. Может, у ангелов секс как-то по-другому называется, и Кас попросту не подобрал еще аналог на своем языке? — Кас, прелюдия — это, попросту говоря, какое-то действие перед другим, более приятным действием. А секс, ну, это… Это когда твоя симпатия в штанах вырастает настолько, что ты очень хочешь поделиться ею с человеком, находящимся рядом с тобой. А потом ты делишься, делишься, пока не наступает благодать у вас обоих. По мере объяснения Дин видел, как увеличиваются глаза ангела, и даже немного заволновался. — Кас, с тобой все в порядке? Тот помотал головой и произнес: — Гаадах, Дин, вы так странно молитесь своему «Господи»? Я только не пойму, причем тут штаны? Дин застонал, с трудом подавляя желание вскочить и, невзирая на пульсирующую болью лодыжку, добежать до ближайшего дерева, дабы побиться об него головой. — Нет, Кас, мы молимся господу по-другому. — Дин потер глаза и взглянул на Каса совершенно больными глазами. — Пестики-тычинки, не? — с надеждой спросил он. Кастиэль отрицательно помотал головой. — Во! Секс — это процесс размножения! — вдруг радостно воскликнул Дин. Уж теперь-то крылатый придурок поймет! Но Кастиэль все также продолжал хлопать глазами и вопросительно смотреть на Дина. — Кас, прекрати изображать пернатого долбоклюва! — начал заводиться Дин. — А тут-то что непонятного? Самочки с сиськами и ножнами, ты с мечом, меч в ножны, через девять месяцев появляется ангелочек, и все счастливы! Теперь понял? — Нет. — Бля! — не выдержав, рыкнул Дин. — Секс — это то, как вы детей делаете, тупица! Дин совершенно выдохся и замолчал. Наконец-то в глазах Кастиэля забрезжило понимание, и Дин с облегчением выдохнул, но, как оказалось, обрадовался он слишком рано. — Я понял тебя, Дин. Мерифрианцам не нужны те странные действия, которые ты называешь сексом, чтобы создать новую жизнь. — Дин скептически поднял бровь, но вяло махнул рукой, показывая, что внимательно слушает. — Когда приходит время, великий Гаадах осеняет каждого ангела благословением своим, и в нем начинает развиваться новая жизнь. Во времена моих предков многие мерифри погибали, принося в мир дитя, но сейчас наша медицина достаточно развита, чтобы мог выжить и родитель. — Непорочное зачатие, чо, — пробурчал Дин себе под нос. Такого динамо он даже в юности не переживал. Да никому в здравом уме и в голову бы не пришло динамить Дина Винчестера таким извращенным образом. — И когда твой Гаадах благословит тебя? — устало спросил он. — Когда на то будет его Воля, — спокойно ответил Кастиэль.