Твоё тело - машина

За крохотным столиком в углу зала было тесно, оттого Грэйвс и Криденс то и дело соприкасались коленями, и каждый раз, когда это происходило, парень, забавно фыркая, вжимался в спинку своего стула. Персиваля подмывало спросить, свидание ли это, но он боялся испортить магию момента, вывести Криденса из состояния равновесия (очень шаткого равновесия). Пока всё шло довольно мило. Мужчина не мог припомнить, когда последний раз с кем-то сидел в кафе, просто чтобы поговорить, насладиться присутствием друг друга. Это нельзя было сравнить с их встречами перед репетициями, ибо здесь всё было по-другому: народу больше, музыка другая, густой душный запах свежего кофе и почти полное отсутствие границ. Здесь Грэйвс был просто мужчиной, сидящим напротив красивого юноши, Криденс – красивым юношей, сидящим напротив мужчины. - Я тут вдруг понял, что не могу задать вам вопрос, на который бы вы уже не ответили на каком-нибудь интервью. – Бэрбоун наклонил голову, смотря исподлобья. - А ты читал и смотрел все мои интервью? – Грэйвс повёл бровью, заглядывая в тёмные глаза напротив. Мужчина мягко улыбнулся. - Ну-у… - протянул Криденс, замявшись, - да, думаю, все. «Вог», «Роллинг Стоун», «Варьети», «Нью-Йоркер»… все. - Все, начиная с две тысячи третьего? - Угу. Первое интервью вы дали для июньского выпуска «ДжиКью». – Молодой человек мучил салфетку, чтобы хоть чем-нибудь занять руки. Даже в приглушённом освещении кафе были видны пятна его румянца. Грэйвс только пустил тихий снисходительный смешок: - Даже моя мама не читала все интервью. – Персиваль откинулся на спинку стула, лишь на секунду задумавшись, стоит ли ему «ненароком» задеть ногу Бэрбоуна. Нет, пока не время. - Думаю, ваша мама знает вас достаточно хорошо, чтобы позволить себе роскошь их не читать. – Криденс отпил кофе из своей чашки, желая хоть ненадолго чем-нибудь закрыть лицо, ведь он просто не знал, как можно справиться с неловкостью, охватывающей его каждый раз, когда он смотрел на Грэйвса. Нет, на этого мужчину больше не хотелось молиться, но не потому, что пропало восхищение или уважение, а потому что благоговейный трепет мешал Криденсу в полной мере наслаждаться знакомством с человеком, который улыбался ему по утрам, который носил чёрные рубашки с закатанными рукавами и пах так, что хотелось его расцеловать. Кто-нибудь хоть раз видел Бога? Нет. А Грэйвс был осязаемым и живым, немного задумчивым, и всегда чуть грустным. Боги такими не бывают. Он был не манерным, но изящным, не по-мужски, не по-женски, а как-то по-своему, и Криденсу безумно нравилась его шея, особенно в те моменты, когда Персиваль наклонял голову вбок, а между его воротничком и кожей появлялся зазор. Вот как сейчас. - Что ж, у тебя есть прекрасная возможность приобщиться к этой роскоши. – Бэрбоун был слишком занят разглядыванием шеи Грэйвса, чтобы увидеть его широкую и по-юношески непосредственную улыбку, но зато он её услышал в голосе мужчины. *** - …и ты только подумай, Кай стоит посреди спальни моих родителей в любимом вечернем платье моей мамы, я, одетый в мамин костюм для ланчей, валяюсь на кровати и хохочу до колик, а Кай меня окончательно добивает. Открывает рот и, клянусь, говорит точь-в-точь голосом моей матушки… - Грэйвс прочистил горло, чтобы попытаться сымитировать интонации: - «Леонард, Перси поедет со мной на бал дебютанток, хочет он того или нет». - И вас застукали? - Нас застукали! – закивал Персиваль, смеясь. – Ой, как нас застукали! Мама вошла в комнату, увидела, что мы сделали с её одеждой и отцовским графином с виски, а потом схватила первый же ремень, что под руку попался, и погнала нас по дому. – Грэйвс рисовал пальцем на полированной поверхности стола нечто вроде схемы, будто бы она могла помочь Криденсу понять их траекторию движения. – Ну, и мы решили, что на улице убегать от разъярённой женщины на каблуках гораздо легче, чем в доме, но чего мы действительно не учли, так это того, что мама могла позвать на помощь водителя. А водитель был морпехом. Как известно, от британских морпехов скрыться очень трудно. Ну, и теперь представь ситуацию: вечерний Найтсбридж*, два пятнадцатилетних пьяных подростка в женских шмотках от кутюр убегают от здоровенного мужика в униформе. Нас увидел патрульный, подумал, что мы с Каем свистнули одежду из бутика, а Филипп, наш водитель, бежал за нами, чтоб к ответственности за кражу привлечь… - За вами ещё и полиция увязалась? – Криденс вскинул брови, с трудом веря в историю. - Констебль остановил нас троих, выслушал объяснения, но всё равно увёз нас с Каем в участок и вызвал наших родителей, потому что мы двое были всё ещё пьяны. – Грэйвс сделал паузу, продолжая что-то рисовать на столешнице, улыбнулся самому себе, а потом бросил короткий взгляд на парня. – Лучше б мы сразу ремня отхватили и забыли обо всём, потому что, в конце концов, мы оба получили по здоровенному такому наказанию. - Домашний арест? - Нет, наши родители оказались более изощрёнными в этом вопросе… *** Криденс мазнул взглядом по шрамам на своих ладонях и сжал кулаки, с неловкой улыбкой пряча руки под стол. Он прочистил горло, в уме подбирая слова для объяснений. Грэйвс вздохнул и со звенящим чувством вины в голосе сказал: - Что ж, это было очень глупо с моей стороны. - Нет! – Бэрбоун замотал головой. – Нет, нет, нет. Только не смейте извиняться. Мы же тут по душам говорим, да? – Парень заглянул в беспокойные глаза мужчины, вскинув брови. Тот медленно кивнул, подтверждая сказанное. – Во-о-от. Мы говорим по душам. Замечательно. Ну, что я могу сказать? У меня были не очень хорошие отношения с моей фостерской семьёй**, особенно мамой. Порка ладоней была её любимым наказанием после стояния коленями на горохе, но на горохе я стоял редко, так что ещё легко отделался. – Криденс пустил короткий смешок и сделал небольшую паузу, чтобы отпить кофе, который официант не успевал ему наливать. – Знаете, пуритане не очень жалуют балет, потому что считают это развратом. Моя ма так вообще от злости позеленела, когда нашла у меня под матрасом вырезки из статей по балету. Тяжело было, конечно, по началу, но когда я перешёл в старшую школу, она нашла себе другую жертву, и контроля заметно поубавилось. Естественно, семья за мои увлечения деньги отдавать не собиралась, поэтому я подрабатывал, чтоб платить за занятия, но потом решил совсем школу бросить, чтоб найти работу получше и балетный класс сменить. Ну, из дома я тоже сбежал. В шестнадцать. Искать меня не стали, и хорошо. Если бы искали и нашли, то я бы здесь не сидел. Они с полминуты смотрели друг на друга, ничего не говоря. Криденс ни за что не опустил бы глаза, потому что во взгляде Грэйвса он видел только глубокое уважение. Персиваль улыбнулся уголками губ, стараясь дышать ровнее. Всё-таки цветок вырос прекрасным, а это хороший повод для гордости. - Спасибо, что не жалеете, - хмыкнул Бэрбоун, улыбнувшись широко, по своему. У него очень красивая улыбка. «Поцеловать бы его», - про себя рассудил Персиваль. *** - …никогда не стоял на них. Я вообще очень сомневаюсь, что хоть кто-нибудь на Земле делает пуанты тринадцатого размера***. – Спрятав руки в карманы, Криденс шёл рядом с Грэйвсом. Они шагали по широкой, утопающей в огнях улице. - Мне делали на заказ, - пояснил Персиваль. - Насколько это дорого? - Ну, не дорого, если ты танцуешь на них для себя и не очень часто. Балерины вот в среднем меняют пары четыре за неделю, а горы испорченных пуант за кулисами после спектаклей ты сам видел. - Тогда мне стоит попробовать. Как раз не хватало острых ощущений. – Криденс стрельнул глазами. Грэйвс смотрел на него спокойно и по-доброму. Это было так легко, не думать о том, что прилично, а что нет, первый раз в жизни говорить-говорить-говорить с человеком, который, сам того не зная, столько лет был его путеводной звездой, его всем. Криденс хотел бы называть Грэйвса своим. Вслух. И по имени. По короткому его варианту. Грэйвс остановился напротив одной из высоток. У главного входа стоял швейцар, а за стеклянными двустворчатыми дверями виднелся ярко освещённый холл, отделанный мрамором и панелями тёмного дерева. - Я тут живу, - информировал Грэйвс. - Оу… - Криденс задрал голову, будто пытаясь пересчитать количество этажей. – Хороший у вас тут райончик. Поди, ещё соседи не жалуются на топот во время ваших утренних разминок. - И даже по воскресеньям стены не сверлят. – Грэйвс тихо засмеялся. - Прямо рай, - без тени язвительности кивнул парень, задерживая взгляд на мужчине. – Спокойной ночи. Спасибо за «свидание»… - Ты на станцию? – спросил Грэйвс, роясь в кармане пальто. - Да, ещё даже успеваю на последнюю электричку. – Криденс сделал короткий шаг назад. - Подожди, вызову для тебя «Убер» хотя бы. Я плачу. - Не стоит, правда… - Кончай выделываться и дай мне побыть джентльменом, - с шутливым упрёком в голосе оборвал Персиваль, уже открывая приложение. Криденс застыл на секунду, а потом сделал шаг обратно к мужчине, с той же шутливой ноткой протянув: - Ваше слово – закон. - Не выкобенивайся, - с тоном недовольного родителя добавил Грэйвс, закончил набирать адрес и, получив уведомление о скором прибытии машины, включил блокировку экрана. - И мой адрес вы тоже знаете, - Криденс смотрел с интересом, почти не моргая. - Ага, даже не представляешь, насколько хорошая у меня память. – Персиваль повёл плечом, а потом сказал, переводя тему: – «Убер» будет через пару минут. – Спустя ещё несколько мгновений он произнёс: - И тебе спасибо за «свидание». - Ну, вы же понимаете, что это ирония, - пробубнил Бэрбоун, зарываясь в складки шарфа. - Да, конечно. Я понятливый. – В словах Грэйвса звучали нотки сарказма. – Не прячь лицо, оно мне нравится. – Не спрашивая позволения, мужчина ослабил шарф Криденса, открывая его покрасневшие от смущения щёки. Парень оцепенел, а Персиваль пальцами огладил контур его подбородка так, как каждое утро гладил листья азалий. Какой замечательный цветок. Этот Бэрбоун. Втягивая носом прохладный воздух, Грэйвс пропустил несколько ударов сердца. – Поцелуй меня, пока машина не пришла. Над переносицей Криденса уже проступила глубокая морщинка, однако он всё ещё не шевелился. Персиваль тоже замер, держа его лицо в своей слегка дрожащей ладони, и уже мысленно готовился получить кулаком в челюсть. Бэрбоун сглотнул, облизал уголок рта. Ох, какие у него красивые губы! - Это шутка такая? - Нет. Красивые губы оказались на вкус, как кофейно-молочная пена, и целовался Криденс так же, как танцевал: не очень умело, но настойчиво, чутко, схватывая на лету новое. Ещё секунду назад дрожащая рука Грэйвса стала привычно уверенной, он держал парня за затылок, не давая отстраниться между прикосновениями больше, чем на полдюйма. Да, это походило на танец, только у Персиваля было превосходство, в поцелуе он ощущал свободу. Раз фуэте, два фуэте, три фуэте, баллонне… Криденс быстро учится. Он дышал громко, ртом, носом, от его дыхания Грэйвсу становилось жарко. Ещё было жарко от его руки на талии, а рука Бэрбоуна была тверда. Знал бы этот мальчик, как он хорош! как от него у Персиваля всё в груди переворачивается! Каждое утро перед репетициями, каждый рабочий день имел смысл, только если Криденс был рядом. Мужчина позволил прижать себя теснее. Распахнутое пальто. Распахнутая куртка. Плоский живот Криденса через два тонких слоя ткани, его юношеский непоколебимый стояк – через грубые плотные джинсы. Всё в этих коротких двух минутах было очаровательно. Особенно Криденс. Он просто чудо. Звук уведомления заставил их остановиться, но не отстраниться друг от друга. Криденс прошептал в губы Грэйвса: «Добрых снов», - сжал его пальцы на прощание, коротко поцеловал ещё раз и медленно отошёл к машине спиной вперёд. - До завтра! – Мужчина махнул рукой. Бэрбоун только улыбнулся.