***
Дождавшись, когда в школе не останется никого, кроме меня и охранника, я быстро сбегал в магазин, купил себе бутылку коньяка и сразу прихватил пачку мятной жвачки, чтобы утром не вонять перегаром на весь кабинет, и вернулся обратно в свой класс, прикрывая дверь. Сев на свое рабочее место и открыв эту чертову бутылку, я тяжело вздыхая, сделал первый глоток. Чуть сморщившись от неприятного жжения в горле и взяв в руки красную ручку, придвинул к себе листочки с очередными тестами и стал проверять их, периодически попивая коньяк и матерясь себе под нос из-за того, что все медленно, но верно начинает плыть перед глазами. Час-два, и полбутылки уже во мне, а сам же я лежу на столе, что-то пьяно мыча и болтая с самим собой, понимая, что крыша у меня едет окончательно и сейчас мне точно нужен ебаный психолог, да вот только я поругался с тем, кому не боялся доверять, а остальных до сих пор считаю продажными пидорами. Как иначе? Все лгут, Фрэнк, все делают вид, что им есть дело до твоих проблем и все скрывают от тебя свои, считая, что ты способен только на низость. Как это все глупо и невыносимо, я даже не помню, чтобы я хоть когда-нибудь поступал низко с тем, кто мне доверяет, но кого это волнует? Я все равно для всех моральный урод, слабак, ублюдок. Боже, я в этой школе всего несколько дней, а уже успел обзавестись репутацией сопляка… Охуенно. На самом деле нет, но кто меня спрашивал? Видимо, мне придется строить из себя реального урода, чтобы люди начали уважать меня хоть немного, но при этом, я как бы общался с несколькими классами и не замечал в их поведении, словах никакой насмешки. Может, я уже стал слишком стар для сарказма и поэтому нихуя не вижу? Хер его знает, может, дело вообще не во мне. Но в ком тогда?.. Похуй. Сейчас просто похуй. Тяжело думать, когда ты пьян и тебе грустно. Даже мысли путаются, что уж говорить про разум, чувства? Мне бы уснуть и проснуться, когда все станет лучше…Думаю, у каждого возникало подобное желание, жаль только, что так не бывает. Придется терпеть, а так не хочется… Сделав еще пару глотков прямо из бутылки, я откинулся на спинку стула, посмотрел на пожарную сигнализацию, камеру и выругался, понимая, что мне может просто влететь за то, что я тут устроил, но при этом пить я так и не прекратил, забивая хер на все. Прикрыв глаза, желая немного побыть в тишине и успокоиться, я стал что-то тихо напевать, стараясь не думать ни о чем и расслабиться. Только это было немного сложно сделать, если учитывать, что телефон, что лежал в ящике моего стола, разрывался от звонков и сообщений, а разговаривать с Джи я не хотел, — не было никакого настроения. Вот и приходилось мне слушать не тишину, а вибрацию собственного телефона, невольно ощущая неприятную боль на сердце и подступающие слезы. Из такого состояния меня вырвали тихие стуки, что доносились со стороны входной двери. Я подпрыгнул на месте и посмотрел в ту сторону, откуда исходил стук, тяжело вздыхая и понимая, что я не закрыл дверь, когда вернулся в кабинет минут так тридцать назад после одного очень важного дела. — Я в-все объяс-ню… — прошептал я, глядя на охранника, что стоял и смотрел на меня своими старыми грустными глазами. — У м-меня просто плохое н-настроение и… — Поругался с мужем или умер кто? — спросил Брюс, неуверенно проходя вглубь кабинета и оглядывая меня более внимательно, явно пребывая в небольшом шоке оттого, что я реально напился, да еще и достаточно сильно, что не свойственно для меня. — Мх… первое, — фыркнув, ответил я и снова отпил немного коньяка. — Нахуй е-его… — Ты уже вторую ночь в школе ночуешь…Что-то серьезное? — мужчина взял стул и, поставив его рядом с рабочим столом, сел напротив меня, поправляя свои очки, на что я еле заметно отрицательно мотнул головой. — А, поэтому ты сейчас пьешь, да? — Ну, немного так… — Поделишься своими переживаниями? — тяжело вздохнув, спросил Брюс и я, недолго думая, протянул мужчине бутылку коньяка, как бы говоря ему, что это нужно для отличного разговора, но при этом молчал. Тяжело было говорить связно и нормально. — Нет, я не хочу. Завтра рабочий день, не думаю, что нам стоит… — Я уже пьяный в хлам, — перебил его я, — Составь м-мне компанию, пж… — я запнулся и тяжело вздохнул, — Пожалуйста. — Ладно… — после небольшой паузы, все же согласился охранник и, неуверенно взяв из моих рук бутылку, выпил немного жидкости, тут же морщась от неприятного горького вкуса. — Так, что у вас там случилось, м? — шепотом спросил он, возвращая коньяк мне. — М, у Джерарда дед умер, — тяжело вздохнув, начал я, глядя на жидкость в бутылке, — Я почему-то решил, что ему будет плохо, хотел поддержать его как-то, показать ему, ч-что я рядом, но… ему это в-все, кажется, прст… просто… — тут же исправился я, — Не нужно. — Почему ты так решил? — Потому что он орал на меня все это время, пока я пытался узнать как он, и говорил, что чувствует себя вполне нормально. — А ты ему не веришь, да? — я положительно кивнул головой и выпил еще коньяка, тяжело вздыхая. — Почему? — Потому что… дед был ему дорог. Клянусь, я… я был уверен, что он ему дорог, но сейчас мне кажется, что я ошибался, хотя это просто невозможно… Он же часто г-говорил о нем и п-просто… переживал за его здоровье, а когда он умер, Джерард сказал, ч-то это просто, блять, нормально. Что так бывает и все… это же ненормально, так реагировать на смерть дорогого тебе человека. Поэтому я и лез к нему с вопросами о том, как он, и… зря. Мы т-только поругались… — дрожащим голосом еле слышно закончил я, старательно сдерживая слезы и желая убедить самого себя, что все это хуйня. Брюс взял из моих рук бутылку коньяка, сделал из нее уже не один небольшой глоток, как до этого, а несколько, при этом даже особо не морщась. Он смотрел куда-то в пустоту перед собой, думая, переваривая все то, что я ему сказал, в то время как я вновь закрыл глаза, слыша вибрацию телефона в столе, пытаясь держать себя в руках. — Это он тебе сейчас звонит, да? — Возможно… — Чего трубку не берешь? — Не хочу с ним разговаривать. Зачем? Опять же поругаемся, я окажусь надоедливым и все тому подобное… Я правда надоедливый? — с грустью в глазах спросил я и посмотрел на охранника. Он отрицательно покачал головой, ставя бутылку на стол, а потом устроился на своем месте поудобней и ответил: — Ну, знаешь, я не психолог, как твой муж, в этом всем разбираюсь ужасно плохо, свои проблемы зачастую решить не могу, проблемы семьи не смог, но, я думаю, он просто так переживает смерть деда, если тот в самом деле был ему достаточно сильно близок. — Но почему он тогда мне ничего не говорит и молчит? — я усмехнулся, запуская пальцы в свои волосы и опуская взгляд в пол. — Он сказал, что я надоел ему с этими вопросами… наорал. — Не знаю, некоторым в разы проще сделать вид, что все нормально и ничего страшного не произошло, чем признать тот факт, что им нужна поддержка, что они тоже могут чувствовать боль и тоже могут плакать. — Никогда не встречал таких людей… — Один из них сидит перед тобой, — пожав плечами, ответил Брюс, и я поднял на него свой пьяный взгляд, не совсем понимая его ответ. Поняв это, мужчина откашлялся и, сняв очки и положив их рядом с бутылкой, продолжил: — Моя жена умерла где-то месяц назад. — Ох… я соболезную, — тихо прошептал я, ощущая какую-то вину. — На ее похоронах, Фрэнк, я не проронил и слезинки, все делал вид, что… она это заслужила, что она прожила хорошую жизнь и оплакивать ее сейчас просто не надо. Все ее родственники смотрели на меня, как на врага народа, думали, я ее не любил, изменял ей и вообще, возможно, отравил ее, чтобы наследство получить. Я стал каким-то диким человеком в глазах тех людей, что раньше относились ко мне с уважением, все резко меня возненавидели за такую холодность и стали шептаться за спиной, но никто даже никогда не спросил у меня, а в самом ли деле мне так плевать, как я показываю? — И… тебе плевать? Брюс грустно усмехнулся. — Каждый вечер я гуляю по тому самому парку, где мы встретились с ней сорок лет назад, вспоминаю прошлое, улыбаюсь так, словно я счастлив, а потом возвращаюсь домой, в пустую квартиру, сажусь на диван и плачу… А на утро с улыбкой иду на работу, делая вид, что все нормально. — Я не замечал по тебе, что у тебя в жизни случилась какая-то печаль… — Я и не хочу, чтобы кто-нибудь замечал. Вся эта жалость, соболезнования никогда и никак мне не помогут, они не воскресят мою жену и уж точно не сделают меня счастливым снова. Я не вижу смысла во всем этом, потому и не хочу показывать людям, что мне не все равно. Может, твой муж поступает так же? — Не знаю… — я тяжело вздохнул. — Он, вроде, не из тех, кто скрывает свои чувства, особенно от меня, но… в последнее время мне кажется, что он п-просто… хочет уйти, — еле слышно закончил я и все же не сдержал пару слезинок, что скатились по моей щеке и тут же упали на пол, заставляя меня покраснеть. — Это так глупо, но я н-не м-могу думать иначе, п-потому что он просто… спит в другой комнате, а когда я хочу лечь рядом с ним, говорит, что ему хочется погулять и так уже д-два месяца, что еще мне думать? И то, что происходит сейчас только усугубляет все… Я чувствую себя таким… лишним в его жизни. Боже, я снова доверился незнакомцу… без обид, — тихо засмеявшись, сказал я, стирая слезы, что успели выступить из глаз. — Снова? — в недоумении спросил Брюс, делая глотки коньяка из бутылки и протягивая остатки мне. Я шмыгнул носом и, взяв алкоголь, допил его, ставя пустую бутылку на стол, и тяжело вздохнул, глядя на мужчину. — Да, просто, когда-то давно я точно так же доверил все свои проблемы обычному школьному психологу, для меня это было так легко, словно я, не знаю, всю жизнь его знал и он мой отец, но при этом я не м-мог довериться даже своим л-лучшим друзьям. — И что было потом? — я невольно тепло улыбнулся, вспоминая все те события, что были десять лет назад и, не сдержав какого-то легкого смущения и сильной радости, ответил: — А потом мы… поженились. — Оу… Джерард был твоим школьным психологом? Это… — Странно, да, я понимаю, но он старше меня всего на пять лет, да и моим совращением он не занимался, я сам влюбился. Это было так пугающе для меня… — я снова засмеялся. — Я так долго не мог сказать ему правду. Думал, что я, ну, натурал, просто пошел немного не по той дорожке, но после одного неудачного опыта с девушкой, как-то все сразу стало на свои места и я просто… сходил с ума от Джи, от его улыбки, смеха, кожи, для меня его консультации были чем-то блять таким, куда я буквально бежал после уроков или с уроков. Я был счастлив видеть его, несмотря на то, что мне было тяжело понимать, что это было так глупо — влюбиться в него… — А сейчас не так? — тихо спросил мужчина. Я думал пару секунд, а потом дрогнул, ведь телефон снова завибрировал. Тяжело вздохнув и заметно погрустнев, я заглянул в серые глаза охранника и ответил: — Так, но я снова чувствую себя идиотом, потому что люблю его… Я п-просто боюсь, ч-то он… изменяет мне и… не знаю. Он один раз сделал так, и я с трудом простил его, но, если он делает это и сейчас… я просто не знаю, что мне делать. — Может, ты просто накручиваешь себя и он так себя ведет из-за другого? — я пожал плечами, устало потирая глаза. — Поговоришь с ним? — Нет… мне хватило сегодняшней ссоры, не хочу больше ничего такого. Пусть делает, что хочет, это все на его совести. Поймаю на таком — развод, нет — буду делать вид, что все отлично, раз уж и он позволяет себе поступать так… Черт, иногда так хочется вернуться в прошлое хотя бы на минутку… — Согласен, — мужчина тяжело вздохнул. — Но, в любом случае, этого мы никогда сделать не сможем, Фрэнк, проблемы есть здесь и сейчас, их надо решать, как бы страшно это ни звучало. Ты же не собираешься жить в школе. Я тихо засмеялся и ничего не ответил, понимая, что Брюс прав, но в разы сильнее понимая то, что я просто жутко хочу спать, а мои глаза буквально слипаются. Заметив это, охранник тяжело вздохнул, встал со своего места и, поправив футболку на себе и надев очки обратно, сказал: — Ладно, ложись спать, уже поздно, тебе завтра уроки еще вести. Нужно выспаться. Я положительно кивнул головой. — Спасибо, что поговорил со мной… Мне это было нужно. — Всегда пожалуйста, Фрэнк, — мужчина добродушно улыбнулся. — Надеюсь, ты помиришься с Джерардом… — И я на это надеюсь, — ответил я. Брюс слабо кивнул и направился к выходу, чуть шатаясь от легкого опьянения. — Брюс, — окликнул его я, когда мужчина уже был почти у выхода. — М? — посмотрев на меня, отозвался он. — Если тебе захочется поговорить, то…ну… я всегда тут. — Хорошо, спасибо, Фрэнк. Я буду знать, — еле слышно ответил он, а потом ушел, оставляя меня одного. Из-за большого количества выпитого мной алкоголя, в глазах все плыло, на меня резко навалила сильная усталость, и я, не долго думая, положил голову на стол и уснул, даже не удосужившись выключить свет в кабинете или убрать бутылку. Мне было плевать, я просто хотел спать, меня тошнило, но при этом тянуло плакать, от воспоминаний, что нахлынули сегодня вечером, только сил уже совсем не было…***
Ужасное утро. Все, что я могу сказать о том, как начался мой новый день. Весь кабинет, блять, вонял коньяком, я сам вонял этим чертовым коньяком, мои волосы лежали на голове так, словно я пальцы в розетку вставил, а выглядел я настолько помято, что казалось, будто меня переехал грузовик и я как-то выжил. Мало того, я проснулся, блять, за полчаса до первого урока, потому что не услышал будильник. Я, наверное, никогда в жизни так быстро себя в порядок не приводил после пьянки, да я и не пил никогда так, как вчера. Какого хуя вообще решил это сделать? Идиот. Я, блять, с огромным трудом проветрил весь кабинет. Мне пришлось съесть чуть ли не полпачки жвачки, а первые три урока вести было просто нереально, ведь любой шум был адом для моей головы и меня самого, следовательно и детей угомонить криком я не мог, но что еще мне оставалось. Тем не менее, настал тот самый неприятный момент, когда ко мне на урок пришел класс, в котором учились Карл и Адам, которые вдвоем прожигали меня ненавистным взглядом и буквально показывали мне все свое презрение, всю свою злость на меня за вчерашний мой поступок. Стоило мне отвернуться к доске, чтобы написать имя одного автора, про которого я начал разговор, как мои руки предательски задрожали. Я не мог вывести и букву, из-за чего мне почему-то реально стало страшно, этот класс теперь пугал меня, и все из-за этого чертового Карла, что вчера так наехал на меня, а сейчас буквально сидит и ждет того момента, когда можно будет меня унизить. И он дождался. Я стоял лицом к доске уже минуты две, сжимая в своих руках мел и кусая губы, пытаясь напрячь руку до максимума, чтобы она не дрожала, но, вместо этого я просто раскрошил этот чертов белый кусочек. — Мистер Айеро, с Вами все хорошо? — спросил какой-то парень, глядя на меня с волнением. — Да… — соврал я, борясь с чувством страха и какой-то душевной боли, что до сих пор была во мне со вчерашнего вечера. — Просто немного…переутомился. Я взял в руки тряпку и стал стирать ей белые следы от мела с пальцев, садясь на свое место. — Ну, да, — фыркнул Карл, отчего я тихо тяжело вздохнул, ведь ругаться не было ни желания, ни сил. — Помогать каждому всегда устаешь… Да, мистер Айеро? — Помолчи, пожалуйста, — без каких-либо эмоций ответил я, даже не глядя на парня. — Да бросьте, — продолжал он, — все мы понимаем, что Вам тяжело, что Вы так за всех нас беспокоитесь, переживаете за каждого, защищаете! Мы же гордимся Вами, мистер Айеро! Без Вас мы бы просто все суициднулись или валялись бы под школой полудохлые. — Карл, заткнись, пока я тебя к директору не отправил. — О, как страшно! — наигранно сказал он. — А без директора со мной разобраться уже не можете, да? Ох, почему же? У Вас же муж психолог! Вы же во всем этом разбираетесь! Только вот, жаль, что в своей жизни разобраться не можете и ночуете в школе. Ваш муженек Вам изменяет, м? Вам приходится освобождать место в кроватке для его любовничка и их страстного секса? — Заткнись! — прошипел я, реально начиная злиться, из-за резкой сильной боли, что буквально разрывала мою грудь изнутри, грозясь перейти в гнев, ненависть и желание убивать. — Да бросьте, что такого в этом? Не разберетесь со своим мужем? Он же… психолог, — выделил Карл, а по классу разнеслись тихие смешки. Кинув тряпку на стол, я вскочил со своего места и, встав в центре класса и скрестив руки на груди, стал прожигать парня злобным взглядом. — Все сказал? Я могу продолжать урок? — А Вы можете? — со смешком спросил он. — У Вас же руки дрожат, потому что Вы явно пили с горя, думая о том, какого по счету парня Ваш муж имеет за Вашей спиной! — Завали блять свое ебало! — не выдержав, прокричал я, что только рассмешило парня и весь класс. — Воу, я задел Вас за живое, да? И как часто он приносил домой заразу от своих мальчиков? Долго лечились? — Я твоих родителей вызову! — стараясь выглядеть грозно, ответил я, но на деле мне хотелось плакать от слов этого ублюдка, ведь они заставляли мои сомнения в Джи расти, как и мою боль от всего того, что происходит между мной и Уэем, а мою злость делать мне больно, заставлять меня чуть ли не гореть изнутри пламенем ненависти к этому уроду. — Да пожалуйста, только извиняться уже придется Вам передо мной, а не мне перед Вами! И, раз уж Вашему мужу Вы нахуй не нужны, так, может, мне отсосете, а? — и класс снова засмеялся, а я снова не знал, что ответить, мне было плохо и физически, и духовно. Я не соображал, как можно послать этого уебка нахуй. Не понимал, что за чушь он несет. Я был на грани и уже не осознавал даже того, что он специально пытается вывести меня из себя или же довести до слез, я невольно поддавался ему, чувствуя, как глаза понемногу стали наполняться влагой. — О, не говорите, что Вы плакать сейчас будете! — заметив блеск, со смешком сказал Карл и даже, блять, встал со своего места, чтобы показать свое величие и власть в данной ситуации. — Это так грустно, да? Когда тот, кого ты любишь и кому доверяешь, хуй на тебя забил, да еще и из дома выгнал, ради других. — Иди нахуй. — О, насчет этого! Я так понимаю, на члене были Вы, да? И как? Это приятно? — Не так, как тебя бить, — прошипел я. — Боже! Вы хотите меня ударить?! Но я же Ваш бедный ученик! Бейте своего блядского мужа, который сейчас трахает какого-нибудь парня на Вашей кровати и идите плакать, как девчонка, в уголок, строя из себя психолога и ебаного ангела, а сейчас заткнитесь! Ступор. Реальный ступор. Я не знал, что мне говорить. Я бы с радостью уебал Карлу, но меня могут за это посадить. Я бы с радостью кинул в него стулом, но меня могут посадить. Я бы с радостью заткнул его рот членом, НО меня могут посадить. Мало того, столько боли и обиды, ненависти, злости, во мне будил только Джи несколько лет назад, но даже тогда я чувствовал себя как-то более защищено, чем сейчас. Я стою посреди кабинета, перед старшим классом, не могу заткнуть наглого уебка, слушаю его унижения и смех этих «милых» детишек, которым все это кажется смешным. Будь мне сейчас восемнадцать, я бы избил его, как только мог. А так мне, блять, двадцать семь, у меня есть муж, которого я ужасно сильно люблю, но который слишком странно себя ведет, у нас есть дети, родители… Я стал тряпкой, просто потому что решил, что после того, как мы поженимся — все будет хорошо, что я могу перестать быть зверем, полным агрессии, я могу расслабиться, я дома, меня любят, я нужен и меня защитят. Я решил, что в моей жизни больше не будет уродов, а если и будут, то мне будет похуй на них, я не буду злиться, обижаться, я дам отпор, если придется. А на деле, я просто сейчас смотрю на Карла, чувствуя, как по моей щеке стекает слеза от тех слов, что он говорит, ведь они приносят боль, из-за страха, что все это может быть правдой, а он победно улыбается, как и весь его класс. — Вам подать платочек? Розовенький! Специально для Вас купил! — Пошел нахуй… — прошептал я. — Боже, Вы так убого сейчас выглядите! — Прекрати, Карл! — все же решил заступиться за меня какой-то ученик. — Иди нахуй, Питер! Тебя сейчас нахуй никто не спрашивал! Ты посмотри, блять, на этого «крутого», — он сделал кавычки в воздухе, — панка, который забит татуировками, и стоит ревет из-за того, что я его унизил! Мне противно бы было заступаться за такое жалкое существо, как он, потому что это просто… — не успел Карл закончить предложение и заставить меня тут реально его убить, как вдруг в кабинет кто-то постучал и тут же открыл дверь. — Детка, я с подарком! — гордо заявил Джи, проходя в кабинет, но, увидев класс, тут же поубавил гордости. — О, черт, у вас урок, простите, — сказал такой знакомый и нежный голос мужа, даря мне облегчение, — Фрэнк, можно тебя на пару минут? Нам поговорить надо, согласен? — тихо спросил он, а я так и продолжал стоять, как идиот, глядя на Карла, что ухмылялся. Мое лицо было спрятано от Уэя волосами, потому он не видел тех слез, что стекали по моим щекам, он не видел той боли вперемешку со злостью, — Фрэнк, ты жив? — снова позвал меня Джи. — Нет, — ответил за меня Карл и усмехнулся. — Он тут плачет по своему муженьку, что сейчас ебет какого-нибудь парня, да, мистер Айеро? — Не понял? — нахмурив брови, спросил Джи и прошел в кабинет. Он подошел ко мне и решил убрать прядь волос с моего лица, видимо, для того, чтобы убедиться, что я реально плачу, но я отскочил от него, не желая показывать свои слезы и Джи. — Иди домой, там поговорим… — тихо сказал ему я, глядя в пол, как какой-то обиженный ребенок, но, кажется, Джерард все же что-то заметил в моем взгляде, в моем голосе. Его милое личико, что всегда выражало только добродушие и любовь, резко сменилось на злое, гневное. — Что там его муж, говоришь, делает? — обратился Уэй к Карлу. — Трахает других парней, а что? Я говорю что-то не так? Он трахает девушек? — Ага, — Джи кивнул головой, — Твою мамашу, с другом. — Что? — он усмехнулся. — Ты охуел?! Ты кто вообще такой?! Очередной «учитель» или «психолог»?! — Твой ночной кошмар! — С хуя ли?! — Ты, возможно, и с него, а я вот с работы ушел, чтобы поговорить со своим мужем, блять, а оказывается, я ему и не муж вовсе! Охуеть, да?! Оказывается, я сейчас кого-то ебу, парень! Несостыковка, да? Вот и я думаю, что да! Мне сейчас ебать кого-то надо, а из всех этих парней, мне ты особенно нравишься! — Ч-что? — в недоумении спросил Карл, видимо, не до конца успевая понять, что Джи мой муж. — Штаны говорю снимай, придурок! — ответил Уэй, направляясь к парню, попутно расстегивая ремень. — Ты охуел?! Отошел от меня, пидор! — О, детка, да ты согласен дать мне себя выебать, это так классно! А пока я буду тебя тут при всех нагибать, ты позволишь мне прочитать тебе одну милую лекцию? Такую чувствительную и пропитанную любовью? — Джерард недовольно хмурил брови, идя на Карла, что в свою очередь отходил от него, явно блять немного растерявшись от того, что какой-то неизвестный парень грозится его выебать, да еще и какую-то лекцию прочитать. — Джи, не надо, мы просто… — тихо сказал я, но Уэй показал мне указательный палец и шикнул, останавливаясь только тогда, когда Карл уперся спиной в стену. — Итак, парень, мне похуй кто ты, как тебя зовут, что ты там по ночам делаешь и как часто ты не можешь кончить, потому такой злой тут весь и ходишь, или что там у тебя не получается, но послушай сюда, выпендрежник ты хуев, я таких подростков, как ты, терпеть не могу и просто делаю с ним вот так, — Джерард достал пачку сигарет из кармана куртки и кинул ее в лицо Карла. – И это ебаный минимум. — Охуел?! — недовольно прокричал он. — Рот закрыл! — прокричал уже Джи, отчего все в классе дрогнули, а я один… улыбнулся. — Весь класс свободен. — Джи, мне нельзя… — Свободен, — требовательно сказал Джи. Дети в спешке встали со своих мест и стали собираться, боясь попасть под горячую руку Уэя, но все же желая узнать, что будет дальше. — М-мистер Айеро, я хотела сдать Вам… — начала какая-то ученица, подходя ко мне, но закончить ей не дал… Джи. Опять. — Милая моя, флиртовать с моим мужем будешь во сне, сейчас уйди отсюда и дай мне совершить акт мозгового насилия, пожалуйста. — Но я не… — Во сне! Девушка фыркнула и, показав Джи средний палец, выбежала из кабинета, закрывая за собой дверь и оставляя после себя сильное напряжение в классе, ведь злость Уэя чувствовал даже я, несмотря на то, что стоял я почти в другом конце комнаты. Карл смотрел на Джи несколько секунд и, фыркнув, тоже решил уйти из кабинета, но Джерард не дал ему этого сделать. Он схватил парня за рубашку и прижал его обратно к стене. — Хули тебе надо?! — вновь возмутился парень, отталкивая от себя моего мужа и, видимо, это стало последней каплей. Уэй схватил его за шею и, прижав к стене так, чтобы тот уже угомонился и не дергался, прошипел: — Ты какого черта тут устроил?! Кто Фрэнку изменяет?! В каких, блять, твоих извращенских фантазиях это происходит, придурок?! — Да ты, кто еще-то? Этот урод тут даже плакать начал. Видимо, было над чем, да? — А тебя это не касается. Тебя вообще ничего из нашей личной жизни не касается. И не должно. А если уж тебе все-таки не плевать на то, что у нас там с Фрэнком, то я советую подумать над тем, а что у тебя дома происходит, что тебе так интересна жизнь других и боль. Скучно жить или что? Свои проблемы решать не хочешь? — Не лезь ко мне домой! — Не лезь к нам домой! Я могу тебе такие проблемы устроить, парень, что ты до конца своих дней никому не докажешь, что ты нормальный, и каждое твое слово будут воспринимать за бред сумасшедшего, попутно ударяя тебя током и умоляя прекратить нести чушь! Ты довел до слез моего мужа, ты наплел ему какое-то дерьмо, думаешь, я тебе это спущу с рук?! — Только тронь — тебя посадят! — Уверен? Я вот нет. Твоя мать наверняка видит, какое дерьмо у нее растет и каким оно будет потом. Не думаю, что гордость ей овладела с головой, потому что мне было бы стыдно иметь сына долбаеба, который не понимает, что он говорит, где и кому. На какой хер ты решил так поиздеваться над Фрэнком, м? Что он тебе сделал? На колени не встал?! — Твой тупой муженек вчера защитил меня перед толпой тупых парней! Он помочь хотел! Да только испортил нахуй все! — Это ты портишь все своими истериками, убогим поведением и избалованностью! Фрэнк хотел помочь! И я на его стороне! А тебя я просто ненавижу за то, что ты себе позволил. Думаешь, это классно, ломать человеку жизнь? Отлично. Я жду не дождусь встречи с твоей матерью, которой я буквально прикажу привести тебя ко мне на прием и, поверь, ты ответишь за каждую слезу, что успел проронить Фрэнк, я тебе это устрою, а потом твоей матери и отцу. Вот им весело будет. Краснеть за такого дебила, как ты, который может только словом больно делать, да? На большее не способен. И, да, я тебя на место поставлю! Мне похуй как, но ты извинишься перед ним! — Джерард указал на меня пальцем. — Нахуй иди! — Отлично, а теперь пошел отсюда нахуй ты! Тебя там явно ждут побольше моего! — прошипел Джи Карлу, который заметно растерялся от такого напора, но, получив разрешение уйти, прошептал нам с Уэем тихое «ебанутые педики» и убежал, оставляя уже один на один меня и Джерарда… Мою любовь и Джерарда. — Долбаеб, — прошипел Джи, злобно хмуря брови и глядя на входную дверь, но через секунду добродушно улыбнулся и посмотрел в мои красные от слез глаза. — Теперь у нас есть пара часов, — сказал он уже мне. — Давай-ка обсудим то, чем ты ебал мне мозги уже три дня. — Так сразу? – не сдержав смешка, спросил я. — Только что ты, вроде, был готов разрушить полпланеты, а теперь улыбаешься и хочешь поговорить... — Потому что мне не плевать на тебя, нас. И я, вместо того, чтобы спать всю ночь или плакать под грустную песенку, глядя на наши совместные фото, думал над тем, что я чувствую. — Мотивация? — не сдержав очередного смешка, спросил я. — Она самая, — ответил Джи и, тяжело вздохнув и улыбнувшись, сел на парту. — Начнем…