Элегия света

      Платиновый Дракон дремал, свернувшись клубочком между звезд. В полудреме он, тем не менее, видел и слышал так же чутко, как и во время бодрствования.       Это все неправду говорят, что созвездия Владычицы Тьмы и Рыцаря-Дракона замерли в вечном сражении между собой. Это людям так видится. На самом деле, думается Паладайну, даже самый упорный и упрямый бог света устал бы из века в век бесцельно заносить копье над Такхизис.       Платиновый Дракон потянулся и спрятал голову под крыло. Можно отдохнуть, ведь на Кринн приходит чудесная весна, бурная и светлая, янтарная и изумрудная. Нужно отдохнуть, ведь грядут тяжелые времена и тяжелые мысли. От таких мыслей даже больно, и не только сердцу. Здесь, в колдовских небесах, мысли столь же материальны, как и звездная плоть, и вот она и болит. От сумрачной головы до кончика хвоста.       Времена грядут темные, как темна сгущающаяся над Вайретским лесом ночь, и беспокойные, как сон обитателей Башни Высшего Волшебства. Темным магам снятся паутины заклинаний, горящие глаза под бархатными капюшонами и нежный зовущий голос Такхизис, прорывающийся сквозь сон; адептам Равновесия грезится мрачный, тонкий, как игла, шпиль палантасской башни, одновременно отталкивающий и манящий, как отвратительна и прекрасна сама черная магия; маги Белой ложи спят и видят предательство темных.       Платиновый Дракон не раз задавался вопросом: пусть все люди не могут быть добрыми, пусть не могут быть милосердными, ведь в каждом живет капелька темноты, но что мешает им научиться быть умными? Почему никак не поймут они, смертные, что опасность не в тьме и даже не в свете?       Нет предвещаний беды в тени Такхизис, нет их в силуэте черной башни Палантаса, нет и в Рейстлине, с мастерством и наслаждением истинного тактика загнавшем Пар-Салиана в угол, где тот мог принять единственное решение — выгодное Рейстлину больше всего. Паладайн бы даже восхитился, если б не был так обеспокоен.       Нет опасности в существовании тьмы. Угроза Кринну есть только в катастрофах.       Если опрокинуть одну чашу весов, темную ли, светлую, вторая так или иначе полетит вниз. Если подтолкнуть маятник, влево ли, вправо ли, он ускорит ход. Время совершает полет свой неторопливо, путем тысячелетий, ведя за собой огромный и медленный мир, как будто некто несет сосуд, до краев наполненный водой, и встряска для него гибельна.       Сквозь приятную дремоту Платиновый дракон услышал, как кто-то называет его по имени. Светлый жрец благословляет кого-то именем Паладайна. Платиновый дракон наблюдает с любопытством и удовольствием: он постарается защитить. Имя его может стать защитой не хуже доспехов, если верить, надеяться и звать; почти такой же хорошей защитой, как амулет на шее жреца. Как тот, что спас душу Крисании.       Паладайну так не хотелось, чтобы она умирала.       Платиновый Дракон успокоенно взмахнул хвостом и приготовился снова закрыть глаза и погрузиться в сладкое, но такое короткое забытье; душевное волнение о судьбе мироздания мучит и гложет, но сам Паладайн сейчас не в силах помочь, и проще отвергнуть это волнение. Единственную возможность спасения он вложил в хрупкие ладони Крисании.       Кто мог бы, если не сможет она?..       — Фисбен!..       Платиновый Дракон обеспокоенно поднял голову.       — Прошу тебя, Фисбен, помоги!..       Каждая искренняя молитва звучала в его голове так ясно, как будто молящийся находился рядом с ним между звезд. Платиновый Дракон рывком поднялся и взглянул на Вайретскую Башню повнимательнее: что там творится, во имя Света?.. Кто посмел обидеть кендера… кто посмел обидеть Тассельхофа?       Пусть Тассельхоф и мог в том усомниться, но Паладайн его прекрасно помнил. Помнил, любил и оберегал.       Впрочем, опасность кендеру не грозила. Наоборот, Тассельхоф надеялся на нее — на ту опасность, что ожидала каждого путешественника во времени. Платиновый Дракон устало вздохнул, но кендерам, как известно, без смертельного риска счастья нет, а он хотел Тассельхофу счастья: как же мог он отказать?..       — Пусть это кольцо окажется кольцом невидимости или еще чего-нибудь полезного… лишь бы меня не изловили!       Платиновый Дракон задумался. Он давно уже не зачаровывал вещиц, тем более колец, — этим обычно занимаются смертные маги, забава у них такая. Мысль о заклинании невидимости Паладайн отмел сразу же: это настолько обыденно, что даже чудом не кажется. Тем более, кольца, делающие владельца невидимым, иногда приносят ему больше проблем, чем пользы, а порой и вовсе оказываются проклятыми.       Можно было зачаровать кольцо на превращение во что-то маленькое… в соринку? Нет, этот глупый красный маг раздавит и не заметит. К тому же, Тассельхоф мог всерьез обидеться. Нужно что-то небольшое, но интересное, причем обязательно симпатичное — превращать друга в лягушку Паладайну не хотелось. Тотчас Платиновому Дракону пришла мысль о белой мыши.       И отчего кендеру не понравилось?..       Странные они, эти смертные, думал Паладайн, наблюдая, как Тассельхоф, схваченный за хвост, раскачивается в воздухе. Странные, забавные… и дорогие сердцу. Платиновый Дракон свернулся в звездный клубочек и задремал.