Death is a wall, But it can't be the end, You are my protector And my best friend. Well, they say that you're gone And that I should move on, I wonder, how do they know, baby? How do they know? — Lord Huron, «In the Wind»
Иногда бывает, что ты задуваешь последнюю свечу в комнате, и тебя охватывает непонятное чувство тревоги. На секунду ты цепенеешь, не в силах сдвинуться с места, боясь темноты, как в далёком детстве. Зрение ещё не приспособилось, поэтому расплывчатые очертания предметов кажутся зловещими, хотя разумом ты понимаешь, что ничего не изменилось. Но стоит сделать пару шагов — и ты ныряешь под тёплое, мягкое одеяло, уверенный в том, что утром тебя разбудят игривые лучики солнца. Для Сильви солнце уже не взойдёт. К счастью, темнота её не пугает. Если сталкиваешься с чем-то каждый день, это входит в привычку. Лорд Харкон всё же исполнил своё пророчество — по крайней мере, в масштабах одного человека. В душе Довакин теперь царила вечная, непроглядная ночь. Однако боль лучше, чем ничего. Пока она чувствовала боль, она жила; пока в груди всё сжималось от одной мысли об Алдуине, она его любила. Почему она не сказала ему три заветных слова? Сильви никогда не простит себе эту глупость. Порой у девушки возникало эгоистичное желание забыть обо всём, что их связывало. И всякий раз она мотала головой, шепча тихое «нет». Она безумно дорожила каждой минутой рядом с Алом и не променяла бы эти воспоминания на душевный покой. Любовь — это когда без остатка. Любовь — это когда на всю жизнь. Что ещё Довакин могла делать, кроме как вспоминать?***
Вместе с Лидией она возвратилась туда, где всё началось — в «Дом тёплых ветров». Именно у его входа гонец раздавал листовки с рекламой музея, кажется, вечность назад. Сколько прошло, год? По ощущениям она постарела лет на восемь, не меньше. Куда делась весёлая, любопытная девчонка, что бороздила просторы Скайрима с луком наперевес? Вроде бы она вернулась в исходную точку, ничего не приобрела и ничего не потеряла, но на деле Сильвия потеряла слишком много. Характер её необратимо изменился, как у солдата, познавшего ужасы войны. Больше всего Драконорождённую напрягала Лидия, которая искренне переживала за своего тана. Хускарл всегда подмечала её синяки под глазами после бессонных ночей (рыдания Сильви приглушала подушкой), отсутствие аппетита, замкнутость. Да, желания с кем-либо общаться у неё не было в принципе. Всё равно её не поймут, или же просто не поверят, если она расскажет правду. Сильви не видела выхода из клетки, в которую сама себя загнала. Примерно месяц она жила как раньше, когда была обычной наёмницей и ещё не знала о своей драконьей крови. Девушка выполняла бессмысленные заказы на зачистку бандитских лагерей и великаньих стоянок, будто срывая таким образом накопившуюся злость. На что она злилась? На весь проклятый мир, в котором не существовало понятия «справедливость». Заказы на драконов она больше не брала. Поговорка «время лечит» ни черта не работала. Со временем любая болезнь только прогрессирует, разрушая организм изнутри. Довакин чувствовала, как у неё под рёбрами разрастается дыра, которая с каждым днём становится всё ненасытнее. Ещё чуть-чуть, и от прежней Сильви не осталось бы ничего. Иногда Драконорождённая замечала за собой жестокость, безжалостность. Разрубать тела врагов мечом… Сжигать их заживо Огненным дыханием… Видеть страдание в чужих глазах и кровь, медленно впитывающуюся в землю… Это начало доставлять ей удовольствие. Раньше с Сильви ничего подобного не происходило. Она действительно пугала себя и окружающих, и в один момент девушка решила, что продолжать вести такой образ жизни нельзя. В голову закралась навязчивая мысль: а не может ли она связаться с духом Алдуина? Узнать, где он? Вернуть, даже если ради этого придётся пойти на сделку с даэдра и собственной совестью? Друзья нордки в один голос твердили, что Сильви должна его отпустить, но ведь они не знали всей истории! Для неё «двигаться дальше» — не вариант. Уж лучше смерть. Довакин опросила, наверное, всех знакомых ей людей и меров, хоть как-то связанных с магией, и в конце концов узнала о старухе по имени Анис, которая жила в маленькой хижине на берегу Илиналты. Отличный пример того, что внешность бывает обманчива: на самом деле Анис обладала силами могущественной ведьмы. По Вайтрану гуляли слухи о том, что она способна разговаривать с умершими; проведением таких ритуалов она и зарабатывала на жизнь. Сеанс у некромантки стоил две тысячи септимов — почти всё, что Сильви накопила, выполняя задания с доски объявлений. Но, если он действительно поможет, ей было не жалко никаких денег, ведь главное её сокровище — это Алдуин. Только Алдуин. Всегда Алдуин. Интересно, как глубоко отпечаталось в ней его имя?.. Когда Сильви спешилась с лошади у хижины Анис, то удивилась, насколько скромную жизнь вела её хозяйка. На крыше постройки отсутствовала часть досок — здесь даже не было двери, и в домике свободно гулял ветер, принесённый с озера; через пустующий дверной проём виделся низенький стеллаж, на котором лежало несколько блюдец с алхимическими ингредиентами: голубыми крыльями бабочек, лепестками лаванды и паслёна, чешуйчаткой, паучьими яйцами и злокрысьими хвостиками. Конечно, не всякая одинокая женщина стала б увлекаться алхимией, но кроме этой малозаметной детали ничто в Анис не выдавало колдунью. Довакин застала её на огороде; она пропалывала жиденькие грядки с картошкой и луком-пореем — ну, или просто делала вид. Сильви подошла к ней и открыла было рот, чтобы озвучить свои вопросы, однако реплика Анис опередила её. — Я просто бедная старушка. Не трать на меня время, — сказала она столь невинно и буднично, что Сильви начала сомневаться, действительно ли она пришла по адресу. Но зельеварка Аркадия, через которую Анис иногда сбывала свои эликсиры, дала ей чёткие указания: те, кто хотят повидать своих потерянных близких, должны сложить руки у сердца и произнести: «Река Времени течёт во всех направлениях. Океан начинается там, где Вор встречает своего приятеля Мага, а Воин любуется на прекрасную Леди». Так Сильви и поступила. В следующий миг Анис сняла с головы капюшон и одарила её понимающей улыбкой. — Дитя, не слишком ли ты юна, чтобы нести в себе столько скорби? Я вижу, как её чёрные нити пронизывают твои вены, оскверняя твой ум, — говорила старуха дрожащим, надтреснутым голосом. — Я знаю это, потому что я точно такая же. Бабушка Анис знает, о чём ты толкуешь. Такие, как мы, сюда приходят нечасто, но если приходят — я чувствую их за версту. — От её взгляда и слов Сильви становилось немного жутковато. Ноги, будто по собственной воле, хотели увести её из этого места, но чужеродная песнь, звучавшая в её голове, возвещала о том, что назад пути нет. После недолгой паузы Анис добавила: — У них такие же глаза, как у тебя и у меня. Глаза, которые хотят излиться в Реку Времени и отыскать в ней тех, чьи кости лежат на илистом дне. Кто это? Твой возлюбленный? — Да, — только и смогла вымолвить Драконорождённая. Он значил для неё слишком много, а её уста умели говорить слишком мало слов. Попытайся она описать, кем был для неё Алдуин, она бы лишь изуродовала его память; никто, кроме неё, не ведал, какой была его душа по-настоящему — золотые струны, золотая материя, исписанная узорами, из которых Великий Дракон Акатош создал Нирн. И вот опять она заплакала… никчёмная девчонка… — Плата вперёд, — потребовала ведьма, и Сильви передала ей толстый кошель септимов. — Ты принесла вещь, которая ему принадлежит? — Да, у меня с собой его меч. — Чудненько! — пропела Анис и рассмеялась своим протяжным, угловатым смехом, пробравшим Сильвию до кончиков волос. — Все остальные компоненты уже в сборе. Но нам придётся подождать до вечера. Полудень — час живых.***
Весь этот день прошёл для Сильви как в тумане. Кажется, она спускалась к озеру, мочила в нём ноги вплоть до коленок, озиралась на Ветреный пик, а после неизменно возвращалась взглядом к Глотке Мира. Видел ли её оттуда Партурнакс? Как отнёсся он к смерти старшего брата, на этот раз — окончательной? Или же нет..? Когда она устала и проголодалась, она присела отдохнуть на лесной поляне, рядом с Гравюн. Её лошадь медленно щипала травку, а Довакин вгрызалась в чёрствую буханку хлеба, которую она захватила с собой. Солнце напекло ей макушку, и в итоге ей пришлось переместиться под дерево, отбрасывающее длинную тень. Ей подумалось, что это очень иронично — такое яркое солнце в такой беспросветный момент. Наверное, всему виной были проделки Кин: Богиня хотела напомнить ей о том, что силы природы человеку неподвластны. Природа даёт — а потом забирает; с ней бесполезно бороться. Все рано или поздно вернутся к корням Великого древа, чтобы стать частью животворящей энергии, формирующей мир. И всё же Сильви с природой поспорит. Сегодня она заключит с ней финальное пари, по результатам которого решится судьба Довакин: остаться по эту сторону метафорической Реки, окольными путями воссоединившись со своей утраченной любовью… или навеки сгинуть в её тёмных водах и всё равно встретиться с ним, но уже на другой стороне. В таких размышлениях она провела ещё несколько долгих часов. Наконец, на Илиналту опустились сумерки, солнечное пламя догорело, и последние его красные отблески скрылись за линией горизонта. «Пора начинать ритуал», — вот единственное, что её волновало. Сильви чуть ли не бегом вернулась к хижине колдуньи, однако Анис нигде видно не было. Драконорождённая несмело заступила внутрь, и под её ногами громко скрипнули гнилые половицы. Пусто. И в этот момент рядом с кроватью откинулся люк, скорее всего, ведущий в подвал. Оттуда высунулась голова старой ведьмы; «иди, иди сюда», — зашептала она. Сильвия повиновалась. Как только девушка спустилась вниз, её нос атаковали сотни незнакомых запахов. Ароматы полевых цветов здесь перемешивались с подвальной сыростью и горьким смрадом алхимических смесей. На полу был выложен полукруг из горящих свечей; с внешней его стороны она увидела меч, который Рустлейф некогда сковал для Алдуина, а напротив него, в небольшой чаше, сочилось кровью алое сердце даэдра. — Садись, — указала Анис на внутреннюю часть полукруга. Аккуратно перешагнув через огонь, Сильви опустилась на колени рядом с чашей. Колдунья села, скрестив ноги, на противоположной стороне. Она прикрыла глаза и дотронулась до стального меча; в её ладони вспыхнул фиолетовый свет, который сначала устремился к рукояти, а затем — к мерцающему лезвию. — Дитя, назови своё имя. — Сильви. Пламя свечей быстро метнулось наверх. — Полное имя. — Сильвия Драконорождённая, — откликнулась та. «Лукавить нет смысла». Анис подняла на нордку удивлённый взгляд, но спустя секунду она уже была всецело сконцентрирована на ритуале. — А теперь — имя того, кто тебе всех дороже. — Алдуин. В этот момент у Довакин возникло ощущение, как будто её шеи коснулась чья-то ледяная рука, хотя, может быть, ей просто показалось. — Сейчас, девочка, мне будет нужна твоя помощь. Видишь? Свечи — это месяц. Символ границы, разделяющей миры. Чтобы на время её опустить, — прохрипела Анис, — мне придётся использовать очень много энергии. Поэтому без твоего участия здесь не обойтись. Сильви кивнула: — Я готова на всё. Только скажи мне, что делать. — Ты должна вкусить кровь даэдра, — указала она на чашу, где покоилось свежее сердце. Сильви с отвращением скосила глаза на безобразную массу, вздрагивая от одной мысли о том, что ей придётся до неё дотронуться. — Одного небольшого укуса будет достаточно. А потом… ты должна его вспомнить. Ты должна вспомнить всё. Только так я смогу до него дотянуться. — Я… я понимаю. Довакин извлекла из сакральной чаши сердце даэдра; несмотря на то, что оно было неподвижно, ей почудилось, что оно всё ещё бьётся. «Я должна. Ради него», — с этой мыслью она вонзила зубы в упругую ткань. Её язык обожгло, на глаза навернулись слёзы, а желудок болезненно сжался в рвотном позыве. Кровь заляпала ей щёки и рот, заструилась вниз по руке, окропляя одежду. На вкус это сердце было как пепел — раскалённый пепел, лежащий на месте старого дома, где она родилась. У Сильви помутнело в глазах, в горле встал ком: её организм не хотел принимать необходимую жертву. Но она знала, что единственным правильным выбором было сглотнуть, несмотря на накативший приступ омерзения, а затем — воскресить в памяти все испытания, которые она прошла с Пожирателем Мира. Красная нить, связавшая её с Алдуином — с того самого дня, когда Сильви появилась на свет, благословлённая кровью дракона. Его душераздирающий рёв, его жестокие глаза, когда он сровнял с землёй крепость Хелген, в то же время невольно спасая ей жизнь. Битва их Голосов, о которой говорили Древние свитки и в которой она применила запретный приём. Его голубоватый силуэт на вершине башни, где Акатош и Мерунес Дагон заточили его бесплотный дух. Доверие через предательство. Любовь через ненависть. Его рука на её волосах и их последний, краткий поцелуй. Теперь, когда он ушёл, она так боялась забыть хотя бы секунду… Людская память — самое недолговечное, что создали Боги. Ещё более хрупкой была лишь человеческая жизнь. Анис запрокинула голову и закатила глаза. Клинок Алдуина сиял фиолетовым пламенем; некромантка словно питалась этим огнём, поглощая его через кончики скрюченных пальцев. Свечи то разгорались, то дико трепетали под натиском несуществующего ветра, а в следующий миг Анис простонала: — Я вижу… вижу планы Даэдра и созвездия Аэдра. Но твоего суженого там нет. — Так продолжай искать, — нетерпеливо прошипела Довакин. Лицо Анис исказилось, как от боли. Она стала заунывно мычать. Теперь Сильви ощущала призрачный ветер всем своим телом — ей казалось, он гуляет вдоль её костей, пытаясь высосать её драконью душу. Пузырьки с ингредиентами и зельями, которыми в тёмном подвале было заставлено всё, начали неистово дрожать, два или три флакона упали на пол и разбились вдребезги. Фиолетовая магия, что струилась из рук некромантки, вдруг окрасилась в кроваво-багровый; кровью налились и её глаза, прежде чем алый ручей хлынул из её носа. — Нет! — пронзительно воскликнула старуха, в ужасе отползая назад. Когда магическая связь оборвалась, все свечи разом потухли, и комната, против их воли, погрузилась в кромешную тьму. — Это… это… — Что ты видела? — в голосе Сильви сквозило волнение. Она призвала небольшой сгусток света, который белым шариком завис под потолком. Это дало ей возможность разглядеть старую ведьму: её плечи тряслись, лоб был мертвенно-бледным, а нижняя половина лица — красной от крови, как и у самой Довакин. — Они меня не пропускают. Это было ошибкой! Извини, дитя, но я тебе не помогу. — В смысле? Кто не пропускает? — с нажимом выговорила нордка, стараясь не переходить на крик. — Если там стоит какой-то барьер, просто сломай его. — Как ты не понимаешь — меня это убьёт! Нет больше твоего Алдуина, — замотала она головой, — он сгинул! Тебе нужно не к ведьме, а к священнику на исповедь — так у тебя будет больше шансов облегчить тоску. Уходи. Давай, топай отсюда! — Ты хочешь сказать, что всё это — всё то, что мы сделали — было напрасно? — последние слова она произнесла едва ли не шёпотом. Её грудь тяжело вздымалась, дыхание было неровным и частым; Сильви схватила сердце даэдра и смяла в руках, превращая в мерзкую, бесформенную кашу. Отбросив его в сторону, она взглянула на свои кровавые ладони. Это ощущалось так, как будто Алдуин снова умирал в её объятиях — опять и опять, из раза в раз, во веки веков… Драконорождённая подобрала с пола меч, на негнущихся ногах подошла к лестнице, окоченевшими пальцами взялась за перекладину. Её Магический свет погас, и Анис пришлось зажечь свечи. Бросив на старуху последний вымученный взгляд, Сильви поднялась наверх и встала на маленький холмик рядом с лачугой, откуда было видно Массер и Секунду. — Поздравляю с победой. Ты честно выиграла это пари, — обратилась она к Природе в лице двух лун. Девушка смотрела на них несколько минут, пытаясь понять, о чём они думают — словно они были живыми, — а затем вышла к берегу озера, чтобы смыть запёкшуюся кровь с себя и со своей одежды. «Идиотка. Они все были правы, а ты ошибалась. Чудес не бывает — неужели так сложно это признать?..» Уже далеко за полночь, до смерти уставшая и разочарованная, Довакин запрыгнула на лошадь — свою верную Гравюн — и с понурой головой поскакала обратно в Вайтран.***
Наверное, Сильви продолжила бы влачить унылое существование, если бы в ту ночь у городских ворот не остановился каджитский караван. Главный торговец представился Ри'садом и предложил ей тёплое место у костра в обмен на дружескую беседу. Рассказы про солнечный Эльсвейр смогли отвлечь её от безрадостных дум. На какое-то время. А потом Сильви вспомнила, как мечтала поехать туда вместе с Алом, и боль снова вцепилась в неё своими мерзкими щупальцами. От внимательного взгляда Ри'сада не утаилось, что девушка его больше не слушает — точнее, не слышит. — Чем опечалена наша гостья? — спросил каджит. Трудно было понять, действительно ли его беспокоило состояние нордки, или же им руководила простая вежливость. Она придвинулась ближе к костру, но огонь почему-то не грел. Тот холод, что её мучил, был сосредоточен глубоко внутри и не собирался никуда уходить. — Я… потеряла одного человека, — её голос дрогнул, и Сильви отвернулась, чтобы проморгаться. Слёзы ей надоели до тошноты. — Самого дорогого человека, — тихо добавила она. — Ри'саду очень жаль. Мёртвых не вернуть, Ри'сад понимает, однако есть способ забыться. Гостья увидит своими глазами всё, что пожелает. — Погоди, ты на лунный сахар намекаешь? — Сильви нахмурила брови. — Ну спасибо, сейчас бы стать одержимой, как будто мне мало проблем! — Ри'сад лишь хочет помочь. От одной бутылочки скумы ничего не случится, зато она облегчит страдания. Вот, держи, — торговец достал из кармана маленький пузырёк, протягивая его светловолосой. — Плата не нужна. Выбор, что с этим делать, остаётся за гостьей. Неспешно идя к «Дому тёплых ветров», Сильви вертела в руках пурпурную бутылочку, разглядывая её в свете лун. Она уже остановилась, чтобы бросить эту дрянь в сточную канаву… однако в последний момент передумала. Когда Довакин ступила на порог дома, её, как обычно, встретила Лидия с нудной лекцией на тему ответственности. Фиолетовая склянка была надёжно спрятана во внутреннем кармане рюкзака.