Книга Мормонтов: молодой медведь

ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ Джорах рассеянно гладил большим пальцем медвежий коготь, висящий на шее. Все его мысли были о жене — Елене из дома Гловеров. Они и года не были женаты, но он на удивление быстро сделал ей ребенка. Однако в последнее время Елена жаловалась на боли в животе, и это вызывало тревогу, ведь она была довольно хрупкой девушкой. Джорах нахмурился. Елена… Сам бы я никогда не выбрал ее себе в жены. Да, Елена была красива, но она не будила в нем ни желания, ни любви. Джорах не считал себя жестоким мужем — он знал многих жестоких мужей, — но он сознавал, что холоден к жене. Он исправно исполнял свой долг, однако тайком наслаждался обществом рыбачек, разбирающих сети или просто слоняющихся без дела. Наследник Медвежьего острова был молод и полон сил, а его жена была слишком слаба или больна, чтобы удовлетворить его желания, поэтому он с легкостью находил ей замену. Возможно, из-за того, что его молодость была омрачена браком без любви, Джорах не испытывал угрызений совести по поводу измен. Может быть, когда ребенок родится… тогда мне удастся найти в сердце немного тепла для Елены. Он чувствовал себя виноватым лишь за то, что не способен испытать к ней нежные чувства. Елена была доброй и мягкой, но слишком учтивой и покорной. Кажется, она боится меня, да и всего вокруг. Впрочем, Джорах не был уверен, так ли это, ведь Елена родом из Темнолесья, которое находится не так уж далеко от Медвежьего острова. Отец часто ездил в Темнолесье, чтобы помолиться в богороще. Когда-то в молодости он увлекался Сибеллой Гловер, матерью Елены; они часто вели разговоры о своих семьях, и в результате Джорах помимо воли оказался обрученным с младшей дочерью леди Сибеллы. Темнолесье и Медвежий остров связывали давние узы дружбы. Между островом и материком шла оживленная торговля, и часто Мормонты просили у Гловеров военной помощи, когда Грейджои или их приспешники направлялись к берегам Медвежьего острова, чтобы грабить и разбойничать. По словам отца, брак Джораха с Еленой Гловер стал платой за войско и припасы. Поэтому в один прекрасный день Джорах с Еленой преклонили колени перед сердце-древом и стали мужем и женой. Сразу после свадьбы они уехали на Медвежий остров, и через несколько месяцев молодая жена понесла. Джиор был очень рад этому, а Джорах не знал, что и думать. Он чувствовал себя слишком молодым и неопытным. В моей жизни не было ни славных битв, ни приключений. Как я могу быть отцом? Его собственный отец родил его, уже будучи в годах, и к тому времени ему довелось немало пережить. Джорах раздраженно вздохнул и отпустил медвежий коготь. Лежа на причале, он наблюдал, как волны накатывают на берег. Уже смеркалось; рыбаки вернулись домой. Ничто не отвлекало Джораха от раздумий. Вдруг до него донесся стук копыт. Повернувшись, он увидел отца, едущего верхом по берегу. Джорах поспешно встал и встретил его у причала. — Дозорные поймали работорговцев, — сказал ему лорд Джиор. — Седлай коня. Нужно свершить правосудие. Джорах тут же отвязал коня и последовал за отцом. Хотел бы я знать, за каким делом застали этих мерзавцев. Торговля людьми считалась незаконной, и работорговцы проворачивали свои дела в тайне. Иногда их застигали лишь за обсуждением сделки, а иногда ловили на продаже. Джорах терялся в догадках, почему они выбрали Медвежий остров в качестве места, где можно торговать людьми. На береговой линии не было укреплений, однако дозорные всегда были начеку. Тем не менее, работорговцы раз за разом приплывали именно сюда. Отец привел его на учебный двор за усадьбой. Двое оборванцев стояли на коленях в грязи, их стерегли трое дружинников. Спешившись, лорд Джиор обнажил Длинный Коготь. Джорах последовал за ним, оскальзываясь в грязи. Работорговцы выглядели как деревенские пентюхи. Оба тупо таращили глаза, однако, увидев сталь, один из них начал тревожно ерзать. — Говорил я тебе, дело того не стоит, — пробормотал он своему товарищу. — Заткнись, — прошипел второй. — За девчонку можно было выручить тыщ десять золотых драконов. А то еще больше, если бы ты ее не трахнул по дороге сюда. — МОЛЧАТЬ! — рявкнул Джиор. Оба работорговца задрожали и уставились в землю. Джорах встал рядом с отцом, держась на полшага позади. Значит, женщина. Они попытались продать женщину в рабство. За неплохую цену. Интересно, что с ней стало… если судить по кровавым пятнам на руках у одного из негодяев, ее уже нет на этом свете. Джорах не впервые встречался с этим — работорговцы, в отчаянной попытке замести следы, просто убивали свой товар, и выходили сухими из воды. Однако с лордом Мормонтом такие дела с рук не сходили. — Именем Эйериса из дома Таргариенов, короля андалов и Первых Людей, правителя Семи королевств и хранителя областей, я, Джиор из дома Мормонтов, лорд Медвежьего острова, приговариваю вас к смерти за продажу человека в рабство. Джиор поднял фамильный меч и опустил его на шею одного из работорговцев. Удар был чистый — острое лезвие с легкостью прошло сквозь плоть и кости. Обезглавленное тело упало на землю. Грязь обагрилась кровью. Второй работорговец закричал и попытался сбежать, но дружинник пинком заставил его снова упасть на колени. — Прошу вас, не надо! — кричал преступник, размазывая слезы по щекам. — Мне нужны были деньги! Моя семья голодает! Я больше не буду! Умоляю! Джиор остался глух к мольбам приговоренного. Повернувшись к Джораху, он протянул ему окровавленный Длинный Коготь. Джорах удивленно взглянул на него, принимая меч. — Пора и тебе пролить кровь. Жаль, что с таким недостойным противником… но это урок, который должен выучить каждый, кто хочет стать лордом. В этот миг Джорах почувствовал всю тяготу своего предназначения. Я стану лордом Медвежьего острова, и такие казни станут моим долгом, который мне придется исполнять до конца моего правления. Работорговец завыл, выпучив глаза от страха. Бедняга понял, что его смерть пришла. Джораху на мгновение стало жаль этого человека. Правду он говорил или лгал, но его страх был понятен. Джорах никогда не признался бы в этом отцу, но он сомневался в законности власти Старых богов, да и новых богов тоже. Положа руку на сердце, он сомневался в существовании самих богов, а значит, не был уверен в существовании загробного мира, в котором царит мир и покой. Этот человек тоже боится, что смерть — это конец. Неизвестность — вот что самое страшное. Чувствуя на себе взгляд отца, Джорах отбросил жалость. Настало время в первый раз лишить человека жизни. Крепко сжав рукоять Длинного Когтя, он повторил приговор: — Именем Эйериса из дома Таргариенов, короля андалов и Первых Людей, правителя Семи королевств и хранителя областей, я, Джорах из дома Мормонтов, наследник Медвежьего острова, приговариваю тебя к смерти за продажу человека в рабство. Работорговец горько зарыдал, что-то бессвязно бормоча. Джорах поднял Длинный Коготь, приготовился и со всей силы опустил меч. Это оказалось труднее, чем он думал. Меч относительно легко рассек шею преступника, но Джораху пришлось приложить дополнительное усилие, чтобы разрубить мышцы и кости. Его руки дрожали — то ли от напряжения, то ли от волнения. Работорговец плюхнулся в грязь рядом с товарищем. Дружинники принялись оттаскивать мертвецов прочь. Джиор кивнул сыну, взял Длинный Коготь из его рук и вытер клинок. — Тот, кто выносит приговор, должен его исполнить, — сказал он Джораху. — Это старый закон, так должно быть. Ты можешь презирать того, кто стоит перед тобой, но ты должен проявить уважение и посмотреть ему в глаза, прежде чем убьешь. А если не сможешь… может быть, этот человек не заслуживает смерти. Джорах кивнул, запоминая урок. Почувствовав на ладони что-то липкое, он обнаружил там каплю крови. Он завороженно смотрел на яркое пятно. Кровь другого человека… которую он пролил. Джораха охватило странное возбуждение — как после изнурительной скачки на коне или когда он покидал женские покои, ускользнув из-под носа у обманутого мужа. Ему хотелось повторить это, чтобы снова пережить этот восторг. Он понял, что такое жажда крови, о которой рассказывал ему отец. Проливая кровь на поле брани, человек превращается в зверя. Джорах подавил в себе это чувство. Не было никакой битвы… я не сражался, защищая свою жизнь. Возбуждение сменилось холодным, мрачным осознанием, что ему пришлось выполнить неприятную обязанность, и он справился с ней, а теперь пора заняться другими делами. Джорах подошел к колодцу, набрал ведро воды и вымыл руки. — Джорах! Твоя жена! Иди скорей! — раздался крик из чертога. У Джораха екнуло сердце. Он бегом побежал в чертог. — Что случилось? — спросил он, остановив первую попавшуюся служанку. — Ей стало плохо. Шила-шила и вдруг упала без чувств. Там… кровь, м’лорд, — пролепетала женщина. Кровь? Это может быть только одно. Джорах ворвался в свои покои. Елена, бледная и дрожащая, беззвучно плакала, лежа на кровати. Служанки снимали с кровати простыни, запачканные кровью. — Что случилось? — хрипло спросил он. Елена тихо всхлипнула и подняла на него глаза. — Я… я потеряла его, муж мой. Простите меня. Она потеряла ребенка. Джорах стоял столбом, глядя на протянутую ладонь Елены — она была вся в крови, так же, как незадолго до того его собственная. Это ее кровь или кровь нашего ребенка? Джорах был потрясен тем, как глубоко ранило его это известие. Еще недавно он с неудовольствием думал о том, что станет отцом… а теперь, глядя на то, как остатки плода, зачатого им с Еленой, соскребают в ведро, он чувствовал утрату. Джорах медленно подошел к жене и взял ее за руку. Она прижалась лицом к его ладони. Джорах сел на постель и легонько погладил ее по волосам. Я — Мормонт и должен быть надежной опорой. Елене нужна моя сила, поэтому я не могу позволить себе быть слабым. — Я с-собиралась назвать его Д-джорахом, — произнесла Елена сквозь рыдания. — Джорах, второй носитель своего имени. — Она подняла глаза, надеясь, что ее слова порадуют его. Джорах наконец устыдился своей неверности. Должно быть, она тоже чувствует, что наш брак несчастлив… и чтобы угодить мне, решила назвать сына в мою честь. Какая же она добрая… — Тише, моя леди, — как можно мягче произнес он, утешающе гладя ее по голове. — У нас еще много лет впереди. У нас будет много сыновей и дочерей. Оплачьте этого ребенка, но вы должны жить ради наших будущих детей. Джорах поцеловал ее в лоб. Его слова, казалось, успокоили Елену. Она слабо улыбнулась и, отпустив его, откинулась на постель. Джорах медленно встал и оглядел смятые простыни. Эти пятна уже не отстираются. — Довольно, — тихо сказал он служанкам и поднял простыни. — Я сам уберу. Тем же вечером он утопил свое горе в объятиях первой же улыбнувшейся ему рыбачки.