Жизнь не настолько скупа, чтобы дать нам всего один шанс.
Сильви упала на холодный каменный пол перед святилищем Дагона; теперь у неё появятся большущие синяки на коленках, но девушке было всё равно. Она жадно вдыхала морозный воздух, как будто его в любой момент могли отнять. Забыв на несколько секунд о самом существовании драконов, Седобородых и ту'ума, Сильви рассмеялась, и ей подумалось, что отныне она будет больше ценить жизнь и наслаждаться каждым её мигом, неважно, плохой он или хороший — главное, что он вообще есть. Когда же в памяти всплыл договор с Алдуином, к девушке вернулось липкое чувство тревоги и беспокойства, однако дракона нигде видно не было. Его перенесло в другое место Скайрима? Или не перенесло вообще?..***
Алдуин ничего не видел и ничего не чувствовал. Его душа находилась в каком-то межпространстве, где не было абсолютно ничего. Вдруг со всех сторон одновременно раздался голос, который дракон узнал бы где угодно: — Сын мой. Я не ждал, что ты используешь Довакин, чтобы сбежать из своей вечной тюрьмы. Но от наказания ты убежать не сможешь. Впредь не забывай: всё в жизни имеет свою цену. Внезапно Алдуина пронзила адская боль. Кажется, он ощущал, как ломается и вновь вырастает каждая его косточка; он бы закричал в агонии, если бы мог сейчас кричать. Это продолжалось несколько нестерпимых минут, после чего мир вокруг стал медленно проясняться, а боль — утихать.***
Сильви уже собиралась бежать как можно дальше от жуткой статуи Мерунеса Дагона, с которой у неё были связаны не самые приятные воспоминания, когда за её спиной из ниоткуда возникло яркое свечение. Девушка обернулась и удивлённо распахнула глаза, увидев в рассеивающихся лучах света человеческую фигуру. Это был черноволосый мужчина лет двадцати шести, предположительно норд; одежда его была тоже чёрная, и чересчур лёгкая для скайримского климата. Он опирался руками о землю и прерывисто дышал, плечи его слегка тряслись. — Кто вы? Вам нужна помощь? — Сильви подошла поближе к незнакомцу. На её вопрос он повернул голову и обратил взгляд на девушку. Которая, едва завидев его лицо, в неверии отшатнулась назад… ибо эти кроваво-красные, полные ненависти глаза могли принадлежать одному лишь Алдуину. Она была готова ко всему: одержать победу в битве с древнейшим драконом, сбежать или же быть испепелённой на месте, но только не к тому, что Пожиратель Мира превратится в… человека? Алдуин метнулся к Сильви с намерением «разорвать её на кусочки», но тут же оступился и упал. Видимо, он понял, что с ним что-то не так, поэтому стал лихорадочно ощупывать своё новое тело, на котором не было ни намёка на крылья и чешую. Тогда бывший дова попробовал выкрикнуть ту'ум, но ничего не произошло, и он в отчаянии взвыл. Сильви всё ещё не могла осознать, что её злейший враг стоит перед ней на коленях, не в силах вымолвить ни слова — ни на тамриэлике, ни на Довазул. Что за чудовищная магия была способна обратить дракона в человека? Как — и, главное, зачем? В её голове роилось сколько мыслей… В мозгу прокручивались миллионы возможных сценариев, но ни один из них не давал ответа на самый важный вопрос: что же ей делать дальше? Наиболее логичным, очевидным вариантом было бы убить Алдуина прямо сейчас, пока он жалок и беззащитен. Это бы решило большую часть её проблем. Но Довакин не могла поступить так бесчестно, ибо нордский Бог Разрушения теперь стал простым смертным, точно таким же, как она сама. Какой совет дал бы ей Арнгейр, будь он здесь? Что-то вроде: «Если потеряешь милосердие — потеряешь душу». Наверное, нужно попытаться понять, что Алдуин чувствует в данный момент. Каково великому дракону оказаться в теле джор [с др.: смертного], лишиться неба? По сути, он из одной тюрьмы попал в другую. А может, это — второй шанс для него, шанс на искупление? Философские размышления прервал их же объект: — Это ты во всём виновата! — Алдуин поднялся на ноги и подступал всё ближе к девушке. В его взгляде отражалась такая ужасающая злоба, что по спине Сильви поползли мурашки. В следующий миг он уже стоял к ней вплотную, и не успела нордка опомниться, как грубые руки Пожирателя Мира сомкнулись на её шее. — Не вынуждай меня причинять тебе боль… — прохрипела девушка, но услышана не была. Ей начинало недоставать воздуха, и тогда она выхватила из-за пояса кинжал и полоснула Алдуина по предплечью, что заставило того расслабить хватку. Закашлявшись, Сильви отбежала от бывшего дракона на безопасное расстояние, а тот всё глядел на капли своей алой крови, оросившие снег. — Ты же понимаешь, что преимущество явно не на твоей стороне? — Так что тебе мешает меня убить?! Избавь меня от этого презренного существования! Он широко развёл руками, как бы показывая Драконорождённой: вот он я, кушать подано. Нет, спасибо, она не голодная. Не в её правилах было нападать на слабых, за вычетом тех случаев, когда бездействие угрожало её жизни. — Алдуин, должна быть причина, по которой ты стал человеком! — по крайней мере, ей хотелось в это верить. — Боги решили надо мной посмеяться — вот причина! — выплюнул сын Акатоша. Если его не прикончит Довакин, то он сделает это сам, и Сильви нервно прикидывала, что тут можно предпринять. — Но неужели жизнь в людском обличии хуже, чем заточение в Обливионе? Тогда, в Совнгарде, она билась с ним стрелой и мечом, а сейчас пыталась победить его словом, что, как выяснилось, было не менее трудно. — Такая жизнь для дова хуже всякой смерти! «Справедливо», — подумала нордка, однако продолжила гнуть свою линию: — Ты не прав, в человеческой жизни есть много радостей. А ещё интересных, но опасных задач. Мне даже любопытно: сколько дней ты протянешь? — Ты считаешь, что я не выдержу и нескольких недель? Абсурд! — Сильви пронюхала, что с ним уже во второй раз работает приём «на слабо». — Чудесно, вот и проверим! — Лишь одно условие, — ехидно оскалился Алдуин после минутного молчания. Теперь он стоял ровно напротив Сильвии, прожигая её своим гипнотическим взглядом. — Какое? — недоверчиво спросила Драконорождённая. Его рот исказила кровожадная улыбка, а потом Алдуин произнёс: — Ровно через месяц я тебя убью. Сильви была более чем озадачена таким заявлением. И всё же, не до конца понимая причину своих гуманистских побуждений, она повыше задрала голову и твёрдо сказала: — Согласна. Алдуин поднял на девушку удивлённый взгляд. — Почему ты так в себе уверена? — Потому что через месяц ты сам не захочешь меня убивать. — Как жаль, что мне в любом случае придётся это сделать, ведь у нас уговор, — мрачно усмехнулся темноволосый. Тем временем на землю опускались сумерки, а в небе над их головами зажигались первые звёзды. Лежащий на деревьях снег больше не блестел на солнце, приобретя голубоватый оттенок. Заметно холодало, так что Сильви укуталась в белую шкуру, которую достала из своего необъятного рюкзака. Взглянув на дрожащего всем телом Алдуина, она и ему бросила меховой плащ. — Мне от тебя ничего не нужно! — он запустил плащ девушке в лицо. — Проглоти уже свою гордость! — Сильви снова кинула в Алдуина многострадальный предмет одежды. — Надо добраться до «Пика ветров», пока не совсем стемнело, а там можешь хоть спалить этот чёртов плащ! Кстати, — добавила она после небольшой паузы, — советую промыть рану снегом.***
Практически всю дорогу они молчали: Сильви анализировала последние события, а Алдуин только хмурился и отводил глаза в сторону. Когда утомлённые путники вошли в двери таверны и их обдало долгожданным теплом, время близилось к десяти вечера. В зале было шумно, в основном здесь отдыхали после тяжёлого рабочего дня шахтёры да моряки. Красавица Карита, дочка хозяина, играла незатейливую песню на лютне, её слушатели по третьему разу наполняли кружки дешёвым вином, какая-то пожилая женщина бранила своего непутёвого мужа — словом, жизнь в этом заведении кипела. — Две комнаты и что-нибудь поесть, — обратилась Сильви к Торингу, владельцу трактира. Алдуин присел на скамейку возле огня, чтобы наконец-то согреться. Чувства тепла и холода стали для него чем-то новым, ведь раньше толстая драконья шкура защищала его от любой непогоды, а также от большинства видов оружия и магии. Ещё никогда он не ощущал себя столь уязвимым. — За всё — пятьдесят септимов, — ответил Торинг, и нордка протянула ему мешочек золота. — Держи ключи, комнаты вон там, — указал он на две соседние двери слева от стойки. Перекинувшись с трактирщиком словами благодарности, Сильви подсела к своему новому спутнику. Пару минут она провела, наблюдая за танцующими язычками пламени, пока не обратила-таки взор на Алдуина. Только сейчас у неё появилась возможность получше его разглядеть. Черты его лица были очень правильными, из-за чего напоминали эльфийские: красные глаза, свойственные данмерам, прямой нос, тонкие губы, выразительные брови, которые он, однако, постоянно хмурил. Его тёмные волосы были средней длины, а передние прядки собраны на затылке — чисто нордская причёска. Он был на полголовы выше Сильви, но притом довольно худощав. Эти противоречия во внешности отражали противоречивость самого Алдуина: тело смертного, но душа дракона. Витая своими мыслями где-то в облаках, Сильви рассматривала парня уже достаточно долго, что не осталось незамеченным с его стороны. — Может, хватит пялиться? — даже не оборачиваясь, сказал Алдуин, который всё это время следил за девушкой краем глаза. — Что?.. Ой, прости, что-то я задумалась, — немного смутившись, Сильви с поддельным интересом уставилась на огонь. Пожалуй, надо было сказать что-то ещё. — Завтра утром зайдём к кузнецу, купим тебе более подходящую дорожную одежду. — Не собираешься меня просветить, куда мы едем? — слегка прищурился бывший дракон. — В Айварстед, оттуда — на Высокий Хротгар. Нужно поговорить с Партурнаком. — С этим жалким подобием брата? С гнусным предателем, опозорившим весь род Дова?! — Алдуина переполняли гнев и возмущение. — Я не желаю даже слышать это имя! Такие оскорбительные слова по отношению к её другу, который не раз помогал ей советом и делился с ней мыслями и опытом, здорово разозлили нордку. — Да он в сотню раз мудрее таких мерзавцев, как ты! У него есть то, чего у тебя не было никогда — сострадание! К счастью, приход пухленькой служанки с двумя подносами еды приостановил спор. Сильви буркнула ей «спасибо», Алдуин же так стрельнул взглядом в сторону бедной женщины, что та мигом поспешила удалиться, думая при этом: «Жуткий-то какой, будто не от мира сего! А глазищами краснющими ишь как сверкает, того и гляди бросится — ей-богу, зверь! А как они с девчонкой собачатся! Раз так друг друга не любят, то зачем же вместе ездят?» Хотя ужин был не самым богатым, ничего не евшая с самого утра спасительница Скайрима о большем не мечтала: подостывшая похлёбка, кусок яблочного пирога и чашка травяного чая. Алдуин с недоверием смотрел на ложку и начинать есть не спешил; подметив это, Сильви решила подать ему пример и первая принялась за похлёбку. Наконец, Алдуин неуклюже взял ложку, выловил кусочек мяса покрупнее, но до рта его так и не донёс: мясо плюхнулось обратно в тарелку, а на стол и одежду парня полетели брызги. До последнего пытаясь сдерживаться, его спутница всё-таки издала сдавленный смешок. — Проклятые джорре — столько посуды ради одного-единственного ужина! — За первым смешком последовали второй и третий. — Совсем не умеете жить! — После этой фразы девушка уже неприкрыто расхохоталась. — А ну отдай мой ключ! Выхватив ключик из её тёплых рук, Алдуин быстрым шагом направился к спальне, не забыв забрать свою порцию шарлотки — и уязвлённого самолюбия. Даже когда за парнем захлопнулась дверь, Довакин не могла перестать смеяться. Прежде чем пойти к себе, Сильви попросила Торинга проследить, чтобы Алдуин (точнее, «Аланд») не выходил из таверны, а если что-нибудь случится — звать её. В маленькой комнатке, стоившей десять септимов, из мебели были только кровать, на которую тут же рухнула девушка, стул, облезлый шкаф да сундук. «Интересно, что сейчас делает Алдуин? Либо спит, либо продумывает план мести. Вообще, его поведение можно понять — первый день в новом теле, к тому же среди противных ему людей, "смертных", как он их называет. Но если эти вечные угрюмость и агрессия не пройдут, путешествовать с ним будет очень сложно — и физически, и морально». Говорят, изменить зрелого человека практически невозможно, так что же ей делать с тысячелетним драконом? Когда Сильви с такой решительностью сказала «согласна» у святилища Мерунеса, она загорелась идеей переделать Алдуина, научить его быть человеком, показать ему то прекрасное, что есть в мире… Звучит как план, обречённый на провал. Теперь нордку терзали сомнения: что, если у неё не получится? Что, если в один прекрасный день какой-нибудь нищий найдёт в городской канаве её изуродованный труп? Но она сама впуталась в эту авантюру, значит, сама должна найти выход.***
Заперевшись в комнате на ключ, Алдуин наконец-то оказался в одиночестве. Он с силой ударил кулаком о стену, отчего у него покраснели костяшки, затем сел на кровать и схватился руками за голову. Ярость в нём просто кипела. Да как посмела эта наглая девка над ним насмехаться?! Он был готов удушить её на виду у всего трактира, выцарапать ей глаза, кинуть в огонь! Однако дракон понимал, что поступать так было бы неразумно, её-то даром Голоса не обделили. Нет, лучше подловить момент, когда Довакин расслабится, потеряет контроль… благо красивых способов убийства у людей предостаточно. Такую цель он себе поставил с самого начала, поэтому и согласился терпеть общество этой смазливой мордашки. Кроме того, на первое время, пока он плохо ориентируется в мире смертных, она была ему полезна. Но находиться с ней рядом и каждый раз себя сдерживать, чтобы не врезать ей хорошенько за дерзость, было настолько тошно… Не стоило оно того. Он уйдёт. Этой же ночью. Просто пошлёт девчонку ко всем даэдра. Возможно, прибьёт парочку местных и заберёт их деньги. Эта мысль немного его успокоила, и Алдуин нашёл в себе силы, чтобы взять с прикроватного столика кусок пирога, оставленный там пятью минутами ранее. Принюхавшись к странному сладковато-фруктовому запаху и оглядев десерт со всех сторон, он сделал первый укус. «Не впечатляет». Но выбора не было: откажись он от сего мучного недоразумения, он бы просто остался голодным, чему бы явно не обрадовался его урчащий живот. Алдуин уже понял, что в этой форме ему нескоро выпадет шанс сходить на охоту и поймать себе на ужин пару медведей, оленей или быков… хотя от свежего мясца он бы сейчас не отказался. Не снимая одежду и обувь — только плащ Довакин он отбросил в другой конец комнаты, — сын Акатоша лёг на кровать. Все тревожные мысли будто свернулись в плотный, безобразный клубок, который теперь перекатывался в его голове, налево-направо, налево-направо, налево-направо… Как ему теперь жить, и сможет ли он когда-нибудь привыкнуть к такой жизни? В которой нет полётов, нет Голоса, в которой его телу то холодно, то жарко, то из него хлещет кровь; где нет ничего, кроме бессилия и позора, где нечего желать и предвкушать… Лишь одно событие он ждал с нетерпением — освобождение от нордки, что была повинна в двух его смертях. А если гора не идёт к Алдуину… то Алдуин уходит от горы.***
Сильви уже часа полтора не могла заснуть, хоть и была уставшей. Голоса в главном зале совсем стихли, все гости разбрелись по домам, и лишь уборщица лениво подметала пол. Вдруг из-за стены послышалась возня и непонятное шуршание. Сильви насторожилась: не задумал ли чего Алдуин? По-видимому, это был звук расправляемого плаща. Шаги, скрип двери, снова шаги… Девушка резко вскочила с постели и вылетела из комнаты, поймав Пожирателя Мира с поличным при попытке побега. — И что, по-твоему, ты делаешь? — Как ты..? — Алдуин круто развернулся, зло уставившись на Драконорождённую. Все его планы летели каджиту под хвост. — Стены тут тонкие, — съязвила Довакин. — Оставь меня в покое! — он растопырил пальцы на руках в попытке выпустить несуществующие когти. — Я ухожу, и тебя мои дела не касаются. — Алдуин, иди спать. Не делай глупостей. — Не смей мне приказывать! — Всё это начинало порядком его раздражать. Довакин была ему кем угодно, но только не мамочкой, хоть она и старалась звучать как разумный взрослый, отчитывающий своё дитя. — И куда ты собрался один? Кто с тобой будет нянчиться? Он ничего не ответил и снова зашагал к выходу. — Ну и катись. Сильви зашла обратно в свою комнату, сделав вид, что ей всё равно, а сама прислонилась спиной к двери и напрягла слух. Неужели он действительно уйдёт? Но он ведь ничего не знал о людской жизни, к тому же Белый Берег — холодный и опасный регион. Чужаков здесь не жаловали, особенно чужаков без денег. В лучшем случае ему светило оказаться в тюрьме по статье за бродяжничество, а в худшем — умереть от голода или от обморожения. Помимо этого, на Алдуина могли напасть волки, бандиты, дикие спригганы и ещё Дагон знает что. И тогда в его смерти будет виновата она. Не лучше ли было остановить его насильно, связать по рукам и ногам да приковать к кровати? Однако в таком случае он возненавидел бы её ещё больше, и о надежде на нормальное общение пришлось бы позабыть. Поэтому Сильви — уже в который раз — выбрала довериться своей интуиции. Если Алдуин взаправду был тысячелетним богом, то за все эти годы у него должна была сформироваться хотя бы пара извилин в мозгу. Тем временем сын Акатоша прошёл ещё несколько метров по направлению к выходу. А потом резко замер. Он снова стукнул по стене кулаком, и на левой руке появились отметины, симметричные правой. Досадней всего было осознавать, что девка в чём-то права. Куда бы он сейчас пошёл? Он даже не знал, в какой город ему нужно, и тем более, как туда попасть; у него не было ни денег, ни оружия, ни знакомых людей. Стало быть, оставалось придерживаться изначальной тактики: дождаться подходящего момента и убить Довакин без свидетелей. Пожалеть своего врага было её величайшей ошибкой. В конце концов бывший дракон вернулся в комнату, в обуви забрался на кровать и вскоре сам не заметил, как уснул. К Сильви, впрочем, сон совершенно не шёл, и она беспокойно проворочалась всю ночь.